When the smoke is going down

Рудольф Шенкер защелкнул гитарный кейс, передал его роуди и с облегчением рухнул на узкий клеенчатый диван, нисколько не заботясь, что тот стоит посреди темного узкого прохода за кулисами. На тело волнами накатывала приятная усталость, от которой слегка кружилась голова — так всегда бывало после того, как он полностью выкладывался на концерте. Это был хороший концерт, и хотя он закончился целых полтора часа назад, Рудольф все еще чувствовал, что не окончательно вернулся, что он все еще немного «не здесь». Больше всего на свете Шенкер любил музыку и вот уже много лет благодарил вселенную за те несколько недель в детстве, которые он провел с загипсованной ногой, лишенный возможности играть в футбол. Не случись этого — не освоил бы гитару и, скорее всего, никогда не почувствовал то удивительное мгновение, когда что-то огромное впервые вошло в него, на короткое время сделав своим проводником. Он любил придумывать мелодии, перебирать аккорды и просто бренчать для развлечения, но свидания с музыкой случались у Рудольфа далеко не каждый раз, когда он брал в руки гитару. На концертах это происходило чаще, но тоже не всегда, поэтому, выходя на сцену, Шенкер надеялся, что в этот раз ему повезет, и он вновь окажется во власти того самого сладостного чувства. Сегодня ему повезло. И это нужно было как-то прожить. Но побыть наедине с собой гитаристу не дали. Как и следовало ожидать, в темном коридоре появился кто-то, кому тоже хотелось ощутить мягкий диван под своим задом. Этим «кем-то» оказался Клаус Майне, который в потемках, конечно же, рухнул прямо на Рудольфа, вырвав того из высших сфер. — Твою мать, ты совсем охренел, да? — жалобно возопил Шенкер, потирая отдавленные колени. — Прости, я не знал, что ты здесь, — голос вокалиста был искренне виноватым, поэтому Рудольф сразу смягчился. Немного повозившись рядом, Клаус, видимо, принял желаемую расслабленную позу — судя по глубокому вздоху облегчения, переходящему в усталый стон. — Ты как вообще, кудрявый? — после некоторого молчания поинтересовался Рудольф. О музыке уже не думалось, а молчать вдвоем было как-то неловко. — А?.. — Майне, кажется, успел задремать. — Спина болит. Голова тоже. Но в целом я в норме… — он зевнул с таким смаком, что Шенкер невольно повторил его жест. — Как думаешь, если мы спрячемся здесь, нас не найдут? — задумчиво спросил Клаус. Возня на сцене закончилась, теперь где-то в задних помещениях слышались деловитые звуки сборов — роуди уносили оборудование к выходу и грузили в фургон. Вся эта суета могла продолжаться еще долго, а тишины и покоя хотелось уже сейчас. Но, черт возьми, как же не хотелось вылезать из уютной темноты и выходить куда-то в ожидании лимузина! — Ну, рано или поздно, нас начнут искать, — хмыкнул Рудольф. Он вдруг представил, как они с Клаусом играют в прятки с остальными членами группы и технической командой, и улыбнулся в темноте. — Мне кажется, я знаю, где нас не найдут, — Майне, видимо, тоже пришла в голову похожая мысль. Он нащупал руку Шенкера и потянул его за собой. — Эй, куда? — Рудольфу совершенно не хотелось выходить из уютного закутка, но разве кто-то мог остановить его друга, если тому приспичило что-то сделать?.. Миновав лабиринт из перегородок, они поднялись на сцену. Зрительный амфитеатр был пуст — ни уборщиц, ни запоздалых зевак. Оказалось, что техники уже успели погасить все освещение. Но было не совсем темно: ночное небо высоко над сценой было почти черным, зато на горизонте — прозрачно-голубым. Мягкий отсвет делал пространство зыбким, почти призрачным, как будто бы все вокруг было миражом, чуть моргнешь — и пейзаж растворится, как сон. Рудольф поднял голову и отчетливо увидел звезды в бархатной синеве. Их было очень много, между ними виднелась светлая пыль. Когда пару часов назад здесь все горело и искрилось от пиротехники, звезд было не разглядеть. — Как будто совсем в другое место попал… — пробормотал Шенкер и удивился тому, что, оказывается, сказал это не про себя, а вслух. — Оно живое, — отозвался Клаус. Эхо подхватило его голос и унесло куда-то ввысь, отразив от полукруглого арочного свода. Казалось, сцена играла с этим звуком, или, по крайней мере, пыталась забрать себе его частичку. На себе Рудольф не ощущал такого эффекта. Что ж, Клаус ведь вокалист, у него особые отношения с пространством… — Хееейй-ооо! — негромко пропел Майне. Звук отразился сразу отовсюду, будто сконцентрировавшись в центре и рассыпавшись звенящим эхом — у Шенкера аж мурашки по спине пробежали. — Да, друг, акустика здесь прекрасная, это мы уже уяснили… — Нет, слушай! — Клаус ухватил его за плечи, поставил ровно посередине сцены, прохладной ладонью провел по его лицу, заставляя веки закрыться. — Слушай, здесь нет никого, кроме нас, все давно уже разъехались и сейчас сидят дома, смотрят телек и едят свой ужин. Некоторые все еще в дороге, вспоминают концерт, обсуждают его с друзьями и близкими. Кто-то прямо сейчас укладывает детей спать, кто-то курит на парковке, кто-то выгуливает собаку. Никого из них нет здесь. Но их мысли и чувства, все, что они пережили… — вокалист умолк на полуслове. — Понимаешь, я стою здесь и все еще чувствую эту энергию. Чувствую так же, как и в момент присутствия зрителей. И я… я будто часть всего этого, понимаешь? Не только часть шоу, а часть… — Места, — выдохнул Рудольф. В его ушах постепенно нарастал тихий гул — не от усталости, а от того, что сказал его друг в своем странном монологе. Гитаристу вспомнились многочисленные духовные практики, которыми он занимался. Состояние странной расфокусированности, которое не отпускало его уже некоторое время, помогло мгновенно войти в транс. И Рудольф увидел. Всех, о ком говорил кудрявый — вот они едут по темному шоссе под оранжевыми бликами фонарей, по одиночке или группами, с музыкой или в молчании. Он увидел дома в разных частях города и светящиеся теплым светом окна, услышал шорох ключей в замочных скважинах, лай собак и плач детей, смех и звон стаканов, шутки и разговоры. Они все были здесь — люди, которые еще недавно сидели в этих рядах и толпились у ограды. Рудольф чувствовал, как бьются их сердца, как энергия жизни течет через их тела. Его охватила бесконечная радость и желание накрыть ею всех этих людей, еще раз поделиться с ними теплом, которое и так отдал сегодня без остатка… Рудольф открыл глаза. Выглянувшая из-за дальних холмов луна освещала сцену сквозь густой искрящийся туман, который, постепенно опускаясь, укрывал все вокруг белым одеялом. Он был похож на искусственный дым, который они постоянно использовали на концертах. Теперь все обрело дополнительный смысл. Шенкер обернулся назад и встретился взглядом с другом. — Так вот, куда ты пропадаешь после концертов… — гитарист вспомнил периодические отлучки Майне, когда все уже были готовы ехать в отель или аэропорт, а в машине недоставало одного пассажира. Который, впрочем, прибегал через несколько минут, странно молчаливый и задумчивый, ничего не объясняя. — Да. И теперь ты понимаешь, почему я так люблю это. — Эй, да вот они! — окружающую тишину бесцеремонно разрушил громкий голос Маттиаса. — Парни, вы чего? Мы вас там ищем везде! Вы в отель едете, или что? — Мы тут, вообще-то, на звезды смотрим, — важно отозвался Клаус. Засунув руки в тесные карманы кожаных брюк и придав развязности своей походке, он тут же вошел в роль крутого парня, как и полагалось рок-звезде мирового масштаба. У них с Мэттом это была любимая игра, кто кого переплюнет. Рудольф усмехнулся в усы и пошел следом за ними, лишь в последний момент еще раз оглянувшись через плечо, прощаясь с наполненным жизнью местом.