Ты ещё любишь?

Беспокойный сон Хмелевской прервал настойчивый стук в дверь ее номера. Кто–то по ту сторону был полон решимости попасть внутрь. С трудом разлепив опухшие от вчерашних слез веки, женщина перевернулась на спину и уставилась в белый потолок, вслушиваясь в нестихающий шум. Монотонные удары перемешались с пульсирующей болью, нарастающей в голове. "Опять Толе не имется", – в памяти всплыл вчерашний день. А Алина так надеялась на то, что все случившееся окажется сном. Встреча с Радченко выбила женщину из колеи, и она позволила себе быть слабой рядом с Плахотнюком. Он видел ее слезы, он видел ее настоящую. И поэтому теперь снова встречаться с мужчиной у нее не было ни малейшего желания. Совершенно разбитая, женщина дотянулась до лежащего на тумбочке телефона и взглянула на время на дисплее – практически полдень. "Похоже, встать все же придется". Заставив себя подняться с постели, Хмелевская направилась к двери. Непрекращающийся стук начинал действовать на нервы, и нужно было избавиться от него как можно скорее. Будучи уверенной в том, кто в очередной раз потревожил ее покой, женщина, не задавая вопросов, рывком распахнула дверь. Но в своих предположениях она ошиблась – на пороге стоял не Плахотнюк. – Опять ты?! – А ты Плахотнюка ждала? Не желая реагировать на язвительный тон мужчины, Алина закатила глаза и попыталась захлопнуть дверь прямо перед его носом, но Радченко резко схватился за ручку. – Алина, нам надо поговорить. – Нам не о чем с тобой разговаривать. – Я так не думаю, – бесцеремонно отодвинув женщину, он вошел в номер. – Ты не уехала, – остановившись посреди комнаты и не обнаружив никаких следов сборов в дорогу, подметил очевидный факт мужчина. Хмелевская усмехнулась. – Очень хорошо, Сережа, садись, по логике – твердая «двенадцать»! – женщина облокотилась на дверной косяк, скрестив руки на груди. – Тебе бы с твоим умением строить простейшие логические цепочки кандидатскую по этой теме защищать, глядишь, большим ученым станешь. А то я смотрю с милицией как–то не сложилось, пришлось оставить службу, там, видимо, шибко умных не любят. Не оценив сарказма, Радченко смерил Алину тяжелым взглядом и устало покачал головой. – Да, я не уехала, – продолжила Хмелевская и шагнула к мужчине, сокращая расстояние между ними. – А ты действительно думал, что я последую твоему «совету»? Алина была так близко, и Сергей наконец смог как следует разглядеть ее. Женщина выглядела бледной и изможденной, более худой, чем он помнил, с воспаленными глазами и темными кругами под ними. Она казалась маленькой и беззащитной, но стоило встретиться с ней взглядом, как это ощущение улетучивалось. Несмотря на их болезненный вид, в ее глазах кипела всепоглощающая ярость. Радченко не мог отвести взгляда от ее глаз. Глаз, которые раньше были голубыми, как бездонное море в лучах рассветного солнца, а теперь превратились в колючий лед, угрожающий ранить любого, кто осмелится прикоснуться к нему. Теперь он видел перед собой не ту Алину, по которой так сильно скучал; сейчас перед ним стояла та самая Алина Сергеевна Хмелевская – Хозяйка Аниканово и жизней всех его жителей; та, которую так сильно ненавидят, и еще сильнее – боятся. – Я надеялся, – не в силах отвести от нее взгляда, честно признался мужчина. – Надеялся, что ты послушаешь меня и уедешь из страны. Женщина посмотрела на него так, будто он сказал полнейшую глупость, и вдруг разразилась истерическим смехом. – То есть поэтому ты здесь – убедиться в том, что я уехала? – ее голос подрагивал от беззвучного смеха; она подошла к комоду и взяла в руки пачку сигарет. – Раз так, то разговор окончен, – она щелкнула зажигалкой и порывисто затянулась. – Выход найдешь самостоятельно. Радченко в два шага преодолел расстояние между ними, вплотную прижимая своим телом Хмелевскую к деревянной поверхности трюмо. – Я здесь, чтобы уговорить тебя уехать. Потому что для тебя так будет лучше. На губах Алины блуждала меланхолическая ухмылка, в руке тлела недокуренная сигарета. Она смахнула с нее пепел и посмотрела на мужчину. – Откуда тебе знать, что для меня будет лучше? Ты мне кто? Сват? Брат? Друг? Или, может быть, любовник? Мужчина забрал из ее руки сигарету и быстро затушил. – Я тот, кто хочет тебе помочь. – Сдавая прокуратуре? С секунду задержав взгляд на потушенной сигарете, Хмелевская вновь посмотрела на Сергея, пытаясь найти объяснение его странному поведению – Сережа, я тебя не понимаю. Ты раскрываешь все наши карты, клепаешь на нас донос, а теперь вдруг хочешь помочь. Неужели совесть замучила? – Алина, я прошу тебя, уезжай, – проигнорировав колкость в свой адрес, настойчиво повторил мужчина. Алина удивленно изогнула бровь. Что такое промелькнуло в его голосе? Волнение? Да нет, показалось – следствие плохого сна и головной боли. – Мне все равно, что будет с Плахотнюком, – продолжил Радченко, – но ты должна уехать. Эти слова разозлили Хмелевскую. – Мне не все равно, что с ним будет. Мужчина закатил глаза и брезгливо поморщился. При одном лишь упоминании этой ненавистной фамилии его передергивало, а теперь Алина практически в открытую заявляет, что ее обладатель ей небезразличен. – Ты поэтому его от тюрьмы отмазала? – с нескрываемым презрением в голосе процедил мужчина. – Что, холодно одной в постели спать стало? На мгновение опешив от подобной наглости, Хмелевская тут же пришла в себя. – Да как ты смеешь?! – она замахнулась, чтобы отвесить ему пощечину, но сильные руки мужчины схватили ее за запястья. Радченко дернул ее на себя, крепко прижимая женщину к своему телу. Это ничуть не остудило пыл Алины. Грудь ее тяжело вздымалась; глаза сверкали гневом. – Я ненавижу тебя, – яростно прорычала Хмелевская, отчаянно пытаясь оттолкнуть от себя мужчину. – Отпусти меня! – прошипела она, и еще раз безуспешно попыталась вырваться из цепкой хватки его рук. Челюсть Радченко напряглась, но выражение его лица почти не изменилось. Его тяжелый и холодный взгляд был похож на тиканье бомбы замедленного действия, готовой разорваться в любой момент и снести все на своем пути. – Не отпущу, пока ты не согласишься уехать, – тоном, не терпящим возражений, проговорил мужчина. Устав повторять одно и то же, Хмелевская судорожно вздохнула. – Да не уеду я, – осознавая собственное бессилие, практически простонала женщина. – Ну как ты не понимаешь? Я закончу с делами и вернусь в Аниканово. И бомба взорвалась – терпение Радченко лопнуло, и он рассвирепел от ярости и боли. – Почему, Алина?! Из–за чего все это? Из–за денег? Из–за власти над городом? Или, может быть, из–за твоего закадычного дружка?! Будучи прижатой к его телу, Хмелевская не могла причинить мужчине физическую боль – он все еще крепко сжимал ее запястья, но ее полный ненависти взгляд говорил сам за себя. – Там мои внук и сын, – дрожащим от злости голосом сквозь зубы процедила женщина. Бескомпромиссность тона, которым были сказаны эти слова, слегка смягчила мужчину; по его лицу скользнула тень замешательства. Радченко замер на миг и быстро разжал пальцы, отпуская запястья Хмелевской. Он шагнул назад, поднимая руки в знак безоговорочной капитуляции. – Прости, – порывисто выпалил мужчина, виня себя за резкость. – Прости, – растеряно повторил он, отступая от женщины еще на один шаг. – Я просто.. – мужчина судорожно втянул в себя воздух, пытаясь подобрать нужные слова. – Я волнуюсь за тебя, Алина. Он тяжело опустился на край кровати, сокрушенно обхватив голову руками. Хмелевская следила за действиями мужчины цепким, пристальным взглядом. Она стояла напротив него, облокотившись на комод, и потирала освобожденные запястья – жесткие пальцы оставили красные следы на коже, которые хотелось немедленно стереть. – Было ошибкой приходить сюда, – после непродолжительного молчания вновь подал голос Радченко. – О да! – удрученный вид мужчины удивил Алину, поэтому это короткое восклицание прозвучало резче, чем ей хотелось бы; но эмоции все еще брали верх, и голос выдавал бушующие внутри, переполняющие ее чувства. – Ты не изменишь свое решение, – обреченно заключил мужчина, поднимая на нее глаза. Хмелевская покачала головой. – Похоже, Сереженька, ты так меня и не разгадал, – ее губ коснулась грустная усмешка, – раз подумал, что тебе удастся меня переубедить, – она скрестила руки на груди, встречаясь с Радченко взглядом. Впервые они смотрели друг на друга открыто, не скрывая своих чувств: она – взглядом, полным горечи, он – взглядом, полным отчаяния. – Ты поэтому меня прокуратуре сдал? – вдруг спросила Хмелевская. – Потому что волнуешься за меня? Не в силах разорвать зрительный контакт, Радченко поднялся на ноги, делая шаг к женщине: – Алина, я.. – Не приближайся ко мне, – произнесла она тихим, но стальным голосом, который был слишком хорошо знаком мужчине. Он остановился на расстоянии вытянутой руки. – Ты не имеешь права волноваться за меня, – ее взгляд ожесточился. – Ты заставил меня поверить в то, что я могу быть.. – Хмелевская запнулась, будто не решаясь произнести это слово, – слабой. Потому что теперь рядом со мной человек, который будет сильным за меня. А потом ты ушел, – ее голос не дрогнул, но в глазах заблестели слезы. – Ты оставил меня одну в тот момент, когда я уже не могла представить какого это – быть одной, быть без тебя. А сейчас ты появляешься из ниоткуда и строишь из себя рыцаря в сияющих доспехах. Волнуется он за меня.. – язвительно фыркнула Хмелевская; подрагивающей рукой она торопливо смахнула со щеки одинокую слезинку. Радченко был поражен той болью, которую увидел в ее глазах. От этой невысказанной и невыплаканной женской печали он почувствовал себя настоящим негодяем. Хмелевская смотрела на него блестящими от непролитых слез глазами. На мгновение он потерялся в них, поглощенный силой, которую они излучали. Только тогда мужчина понял, что на самом деле не знает эту женщину. Доспехи, которые она носила каждый день, были сняты. И он мог видеть каждую эмоцию, появляющуюся в ее глазах. – Я так старалась стать прежней, – продолжила женщина. – И у меня практически получилось. Но ты снова появляешься в моей жизни, и все летит к чертям! Она ненавидела себя за то, что любила Радченко настолько сильно, что он мог причинить ей такую боль. Она ненавидела себя за слезы, которые медленно собирались в ее глазах, и за то, что не могла отвести от него взгляда. Она понимала, что если он сейчас же не покинет ее номер, то она ему сдастся. И за это она ненавидела себя больше всего. – Ты разрушил меня, Сережа. И я все еще собираю себя по кусочкам. Но я не позволю тебе себя уничтожить, – из последних сил пытаясь сдержать подступивший к горлу ком, яростно процедила Хмелевская. – Поэтому убирайся, – но голос предательски надломился, и женщина прерывисто задышала, стараясь не разрыдаться. Дрожь в ее голосе заставила мужчину практически взвыть от злости на самого себя. Он все еще был обижен на нее за ее выбор – остаться в Аниканово, но каждый день, проведенный вдали от нее, казался ему мучительной пыткой. И сейчас, когда она стояла перед ним, измученная и беззащитная, он окончательно убедился в том, что не представляет жизни без этой женщины. Радченко шагнул к Хмелевской, стремительно сокращая расстояние между ними. – Я не уйду, – он сжал ее плечи, ощущая сквозь тонкую ткань пеньюара тепло ее кожи. – Не без тебя. Стоило женщине ощутить его горячее дыхание на своей коже, и стены, которые она так старательно возводила вокруг себя, рухнули – по ее щекам заструились слезы. Она опустила голову, пряча следы своей слабости. – Моя дорогая, – прошептал мужчина; нежность слетела с его губ прежде, чем он успел взять себя в руки. Он приподнял ее подбородок, заставляя посмотреть на него; женщина повиновалась, встречаясь с ним затравленным взглядом. – Сережа, пожалуйста, не надо, – ее голос был наполнен такой щемящей мольбой, что у Радченко заныло в груди. – Не мучай меня, пожалуйста. Если ты вновь собираешься оставить меня, то уходи прямо сейчас. Я не справлюсь с этим. Только не снова. – Этого не повторится, – мужчина невесомо коснулся ее щеки, большим пальцем смахивая слезу. – Но каждый из нас сделал свой выбор, – в его голосе не было ни намека на укор, он звучал ровно и успокаивающе. – Это был только твой выбор – уехать. А мне ты выбора не оставил, – тихо произнесла женщина. – Как я могла оставить все то, что строила годами – город, бизнес.. Кем бы я была, уедь я с тобой, и что бы я делала, если бы у нас ничего не получилось? – Мы были бы счастливы. – Ты не можешь знать этого наверняка, – она судорожно втянула в себя воздух, пытаясь снова взять себя в руки. – Рано или поздно ты все равно предал бы меня. Ее голос звучал на удивление ровно и безэмоционально. Однако вглядываясь в ее лицо, он заметил боль, прорезавшуюся в каждой его черточке. Его взгляд невольно задержался на тонкой полоске пластыря над ее бровью; он невесомо провел по ней рукой. – Мне так жаль. Завороженно, будто в тумане, медленно произнес мужчина. Он корил себя за то, что оставил ее одну. Весь этот месяц он просыпался посреди ночи в холодном поту от жутких кошмаров, в каждом из которых женщина погибала. И каждой последующей ночью воспаленный разум рисовал все более ужасающие картины ее смерти. Поморщившись от воспоминаний, внезапно возникших в голове, Радченко на мгновение закрыл глаза от боли, пронзившей его грудь. – Что бы я не делал, все это время я думал о тебе. Я не смог тебя отпустить. Мужчина медленно заправил прядь волос ей за ухо и, невесомо касаясь ее нежной кожи, очертил пальцами контур ее лица. Он не смог удержаться от искушения коснуться пальцами ее губ. Ему захотелось приникнуть к этим губам своими губами, вновь ощутить их вкус. Ему хотелось целовать ее – все ее тело – бархатную шею, тонкие ключицы.. – Я не верю тебе, Сережа. Тихий голос Хмелевской выдернул его из плена грез. Ее тело дрожало от его прикосновений; но собрав остатки самообладания, она подняла руку, чтобы убрать его ладонь, но мужчина мягко перехватил ее запястье. – Позволь мне все объяснить. – Сережа, пожалуйста, уйди. Если то, что было между нами, имеет для тебя хоть какое–то значение, то.. – Просто выслушай меня, – мягко прервал он женщину. – И ты изменишь свое решение. Радченко поднес ее руку к губам, касаясь невесомым поцелуем тыльной стороны ее ладони. Не в силах отвести взгляд, женщина завороженно наблюдала за его действиями. Откуда у него такая власть над ней? Всю свою жизнь она была доминантой в отношениях, госпожой, позволяющей мужчинам себя любить, а рядом с Ним превращалась в хрупкую послушную девочку, дрожащую от одного только его нежного прикосновения. Она надеялась, что сумеет справиться с собой, но его визит показал, насколько сильно она ошибалась. Она по–прежнему его любит. Она скучает по нему. Она не может без него жить. Он был рядом. Он был так близко. И это сводило ее с ума. Не в силах больше сопротивляться, она сдалась, кивая головой, позволяя мужчине объясниться.