...И любовь их злу и гордыне служит!

Вот как. — Я не знала, что вы собираетесь, — помедлив, ответила Таня, разглядывая их так же внимательно, как и они ее. Маги смотрели напряженно, а она устало и равнодушно, с некоторой долей интереса. Как же все изменились за прошедшие годы! Повзрослели, возмужали, оформились как личности… Склепова окончательно расцвела — какая эффектная, Гуня превратился в еще большего качка, Ягун… Его уши, казалось, оттопырились еще сильнее, того и гляди, планировать на них начнет! Другие личности, присутствующие здесь, у нее заинтересованности не вызывали. Девушка не обратила никакого внимания на Ваньку, кажется, порывавшегося что-то сказать, на прятавшуюся за спинами Дыра Дусю, на исказившееся лицо Зализиной, на крайне заинтересованный взгляд Жикина… Однако же, как смешно — в глазах главного тибидохского красавчика застыл немой восторг. Даже то, что она ренегат и чуть ли не страж Мрака, не отталкивает этого бабника!.. Как таких называет Улита? Кажется, «членистоногий» — «куда член, туда и ноги»? А впрочем, Таня знала, что тоже изменилась, просто предпочитала не обращать на это внимания. Дело даже не в том, что ведьма в кои-то веки выглядела ухоженно и привлекательно… Нет, дело не в этом. За четыре года она привыкла чувствовать себя любимой и желанной, а это было лучшим украшением для женщины, и даже последующий год одиночества не смог отнять у нее этого украшения. Лучшее украшение — любовь, пусть и несчастливая… А еще эти четыре года оставили на ее лице ту же тень, что и у Бейбарсова: появились уверенность, холодная сдержанность, отстраненность… Решимость. Некоторая властность. Равнодушие. Жесткость. Все черты, свойственные маске палача. Служба Мраку научила ее многому. Арей научил ее многому, поправила она саму себя, — и умеренному чувству собственного величия в том числе. Теперь, наверное, ее можно было назвать красивой — у нее стали другими и осанка, и походка. Она даже каблук себе позволяла носить: если умеешь летать, можно не задумываться об удобстве обуви — а Глебу нравилось, когда она выглядела красиво. Она все делала ради Глеба, даже себя потеряла. В глазах тех, кого она знала, были настороженность… и страх. Все же, она была сильнее каждого, кто находился в этой школе, даже академика и Ягге… И, да, она больше не принадлежит к их племени. Они не знали, чего от нее ждать, но, судя по реакции директора школы, ничего хорошего. — Что здесь делает страж мрака? — напряженно спросил появившийся в коридоре Сарданапал. Как Вы интересно заговорили. — Не играйте на публику, академик, — немного брезгливо, в Бейбарсовском духе, ответила Таня, — Вам не идет. Вы знаете, что я не только не являюсь таковой, но и, оставаясь магом по сути, обладаю полным правом находиться здесь. — Зачем ты пришла? — Это Вам тоже известно. Отдайте Ключ, и я тут же уйду. Старик покачал головой. Смешно! Раньше она видела в нем только мудрость и добродушие, а теперь — упрямство старого маразматика, думавшего, что он может решать чужие судьбы исходя из собственных представлений о добре и зле. Думавшего, что ему виднее, как правильнее, как лучше для нее, для всего мира в целом. Она была слепа, но резиденция Мрака открыла ей глаза на многие вещи. И святой может заблуждаться, рассуждая о благе… И пусть мотивом «святого» выступают благие намерения, благими намерениями выложена дорога в Тартар — если не для самого «святого», так для его паствы. Ее эта дорога почти довела до Тартара, а все почему?! Потому что Валялкин был лучше, светлее и достойнее эгоиста Бейбарсова! — Академик, я могу и силой забрать, — заметила Таня, — кто из присутствующих сможет мне помешать? — Вместе мы… Старая, старая, старая песня. Ведьма в ней хотела смеяться и глумиться, но она пока что удерживала эту свою темную часть. — Не несите глупостей, — отрезала девушка, — Вы знаете, что скоро за ним придет еще один. Кто из нас Вам предпочтительнее, я или Глеб? Я, по крайней мере, пришла не для того, чтобы передать его Лигулу. — Так тебя действительно выгнали из резиденции? — хмыкнула Зуби, — до нас доходили определенные слухи. Отлично, теперь весь преподавательский состав собрался. И все смотрят, как на врага народа. — Я бы выразилась по-другому. Прошу, прекратите — повторяю, язвительность вам всем ни к лицу. Смех было сдерживать все тяжелее. Пожалуй, Мрак пустил в нее корни намного сильнее, чем она думала. Хотите поиграть в героизм и противостояние, поиграем. Интересно, а скольких стражей она уничтожила? Никогда не считала, — мелькнула у нее случайная мысль. Десять, двадцать? Больше? — Я всегда говорил, что некромаг… — Хватит, — отрезала Таня, — не начинайте снова Ваш бред. Из года в год одно и то же… Вы пытались запереть меня в тайге, более всех ратуя за отношения с Валенком, настраивая против Глеба, делая все, что угодно, лишь бы оградить от предназначенного пути… Вот только я все равно по нему пошла. Вы в проигрыше. Между прочим, это отчасти и Ваша вина — сойдись мы с Глебом сразу, не пришлось бы лезть в темную контору. — Это не речи моей ученицы, — пробормотал академик. — После Вас у меня был другой учитель, и, поверьте, он был куда лучше Вас. По крайней мере, он не кормил высокоморальными баснями, а учил трезво смотреть на мир. — Страж Мрака, — глухо повторил старик. Да, страж, и что с того? Сколько еще раз за следующие пять минут прозвучит это словосочетание? Вас что, заело, как старую шарманку?! — Страж Мрака, — подтвердила Таня, — мы теряем время. Клянусь, что не отдам Ключ ни темным стражам, ни их прихвостням. — С чего мне тебе верить? Закатив глаза, она произнесла формулу одной из самых опасных клятв. — …Клянусь, что не отдам Ключ от Жутких Врат никому, не позволю его использовать и не воспользуюсь им сама, — завершила девушка. Молчание затягивалось — похоже, от нее другого ждали. — Время! — крикнула Таня. Глеб был близко, она чувствовала его… Время! Наконец, старик кивнул и материализовал перед ней… Камень Четырех Стихий. Слишком уж долго носила эту родинку на носу, чтобы не узнать ее даже со стороны. — Я отдаю его потому, что иначе ты не уйдешь, — произнес Черноморов, — что ты должна с ним сделать? Ты не служишь свету. — Не служу, — согласилась девушка. Кроме Сарданапала, рядом с ней никого не было — все держали дистанцию, все так же держа наготове магические перстни. Как будто это вам всем поможет, да. — Как его восстановили? — спросила она, разглядывая вещицу. — Остались осколки. Осколки собрали, склеили… Не один месяц кропотливой работы понадобился. Лучшие умы — преподаватели, Елена, Александр… Мы искали способ сдержать вас, ведь пророчеству именно вы должны распахнуть Жуткие Врата. — И вы любезно создали для нас Ключ от Врат… Подвела вас логика, подвела, — пробормотала Таня, — не говорите никому, хорошо? Протянув руку за спину, она извлекла из пустоты черное стальное перо, и, положив на него хрупкий артефакт, попросту растерла его в пыльцу. Теперь его, и правда, не восстановишь — вот так вот просто. Был Ключ от Врат, и не стало… Теперь его не просто уничтожили — его уничтожили благодаря силе, которая происходила из любви. Все сложные вещи происходят проще простого, а все благодаря этому самому пресловутому чувству. Руки немного обожгло — вероятно, на Камень были наложены какие-то защитные чары, начинавшие действие при попытке его использовать. Перестраховались? Устроили ловушку, потому так легко и отдали артефакт? Или изначально создали его, чтобы устроить эту ловушку? Что же, неплохо, а то она почти разочаровалась в умственных возможностях преподавательского состава… Будем надеяться, мои действия вас не слишком удивили, подумала Таня. Сарданапал смотрел на нее с недоумением — и, что-то поняв, кивнул. В сердце стукнуло. К ним вышел завуч, но девушка уже знала, что он скажет… — У нас гости, — мрачно произнес Поклеп за их спинами, — почему после Гроттер никто не заблокировал Гардарику? Если вы думаете, что Гардарика действительно может сдержать его, вы, определенно, наивные глупцы. — Потому что все вновь подумали друг на друга, — не менее мрачно ответила Зуби. — Во дворе, — протянула Медузия. Таня молча двинулась вперед, и остальные, ведомые стадным инстинктом, послушно направились следом… И любят же люди пастырей посильнее. Только что делать, если сам пастырь слеп? — Поставьте щитовые чары, — произнесла она, когда все вышли на крыльцо, — а лучше вообще спрячьтесь. Сарданапал пытался что-то сказать, но на него посмотрели, как на докучливую муху. Таня получила, что хотела, а раз так, маги больше не вызывали у нее никакого интереса, в особенности старик, которого она считала косвенным виновником своих бед — сваливать свои проблемы на других было не только по-человечески, но и в духе Мрака, пусть Арей и учил обратному… Бейбарсов ждал ее на почтительном расстоянии, в сотне метрах от крыльца. Нехорошо заставлять ждать человека, которого любишь, подумала девушка и направилась навстречу. Она остановилась в нескольких шагах от него и вопросительно посмотрела в черные очи. — Отдай мне ключ, — произнес некромаг вместо приветствия. Его возлюбленная еле заметно качнула головой. — Ключ, Таня. Обещаю, что сразу уйду и никого не трону. И снова все разворачивается банально, в лучших традициях любовно-приключенческого романа. Когда так происходит, все, что остается — следовать сюжету… Мы же умные люди, Глеб, мы знаем, чем сюжет закончится, когда наши роли будут отыграны. — По-твоему, мне есть до них дело? — скривила губы Гроттер. Сказать так полагалось по «сценарию»… А он, наверное, вовремя изгнал ее из резиденции. Еще немного, и она окончательно бы рехнулась на любви к нему, окончательно прекратила различать черное и белое и стала для него крупной проблемой… — Не пытайся казаться хуже, чем ты есть, — услышала она, — можешь обмануть кого угодно, только не меня. Не настолько ты пала в тьму, чтобы говорить такие вещи. — Ты не знаешь, насколько я пала за последний год, — раздался ее злой шепот. Бейбарсов кивнул и обратил внимение на одногруппников. — Забавно, не находишь? Весь курс теперь в сборе. Похоже, мы с тобой единственные, кого не приглашали. Но судьба распорядилась иначе, и мы невольно угодили на очередную встречу курса… — протянул он. — Не язви. — А то что? Убьешь? Почему кроме насмешки она слышит… нежность? Что за чертовщина, Глеб? Что ты снова делаешь со мной… Зачем смотришь ТАК? — Попытаюсь, — тихо ответила она. — Доставай меч, Таня, — услышала девушка, — не желаю я с тобой сражаться, только выбора не остается. — Как говорит Корнелий, на «шесть» и по «хлопку»?.. — Не знаю, кто это, но можно. Таня материализовала меч одновременно с крыльями, и взмыла в воздух, уходя от сорвавшейся с рук Бейбарсова огненной молнии. Молния ударила в дерево, дерево ожидаемо рухнуло… Следующую молнию она отбила мечом прямо в него, и некромагу пришлось закрываться от своего же удара. Огонь, некромагия, вихри колдовской энергии… Так можно долго драться — лучше уж сразу, подумала Таня, опускаясь на землю. Удар сыпался за ударом, она отражала их как лезвием, так и крыльями, а когда они отдалялись для передышки, в ход шла сила. Никто не щадил — при очередной «встрече» Таня избивала его стальными перьями, а некромаг регенерировал и бил в ответ. Из ее рта уже стекала струйка крови, а на всем теле, если она сегодня выживет, обещали остаться минимум двухнедельные синяки. — Какая страшная ненависть, — ахнув, произнесла Пупсикова. Преподаватели пока умудрялись держать призрачный щит перед замком, но тот нет-нет, да трещал от напряжения. С легкостью ухватив ведьму за руку, Бейбарсов отшвырнул ее с такой силой, что у той аж ребра захрустели. — Это не ненависть, — покачала головой Лена, — это самая страшная любовь, которая только может существовать на земле. Таня все наскакивала и наскакивала с мечом на некромага… — Все же разнесут! — произнес Соловей, глядя на разыгравшееся между ними сражение. — Сильна Танька стала, сильна… Устав, та вновь поднялась в воздух, чтобы передохнуть, только Бейбарсов тут же взмахнул материализованным кнутом и дернул. Просвистевшая огненная дуга обвила ее за запястье… Таня, привыкшая к его технике боя, была готовой и успела перерубить хлыст, вот только от столкновения с землей это не спасло — и, застонав, она кое-как поднялась на ноги и вновь расправила крылья, пытаясь ранить ими как можно больнее. Глеб дежал ее за эти крылья у самой лопатки, а они бились и бились, в отчаянной попытке вырваться… — Не лезть, — скомандовал Сарданапал, — это не по нашим силам. — Но Танька же… — начал было Ягун и замолчал. Танька, вроде, со стражами Мрака, тогда почему она сражается с некромагом, да еще так отчаянно? — Таня теперь принадлежит другим. — Другому, — поправила Медузия, — я не знаю, что между ними случилось, но они все еще принадлежат друг другу. — Вы простите, Медузия Зевсовна, но как-то слабо это похоже на изъявление любовных чувств, — заметил Ягун. Академик внимательно следил за девушкой. Она уничтожила Ключ, но не сказала об этом и теперь… Если человек хочет умереть, это его выбор, подумал он. Возможно, так, даже, будет лучше. Некромаг отпустил ее, и так внезапно, что она рухнула, в который раз за схватку. Сил осталось только на то, чтобы отползти на пару метров… Он всегда был много сильнее, просто она изворотливее, а прежде это равняло могущество. — Не хочешь по-хорошему, придется по-плохому, — пожал плечами Глеб и еле заметно шевельнул пальцами. Вечный комментатор всея Тибидохса, протестуя, двинулся вперед. С годами некромаг отлично улучшил свое мастерство, и владение стилем мертвой марионетки не стало исключением… Внука попыталась удержать Ягге, но и ее коллег, и бывших учеников осторожно «отодвинули» в сторону. — Глеб, не надо… Лучший друг Таниного детства, точно поднятый зомбак, дошел до палача Мрака. Клинок последнего упирался в горло Ягуну, а ей только и оставалось, что беспомощно смотреть. — Ключ, — в очередной раз повторил мужчина. — Не отдавай, — прохрипел комментатор, и на его шее тут же выступила капелька крови. — Ключ, — сказал Глеб, внимательно наблюдая за Таней. — У меня его нет, — на секунду прикрыв глаза, ответила Гроттер, — я его уничтожила. Клянусь всем, что испытывала к тебе… Сарданапал свидетель. Мужчина долго смотрел в ее очи, а потом из груди Бейбарсова вырвался тяжелый вздох. Он опустил клинок и, точно куклу, оттолкнул от себя молодого полубога. — Таня, Таня… Ты уничтожила единственную свою возможность на спасение, — с сожалением произнес он, — теперь от гнева Лигула тебя не спасет никто и ничто… Я провалил условия сделки. Отвернувшись, некромаг направился прочь. — Глеб!!! — не выдержав, закричала девушка. Какого черта ты творишь, Бейбарсов?! Что ты несешь?! Не надо мне твоего заступничества, не надо дешевых спектаклей, давай решим все здесь и сейчас!!! Шаг брюнета на мгновение замедлился, а потом за его спиной взметнулись огромные черные крылья, и, завороженная этим прекрасным зрелищем, Гроттер приоткрыла рот. Она видела их в первый раз. Точно такие же, как и у нее — только больше, сильнее, могущественнее, в синеватых переливах от некромагических вспышек… Некромаг оттолкнулся, взмыл в воздух и телепортировал прямо на территории школы. — Глеб… — уже потеряно и беспомощно повторила она. С каких пор ты стал летать? Что изменилось? И что за сделка с Лигулом? Как они прекрасны… Таня долго сидела на траве — до тех пор, пока к ней не приблизились Ягун со Склеповой. — Пошли. Побудешь с нами немного, — произнес друг, расчесывая свой порез на шее. — Мне пора. Дела, знаешь ли… — Час или два роли не сыграют, — возразила Гробыня, — Гроттерша, пошли. Не артачься. Заодно поделишься, что происходит, а то сколько можно от меня бегать. Час, два… Девушка задержалась на острове на всю ночь, и не зря: то был ее предпоследний визит в Тибидохс. В следующий раз, когда она окажется здесь, все выйдет совершенно по-другому… Она сделала то, что сказала Фулона — не дала Лигулу завладеть Ключом. И, если верить Бейбарсову, это было единственным, что удерживало ее от гнева карлика… На нее, наверное, теперь будут охотиться? А раз так — почему бы не позволить себе отдохнуть? …Сжав в руках бокал с вином, Таня стояла у раскрытого окна. Рядом верной собачкой крутился Жикин — и она посмотрела на него так холодно и равнодушно, что бывшему наркоману ничего не оставалось, как сникнуть и ретироваться. Ей было не до Жикина и не до дешевого кокетства. И не до однокурсников, смотревших на нее, пусть и заинтересованно, крайне настороженно. Даже Гробыня мялась и не знала, как себя вести. Склепова, верная Склепова! Единственная, кто упорно пытался поздравлять ее со всеми Днями рождения… Битва с Глебом, известного как истинного Палача Мрака, что-то перемкнуло в их головах; если Гроттерша сражается с Мраком, она, наверное, уже не Мрак? — читалось в их глазах. Но если она не Мрак, почему к ней так отрицательно относится Сарданапал? Наивные глупцы. Когда играешь по другим правилам, черное и белое смешиваются на единой палитре. — Как оно? На службе у… них, — не выдержав, спросила Катя, прервав неловкое молчание в гостиной. — Я уже говорила, что больше не служу Мраку. Ни Мраку, ни Свету, просто пока у нас с последним общие интересы, — озвучила Таня. И вновь неловкое молчание. Ее не напрягало — она любила тишину. — Нет. Расскажи, как там было, — к всеобщему удивлению, попросил уже Дыр, — в резиденции. — Гроттерша, ну не томи! Что такое отдел Мрака? Взглянув в прямо-таки умоляющие глаза телеведущей, Таня тяжело вздохнула и сдалась. — Нормально. Жить можно везде — а ко всему прочему, Арей не такое зло, каким его малюют. Он… благороден и не терпит подлости. Учиться и служить ему было честью. — А комиссионеры, суккубы, стражи… — Комиссионеры — жалкие куски пластилина, суккубы интереснее, но тоже падаль. А стражи… Что стражи? Человеческое им не чуждо, стражи тоже были созданы по образу и подобию. В особенности мне нравился Арей. Я… люблю его, как отца. — А Глеба как? — быстро спросила Попугаева, и со всех сторон на нее тут же цыкнули. — А с Глебом, — Таня отпила вина, — у нас очень сложные отношения. — Он чуть Ягуна не убил, — обиженно протянула Лиза, — а все ты, Гроттерша, виновата! Годы проходят, а люди остаются такими, как есть… У Бедной Лизон всегда и во всем виновата Гроттерша. — Глеб бы никогда не причинил ему настоящего вреда, — тихо возразила девушка. — Да? Не похоже… — Ягун был и остается моим лучшим другом. Некромаг не тронул бы его, и никому не позволил тронуть. В голосе Тани было столько твердости, что Лизон сникла. — Но тебя-то он… — Ягун в наших разборках не виноват. Это наше с некромагом личное дело. — И… — Лиза, не зли, — не выдержав, выбросила она таким голосом, что блондинке только и осталось, что хватать ртом воздух. В целях сохранения собственной нервной системы никто вот уже несколько лет предпочитал просто не связываться с девушкой… — А ты… — вновь начала было Верка. — Я любила, люблю и буду любить Бейбарсова вечно, — произнесла Гроттер, невидяще смотря перед собой, — даже если у нас теперь разные стороны. Даже если я его… ненавижу. — Но почему вы стали врагами? Девушка пожала плечами. — Когда вы любите слишком сильно и ставите на этой любви крест… Наверное, ничего другого и не остается. Либо быть вместе — либо убить друг друга. Вместе — сила любви, порознь — ненависти. В этом и состоит истинное проклятие Черных Крыльев Тьмы: сгубить другого самым светлым, что есть в тебе. Он расстался со мной, потому что я мешала служить, потому что не подхожу на должность палача. И я приняла этот выбор. Она потом, наверное, пожалеет о своей говорливости, но ей надо было кому-то рассказать, чтобы просто переварить все… Пипа мялась в стороне — видимо, она все еще неловко себя чувствовала за тот инцидент с маечником. Так всегда происходит: когда влезаешь в чужие отношения, неизменно оказываешься «крайней». И вновь неловкое молчание, прерванное уже Гуней. — Танька, а покажи меч! — пробасил он. Закатив глаза, Таня материализовала клинок. Иначе от нее не отстанут… И чего она у них на поводу идет? Неужели так оголодала по их обществу? Она чувствовала себя обезьяной в зоопарке. Еще бы, такой карьерный рост, единственной на курсе! И ничего удивительного, что именно у нее, Гроттерши, которая вечно находила приключения на свои голову и зад. Глеб, говоря откровенно, тоже ее очередное приключение, вернее — погоня за этим приключением. Кто, кроме нее, мог добровольно податься к стражам Мрака и преуспеть там? Когда внимание однокурсников оказалось отвлечено — Дуся, оказывается, ждала ребенка и тот принялся пинаться, Таня тихо выскользнула из гостиной. …В ее старой комнате кто-то жил, но сейчас, в период каникул, она стояла пустой, и потому Таня спокойно прошла и села на кровать. У изголовья, в самом уголке, было вырезано ее имя — крохотная, аккуратная надпись, сделанная ею еще в первый год пребывания в Тибидохсе. Как здесь, оказывается, тесно… Еще теснее, чем в ее крохотной малосемейке. Все в этой комнате осталось таким же, как и при ней, только скелет Дырь Тониано исчез. Тот же стол, те же шкафы… То же огромное зеркало и облупившаяся краска на ширме для переодевания. Таня сидела в одиночестве, пока не вломились Гломовы, Ягун с Катей, некромагини с Шурасиком и… Ванька. И пришлось снова рассказывать — про обитателей резиденции, про сотрудничество с валькириями, про наследника Мрака… — Мне уже нравится этот Меф, — хмыкнул комментатор, — и этот тип с чемоданной фамилией. — Они все забавные, особенно Улита. Мне она отчасти заменила Склепову, — нехотя призналась Таня. Телеведущая моментально возмутилась. — Обижаешь, Гроттерша… Меня невозможно заменить! Я единственная и неповторимая. — Да, это так, — твердо произнесла Таня, — ты единственна и неповторима. Без всякого сарказма. И она действительно говорила эти слова с чистым сердцем. — Расскажи еще о вашей с ним в жизни в резиденции, — произнесла Лена, — до того, как все произошло. Не подумай. Мы смирились с тем, что произошло, но нам обеим не хватает его. Расскажи о нем самом, о его личном. Он был хоть немного счастлив? А чего скрывать?.. — Если кто в резиденции и был по-настоящему счастлив, то именно мы, — начала Таня, — да, участь Крыльев поначалу сильно давила, но ко всему привыкаешь. Можно служить и Мраку, если есть самое главное… А это «главное» было. Мы все время были вместе — за ненадобностью мою комнату даже определили под склад, я все равно постоянно проводила время у него, пока мы не переехали. В службе Мраку нет ничего страшного, но истинный Мрак нас и не коснулся: Арей никогда не казался чудовищем… Он дал нам возможность в свободное от его поручений время заниматься всем, чем мы хотели — мы и занимались. Любовью. Часами, сутками, неделями… Уши Ягуна покраснели, как и щеки Кати, а остальные слушатели оказались куда менее стеснительными. Правда, Ванька, сидящий в углу, нервно дернул ртом, но Гроттер проигнорировала его реакцию. Сам пришел, она не звала. С какой стати ей церемониться? — А с валькириями ты как сошлась? — А валькириям выгодно держать меня в качестве союзника и при себе. При всех симпатиях, если я сорвусь, они меня и кокнут. Расскажите лучше, как у вас. Родили восемь детей, как и планировали? — спросила девушка, глядя на подругу. Как ни странно, ответил ей Гломов, принявшийся рассказывать об их старшенькой, которая уже проявляла отличные данные в занятиях единоборствами. Девочка, судя по всему, была его гордостью… Они долго сидели, обмениваясь новостями, вспоминая школьные годы и треплясь о ерунде, пока, зевая, Гробыня не сообщила, что хочет спать — и все начали расходиться. — Полагаю, утром я тебя уже не увижу? — с пониманием поинтересовалась телеведущая. Таня кивнула, и девушки обнялись. — Будь, — шепнула ей на ухо Склепова, — просто будь. И звони, хотя бы иногда… — Постараюсь. Обе знали, что Таня не позвонит — ни к чему подвергать опасности единственную подругу, но это обещание отдавало надеждой, а надежда, в свою очередь, грела душу. — Если вдруг понадобится помощь, просто позови, — тихо добавила ведьма, — я услышу. — Будем надеяться, до такого не дойдет. Следующим в очереди был Ягун. — А вот я не прощаюсь, — неожиданно заявил он, — знаешь, я, все же, на четверть бог, и моя божественная интуиция подсказывает, что наши с тобой пути еще пересекутся хотя бы один раз. — Как знаешь, — засмеялась Таня и махнула ему рукой. Однокурсники ушли — все, кроме таежного ветеринара-лопухоида. — Можем поговорить? — неловко спросил Валялкин. Поговорить? Считаешь, я поверю, что ты остался для этого? Шагнув ближе, Ванька поцеловал ее — нежно, почти ласково, воздушно, как целовал несколько лет назад. Сколько было мягкости, сколько чувственности в этих губах… Перед глазами вновь возник Бейбарсов, и она почти в живую ощутила его страсть, его наглые обжигающие поцелуи и блуждающие по ее телу сильные руки, зажимающие так, чтобы она не могла пошевелиться, пока он двигается внутри и вырывает из нее все новые и новые стоны. Глеб всегда знал, чего она хочет и как, он предугадывал ее желания, он был ее единственным желанием. Жаль, что сейчас ее целуют другие губы, думала девушка, никак не реагируя на прикосновения лопухоида, ладони которого уже сновали под ее обтягивающей кофтой. Девушки обычно млеют от такой нежности, не так ли? Она, когда-то, млела. Все еще надеешься, Ванька. Неужели ты наивно думаешь, что наш разрыв с Глебом заставит меня рухнуть в твои нежные ручонки и переехать в тайгу? Смешно. — Ты не Глеб, — с равнодушием произнесла Таня, отстраняясь от маечника. Ни единая его толика. А она надеялась, осталось после зеркала Тантала в нем хоть что-то, потому и позволила прикоснуться. Нет в нем Глеба. Что ж, зато Глеб в ней — он всегда в ней, до последней капли ее существа. — То, что ты стала Темной, ничего не меняет, — произнес Валялкин, — я всегда буду тебя ждать. — Жил бы уже, как хочешь. Прости, Ваня, но ты лопухоид… И при всех своих заслугах мне не ровня. Таня отвернулась к окну. — Не пытайся своими высказываниями показаться хуже, чем ты есть. Она уже слышала эту фразу сегодня, и вновь ее повторял человек, который любил ее. Круг... Круг вновь замыкается. Ванька, наконец, сделал то, что от него требовалось — ушел и оставил ее в покое. Вдоволь напредававшись воспоминаниям, девушка отправилась на прогулку по Тибидохсу. Зал Двух Стихий, учебные кабинеты, обмен репликами с Абдуллой… Джинн теперь относился к ней иначе, с куда большим уважением: в его глазах она поднялась на ступень выше, она вырвалась в элиту, элиту Мрака, пусть впоследствии и оказалась из нее изгнанной. Но суть — ведьмовство и Черные Крылья Тьмы — остались при ней. Честью было говорить с такой Темной, с носителем такой силы. Перед тем, как покинуть остров, у нее оставалось еще одно дело, и с ним нельзя было затягивать. Некрасиво это. Соловей ждал ее на трибунах. — Я уж думал, что ты не придешь, — произнес старый тренер, когда она села рядом. — Я задержалась. — Понимаю. На контрабасе ты, полагаю, больше не летаешь? — Теперь я умею летать по-настоящему, — ответила девушка, — и это много лучше контрабаса. — Я видел… Все видели. Только чем выше взлетаешь, тем больнее падать, Танька. Кому, как не тебе, этого не знать? — Я уже упала, ниже и больнее некуда. Только мне от этого не стыдно, понимаете? Не совестно ни единой капли. Это, наверное, и есть смерть души и чистой воды эгоизм. — Пути неисповедимы, — ответил Соловей, — я рад, что ты нашла свой. Этот мир всегда был для тебя слишком… мал. Предначертание, уготованное тебе проклятием Черных Крыльев — вот, что больше тебе подходит. Всему твоему духу. Бунт, огонь, свобода! Нельзя судить за путь. — Другие так не думают. — Ты наплевала на то, что думают другие, когда выбрала службу в резиденции. Они сидели рядом до самого рассвета, а потом девушка рывком поднялась на ноги и материализовала крылья. — Знаешь… Я хотел бы попросить тебя всего об одной вещи. — Какой же? — отстраненно вопросила девушка, с вящей нежностью глядя на огромное драконбольное поле. — Выживи. Пути неисповедимы, Соловей Одихматьевич, сами сказали. И этого, простите, я Вам пообещать не могу… А вернее, не хочу. Она взмыла вверх — чисто, красиво, грациозно, и старый тренер залюбовался ее полетом: он всегда умел ценить истинно прекрасное. Королева полета. Сделав над трибунами прощальный круг, девушка обернулась и обменялась с мужчиной взглядами: она показала своему учителю то, что должна была показать, и Соловей благодарно кивнул.

***

— Значит, ты решила вопрос кардинально, — произнесла Фулона, выслушав отчет, — что ж… Наверное, так даже лучше. — Если Глеб берется за дело, помешать ему невозможно, — ответила Таня, — некромаг идет к своей цели всегда. Некромаг не знает слова «нет», а потому это был единственный способ лишить Лигула Камня Четырех Стихий.