Between us two / Между нами

      Весь мир был в огне – в страшном, удушающем пламени – но Адриан тонул.       Он не мог двигаться, не мог дышать. Даже когда остальные схватили Бражника (нет, не Бражника, Габриеля Агреста, его отца), Адриан не помог. Осколки битвы устилали землю, хаос распространялся повсюду, проникая в его душу, и зияющая яма ужаса, страха и неверия становилась всё больше.       Бражник был его отцом.       Он наблюдал затем, как поймали бабочку, наблюдал, как пропадает Бражник, наблюдал, как двигаются губы его отца, говоря ему слова, на которые отказывались реагировать уши. Плагг, который с трудом отошёл после трансформации, подлетел к Адриану и зарылся в его волосах. Но даже если он и говорил слова утешения, Адриан всё равно их не слышал.       Он, не понимая сколько проходит времени, тонул, и тонул, и тонул, как будто не было предела, как глубоко он может погрузиться. Он вздохнул только тогда, когда сбоку показался знакомый чёрно-красный костюм и рука Ледибаг мягко опустилась на его плечо.       — Адриан, – проговорила она.       Адриан. Его имя отдалось звоном в ушах, нарастающим до такой степени, что было ощущение, что голова вот-вот взорвётся. Адриан Агрест. Она знала. Ледибаг знала его.       Адриан Агрест, сын Габриеля Агреста — сын Бражника.       Эмоции снова накрыли его с головой, и Адриан только и смог, что прошептать слова трансформации, прежде чем убежать с такой скоростью, с какой он только мог. Стекло хрустело под ногами, словно кости. Вскрик Ледибаг с просьбой остановиться лишь ускорил его. Кот Нуар бездумно бродил по Парижу, ветер неприятно царапал кожу, но ещё неприятнее было на сердце. Он не знал, куда придёт, но знал, что должен уйти как можно дальше.       Долгое время город сливался и размазывался для Кота. Что-то заставляло его двигаться дальше, пока он не доберётся до призрачной цели.       Здесь. Школа. Приземлившись на крышу, Кот посмотрел вниз. Похоже, магия Ледибаг уже всё починила, потому как ни единого кирпичика не было не на своём месте. Трещина, которая проходила через весь внутренний двор, исчезла. Всё было как обычно, как будто ничего и не случилось.       Внутри него всё ещё бушевал ураган эмоций, подкидывая всё больше плохих мыслей. Они смешивались и крутились, пока Кот пытался отличить их друг от друга, но это не помогало. В конце концов, они объединились в напоминание о том, кто его отец. И, как дополнение, кто он.       Кот моргнул в ожидании ощущения покалывания в глазах – чего угодно – но слёз не было. Габриель Агрест всегда был спокойным, уравновешенным мужчиной, пока Эмили была жива. Но в памяти всегда всплывали воспоминания о том, как отец откладывал всю работу, брал его на плечи, и они, смеясь, бегали по всему дому от мамы, которая держала метлу в руках. Это было время, когда он приходил на его фортепьянные концерты, смотря на него с любовью, держа маму за руку, и вставая, чтобы похлопать в конце. Это было время, когда они решали испечь что-нибудь все вместе, и восьмилетний Адриан случайно проливал на Габриеля бутылку с маслом, а в ответ получал миску с мукой на голову.       Такие тёплые воспоминания, такие ценные кусочки жизни, которые Адриан запомнит навсегда. Теперь они смешались с новыми: вид его матери в стеклянном гробу; снятие Бражником трансформации, чтобы явить его отца; как он атакует Ледибаг, его друзей и его самого.       Сзади послышались тихие шаги, и Кот обернулся, испуганно и удивленно. Перед ним стояла Ледибаг, глаза её были будто небо, хотя сегодняшнее было затянуто тьмой.       Его накрыла волна ужаса. Что она думает о нём теперь, когда знает кто он без костюма? Это всегда был Кот Нуар, которого он предпочитал больше, чем Адриана Агреста. Кого она увидела, когда посмотрела на него? Её напарника Кота Нуара или Адриана, сына Бражника? Или может Кота Нуара – сына Бражника?       — Не подходи, – вскрикнул он, вскакивая на ноги. Над их головами загремел гром и засверкали молнии. Началась гроза. – Я… Я… – слова застревали в горле, не давая возможности заговорить.       Ледибаг подняла руку в примирительном жесте.       — Адриан, – нерешительно проговорила она, на что тот вздрогнул. Она попыталась снова, – Кот, всё в порядке.       — Ты знаешь кто я, – ему было стыдно, и он надеялся, что это всё окажется неправдой.       Взгляд Ледибаг оставался твёрдым, из-за этого он оставался стоять как вкопанный, не имея возможности сбежать. А потом, не отводя глаз, она прошептала:       — Тикки, отмена трансформации.       Как только ярко-розовая вспышка потухла, начали падать первые капли дождя. Перед ним стояла Ледибаг… Нет, не Ледибаг. Перед ним была Маринетт Дюпэн-Чэн.        У Кота перехватило дыхание. Его отец был моментально забыт, он рассматривал её чёрные волосы, перевязанные красными резинками, бриллиантовые голубые глаза. Форма её лица. Пряди её волос, которые намокали от дождя. Всё в ней было таким... таким знакомым.       Как он мог быть так слеп? Маринетт, приносящая в класс выпечку из семейной пекарни. Добрая улыбка Ледибаг, когда она говорила вежливо и мягко с жертвами акумы. Маринетт, смеющаяся, когда разнесла его в пух и прах в Ultimate Mecha Strike. Ледибаг, вскрикивающая от восторга, когда они мчались через весь Париж. Маринетт, полная тепла, и любви, и решимости, и доброты, которая предназначалась всем. Ледибаг, всегда самоотверженная, храбрая и прекрасная.       Конечно. Кто бы ещё мог быть Ледибаг, кроме Маринетт?       И какая же пропасть была между ними. Маринетт Дюпэн-Чэн не заслуживала такого напарника, как Адриан Агрест.       Мысли захватили его и засели глубоко в сердце. Он с трудом смог оторвать от неё взгляд и развернуться, чтобы убежать снова.       Он успел сделать только шаг, как его схватили за запястье. Прежде чем Кот смог куда-либо уйти, Маринетт потянула его обратно, дождь стекал по её щекам словно слёзы.       — Постой.       Он, шокированный,, выдохнул, но расслабился. Маринетт потянула Кота к себе, сжимая в объятьях, крепко и безжалостно обхватывая руками его тело. Шторм был готов обрушиться на них, но она так сильно цеплялась за него, что он не мог пошевелиться.       — Кот, – повторила она. – Адриан. Всё в порядке.       — Это не так, — ответил он. – Совсем не так. Ты... ты знаешь кто я. Я… мой отец… мой отец — это Бражник.       Маринетт не отодвинулась от него. Запах яблок и ванили окружал её – это был аромат Ледибаг, аромат Маринетт.       — И ты, — он продолжил, — ты Маринетт. Как я мог быть таким глупым?       — Ты не глупый, – возразила она. Медленно, она перестала обнимать его, но только для того, чтобы положить руки на плечи и посмотреть в глаза. – Ты тот самый человек, которого я и хотела видеть, котёнок.       — Ты можешь не говорить это только для того, чтобы сделать мне лучше.       У Маринетт вырвался тихий и даже немного грустный смешок. Она легонько подтолкнула его вниз, и Кот послушно сел. Его тело было слишком ослаблено, чтобы сопротивляться.       — Позволь мне рассказать историю. О тебе.       «Обо мне». Какую хорошую историю можно рассказать про него? В какую историю они вообще ввязались: человек, который спасал Париж, оказался плотью и кровью того, от кого это самый Париж спасали.       — Когда я первый раз с тобой встретилась, — начала она, — как с Адрианом Агрестом, я возненавидела тебя.       Дождь продолжал лить, и Кот почувствовал, как его сердце похолодело. Конечно же, она ненавидела. Просто, как Маринетт, воплощение света, могла любить кого-то как он? Все эти дни тоски по Ледибаг он и не осознавал насколько далеки они были.       — Но потом, – Маринетт продолжила, – ты дал мне свой зонтик, когда шёл дождь, и я влюбилась в тебя.       У него перехватило дыхание. Он посмотрел в широко распахнутые глаза Маринетт, которые были абсолютно серьёзными.       «Она влюбилась в меня».       — Почему? – прошептал он.       Маринетт приложила руку к его щеке, позволяя воде, которая катилась по их лицам, скапливаться на ладони.       — Потому что ты был добрым, – ответила она. – Потому что ты был достаточно щедр, чтобы отдать свой зонт незнакомке, когда идёт дождь. После этого, я стала замечать тебя чаще, и поняла, что ты такой… такой светлый и яркий. Даже несмотря на то, что ты так знаменит, ты всё же остаешься скромным. Даже несмотря на то, что у тебя лучшие оценки в классе, ты никогда не хвастался этим. Ты никогда никому не грубил, даже если грубили тебе. Чем больше я узнаю тебя, тем больше люблю.       Слова повторялись в голове, словно заезженная пластинка.       — Ты любишь меня, – повторил он. – Ты любила меня. Как Адриана.       — Да, – согласилась Маринетт. – Я любила тебя как Адриана. И любила, как Кота, моего напарника и мою вторую половинку. Правда, я не могла в этом признаться даже самой себе, потому что думала, что могу любить только Адриана Агреста. Теперь, когда я знаю кто ты, я не могу представить, чтобы это был кто-то другой.       Кот уставился на неё. Маринетт смотрела на него уверенно, с решимостью во взгляде. Каждое слово, которое она сказала было правдой, не важно, как нелепо, дико и сюрреалистично это выглядело. Прямо как истина про то, что его отец Бражник, только эта истина была более доброй и обнадёживающей реальностью.       — Ты всё ещё любишь меня? – наконец-то он задал этот вопрос. – После того как узнала, кто мой отец?       — Меня не волнует кто твой отец, – незамедлительно и твёрдо ответила Маринетт, прежде чем он мог подумать. – Ты не твой отец, и ты более чем доказал мне это. Ты более чем доказал это всем. Особенно себе, Адриан.       Он вздохнул. В первый раз, с момента раскрытия личности бражника, он действительно глубоко вздохнул.       — Плагг, отмена трансформации.       Вспышку спустя, Адриан стоял перед Маринетт. Он искал на её лице следы сожаления или отвращения, но всё, что он мог видеть, так это понимание и доброту.       — Адриан, – голос Маринетт был чуть громче шепота. Она снова протянула руку к его лицу, вытирая воду, которая продолжала капать на одежду. – Ты даже не представляешь, как я рада, что это ты.       Она заключила его в очередные объятья и в этот раз Адриан позволил себе обнять её в ответ. Её руки крепко сжали его и, несмотря на разбушевавшуюся грозу, внутри всё начало успокаиваться.       — Никого из нас не волнует, что Бражник – твой отец, – выдохнула она. – Это не имеет значения. И это не изменит того факта, что тебя любят, Адриан. Просто знай это.       Любят. Это слово было последней каплей, и все эмоции, которые он так старался удержать, дали себе волю. Он плакал в плечо Маринетт от страха, боли, облегчения и счастья одновременно. Любят. Что-то внутри него сломалось. Что-то, что было уже сломано, разрушалось окончательно, но это было так прекрасно. И Адриан понял, что он верит Маринетт, верит каждому её слову от всего своего разбитого и сломанного сердца. Верит в то, что она любит его, как Адриана Агреста, как Кота Нуара, как сына Габриеля Агреста.       — Всё нормально, – снова повторила Маринетт. – И это нормально, что ты не в порядке.       Он плакал, пока не закончились слёзы, но даже после этого, он хватался за Маринетт, как за спасательный круг. Она тоже не отпускала его, прижимая руки к его спине, и шептала успокаивающие слова, в которые Адриан наконец смог поверить.       Адриан первым отстранился. Маринетт улыбнулась, её лицо сияло, и он попытался ответить ей тем же.       — Посмотри, – проговорил он. – Я залил твою одежду слезами.       Она убрала мокрые волосы с лица и засмеялась.       — Похоже, я сделала тоже самое. Получается, мы квиты, котёнок.       В нём появился удивленный восторг, когда он услышал это прозвище. Адриан начал улыбаться шире и более искренне. Мысли об отце всё еще давили на него, но здесь была Маринетт, которая держала его за руку и не давала переживать это в одиночку.       — Я рад, что это ты, – наконец признал Адриан. Над головами раздался очередной раскат грома. – К тому же, кто бы ещё это мог быть?       — Конечно, – согласилась Маринетт. – Всё же, как глупы мы были. Не могли разглядеть то, что человек, которого мы любим, любит нас в ответ.       Человек, которого мы любим. Сердце Адриана делало кульбиты, подпрыгивало и пело, когда он слышал такие слова от неё. И он не был уверен, что ему хоть когда-нибудь это надоест.       Неожиданно, воздух пронзил смех Маринетт. Он звучал как колокольчики.       — Я так нервничала рядом с тобой, – вспомнила она. – Я заикалась, тормозила и даже не могла посмотреть тебе в глаза. Я отказывала Коту Нуару, потому что считала, что не могу предать свою влюблённость к тебе же, хотя я даже предложения не могла сказать нормально. Это ли не глупо?       — Я не лучше. Я столько времени провёл, убеждая себя, что ты просто друг и что я не могу любить тебя, потому что уже люблю Ледибаг. Но ты всегда и была Ледибаг, – он на секунду остановился. – Подожди. То есть те фотографии в твоей комнате…       Адриан наблюдал, как лицо Маринетт стремительно заливается краской.       — … они не были для тебя всего лишь дизайнерским увлечением, не так ли? – он притворно удивился. – То есть, ты запала на меня, миледи?       Она толкнула его в плечо.       — Замолчи.       Он выдохнул.       — Полагаю, всё время, что я говорил о своей любви к тебе, было не напрасно. Это очень трогательно.       — Замолчи, – Маринетт зарычала, становясь багрового цвета. – Ты, невыносимый кошак…       Она резко замолчала, как будто вспомнила о чём-то, и на её лице появилась решимость. Прежде чем Адриан успел что-либо понять, Маринетт схватила его за футболку и притянула к себе, накрывая его губы своими.       Это всё произошло за секунду. Адриан ошарашенно смотрел, как Маринетт аккуратно убирает прядь за ухо и застенчиво улыбается.       — Как бы там ни было, – смущённо начала она, – может… может ещё рано говорить об этом, и я пойму, если ты не ответишь мне, но я хочу провести всю свою жизнь с тобой. С Адрианом и Котом Нуаром. Как Маринетт и Ледибаг.       В груди стало тепло и радость накрыла его с головой.       — Да, – выдохнул он. – Да. Я тоже.       Улыбка Маринетт была словно солнце, её глаза были небесами, и мир Адриана сиял, несмотря на проливной дождь. Она протянула ему руку, и он принял её.       Это нормально, когда ты не в порядке. Ему предстояла долгая дорога к исцелению, и Адриан знал, что пройдет немало времени, прежде чем он сможет смириться с тем фактом, что его отец Бражник. Пройдёт немало времени, прежде чем он сможет понять его мотивы, простить и отпустить. Но это всё было нормальным.       Скорее всего он был сломан. Но сломанное можно починить, и если и есть кто-то, кто сможет ему помочь, так это Маринетт.