Интегрированный попаданец

      «Топ, топ, топает малыш… почти двух метров ростом и весом за сто килограмм. Ну да хорошего человека должно быть много», — облачившись в тёмно-малиновый наряд, надев браслеты (включённые на «нижних лапах» во втором режиме), выхожу из палаты, тут же натыкаясь на изучающий взгляд Каденс.       — Ммм… — розовая аликорница прищурилась, приложила правое переднее копытце к губам, а затем потребовала: — Повернись вокруг себя.       Молча подчиняюсь, ощущая себя манекеном. Впрочем, за такой подарок можно и потерпеть… К тому же, как ни удивительно, но одёжка сидит так, будто бы её шили в ателье, да ещё с парой предварительных мерок.       «Зато какой плащ получился… Но, пожалуй, не буду распространяться об этом элементе гардероба. А то ведь у местных коровы — это малая народность, а не безмозглые животные», — завершив крутиться, развожу руки в стороны, словно бы желая обнять…       — Здорово смотришься! — радостно воскликнула Каденс, вскакивая на задние ноги, распахивая крылья и… обхватывая меня передними ногами поперёк груди, подбородком доставая до верхней трети грудины.       «А она высокая, если стоит прямо», — промелькнула в голове отстранённая мысль, пока я продолжал стоять с разведёнными в стороны руками, ощущая, как лицо снова начало краснеть от смущения (стою в коридоре и меня обнимает принцесса-пони — блеск).       — Жора? — на мордашке аликорницы появилось удивлённое, растерянное, смущённое и даже чуть испуганное выражение, но прежде чем я успел что-то сказать, она отпрянула и отступив на несколько шагов, опустилась на четыре конечности. — Прости, я тебя не так поняла…       — В смысле? — на всякий случай опускаю руки, отчаянно желая спрятать кисти в карманы или что-нибудь в них помять (очень не хватает чёток).       — Ну… я подумала… — собеседница прижала ушки к голове и опустила голову, шаркнув по полу левым передним копытцем, после чего снизила голос до виноватого бормотания: — Я подумала, что ты хочешь обняться.       — В смысле?.. — чувствую себя жутко тупым, но куда-то весь словарный запас запропастился.       — «В смысле», «в смысле», — раздался от поста медсестры недовольный голос. — Объятия — это жест доверия и расположения со стороны пони. Простите, ваше высочество.       Повернувшись к источнику голоса, вижу сестру Мяту, которая одарила меня укоризненным покачиванием головы, а потом отвернулась.       — Благодарю, — произношу вежливо, чтобы разрядить неловкую ситуацию, затем возвращаю внимание к Каденс и уточняю: — Для пони обниматься в публичных местах — это нормально?       — Не для всех пони, — поучительно заметила аликорница, поднимая на меня взгляд. — А для друзей и хороших знакомых. Ну и для членов семьи, разумеется.       «Если подумать, то это должно быть чем-то между человеческими рукопожатием и объятьями. Но всё равно, получилось неожиданно», — переступив с ноги на ногу, ощущаю необходимость что-то сказать.       — Я… тронут, — фырк, донёсшийся со стороны зелёной единорожки, заставил снова начать краснеть.       — В смысле? — вскинула левую бровь крылато-рогатая пони.       — Ну… меня не каждый день принцессы признают другом или хорошим знакомым, — неловко улыбаюсь, пальцами правой руки почёсывая шею.       — В смысле?.. — вскинула вторую бровь аликорница.       — Просто… — прервав очередную реплику, подозрительно всматриваюсь в мордочку собеседницы, которая смотрит на меня наивными-наивными глазищами. — Издеваешься?       — Хи-хи, — прикрыв рот правым передним копытцем, мелодично рассмеялась принцесса, забавно взмахнув ушами. — Прости, не удержалась. Готов идти на прогулку? Ой… Я книжку забыла. Одну секунду…       Дверь за моей спиной открылась, аликорница наклонилась вправо, её рог вспыхнул розовым, после чего из палаты вылетела красная книга с золотыми символами. Перехватив предмет крылом, к которому «снаряд» прилип (словно магнит к холодильнику), она вопросительно посмотрела на меня.       — Готов, — стараясь не коситься на головное сверло пони-принцессы, возвращаю себе самообладание. — Куда идём?       — Ваше высочество, пациенту нужно будет вернуться через три часа, чтобы пройти следующие процедуры, — вежливо, но настойчиво, не терпящим возражений тоном, произнесла сестра Мята.       — Идём в парк, — ответила мне аликорница, а следующую фразу адресовала уже единорожке: — Не волнуйтесь, мы будем в срок.       …       Миновав коридор до первых дверей, мы задержались на несколько мгновений, будто бы чего-то дожидаясь, а затем моя спутница толкнула створки телекинезом, открывая моему взгляду нечто, что можно было бы назвать лестничной клеткой (если бы тут были классические лестницы). От площадки, на которую вышли мы, вверх и вниз, под углом в девяносто градусов отходили два пандуса, с небольшими перекладинами на расстоянии сантиметров двадцати друг от друга, которые создавали сходство с огромной стиральной доской. Наклон у этой импровизированной горки был не такой уж и большой, а в каждом из четырёх углов шахты находились аналогичные площадки с двустворчатыми дверями (с одной из сторон двери отсутствовали, зато имелись окна).       — Жора, ты идёшь? — уже встав на спуск передними ногами, повернула ко мне мордочку Каденс. — Если хочешь, можешь воспользоваться лесенкой для минотавров.       С последними словами пони-принцесса указала крылом влево, где у самой стены находилась узкая лестница, на которой вряд ли смогли бы разминуться два человека.       «В принципе — логично: четвероногим ходить по лестницам было бы неудобно… наверное. А больница, всё же, именно понячья», — благодарно кивнув, отхожу к ступенькам, оказавшимся в два раза более широкими, нежели привычные мне.       — Вспомнил что-то весёлое? — сразу заметила изменения в моём настроении спутница.       — Да так… один анекдот, — напоминание о том, что тут даже эмоции не являются чем-то личным, слегка укололо где-то внутри, но всё же я с этим почти смирился, так что решил не зацикливаться. — Рассказать?       — Давай, — шагая рядом со ступеньками, аликорница подняла мордочку и развернула в мою сторону уши, будто бы опасалась упустить хоть слово.       — Так… — щёлкнув пальцами, от чего Каденс дёрнула левым ухом, виновато развожу руками, но тут же себя одёргиваю и улыбаюсь, в ответ получая весёлое подмигивание. — Тут нужна предыстория, чтобы было более понятно. В моём мире есть страна, которая называется Соединённые Штаты Америки, состоящая из множество штатов… которые можно назвать маленькими странами со своими законами, подчиняющимися единым законам всего объединения. Как-то криво получается объяснять…       — Я поняла: много маленьких стран объединились под властью одного правителя, но сохранили частичную независимость, — бодро произнесла аликорница. — Так?       — В общих чертах — так, — киваю собеседнице и продолжаю: — Один из штатов называется «Техас», и вот о нём как раз анекдот. Слушай…       За время диалога мы успели спуститься в просторный и светлый холл, где у левой стены расположилась стойка регистратуры, справа же красуется окошко то ли гардеробной, то ли камеры хранения. Большие стеклянные двойные двери, находящиеся напротив пандуса, гостеприимно распахнулись, под усилиями двух розовых магических облачков.       «Аттракцион — почувствуй себя обезьяной в зоопарке», — мысленно передёргиваю плечами, заметив на себе полдюжины взглядов пони, два из которых принадлежат медсёстрам за стойкой, один — охраннику, ещё три — посетителям.       Память подкинула случай из жизни, когда к нам с другом подошёл отец с маленькой дочерью, со словами: «Смотри, дочка — это слепые». Впрочем… зачем из-за этого расстраиваться?       Молча миновав холл, мы вышли под открытое небо, задержавшись на невысоком крыльце. Браслеты отлично защищают ноги, так что я пусть и чувствую неровности стопами, но даже холода через красноватое свечение не пробивается, а вот яркое солнце, ударившее по глазам, заставило заморгать и на несколько секунд потерять ориентацию.       — Всё в порядке? — тронула меня левым передним копытцем за руку Каденс, серьёзным взглядом заглядывая в лицо снизу вверх.       — Да, — благодарно улыбаюсь, затем вдыхаю полной грудью и обвожу взглядом пространство перед больницей. — Красота-то какая… Лепота.       От пандуса крыльца, сложенного из каких-то белых камней, булыжниками выложена дорожка метров четырёх в ширину и двадцати в длину, а справа и слева от неё тянутся кусты живой изгороди, красующиеся бутонами разноцветных цветов. По бокам от дороги находятся зелёные зоны, с короткой травой насыщенного изумрудного цвета, разноцветными низкими и широкими скамейками, урнами для мусора и редкими деревцами. А ещё дальше, за отделяющей больницу от остального города дорогой, начинается белый город, состоящий из двух и трёхэтажных домиков, жмущихся друг к другу словно овцы в стаде (каждый из них имеет собственную индивидуальность, но при этом не выделяется из общего фона).       «Даже не знаю, с чем этот вид и сравнить», — в голове мелькали образы сказочных и средневековых городов, виденных в детстве на картинках и по телевизору, но первые были слишком нереалистичными даже для этого места, а вторые… излишне грязными.       — Жора? — позвала меня аликорница. — Ты ничего не забыл?       — Да вроде бы… — повернувшись к спутнице, вижу её ехидную улыбку и парящую в воздухе книгу.       «Да ты — ведьма?!», — возмущённо-восхищённо прозвучала мысль у меня в голове.       — Ты мне анекдот обещал, — насупившись, притопнула правой передней ногой эта вредная пони, умудрившаяся разом разрушить ощущение ожившей сказки.       Ещё раз посмотрев на город, убеждаюсь в том, что пусть он и красивый, и имеет определённый шарм, но в общем-то ничего такого уж сверхъестественного из себя не представляет. Хотя… мне ли об этом судить? Тем более, что по улицам этого поселения ходят мифические существа вроде единорогов.       «Я в собственных эмоциях запутался… Плоское хлебобулочное изделие», — подняв руки, растираю виски, после чего возвращаю взгляд к терпеливо ожидающей Каденс.       — Хорошо… Будет анекдот, — благодарить за то, что мне не дали залипнуть на ещё один красивый вид я не стал, решив отомстить за это как-нибудь позже. — Но, может быть, сперва уйдём с крыльца?       …       — Приехал слепой в Техас, — усевшись на широкую красную скамью, вытягиваю вперёд ноги, поднимаю лицо вверх и щурю глаза от солнца.       — Уже интересно, — дёрнув ушами, Каденс усмехнулась и устроилась рядом со мной, сев по кошачьи (разве что копытца задних ног свисают с края сидения), а книжку положила между нами.       — Будешь перебивать, обижусь и не буду рассказывать, — пригрозил я.       — Не обидишься, — подмигнула принцесса-пони, а затем заявила: — Ты — добрый.       «А ещё — подкаблучник… Но тебе это не поможет: у тебя каблуков нету», — решаю проигнорировать это заявление, ради сохранения душевного спокойствия.       — Приехал слепой в Техас, — строго смотрю на аликорницу, уже собиравшуюся что-то сказать, но вовремя закрывшую рот и теперь невинно улыбающуюся. — И решил зайти в бар. По пути к стойке он ощупал стулья, на один из которых не без труда залез. Когда подошёл бармен, слепой спросил: «Почему стулья и столы такие большие?». Ему ответили: «Это Техас; здесь всё большое». Заказав пиво, слепой получил вместо обычного стакана большую кружку на пару литров, ощупал её и спросил: «Почему кружка такая большая?». Бармен ответил: «Это Техас; здесь всё большое». Допив пиво, слепой спросил, где туалет, и ему объяснили: «Иди прямо и на развилке поверни налево». Так как мужчина выпил больше, чем собирался, на развилке перепутал право и лево, в результате чего пришёл к бассейну. Ощупав край резервуара он подумал: «Это Техас; здесь всё большое». С этими мыслями он спустил штаны, сел на край и кувырнулся назад. Барахтаясь в воде слепой закричал: «Не сливайте, мужики!».       — Можно вопрос? — дисциплинированно, словно в школе, пони-принцесса подняла правую переднюю ногу. — Что такое бар?       Я открыл рот, недоверчиво посмотрел на терпеливо ожидающую ответа собеседницу… и тут грянул смех. Впрочем, смеялась аликорница недолго, но всё же ей потребовалось утереть выступившие на глазах слёзы.       «То самое чувство, когда смеются не над анекдотом, а над рассказчиком. И вроде бы результат один и тот же, но ощущения строго противоположные», — на миг даже захотелось взять эту красную книгу и внести в неё одну конкретную аликорницу, путём опускания данного труда на рогатую голову.       — Жора… прости, — подняла передние копытца то ли в защитном, то ли в просительном жесте аликорница, слегка отодвигаясь к дальнему концу скамьи. — Не надо со мной делать ничего противоестественного.       — Ха?.. — удивление, испытанное мной после этой фразы затмило все остальные эмоции.       — Бить принцессу любви тупым тяжёлым предметом — это очень противоестественно, — с совершенно серьёзным видом заявила пони. — Я создана, чтобы дарить любовь!       — Интересное предложение, — самообладание ко мне вернулось, а в расплату захотелось сказать что-нибудь такое… язвительное. — Окажешь мне такую услугу?       — Как только выйдешь из больницы — устрою тебе марафон знакомств, — клятвенно заверила Каденс, то ли действительно не понявшая намёк, то ли наоборот — понявшая, но решившая не развивать тему, сведя всё к шутке.       — Ловлю на слове, — изображаю на лице многообещающую улыбку. — Я же добрый… Разве нет?       — Чудненько, — пару раз цокнула друг об друга передними копытцами принцесса-пони, ушки которой заманчиво взмахнули. — Ты не пожалеешь.       В очередной раз ловлю себя на мысли, что хочу погладить собеседницу по макушке. Правда, есть вероятность того, что за это я сменю одни апартаменты в больнице, на заметно менее комфортабельные…       «Одиночного содержания», — съехидничал внутренний голос.       Вот ведь странный парадокс: гладить по голове — это неприлично, а обниматься на публике — вполне нормально. А ведь тянет именно на первое, а не на второе.       — Каденс, не надо строить мне глазки, а то ещё соблазнюсь, — шутливо грожу пальцем замечтавшейся и прикусившей нижнюю губу аликорнице. — Ибо не обуздан я в желаниях своих.       — Ловлю на слове, — показав язык, насмешливо заявила принцесса-пони. — Давай займёмся законами, а то времени у нас не так уж много.       «Вот чувствую, что она специально показывает свои эмоции так ярко. Только зачем?», — подозрения в лицедействе моей спутницы стали сильнее, но после коротких размышлений, я предпочёл их не высказывать.       — Я весь во внимании, ваше высочество, — заявляю одухотворённо, на что получаю заслуженный фырк.       — Начнём… с того, к чему могут привести необузданные желания, — подмигнула пони-принцесса, открывая книжку на одной лишь ей известной странице. — Развратные действия по обоюдному согласию в публичном месте, караются общественным порицанием и денежным штрафом в размере ста серебряных битс, что равняется одному золотому битсу, с каждого из участников непристойных действий. При повторном нарушении того же закона, штраф удваивается.       — Это много? — на слух суммы кажутся небольшими, но это если переводить их в привычную валюту (сто долларов — это уже серьёзно).       — Средняя зарплата по Кантерлоту равняется двумстам-трёмстам золотых битс, что позволяет платить за жильё, покупать еду, ходить на увеселительные мероприятия, — задумавшись, ответила Каденс, после чего посмотрела на меня с ехидцей во взгляде. — Неужели ты вправду задумал нарушить закон?       — Пожалуй… это слишком дорого для меня, — в последний момент удерживаюсь от того, чтобы развести руками. — Тем более, что своих денег у меня сейчас вовсе нет.       — Жа-аль… — состроила мечтательное выражение мордочки собеседница. — А у меня как раз правое ухо чешется… Но на «нет» и штрафа нет. Дальше: насильственные действия развратного характера, совершаемые против воли минимум одного из участников, караются штрафом в пятьдесят золотых битс и заключением под стражу сроком от десяти дней до пожизненной ссылки. Наказание может быть смягчено или ужесточено в зависимости от сопутствующих факторов…       …       За последующий час я узнал, что в Эквестрии судят не только за убийства, грабёж и физическое насилие, но также за психическое насилие, приравниваемое из-за эмпатии к избиению. То есть если один-два раза надавил на кого-то чувством злости или страхом — это ещё ничего, но если продолжаешь этим заниматься, то в итоге можешь попасть на учёт в психиатрическую лечебницу и стражу (ибо «Желать причинять кому-либо вред на регулярной основе — ненормально»). А из этого следует вывод, что мне придётся всерьёз взяться за самоконтроль, чтобы в один непрекрасный день не получить заключение от доктора, гласящее: «Опасен для психики окружающих и нуждается в лечении».       «Как-то сразу повеяло старыми произведениями про антиутопию», — от таких мыслей по спине даже мурашки побежали, а воображение нарисовало картину того, как на меня наставляет свой штопор тот же доктор Харт, после чего я улыбаюсь во все тридцать два зуба и больше ни на кого не злюсь.       — Жора, — Каденс постучала меня по плечу, вырывая из невесёлых фантазий, заглядывая в мои глаза обеспокоенным взглядом. — Что-то случилось? Ты…?       — Просто ваш сборник законов — та ещё книга ужасов, — стараюсь говорить спокойно, но эмоции скрыть не удаётся. — Слушай, а что у вас делают с теми… Ну как я?       — М… — пони-принцесса прижала левое ухо, правое развернув в мою сторону. — С выгоревшими?       — Ну да, — киваю. — Они ведь тоже, наверное, не совсем контролируют эмоции.       — Ааа… — облегчённо выдохнула аликорница, садясь на скамейку вдоль, а не поперёк. — Тебе выдадут заключение доктора Харта, чтобы не возникало проблем из-за перепадов эмоций и… Если хочешь, я могу попросить, чтобы тебе выделили социального работника из числа минотавров: они менее восприимчивы к чужим эмоциям, да и, думаю, вы с ними легче сойдётесь, чем с пони. Ты ведь не собираешься запугивать кого-то целенаправленно?       — Нет, конечно, — чувствую, как хватка страха отпускает (слишком хорошее воображение иногда только вредит) и замечаю, что аликорница тоже выдохнула с облегчением. — Прости, не подумал…       — Ничего страшного, — беспечно, хоть и с усилием, махнула крылом собеседница. — Давай лучше поговорим о негласных правилах приличий и обычаях народов Эквестрии?       — Давай, — согласно киваю, затем скашиваю взгляд на браслеты и уточняю: — Заряда в этих штуках ещё надолго хватит?