Снег

Наш первый год на поверхности оказался таким запутанным и забавным, что люди, живущие тут, долго не могли поверить во всю добродушность монстров. Мы вышли из подземелий весной, в пору расцветающих крокусов, щебечущих пеночек и хохочущих жёлтых одуванчиков. Было уже тепло. Монстры вдыхали одуряющий запах леса, который располагался неподалёку от нашей горы. Нам хотелось засыпать яму, ведущую в подземелья, песком и ветками. Но мы быстро поняли, что не сможем полностью расстаться с родиной. Именно поэтому приняли решение огородить эту яму высоким забором, оставив несколько засечек для того, чтобы в случае непредвиденных обстоятельств вернуться в наши хижины. Несмотря на задержки некоторых товарищей, буквально через два месяца в подземельях не осталось никого. Конечно же, особо придирчивые возмущались, что не могут забрать на поверхность свои любимые вещи (кто-то перечислил их: магический фонарик, веселящие пузырьки и большая табличка с указателем "Жаркоземье"). Мы успокоили их, говоря, что на поверхности это всё не понадобится. У меня не было личных вещей в подземелье, поэтому спускался я туда только из-за хлопочущих о своём имуществе друзей. За день до того, как должны были начать огораживать яму высоким забором, мы с приятелями решили ночевать в Руинах Ториэль. До этого хотели собраться в замке Азгора, но коллективно вздохнули и поняли, что в последний день мы просто обязаны поиграть в головоломки, которыми так и кишат Руины. Собрались все наши: сама Ториэль, Азгор, Санс, Папирус, Альфис, Андайн, Цветик, Фриск, милая шалунишка Чара и, естественно, я. Уютно расположившись на цветочной поляне, мы разговаривали. Перед прощанием с подземельями вовсе не хотелось шуметь. Делились планами на будущее. — А я вот хочу со всеми вами жить, — сказала малышка Фриск. — Если бы мы сняли большой дом, то не было бы никаких проблем. — О дитя, это не так легко, как ты думаешь! — задумчиво произнесла Ториэль, с любовью смотря на Фриск, которая была одета в лёгкое фиолетовое платье-рубашку, подпоясанное тонким белым ремешком. Ториэль оказалась права. Оказавшись на поверхности, мы не купили большой дом и не стали жить в нём так, как живут гномы в детских сказках. Впрочем, в любое время наша компания могла собраться у кого-нибудь. Вопреки пессимистке Альфис, мы не разъехались, как она говорила, по разным концам света. Все наши желания и мечты были противоположны, но ни у кого в планах не было бросить своих друзей. Фриск и Чара, словно неразлучные сестры (хоть они были и не кровные родственники), остались жить на поверхности у приютивших их Ториэль и Азгора, захватив с собой горшочек, в котором преспокойно жил Цветик. Санс и Папирус удобно расположились в небольшом домике, хотя им на правах монстров, открывших людям глаза на существование столь добрых существ, полагалось купить целый особняк. Альфис жила по соседству с Андайн, они часто были в гостях друг у друга. После самого первого нашего выхода на поверхность, в котором принимали участие не поголовно все монстры, а только мои приятели и я, Фриск была назначена послом и представляла нас людям, а нам — людей. Эта малышка не разбиралась во взрослых бумагах, но была так деятельна и активна, что уже буквально через три дня люди были осведомлены о всех делах монстров. За те несколько месяцев, которые я прожил в подземельях со своими друзьями ещё до первого их выхода на поверхность, я понял, что настоящие монстры — это люди. Те существа, принявшие меня как родного, недостойны были называться монстрами. Но мы продолжали величать их так, потому что они сами настаивали на этом. Стремительно пронеслась мимо нас великодушная весна, озорное лето и меланхоличная осень. В конце ноября выпал первый робкий снег. Я, не зная как занять себя в этот день, поспешил к Сансу и Папирусу; эти ребята, выходцы из Снежнеграда, где зима никогда не прекращалась, должны были быть чрезвычайно рады снегу. Я не прогадал. По двору небольшого дома бегал Папирус и собирал своими неизменными красными перчатками редкие снежинки. Тут нужно немного отойти от темы, сказав, что этот парень со дня первого выхода из подземелий очень изменился. Изменился только внешне, когда снял свою необходимую в подземельях, но совершенно бесполезную на поверхности "боевую броню" и из её комплекта оставил себе только тонкие красные перчатки. Папирус сразу же заметил меня и весело помахал рукой. Я подбежал к нему, чуть не споткнувшись из-за большого камня, лежавшего прямо посередине двора. Он обнял меня, и я сразу почувствовал какое-то необъяснимое тепло и аромат миндального печенья. Монстр засмеялся от охватывающей его радости. — Первый раз за полгода я вижу тут снег! Снег, понимаешь?! — кружился на месте Папирус. — Я думал, что никогда больше не увижу его! — Он выпадает у нас каждый год, — заметил я, глядя на своего доброго друга. — Знаю, — он вдруг остановился и задумчиво посмотрел на меня. — Но мне казалось, что снег в мире людей — это что-то волшебное. То, что мы никогда не видели в своих подземельях. Но этот снег абсолютно такой же, какой был у нас в Снежнеграде. — В нашем снеге есть только одно волшебное свойство: он выпадает только раз в году и этим своим редким появлением заставляет всех людей мира с нетерпением ждать его. В вашем Снежнеграде снег никуда и никогда не исчезал, поэтому вы и относились к нему как к явлению понятному и привычному. — Ты прав. Я, если уже и не надеялся на эту вашу причуду природы, то хотя бы верил, — Папирус грустно усмехнулся чему-то и критично осмотрел меня. — Пойдём к нам, ты наверняка замёрз. Я не сопротивлялся и пошёл с ним в дом. Дверь тихо скрипнула и открыла мне вид на чудесную гостиную. Эта комната не была роскошной, дорогой или изящной, но имела тот неповторимый уют, который отнимает частичку души у хозяев и заставляет нас погрузиться в тёплую и беспечную атмосферу тихого праздника. Справа от двери стоял мягкий оранжевый диван, на который мы тотчас же сели. Папирус укрыл меня синим пледом, напоминавшем бескрайнее море, и принялся разбирать бумажки на журнальном столике. — Что там написано? — спросил я, зная, что важные счета лежат в комнате у его брата Санса. — Это мои рассказы, — улыбнулся монстр, польщенный таким любопытством. — Твои? С каких это пор ты стал писать рассказы? — рассмеялся я от души, зная об увлечениях Папируса. Папирус вообще был крайне разносторонним монстром. Он интересовался комиксами, поделками, рисованием, фотографированием, борьбой, выпечкой и кинологией (Папирус изредка за деньги занимался с другими собаками). Но рассказы парень никогда ещё не писал. — Я всё смотрел в окно и верил в то, что снег придёт. Как ты знаешь, из-за эпидемии гриппа закрыли наш ресторан, поэтому мне было очень скучно, а Санс только валялся на этом диване и храпел днями и ночами. Делать было нечего; краски закончились, а у Альфис пропал интернет, и, следовательно, мне больше никто не рекомендует сериалы с японцами! — С корейцами! — Да, с корейцами. Я, кажется, всё ещё путаю название национальностей. Как ты помнишь, из-за отсутствия красок и интернета мне было скучно. Тогда я решил написать такой рассказ, будто снег уже наступил, а мы радуемся этому так, будто снег — наш бог, наш идеал. — А разве это не так? — рассмеялся я.— Снег — действительно один из наших богов наряду с дождём и солнцем. Можно мне прочитать твоё творение? Он молча протянул мне несколько скреплённых листков бумаги и замер в ожидании. Я с удивлением понял, что Папирус — прекрасный каллиграф. Его буквы, маленькие с завитками, удивительно легко было читать. Я со стыдом вспомнил собственный почерк и покраснел. Мне было страшно узнать то, какими ещё талантами обладает мой добрый друг, поэтому я принялся за чтение с опаской. В рассказе Папирус с превосходной наивностью описывал будни маленького мальчика, который со всем своим ребячьим нетерпением ждал наступления зимы. Парень старательно подчеркивал в тексте все достоинства героя, превращая всю его жизнь в сплошное сладостное ожидание. По кое-где увиденным карандашным наброскам я понял, что Папирус старался иллюстрировать свой небольшой рассказ. — Я думаю, Папс, что в следующие дни ты будешь говорить только о снеге! — я усмехнулся и положил на журнальный столик рассказ. — А я знаю, товарищ, что нужно отвлечься от всех этих ненужных слов рассказов и пойти во двор! — Папирус решительно поднялся, бесцеремонно взял меня за руку, заставив слезть с тёплого дивана, и направился к двери. Я тяжело вздохнул и поплёлся за ним. Ещё с самого начала, с самого первого прихода монстров на поверхность, я знал, что Папирус никогда не даст мне покоя. У него в гостях можно было бы рассчитывать на плед и печенье, но этот деятельный монстр каждый раз устраивал мне приключения и головоломки, не желая болтать попусту. Во дворе, на удивление Папируса, было так много снега, что он не выдержал и плюхнулся спиной на мягкую "вату". Я засмеялся, радуясь счастью моего друга. — Не хотел бы ты вернуться в Снежнеград, Папирус? Тебе там было бы комфортнее, — я помог ему встать с мокрой земли. — Не хочу! Даже если бы на коленях умоляли, то не вернулся бы. Навестить старый город — пожалуйста, но остаться теперь там жить — никогда! — Почему же? — спросил я, предугадывая его ответ. — Хочу опять ощутить то приятное ожидание. Это ожидание зимы во дворе или у окна ещё приятнее, чем сама зима! — усмехнулся Папирус. Я не успел ничего ответить, как в меня прилетел снежок.