***
Душа у Клопена была не на месте. Как он ни пытался не позволить Марко увидеть, с кем сейчас их Эсмеральда, как она сама ни скрывалась от него, тщательно заметая следы, ничего у них не вышло. Когда Марко все-таки узнал правду, лицо у него было такое… словно весь мир против него. Никогда это не приводило ни к чему хорошему. Даже спокойные и рассудительные люди творили в таком состоянии глупости, а уж Марко… Клопен очень боялся. Боялся того, что будет с Марко. И того, что он сделает, тоже боялся. А уж как он трясся от последствий выходок Марко, если тот все же не придет в себя вовремя! Что с ними со всеми тогда будет?! Сделает чудовищный поступок один цыган, а пострадают все. Французы не будут разбираться, кто там хороший, а кто плохой — резать будут всех, кто под руку попадется, как пить дать! Толпой на них пойдут даже те, кто спокойно к ним относился до сих пор. Что же будет с женщинами, детьми и стариками?! Ох, надо было вырубить этого идиота, притащить его во Двор Чудес и связать, покуда он не опомнится, да вразумить потом, но… Что сделано, то сделано. Теперь оставалось только ждать известий. Ближе к вечеру к Клопену со всех ног прибежал подросток. Клопен знал его — его звали Питти, он был сыном гадалки Луладджи. На мальчишке лица не было. Весь бледный, и трясся, словно лист на ветру. Клопен вскочил на ноги. — Что такое?! — Этот высокий, который в таборе недавно объявился… — Питти задыхался. — Марко? Что он сделал?! — Он… — Да говори уже! — Он убил человека. Француза. Андрэ-кузнеца, я работал у него. Забил кулаками насмерть! Ноги у Клопена подкосились, и он опустился на ступеньку своего балагана. Закусил губу так, что кровь потекла, и он ощутил ее солоноватый привкус на языке. Посидел немного, приходя в себя. — Иди к матери, Питти, — прохрипел Клопен. — Но я… — Иди, я сказал. Мне надо подумать. Питти убежал, а Клопен попытался привести в порядок мысли. «Надо рассказать Эсмеральде, — подумал он. — Она должна об этом знать». Да, она бы ни за что не простила, если бы он скрыл это от нее. Интересовалась, спрашивала бы, куда Марко пропал и почему он не появляется на ее выступлениях. Чем раньше узнает, тем лучше. По крайней мере, для нее не будет шоком, что Марко в скорейшем времени казнят на Гревской площади. Он послал с одним из мальчишек записку с просьбой навестить его, строго-настрого наказав только отдать ее Эсмеральде, но не говорить с ней. «Чтобы ни словечка не пикнул!» — хмурясь, внушал ему Клопен. Эсмеральда пришла во Двор Чудес на следующее утро. Она тут же направилась к Клопену, как и всегда. Он только глянул на ее сияющее лицо, и сразу понял, что она до сих пор ничего не знает. Клопен собрался с духом. — Эсмеральда… Ее лицо тут же стало серьезным, настороженным. — Что такое, Клопен? Мы ведь договорились, что я не должна здесь появляться? Ты так бледен… Что произошло?! — Марко… Он увидел тебя вчера. Как ты садишься в карету к своему французу. Я не смог удержать его, прости меня. — О, боже… — с лица Эсмеральды исчезли все краски — яркий румянец пропал, словно его никогда не было на ее щеках. Блеск ушел из ее глаз, они стали тусклыми. Она опустилась на скамеечку и как-то разом обмякла. — Он так разозлился, что… Эсмеральда, он убил человека. Одного зажиточного горожанина. Клопену показалось, что она сейчас упадет в обморок. — Ты подожди! — поспешно сказал он. — Я сейчас принесу тебе вина! — Нет! — она схватила его за руку. — Где он сейчас? — В тюрьме. В подвалах Дворца Правосудия. Я думаю, что его скоро казнят. Эсмеральда медленно поднялась на ноги. — Я поговорю с Клодом, — сказала она. — Может, удастся что-нибудь сделать?! — Даже не вздумай! — Я так не могу, Клопен, — она печально улыбнулась. — Мы с Марко росли вместе. Он защищал меня. Был мне как брат. Я не могу так оставить это. Я должна хотя бы попытаться помочь ему. Как же она упряма! И ведь пойдет и будет уговаривать этого своего судью! Ее не остановишь… Клопен с тоской смотрел вослед Эсмеральде. Как бы все только хуже не обернулось…***
Фролло сидел в своем кабинете и читал документы, которые лежали перед ним с самого утра. Несколько мелких дел он уже разобрал, а вот на этом остановился. Цыган убил кузнеца вчера вечером. Фролло поморщился. До сих пор цыгане вели себя очень тихо. И он не обращал на них внимания из-за Эсмеральды, но теперь… придется разбираться с этим. Фролло мрачно откинулся на спинку кресла, барабаня пальцами по подлокотнику. Чуяло его сердце, что из-за этого цыгана у него будут неприятности. Только вот масштабов он себе пока не представлял. В дверь постучали, и судья встрепенулся. Так стучала только Эсмеральда, и он поспешно сказал: — Войдите! Она скользнула в его кабинет, и Фролло забеспокоился. В лице ее не было ни кровинки, брови скорбно приподнялись, губы дрожали. В чудесных зеленых глазах стояли слезы. Фролло вскочил с кресла, подошел к Эсмеральде и обнял ее. Усадил на стул. — Что с тобой, моя дорогая? — ласково спросил он. — Ты выглядишь ужасно расстроенной? — У тебя в подвалах сидит мой человек, — ее голос был тих, но ему показалось, что она прокричала это. Фролло прикрыл глаза и скрипнул зубами. Вот так он и знал. — Да, сидит, — он не стал увиливать и как-то выкручиваться. — Твой человек убил горожанина. — Клод, он не понимал, что делает. Наверное, тот горожанин сказал ему что-то такое… У Марко очень вспыльчивый нрав, и он… — Марко? Ты его знаешь?! — в судье мгновенно вспыхнула ревность. — Мы росли вместе, Клод. Играли, когда были детьми. Он всегда защищал меня, учил всему. Он мне как брат! Фролло отпустило. Брат — это ничего. Но положение все равно было чертовски сложным. Братская любовь — это тоже весьма сильное чувство. — И что ты хочешь, чтобы я сделал? — Не казни его, умоляю. Посади в тюрьму, он это заслужил, только не посылай на казнь! — слезы градом покатились по ее щекам. — Я подумаю об этом, — пообещал он, вытирая лицо Эсмеральды своим платком. — Клод? — Что, мой ангел? — Могу я увидеть его? — Я бы не хотел, чтобы ты ходила туда. — Но он там совсем один. В темноте. Заперт там. Да, цыгане не в состоянии долго жить взаперти. Судья вздохнул. — Стражники проводят тебя, — сказал он. — Только будь осторожна. Судя по тому, что он натворил, он весьма буйный. — Не беспокойся, мне он ничего не сделает. Спасибо, Клод.***
Стражник привел Эсмеральду к темнице. Одного взгляда на толстую дубовую дверь, окованную железом, хватило, чтобы Эсмеральду пробрал озноб. Она робко вошла в темную, сырую камеру. Единственное крошечное окошко с толстой решеткой на нем пропускало немного света. И еще там был чадящий факел, отчего тени плясали по мокрым стенам. Марко сидел в углу на гнилой соломенной подстилке. Ржавые кандалы на его руках тихо бряцали, когда он шевелился. — Марко… — она позвала его. Он вздрогнул и поднял голову. — Что ты здесь делаешь? — глухо спросил он. — К тебе пришла. Марко, что же ты наделал? — ее голос сорвался, и Эсмеральда всхлипнула. Он горько усмехнулся. — Я видел тебя, когда ты села в карету того знатного француза, — хмыкнул он. — Не ожидал я от тебя, Эсмеральда. Они все против нас. И ты никогда не будешь одной из них, как бы ни старалась. Я сделал то, что посчитал нужным, и ни о чем не жалею. Он отвернулся от нее. Ей было больно и от того, что он только что сказал, и от того, что он не желает смотреть на нее. — Но тот человек… Разве он был виноват перед тобой? — Уходи, Эсмеральда. Говорить нам не о чем. Иди к своему французскому жениху. Когда она выходила из камеры, ее плечи дрожали. Так больно Эсмеральде не было, даже когда ее высмеяли в доме де Гонделорье. Оставалось лишь надеяться на то, что судья что-нибудь придумает. Ее Клод умный, должен же он найти какую-нибудь лазейку в законе, ведь он их так хорошо знает… Надежда придала Эсмеральде сил, и она выпрямилась. Глупый, глупый Марко с его взрывным нравом и с его презрением к тем, кто не принадлежит к цыганскому роду! «А ведь мой Клод на него чем-то похож, — пришло ей в голову. — Только он хорошо умеет держать себя в руках и гораздо разумнее. Может, потому, что он старше, опытнее». Ничего, как-нибудь образуется. Она должна была надеяться на это. Только это и придавало ей сил сейчас.