Зона нейтралитета

Треск цикад перекрикивает мысли, в ушах гудит, а лоб весь в испарине. Перегретый воздух стекает плазмой по стеблям и застывает воском на бутонах. — Узумаки приглашают к себе на празднование годовщины, — куцая тень расползается вокруг, заключая в матовое кольцо. Хината погружается ладонями в сырую землю, чувствуя давящее присутствие Саске, но обернуться не решается. — Не думаю, что я... — Хината, — он обрывает ее на полуслове. Децибелы голоса заползают под кожу леской оцепенения, — эта идея нравится мне ничуть не больше. Однако, как ты видишь, я задолжал Наруто на несколько десятилетий вперед. Поэтому сделай милость — выйди из образа святой мученицы на один вечер и выпей за их благополучие. Мы не в том положении, чтобы отказывать Хокаге. Его тень сокращается площадью ровно вдвое, а острый хруст гальки под ногами позволяет смоделировать каждый шаг. Он стоит позади на расстоянии полуметра; она же сидит, поджав колени к груди, и пропускает рыхлую землю сквозь сито разведенных пальцев. Хината основательно прожевывает каждую из его реплик: слова хрустят на зубах и раздражают пищевод. Новоявленная Учиха проводит в саду чуть ли не треть семейных будней: перекраивает рельефы и переиначивает ландшафты, выплескиваясь бурным потоком нерастраченной энергии. Саске считает, что практическая значимость ее увлечений стремится к нулю, но мыслей вслух не озвучивает. Хината продолжает держать безучастное молчание, а Учиху обдает арктическим холодом полной отрешенности. Он, сказать честно, мало что знает о ее наполнении: риннеган и тот не позволяет копнуть глубже, упираясь штыком в бетонную оболочку. Саске пытается порой расколоть головоломку ее личности, но сдается спустя секунды, не понимая, в чем, собственно, будет заключаться прикладная польза извлеченной информации. Оправданы ли трудозатраты? — Азалия наконец расцвела. Спустя два месяца, — бросает она вне всякого контекста, выводя его из полуденного транса. Он следит за вектором ее взгляда, натыкаясь на акварельные разводы соцветий. Малиновые лепестки молча взирают в ответ. Какова обратная реакция, предполагаемая с его стороны? — Будь готова к шести, — сухо парирует, чувствуя, что голова превращается в транзисторную. Почему сложность их взаимоотношений прямо пропорциональна длительности сожительства? Казалось бы, они давно должны были выйти на спад — как минимум, на плато. Хинате остается лишь послушно кивнуть гортензиям под ногами, — все еще сидит спиной, — и мысленно прикинуть количество времени на глажку сиреневого платья в шкафу на второй полке. Вечер обещает быть тяжелым.

***

— Хината, Саске! — Наруто тянет гласные в свойственной ему манере, вклиниваясь между и приобнимая обоих за плечи. Учиха фиксирует начало первого акта. — Ну и где вас носит? На часах почти половина. Хината, затянутая в винтовой поток энергии, теряет равновесие и припадает к правому боку Наруто. В глазах рябит от неопределенности чувств и перепада высот. Она фиксирует взгляд на картине с избито-пошлыми пионами в посеребренной рамке и восстанавливает сантиметры личного пространства стремительным выпадом вперед. Движение колюще-режущее, разрывающее дружескую атмосферу близости. В глазах Узумаки мерцает огонек изумления, что, впрочем, вмиг гасится щелочной волной снисходительности. — Хината, а ты не меняешься. — Слишком близко, Наруто. Даже для Хокаге, — Саске пытается выбраться из полуобъятий Седьмого, но сдается, придя к добродетели полного смирения. Наруто улыбается и смотрит открыто — открыто настолько, что начинает мутить от избыточной кислородности. — Да ладно тебе, Саске, ты ведь скучал не меньше, — динамические силы уравновешиваются монументальной статикой: баланс соблюден по всем канонам философских теорий. Хината мнется, а Учиха опрокидывает на нее ковш негласного укора. "... выйди из образа святой мученицы хотя бы на вечер", — сверкает осколком в ее воспоминаниях, и она послушно натягивает тонировочную пленку театрального образа. — Прости, Наруто-кун, я потерялась во времени и потратила на сборы больше положенного, — Хината виновато улыбается; именная приставка режет слух несоответствием статусной иерархии, что беспокоит, однако, лишь Саске. — Боже мой, Узумаки, заканчивай с прелюдией и дай им войти, — Хината чувствует легкое касание ладоней чуть выше лопаток и оборачивается на источник импульса. Выход очередного героя на авансцену. — Сакура-сан... Начало второго акта. — Здравствуй, Хината, — легкая полуулыбка на губах и едва уловимые запахи больничных стен в текстурах одежды и волос. — Здравствуй, Саске. Ровно в шесть двадцать они переступают порог гостиной и ныряют в синтетику испытывающих взглядов. Хината ежится, пересиливая дикое желание закрыть глаза и задержать дыхание перед погружением на стометровую глубину. Лаковый прямоугольник стола вмещает родные лица со знакомой мимикой и штрихами жестов. Хината мягко улыбается, откланиваясь на приветствия, и пытается влиться как можно более органично. Саске сидит напротив, возвышаясь непоколебимой мачтой над акваторией дружеских отношений. — Как ты, Хината? — Сакура подступает к ней мягко и вкрадчиво, касаясь выступающих углов со всей деликатностью. Абстрактный вопрос цепляется острым крюком за обшивку сознания. — Со мной все в порядке, — уверяет Хината, подавляя вопросительную интонацию в мыслях и взгляде. С ней ведь, действительно, все в порядке? — Да, но мы практически тебя не видим, — Ино нагло перенимает фокус внимания. Стеклянный шарик пробужденной тревоги бьется о черепную коробку изнутри, вынуждая Хинату споткнуться о мысли и идти практически на ощупь. — Сидишь в своем замке, словно принцесса из сказок, и не подаешь признаков жизни. — Я... я довольно занята в последнее время. — И чем же? Ожиданием мужа из месячных странствий? Боже, Хината, пожалуйста, скажи, что твои вложения хотя бы окупаются. Хината вскидывает взгляд на Саске, словно чувствуя, как слова Ино ложатся на плату его сознания. Учиха не дает обратной связи, обрубив все каналы коммуникаций с противоположной — женской — половиной стола: сидит, выслушивая монолог новоявленного Хокаге о трудностях бюрократической составляющей с абсолютно пустым выражением лица. — Ино, прекрати. Сакура переводит русло на бесцветные темы о необходимости реновации больничных палат. Она тактично обходит любые упоминания о муже, петляя у околоженских тем и слегка касаясь периферий семейной жизни. Хината смотрит на Сакуру с некой долей восхищения, все явственней ощущая километровый разрыв между ними. — Сакура? — перебивает, окончательно теряя логическую нить, и блокирует течение беседы вербальной плотиной. — Да? — Ты ведь счастлива, правда? Узумаки улавливает вопросительную интонацию во всей ее позе: читает в наглухо сжатых проволоках пальцев, в напряженной линии губ и кружевах капилляров в уголках глаз. Хината предстает оголенным проводом: распахнуто, откровенно. Интимно. Сакура тушуется, впивается глазами в пол и бежит фокусной змейкой, упираясь в очертания родного ей мужа. Поднимается вдоль по брючным швам, скользит глазами по грудному корпусу и оранжевым вставкам на одежде, задерживаясь на линии подбородка. Наруто ловит взгляд Сакуры на особом ментальном уровне. Сакура помнит, что в какой-то момент, рефлексируя над личностной составляющей Саске, она поняла, что причинно-следственные связи абсурдны до невозможности. Зрелая Сакура выкорчевывала корни девичьей влюбленности, рассматривая содержимое на клеточном уровне, кадр за кадром: гнойные нарывы да болезненные язвы на слизистой воспоминаний. Издевательство или тотальное помешательство? В противовес же всегда был он — нерушимая преданность и непогрешимая надежность. Ответ вдруг всплыл автономно: Сакура всегда отличалась логичной стройностью мышления. В отличие от Хьюга. — Да, Хината, сейчас я по-настоящему счастлива. Уже-Учиха чувствует, как резонирует пустота. Саске кидает настороженный взгляд через стол, следя за дрогнувшим силовым полем и чувствуя, как центр масс уходит вниз. Ему знакомо это ощущение, предшествующее ее падению вовнутрь себя: черт возьми, Хината, не драматизируй. По неизвестной причине месяцы совместного проживания вылились в несуразное подобие взаимосвязи сродни прогнившей коммуникационной сети. Это раздражало их обоих: невыносимо трудно пропускать сквозь себя чужое настроение, когда собственные переживания и без того разрывают резервуары за неимением выхода. Учиха смотрит на нее с упреком: прекрати тянуть за собой. — Саске, а Саске, каково тебе в роли мужа? Ноты в голосе Наруто скачут на октавах с детской непосредственностью — суетливо и беспорядочно. Саске сдирает с себя колющую шерсть душевного дисбаланса, отвечая на вопрос ниочемной фразой. — Довольно... занимательно. — Ну, крайней мере, дружище, ты можешь не переживать за целостность ребер после неудачных шуток. Я всегда знал, что Хината идеальна в роли жены. — Несомненно. Учиха не сдерживает смешка: хрустальные грани стакана зеркалят острую ухмылку. Шикамару смотрит в упор, основательно проходясь по нему взглядом. Никто не говорит этого вслух, но брак Саске-Хината воспринимается всеми исключительно как жалкая попытка вписать отступника в рамки человеческой жизни. Говоря уж совсем откровенно, роль Хьюги не ограничивается одной лишь нейролептической функцией: Хината становится жирной точкой в истории истребленного клана. Шикамару знает, что двусторонняя резистентность генов идет в противовес законам природы, увеличивая вероятность фатальных мутаций у потенциального ребенка. Резус-факторы несочетаемы, темпераменты полярны. Брак двух покалеченных. — Хинату в последнее время практически не видно. Учиха перебрасывает внимание на Кибу: тот сверлит его взглядом настойчиво, словно вгрызаясь по сантиметрам. Волна негласной ненависти исходит даже от пса. Хината говорила, что у него и кличка вроде как имеется — настолько тривиально-избитая, что не вспомнить. — Видимо, семейная жизнь для нее куда более занимательна. — Да неужели? Саске кажется, что Киба забавный. Киба ненавидит его чуть больше, чем остальные, которым, собственно, либо плевать на существование экс-предателя, либо страшно вступать в открытую конфронтацию с ним и Хокаге по умолчанию. Определенно, выделяется из вялотекущей массы повышенным уровнем выказываемого Саске презрения. — Полагаю, моя Хината отдает большее предпочтение времяпрепровождению с любимым мужем. Открытый фарс и провокация. Ударное "моя Хината" бьет молотом по наковальне нервов, деформируя настроение за столом. Саске демонстративно улыбается, перехватывая небрежно мажущий взгляд Шикамару. Ему порой не хватает ощущения наполненности, будь то отвращение или злорадство: что угодно, лишь бы забить брюшные полости. Какая разница, что пересекаются они с Хинатой трижды в день в лучшем случае; какая разница, что намеренно плутают по дому параллельными плоскостями, снижая вероятность столкновений; кому есть дело до реального положения дел? Просто сейчас ему хочется насладиться напряженным оскалом зафрендзоненного, отыгрывая незамысловатую мелодию на его натянутых нервах. Краем глаза он видит, как купол вокруг Хинаты продолжает разрастаться, затвердевая слоями кремния. Сакура четко следует правилам дружеских формальностей, вовлекая оторванную Хьюгу в пустые беседы, пока та отвлеченно вращает яблоко, скручивая ось древесной подножки. Учиха инстинктивно вторит ее движениям, очерчивая окружность граненного стакана в руке. Примечание о том, что они начинают делить общие привычки, выносится за поля под знаком звездочки. Учиха разворачивает трехмерную сетку комнатного пространства, фиксируя каждый объект, отходные пути и слепые зоны — профессиональная деформация. Нестерпимо хочется домой, к лаконичности текстур, запахам выглаженного белья и выгоревшим на солнце паркетным доскам. Он медленно отсчитывает минуты до очередного антракта.