Лишь доза делает яд незаметным

Paint it black — The Rolling Stones

      В коридоре заслышались шаги, и Нарцисса вмиг поднялась с кресла, обернувшись в сторону двери. Это движение было абсолютно бессмысленным; скорее, это был признак волнения, которое некуда было выплеснуть. — О, и тебе не спится, — произнёс Люциус, зайдя в гостиную. Правда, его внешний вид вряд ли подходил человеку с бессонницей: на нём были синий парадный костюм, который дополняла тёмная мантия с серебристыми узорами, а волосы были собраны лентой в хвост.       «Не хватает разве что розы», — мысленно съязвила Блэк. — Нам надо поговорить, — твёрдо, без всякого намека на шутку, произнесла она; её пальцы неистово желали вцепиться в спинку кресла, но она лишь выдохнула, заставляя все мышцы лица расслабиться. — Это касается Драко. — Хорошо, — Малфой скользнул по её фигуре непроницаемым взглядом и вдруг «зацепился» им за небольшую деревянную подставку у кресла, на которой лежала квадратная зелёная коробочка, заметно старая и местами выцветшая. — Мне кажется, или я где-то уже это видел? — В ювелирном его оценили в тридцать шесть тысяч галлеонов, — эти несколько слов Нарциссе едва удалось вымолвить. Они будто царапали горло, и сразу после того, как она произнесла их, ей захотелось кашлять. — Ты никуда не выбросила его, — медленно заключил Люциус. — Как видишь. Но я принесла его сюда не для того, чтобы обсудить прошлые поступки. Если ты уже опаздываешь — иди, но не надейся, что с утра исчезнешь по каким-нибудь делам, не поговорив со мной. — Думаю, у меня есть пара минут, — кинув взгляд на часы, Малфой обошёл Нарциссу, дабы сесть на быльце кожаного дивана. На полпути он протянул руку вперёд, требуя коробочку, и Блэк, предварительно подкинув её в воздух и удачно поймав, отдала.       Люциус открыл футляр. Крышка громко щёлкнула; крупный изумруд и бриллианты по всему ободку кольца замерцали под светом пламени. Рука Нарциссы дёрнулась в сторону украшения: так хотелось к нему прикоснуться, ощутить холод металла, граничащий с жаром, но в последний миг она заставила себя остановиться. Блэк знала: это всего лишь искусно исполненные чары, что, как магнит, притягивали человека к блестящему белому золоту. — Я подумала, что наши кольца могли бы сыграть неплохую услугу для Драко при нынешних обстоятельствах, — Нарцисса перевела взгляд с украшения на Люциуса. — Понимаешь, о чём я? — К сожалению, да, — насмешливо ответил Малфой, хотя его бегающий взгляд свидетельствовал о замешательстве. — Ты хочешь предложить, чтобы мы отдали свои парные кольца Драко, а он, в свою очередь, отыскал девушку, которая могла бы носить одно из них и защищать его? — Не защищать, а знать, что с ним всё в порядке; это разные вещи, — Блэк повысила голос и заходила из стороны в сторону по комнате, стуча каблуками в такт говору. — Вспомни, скольких терзаний нам удалось избежать во время Первой магической войны благодаря тому, что мы просто чувствовали, что оба в безопасности. Отрицай сколько хочешь, но я не поверю, что тебе не было легче от мысли, что я знала, когда тебя ранили в бою, потому что разделяла эту боль, — она вцепилась взглядом в его глаза, не без радости заметив, что Малфой начал сдаваться. — Не обязательно, чтобы эта девушка была кем-то значащим для Драко — просто доверенной особой. Она будет незаметно носить кольцо и, если ощутит что-то неладное, то сообщит аврорам. — И ты уверена, что риск того стоит? — Люциус, ещё не приняв окончательного решения, принялся щёлкать крышкой футляра. — Мы не можем никому сейчас доверять, а ты предлагаешь буквально делиться всеми чувствами Драко с посторонним человеком. Разве наш сын не способен сам себя защитить?       Нарцисса совсем не аристократично прыснула и, скорее всего, очень переменилась в лице от нарастающего в груди негодования. — Нет ничего, на что наш сын не способен, — жестко произнесла она. — Но любой человек, который скажет тебе, что все страдания делают нас сильнее, ошибается. Некоторые просто бессмысленны. И если из-за этого дурацкого вора зелий с головы Драко упадёт хоть один волос — я себе не прощу, — несмотря на все материнские чувства, полыхавшие в груди, на её лице не дрогнул ни один мускул, пока она говорила.       Наверное, именно этот холодный расчёт и заставил Люциуса смириться со столь небезопасной на первый взгляд идеей. Да и на второй тоже, однако альтернатив, видимо, не существовало. — Акцио… — пробормотал Малфой, и в его руках оказалась шкатулка, в которой он быстро отыскал свой перстень. — Мы поговорим завтра насчёт твоей идеи с самим Драко, а пока пусть будет у тебя.       Он вложил в ладонь Нарциссы оба кольца; она несколько секунд не отводила от них взгляда, а когда всё же сделала это, то увидела, что Малфой собирался выйти из комнаты.       «И всё?» — эта её мысль, судя по всему, материализовалась, и в последний момент, когда дверь уже была открыта перед Люциусом, он замер в полуобороте. — Где были твои рациональность и соображения о бессмысленных страданиях, когда ты солгала, что выбросила наш единственный способ защиты в Темзу? — не выдержал Малфой и сделал несколько нетерпеливых шагов обратно в комнату. — Там же, где твоя забота о семье, — Нарцисса не сдержалась и пустила в ход одну из тех снисходительных улыбок, какими раньше озаряла людей ниже её по статусу. Она, не обращая внимания на своего собеседника, сложила оба перстня в футляр и уверенным шагом направилась к Малфою, точнее — мимо него. — Ты спешишь на свою встречу, да и день сегодня был не из лучших, так что не начинай разговор, к которому ты не готов, Люциус, — Блэк остановилась напротив него всего на миг, гордо вскинув голову, словно между ними не было хороших десяти сантиметров разницы в росте, и толкнула дверь, как Малфой перехватил дверную ручку. — Как ты уничтожила наш брачный контракт? — выпалил он, отрезая путь к отступлению. — Не вижу корреляции. Или у нас вечер неуместных вопросов? — Нарцисса улыбнулась ещё сильнее, хотя ощущение было такое, будто она выпила стакан лимонного сока. — О, связь здесь очень проста: это очередная ситуация, сотканная изо лжи, — съязвил Малфой. — Ты лгала насчёт кольца всё это время, а что касается контракта, то ты просто ничего не подтверждала, но и не опровергала... По договору за мной оставалось право на всё имущество, если только не был нарушен хотя бы один из тех пунктов, что числились в нём. Но я ничего не нарушал, а контракт самоуничтожился, как будто именно это и случилось. И я не верю ни одному слову из той юридической чуши твоего адвоката, на которую повелась судья. — Конечно, это была чушь, и я удивлена, что ты не понял, что произошло, с самого начала. Наверно, все мы одинаковые в желании отрицать худшее, каким бы очевидным оно не было.       Блэк казалось, что ещё немного, и к горлу подкатит тошнота, но не от страха, а от своего голоса, такого приторного и переполненного издевкой. Именно так разговаривала со своими жертвами Беллатрисса. И Нарциссе ни на секунду не хотела быть такой, как сестра, однако сдерживать себя не получалось. Это было неправильное, но удовольствие — видеть, как мир Люциуса рушится на её глазах. И плевать, что ей самой в разы хуже. — Нет, ты не сделала этого, — Малфой замотал головой. — Я бы почувствовал, если бы что-то пошло не так! — А почувствовал бы? — губы Нарциссы дёрнулись. Она подняла левую руку и выставила её тыльной стороной, словно демонстрировала маникюр или… кольцо. — Я же была… достаточно — как ты там сказал? — иррациональной, чтобы снять его.       От её собственных слов рука задрожала, а ухмылка сменилась гримасой боли, которую уже не выходило скрывать. Малфой, с ужасом наблюдая за изменениями на её лице, застыл; только едва слышимое бормотание «нет-нет-нет» отличало его от каменной статуи. — Да, да! — перебила его Блэк; ей уже было всё равно, что происходящее напоминало какую-то общую истерию. — Именно это и произошло. Поэтому я не опровергала слухи о том, что нашла способ разрушить проверенные веками заклинания, которые накладываются на договора, — не могла же я сказать, что, на самом деле, я просто… просто…       «У» вырывается на долгожданном выдохе; «б» звучит слишком глухо, едва разборчиво; «и» напоминает стон боли; на «й» Нарцисса ощущает, как лёгкие сжимаются, не желая заканчивать слово; «ц» — как цокот зубов от страха, хотя бояться было поздно; буква «а» превращается в крик отчаяния и вскоре оказывается задушенной тканью пиджака Малфоя. Блэк не может вспомнить, когда в последний раз так нуждалась в чьих-то объятиях.       Она тоже оказалась неготовой к разговору; в конце концов, к такому нельзя быть готовым. — Всё лучше, чем тебе сейчас кажется, Нарцисса, — произнёс Люциус, проводя рукой по её волосам. Пусть Блэк и знала, что на деле всё ещё хуже, но слова были точно не лишними. — Пожалуйста, не спрашивай меня ни о чём сегодня, — вымолвила вскоре она, вырываясь из объятий и отходя на пару шагов. Глаза зачесались от попавшей в них туши, отчего пришлось воспользоваться заклинанием для снятия макияжа; неплохим бонусом стало то, что вместе с ним исчезли мокрые дорожки на щеках, как будто и не было никакой грусти. — Да ладно, а я как раз устроить допрос тебе собирался, — с сарказмом хмыкнул Люциус. — Я видел, ты купила новую упаковку успокоительного; попросить эльфа её принести? — Нет, я после ссоры с Драко уже принимала. Двойная доза может вызвать побочные эффекты вроде забывчивости. Между прочим, два года назад, после встречи с Лестером, именно это и произошло. Я просто забыла, что не должна пить алкоголь, а не пыталась уйти из этого света, как ты любезно предположил, — Блэк смерила Малфоя тяжёлым взглядом. — Мне жаль, — прозвучал ответ.       Ничтожно мало. — Я должен был раньше понять, что это произошло, но вышло, как вышло. Поговорим обо всём завтра, если захочешь, — Малфой решил не подвергать себя очередному зрительному контакту и скрылся за дверью.       Часы на стене не успели довершить «тик» фирменным звуком «так», как Блэк, подталкиваемая неведомой силой, выскочила за Люциусом в коридор. — Не уходи, — выпалила она.       Темнота охватила их силуэты, что было поводом помолчать несколько секунд, не чувствуя неловкости. Они оба понимали, что сегодня что-то изменилось — по крайней мере, стена лжи между ними рухнула, — однако Нарцисса вдобавок знала, что сегодняшним разговором драма не окончится и завтра ей придётся поведать о худшей части произошедшего. Видимо, именно из-за этих мыслей не хотелось оставаться одной. Хотя бы несколько кратких минут. — Я всё равно уже никуда не успеваю, так что… Мы можем во второй раз поужинать чем-то сладким; это приободрит тебя, ведь ты редко позволяешь себе подобную «роскошь»… Я бы выпил что-то покрепче, а эльфы пусть сделают тебе чай или, может, у них найдётся тыквенный сок… — Я даже боюсь представить, за что можно в нашей ситуации выпить, — Нарцисса отпустила смешок, одновременно радуясь положительному ответу и проклиная себя за то, что не смогла остаться по ту сторону двери. На правильной стороне. — Люди в своём большинстве настолько несчастные, что им всегда найдётся, ради чего поднять бокал с красивыми словами. — Ты сказал «большинство людей», а мне упорно слышится «мы», — изрекла Блэк. Ни слова возражения в ответ не последовало — её слова были голой правдой, которую было страшно произнести в обыкновенный день. — Согласись: «мы» — это лучше, чем одинокое «я», — Люциус, и Нарциссе показалось, что его силуэт стал чуть ближе к ней. — И это изменится, если ты наконец-то начнёшь верить в это. Вера, она многое решает, хотя совершенно ничего нам не стоит.       Заслышалось шуршание мантии; скорее всего, Малфой искал волшебную палочку, чтобы зажечь факелы.       «В конце концов, вряд ли я смогу сделать этим день ещё хуже», — решилась Блэк.       Громкий стук каблуков, прикосновение к его плечу, поцелуй. Нарцисса прикрыла веки, ожидая вспышки страха, как всегда случалось с ней. Ожидая увидеть расплывающиеся красные пятна, как утром, но перед глазами был лишь кромешный чёрный цвет. Чёрный — это куда лучше красного. Это элегантность, это её любимое платье, как у Шанель, это его мантия, это небо, под которым они когда-то гуляли в самую тёмную ночь, это мрак, который, вместо того, чтобы разделять, объединял их сегодня. — Твои губы на вкус, как мята, — вымолвил Малфой и взмахнул рукой, зажигая свет в коридоре. Блэк сощурилась от чересчур яркого освещения, но последующие слова того стоили: — Не знаю, поверишь ли, но ты очаровательно выглядишь без всей этой краски на лице.       Нарцисса сдержала смешок и потянулась за следующим поцелуем, позволяя вихрю сумасшествия унести её мысли прочь.       А жаль, ведь эльфы в сегодняшнюю еду мяту уж точно не добавляли.

***

— Малфой, Малфой, Малфой! — Гермиона бегала вокруг кровати, периодически поднимая с пола вещи, и ни на секунду не прекращала выкрикивать фамилию своего собеседника.       Драко не пылал желанием разговаривать. Его глаза были всё ещё прикрыты, хотя он уже проснулся и схватился руками за уши, «прячась» от шума, издаваемого Грейнджер. Нижняя половина его тела была прикрыта белоснежным одеялом, другая же выставлялась на всеобщее обозрение и всего чуть-чуть отвлекала Грейнджер от поиска своей палочки и оставшейся одежды. — Малфой, вставай немедленно! — она топнула ногой, с ностальгией вспоминая о воде, которую вылила когда-то на лицо Драко, чтобы поднять его с постели. — А вчера я был Драко, — Малфой, решив не испытывать судьбу, присел на кровати, потирая глаза кулаками. — Даже не так. Я был «Дра-а-ако!» — из-за сонного голоса его стон был больше похож на зевок, но Гермионе и этого хватило, чтобы смутиться. — Да хоть Юлий Цезарь! — всплеснув руками, парировала она через несколько секунд, когда подавила в себе стыд. Грейнджер уронила вещи Малфоя на пол, но зато, наклонившись за ними, нашла свою палочку. — Мы опоздали на работу; времени — двадцать минут десятого! — И что за странная привычка так говорить? Девять двадцать — вот человеческий язык, — Драко наконец поднялся и, не торопясь, надел вчерашние штаны поверх боксеров. Рубашку и пиджак он проигнорировал; скорее всего, решил выбрать из «местного» гардероба что-то свежéе. — Мне же не приснилось, что ты выпила своё противозачаточное зелье? А то я что-то, хоть убей, не вижу его поблизости.       Эта фраза заставила сердце Гермионы неприятно заныть, и она, забыв про всё на свете, подлетела к прикроватной тумбочке. На ней ничего не было; на второй, по другую сторону от кровати, — тоже. — Мне казалось, я выпила его до дна… — растерянно вымолвила Грейнджер. — Не бывает коллективных снов, следовательно, это правда было, — она понимала, что, на самом деле, просто успокаивает себя. Оглянувшись по сторонам и не увидев ни единого признака того, что вчерашним вечером хоть что-то принимала, она из последних надежд открыла ящик тумбочки. Там, в грустном одиночестве, валялся пустой пузырёк противозачаточного. — Слава Мерлину, — выдохнул Драко позади неё. — Слава сообразительной Гермионе Грейнджер, — фыркнула в ответ она, задвинув ящичек и повернувшись к Малфою. — К слову о сообразительности... И о гениальности... — хитро начал он, подмигнув. — Такому человеку, как ты, вряд ли нужно полдня выслушивать, как и что делать. — Не поняла связи, но комплимент защитан, — интерес пересилил мысли об опоздании, и Гермиона мысленно дала Драко тридцать секунд на то, что он ещё собирался сказать. — Зачем тебе вообще идти сегодня на работу? — это прозвучало как утверждение, а не вопрос. — Да, с завтрашнего дня часть сотрудников отправят в лабораторию при Больнице Святого Мунго, и ты будешь среди них, но сегодня все только и будут делать, что слушать Лору и высказывать идеи, ходя кругом по нашей лаборатории, словно перипатетики*. — Может, именно так всё и будет, но, во-первых, я могу услышать там что-то важное; во-вторых, организация — очень важный этап любого проекта, — Грейнджер не была готова сдавать позиции. — Ох уж эта организация... — Драко поднял глаза к потолку. — Да это тебе их всех нужно строить и «организовывать», а не наоборот! От того, что ты придёшь сегодня, не будет никакого прока; тебе только целый лишний день придётся делать вид, что ты не больше остальных знаешь про потерявших магию волшебников, — Малфой явно намеревался сказать ещё что-то, но остановился и, сменив тон, вымолвил: — Мне, наверное, легко говорить со своего кресла директора. В конце концов, это твоё дело. Я не должен решать, как тебе жить. — Спасибо, — Гермиона неосознанно прикусила губу, раздумывая. — Слушай, мы в любом случае потеряли уже много времени; я не собрана, ты — тем более... Возможно, даже есть какой-то резон в том, чтобы не спешить и спокойно прийти на работу после обеденного перерыва, не устраивая дурдом. — Ах вот что значит «компромисс», — протянул Драко так, словно читал в словаре значение неизвестного слова. — Неплохо-неплохо, даже лучше, чем я представлял. — Я очень надеюсь, что это был сарказм. — В важных делах компромисс — это проигрыш для обеих сторон, — серьёзно ответил Драко; тем временем он подошёл к шкафу с зеркальными дверцами и разглядывал теперь в нём одежду. — Как же ты бизнес тогда ведёшь, раз всё должно быть по-твоему? — подкалывая Малфоя, спросила Гермиона. — Поверь, иди я на сделки всяких поставщиков, юристов, других компаний и прочих, я бы постепенно терял всё самое важное: свои права, убеждения, идеи. Может, при таком сценарии в моих карманах звенело бы больше галлеонов, но от моих представлений о том, какой должна быть фармкомпания, не осталось бы ничего, — Малфой достал из шкафа серые пиджак и рубашку и, когда закрыл дверцы, встретился в зеркале глазами с Грейнджер. — Поэтому я почти не сомневалась в своём выборе, когда решила прийти в «Pharmagic», — задумчиво вымолвила Гермиона. — По одной колдографии на объявлении чувствовалось, что эта лаборатория особенная. — Ага, как и наши проблемы, — небрежно бросил Драко; в одном выражении его лица читалось нежелание возвращаться к данной теме. Это секундное раздражение так подействовало на него, что он не попал рукой в рукав рубашки, сильно дёрнув ткань, и выругался себе под нос. — Давай я, — мягко предложила Грейнджер, не став на этот раз упрекать его в брани.       Забота... Гермиона не ожидала, что ей так сильно захочется прикоснуться к Драко. Не эротично провести кончиками пальцев по торсу, а обыденно застегнуть каждую пуговицу рубашки, расправить ткань на рельефных плечах и едва коснуться губами шеи, прежде чем поправить воротник. Медленно, наслаждаясь происходящим, Грейнджер выполнила каждое движение; Драко до последнего сомневался, стоит ли ему улыбнуться, но в итоге перехватил запястье Гермионы и накрыл тыльную сторону её ладони губами, а после повторил тоже самое со второй рукой. Сейчас слова были не нужны.

***

      Если бы Гермионе не нужно было следить за временем, она бы уже давно сорвала с руки Драко часы и закинула бы их куда подальше. Увы, это не представлялось возможным, из-за чего Грейнджер раз в десяток минут наталкивалась взглядом на блестящий циферблат и в который раз убеждалась, что рядом с Малфоем время летело незаметно. Казалось, она ещё не успела забыть теплоту постели, как они уже успели немного погулять по библиотеке усадьбы, плотно позавтракать и принять единогласное решение не возвращаться в спальню, а протестировать на прочность обеденный стол. На счастье, он оказался крепким, к тому же на крайний случай всегда существовало «репаро».       «И профессиональная аптечка со всеми средствами для лечения вывихнутых конечностей», — пошутила Грейнджер, прежде чем запрыгнуть на гладкую поверхность стола. На данный момент она до сих пор сидела на ней, натягивая свитер. — Уф, как же жарко, — Гермиона произнесла про себя заклинание, которое собрало её волосы в небрежный пучок на затылке. Небольшое, но облегчение. — Никогда не думал, что скажу это во время такой холодной зимы, но мне тоже, — Драко вытер со лба выступившие капельки пота и, кинув скептический взор на валяющийся на полу пиджак, поднял его и повесил на спинку стула, вместо того, чтобы надеть. — С другой стороны, я никогда и не думал, что окажусь рядом с такой жаркой девушкой, — он подмигнул ей, заставив Грейнджер улыбнуться, и поправил перекрутившийся на пальце перстень. — О! — воскликнула вдруг Гермиона и спрыгнула со стола, чтобы ближе взглянуть на украшение. — Я однажды читала, что различные кольца, подвески и прочее, которые передавались в чистокровных семьях из поколения в поколение, часто имели магические свойства, порой — даже темно-магические. Надеюсь, за твоим подобное не наблюдается? — Как ты догадалась, что это фамильное украшение? — Драко с интересом поднял бровь и посмотрел на свой перстень, как в первый раз. — Я его так часто чищу, что старость не должна быть заметной. — Никакой сложной дедукции задействовано не было — просто увидела вчера на картине похожие у твоих родителей. Они все сделаны в одном стиле: белое золото, изумруд... — Пятнадцать очков Гриффиндору за наблюдательность, — даже без смешка сказал Драко. — По правде, в моём перстне нет ничего интересного и уж тем более темно-магического, его испокон веков носят наследники семьи Малфой до женитьбы, — Драко снял украшение и протянул его Гермионе, дабы та могла рассмотреть ближе прямоугольный изумруд и ободок в форме змеи. — А вот у родителей были более интересные кольца. Один из моих предков, Крофорд Малфой, в своё время проникся идеей изготовить обручальные кольца, которые могли эмоционально связывать супругов — вроде легилименции, но чуть по-другому. — Это звучит ужасно, — не удержалась Грейнджер. Она могла восхищаться сложностью магических экспериментов, которые проводили предки Драко, но их цель казалась ей, мягко говоря, не этичной. — Именно так это и закончилось для Крофорда. У него — точнее, у ювелира, которого он нанял, — действительно вышло изготовить два перстня, которые, как только пара надевала их, позволяли ощущать эмоции друг друга. Казалось бы, желание Крофорда было удовлетворено, но постепенно он начал сходить с ума от того, что перестал различать эмоции свои и своей жены, закончил жизнь, бросившись в море со скалы, — Малфой присвистнул, словно пересказывал что-то ужасно смешное. — Прекрасно. Просто чудесно. А теперь не мог бы объяснить, почему эти дьявольские украшения носили все последующие поколения?       Малфой, несмотря на то, что обычно не терпел критики к своей семье, фыркнул от смеха. — Понятное дело, ни сын, ни внук Крофорда к тем кольцам не притрагивались, зато его правнук внёс коррективы в наложенные на них заклинания, засчёт чего можно было контролировать, когда ты хочешь впустить в голову чувства другого человека, — пояснил он. — Вот и сотворилась фамильная реликвия. Не уверен, что аналоги существуют, хотя кто знает — наш мир так велик.       Грейнджер какое-то время крутила перстень в руке, после чего вернула его Малфою с вопросом: — Если учитывать эти изменения, ты бы хотел носить такие кольца с будущей женой? — Я никогда об этом не думал, — честно ответил он. — С одной стороны, пребывая в хороших отношениях, было бы неплохо знать, когда у партнера плохое настроение и стоит поддержать его или что-то в этом духе. С другой… Я не уверен, что смог бы так широко раздвинуть границы своего личного пространства, — Драко легонько усмехнулся. — Это в любом случае не важно, так как кольцо матери было утеряно. — Оу, — только и ответила Гермиона, будучи немного разочарованной: ей было бы крайне любопытно взглянуть на ту сложную магию, что была использована для создания украшения. — Раз внук Крофорда смог улучшить чары, что сотворили ювелир и его дед, то, я полагаю, остался какой-то манускрипт насчёт их создания? — Безусловно, он всё ещё существует в библиотеке Мэнора; нужно лишь знать, где искать. Если тебе интересно, то могу как-то дать записи тебе на пару деньков. — Это было бы отлично, — Гермиона цокнула языком в предвкушении интересного чтива. — Мерлин, мне по-прежнему жарко, — вздохнула она и кинула взгляд в окно, за которым падал снег. — Думаю, нам не помешает напоследок подышать свежим воздухом, — Драко озвучил то, о чём только успела подумать Грейнджер.

***

      Улица встретила пару освежающим холодом, среди которого преспокойно процветали клумбы и выстриженные в геометрические формы деревья. Конечно, всё было куда сложнее: каждый зелёный клочок земли был ограждён от зимнего мира прозрачным куполом, внутри которого царствовал противоположный сезон.       Гермиона протянула руку к границе между летом и зимой. Ощущалось, как будто ты дотронулся до растянутой плёнки жвачки; вот только от прикосновения купол не рвался, а впускал человека внутрь по-райски тёплого уголка. К сожалению Грейнджер, Драко не горел желанием здесь задерживаться, да и время не стояло на месте.       «Как-нибудь надо непременно прийти сюда, исключительно чтобы почитать книгу, сидя под деревом и наблюдая за снежинками по ту сторону магического барьера», — Гермиона даже задержала дыхание, пока представляла себе такое времяпровождение.       У ближайшего поворота Драко резко свернул и повернулся к стене дома. — А вот и тот самый плющ с картины, — произнёс он.       Гермиона быстро догнала Драко и так же замерла перед растением, что охватило стену снизу до верху, как свою собственность. Оно находилось под действием того же заклинания, что и сад позади; было довольно странно видеть, как снежинки оседали на крыше дома, но не касались трепещущих листиков. — Кстати, почему ты нарисовал его, а не все те цветы, что здесь растут? — спросила Грейнджер, оглянувшись в сторону пышных клумб. — Мне не нравятся яркие цветения и их приторный запах, — Малфой недолго думал над ответом. — Не вызывают совершенно никаких эмоций. Не романтик я, наверное.       Раздался смешок Драко; одинокий, звук разнёсся по саду и быстро осел неловким осадком.       Гермиона уж точно не чувствовала желания смеяться, но что именно она ощущала — описать было сложно. Её сердце неприятно заныло, — казалось бы, на ровном месте, — а вокруг внезапно стало холодно, даже морозно. Захотелось немедленно вернуться в дом, где тепло разливалось по венам, а снежинки не кололи щёки и кончик носа. — Здесь есть одно место, куда интересней цветов и плюща. Точнее, не факт, что оно покажется тебе хоть на йоту примечательным, но так как оно моё любимое, я непременно потащу тебя туда. Если только ты не замёрзла, конечно, — Драко повернулся к ней и взял за руку.       Эти мягкие слова были глотком воды — лучшим спокойствием, которое Гермиона срочно должна была вернуть в сердце; внимательный взгляд серых глаз — подтверждением того, что она просто слишком большим смыслом наделяла некоторые вещи; каждое его прикосновение — поцелуем лета и тепла. Грейнджер желала отдаться всем этим ощущениям и выкинуть из головы мимолётную грусть, как бы не хотелось докопаться до её причины. — Раз уж у меня нет выбора, то я иду, — Гермиона подмигнула Малфою.       «Холод сам не уйдёт — его нужно растопить. Так что может быть лучше, чем взглянуть на то, что нравится другому человеку?» — настраивала свою душу на оптимистичные ноты Гермиона, параллельно пытаясь идти в ногу с Драко. Не успела она обрадоваться, что у неё наконец вышло это сделать, как стало понятно, что Малфой специально уменьшил свой шаг и теперь немного страдал от неудобства. — Да ладно тебе, иди нормально; можешь считать, что я смирилась с твоим дурацким ростом, — сквозь смешок произнесла Грейнджер. — Дурацким? А как по мне, он весьма удобен: мне не нужно нагибаться каждый раз, когда я прохожу сквозь дверной проём, но я могу с лёгкостью наблюдать за твоей чудесной шевелюрой, — он по-хозяйнически положил на шапку Гермионы руку, а через секунду стащил её и с криком «Догони!» побежал куда-то налево. — Нечестно! Твои ноги длиннее! — вскричала вслед Драко Грейнджер и бросилась догонять его; в первую очередь, чтобы укрыть волосы от атакующих снежинок, но заодно и чтобы повеселиться.       Покрытая таяющей глазурью снега дорожка петляла мимо кустов, чем усложняла путь Драко и Гермионе. Уже меньше, чем через минуту «догонялок», Грейнджер поняла, что Малфой не просто с азартом убегает, периодически перебрасываясь с ней снежками, а ведёт к тому самому «любимому» месту. Поначалу ей казалось, что они направляются к одной из альтанок, но вскоре она заметила нечто другое: две качели, расположенные у поворота тропы. — Вот мы и пришли! — выкрикнул Драко, ловко перешагнув кусты самшита, разделявшие дорожку и когда-то зелёную территорию, и поднял руки вверх, мол, сдаётся. Грейнджер пришлось напрячься чуть больше: перепрыгнуть куст и постараться не поскользнуться на корочке льда.       Гермиона подумала, что качели одновременно вписывались и не вписывались в просторы сада. Ей было сложно представить бабушку Малфоя — а именно она была последним постояльцем здесь, — спокойно расхаживающую рядом с детским аттракционом, обмахиваясь веером. С другой стороны, в сознании даже слишком ярко вырисовывался образ Драко, пытавшегося узнать, насколько близко к небу он может подлететь.       «Почему-то ему это идёт». — Когда мне было шесть лет, я решил спрыгнуть с них, будучи в самой высокой точке над землёй, — заговорил Драко, когда Грейнджер подошла к нему и забрала шапку. — Наверно, ты в этом возрасте уже могла понять, насколько это плохая траектория для безопасного приземления, — он усмехнулся, но Гермиона даже не стала обижаться на шутку: ей отчётливо показалось, что это был скорее комплимент, чем подкол. — В общем, моя внутренняя магия поняла, что без её вмешательства некому будет изучать волшебство; так у меня и случился первый выброс, причём в прямом смысле слова. Не то чтобы это сильно спасло меня от неприятного столкновения с землёй, однако лучше так, чем вдобавок получить по голове качелями.       Грейнджер едва-едва улыбнулась и сделала вид, что смахивает снежинки с лица. Конечно, не было ничего смешного в травмах, но рассказ Драко подтверждал то, что в детстве практически все мальчики одинаковы в своём желании проверить законы физике на собственной шкуре. — Вот там, — Малфой отвлек её от мыслей, указав на пустое пространство — такое же, как и вся покрытая снегом трава здесь, — раньше росли белые розы. Магия крайне «удачно» завершила мой полёт посреди них; от цветов остались одни переломанные ветки, да окровавленные лепестки. — Мерлин!.. — Гермиона охнула, представив не самую приятную картину. Она много раз видела Драко с повреждениями после квиддичных матчей, но представлять его в крови, даже совсем маленького и тогда ещё заносчивого, не хотелось. — Было не больно, по крайне мере, не так плохо, как когда получаешь только одно ранение чем-то острым. И всё же у меня до сих пор остался небольшой шрам под лопаткой. Не заметила? — он хитро подмигнул, заглядывая Грейнджер в глаза. — Сегодня не было времени, а вчера — света, — невозмутимо ответила Гермиона и запрыгнула на качель. — Бр-р-р, а вот тут тебе не тёплая комната.       В результате они решили прибегнуть к использованию согревающих чар. Это была не самая продолжительная магия, но паре было вполне достаточно одного десятка минут, чтобы впасть в детство, а после вернуться обратно в полный сложностей взрослый мир. — Я думал, ты терпеть не можешь высоту в любом её проявлении, — воскликнул Драко, ведь иначе, чем на повышенных тонах, говорить, раскачиваясь, не выходило. — Я не люблю смотреть вниз с высоты! А также сидеть на неудобной метле или размахивающем крыльями животном, — так же громко ответила Гермиона. — Здесь же, как бы ты не старался, твой взгляд всегда будет обращён вверх, на небо. Это красиво, даже зимой. Смотри, видишь край самой тёмной тучи? Прямо рядом с ним летит самолёт. — Мне всегда хотелось спросить… — Малфой, так и не сообразив, куда именно смотреть, замедлил движение качели, чтобы раскачиваться в одном темпе с Грейнджер. — Почему магловские средства передвижения все такие страшные?       Гермиона, не удержавшись, прыснула и была крайне рада, что этот звук перекрыл скрип металла. Ей невольно вспомнился Гарри, который в своё время совсем ничего не знал о магическом мире, из-за чего вечно попадал в неловкие ситуации. Драко со своим по-детски прозвучавшим вопросом напомнил ей лучшего друга, вот только Малфою уже давно было не одиннадцать лет.       «Надо будет как-то вытянуть его в немагический Лондон», — подумала она. — Ты каким именно транспортом пользовался? — решила уточнить Грейнджер, чтобы её подальшие разъяснения не прозвучали чересчур просто или, наоборот, сложно. — Министерскими машинами, понятное дело… Пару раз — тем самым красным автобусом с кучей неадекватных туристов; туда меня одна из бывших затянула. Однажды, когда Блейз и я перебрали с алкоголем, нам не пришло в голову ничего лучше, чем доехать на метро. Господи, это было покруче лабиринта для Турнира Трёх Волшебников и годового теста по трансфигурации вместе взятых! Больше я в тот ад, полный маглов и чертей в униформе, поклялся не спускаться.       «Сравнить метро с преисподней? Господи-господи-господи!» — Прости, Драко, пожалуйста… — это были последние членораздельные слова — дальше последовал лишь громкий смех Гермионы. Представив, как два пьяных мага пытаются разобраться с жетонами и карточками, попутно, естественно, стараясь не выдать себя, Грейнджер затряслась от хохота.       «Почему в книгах любовь всегда такая сложная, непонятная и почти мучительная? Почему никто не говорил мне, что чувства могут быть другими: лёгкими, воздушными, наполненными совместным смехом?..» — задавалась вопросами Гермиона.       В следующий момент произошло слишком много всего одновременно. Резкий рывок вниз, сопровождаемый страшным скрипом старой качели; исчезающее из поля зрения небо и чужая рука в районе живота, от касания которой перехватило дыхание — не в лучшем смысле выражения.       Охватившая темнота давила на нервы, поэтому, как только над ухом раздался крик, оказавшийся её именем, Гермиона открыла глаза и заморгала от яркого отблеска снега. Однако, помимо режущего ощущения в глазах, что продолжалось буквально несколько секунд, ничего не болело. — Гермиона, Мерлин тебя задери! — оглушающе вскричал Драко Малфой и наконец убрал свою руку, вжавшую её обратно в сидение качели буквально за миг до возможного падения. — Я же не настолько глупа, чтобы отпустить руки… — пробормотала Грейнджер и подняла перед собой ладони, которые уже какое-то время не сжимали поручни. — Ты не глупа; ты — гриффиндорка, решившая проверить, распространяется ли на тебя бессмертие Поттера, — с фырканьем, под которым скрывалось облегчение, ответил Драко и, встав, протянул Гермионе руку. — Не больно? — Не-а, отделалась испугом и даже небольшим восхищением твоей быстрой реакцией… Но высоту я таки не люблю, — она легко поднялась, оперевшись на руку Малфоя. После липкого, пусть и недолгого страха хотелось ощутить тепло, но её пальцы встретились с соответствующим температуре вокруг холодом. — Пойдём внутрь? Думаю, мы успеем выпить чашечку чего-то теплого, прежде чем идти на работу, — Грейнджер попробовала растереть их руки, что вызвало у Драко сдавленный смех. — Моё тело всегда жило по своим правилам, так что не пытайся это исправить великой силой трения. Хотя не могу не признать, что у тебя определенно есть талант к массажу, — он протянул другую руку к прядям волос, выпавшим из-под шапки Гермионы, и струсил с них снежинки. Они полетели вниз и осели прямо на носу и щеках Грейнджер, что наконец вырвало её из когтей страха, и она послала Драко мягкую улыбку.

***

      Так как всё в этом мире познаётся в сравнении, дом встретил их не прежней духотой, а уютным теплом, исходящим от камина в одной из гостиных. Когда Драко с Гермионой расположились на софе напротив огня с заботливо приготовленным эльфом какао, разговор, начатый на улице, не прекратился. На самом деле, развязалась даже небольшая баталия: Малфой упрямо не хотел признавать, что лопасти вертолёта не предназначены для уничтожения волшебников, а Грейнджер не могла сдержать смех дольше нескольких секунд, чтобы понятно объяснить принцип работы пропеллера. — Помнишь мой рассказ о том, как я обогнал на метле одного из этих чудовищ? Так вот, это никакая не выдумка, только быстрее лететь мне не хотелось, а пришлось — эти сумасшедшие железные зубы хотели меня переломать! — Драко уже и сам смеялся, хотя какая-то его часть явно не жаловала вертолёты по сей день.       После метро и воздушных способов передвижение беседа перешла к суднам; заслышав про яхты и круизные лайнеры, Драко вытаращил глаза и заявил, что это звучит даже очень неплохо. — Мне сложно судить, ведь я никогда не плавала на лодке или катере дольше нескольких часов, но это, как по мне, ужасно скучно: мини-гольф, бар, танцплощадка, бесконечное количество кают… — Грейнджер не особо прониклась восхищениями Малфоя. — А если бы помимо обслуживающего персонала там были только ты и я? — Драко хитро повёл бровями, не подозревая, что его жест портила полоска от какао над верхней губой, напоминающая усы. — Я мог бы рисовать прямо на палубе, а ты зачитывала бы мне вслух стихи про море, корабли и прочее… — А сам говоришь, что не романтик! — вырвалось у Гермионы, одновременно восхищённой и немного смущённой столь серьёзным предложением. — Я уж точно не романтик, — Драко покачал головой и сделал глоток горячего напитка, размазывая «усы» ещё сильнее, от чего следующая фраза прозвучала почти комично: — Я просто любитель красиво жить.       Грейнджер ужасно захотелось растрепать прическу Малфоя, тем самым сделав его вид ещё смешнее, но она знала, как тот щепетильно относился к состоянию своих волос, и не стала этого делать. Отставив на полку позади дивана своё какао, она положила голову на плечо Драко и позволила себе немного насладиться ароматом его парфюма. — Меня порой так поражает, что ты можешь вести себя по-разному с каждым, — вымолвила наконец Гермиона. — Когда-то я считала, что человек один и тот же и с друзьями, и на работе, и с семьей, и в магазине. Да, естественно, мы всегда должны «помещать» свой характер в рамки приличия, но это не является большим изменением. Но ты… Ты вспыльчивый, когда это позволяет ситуация, но крайне терпелив на работе. Ты порой холодный, как айсберг, но чувствуешь куда больше, чем некоторые. Ты говоришь, что не романтик, но мечтаешь слушать стихи в моём исполнении на яхте. Ты не любишь людей в своём большинстве, но готов продать душу дьяволу за близких. Не знаю, возможно ли к этому привыкнуть. — Спасибо за прекрасную характеристику со стороны, — не удержался от сарказма Драко. Лишь немного помолчав, он сказал: — Это сложно — подстраиваться под каждого человека и ситуацию; сложно настолько, что иногда забываешь, какой ты на самом деле. Но, в конце концов, я знаю, что абсолютно настоящий с тобой, а остальное — не так важно.       Гермиона странно втянула губы, после громко выдохнула и сказала самую обычную фразу: — Ты сейчас разольешь какао… — она указала на чашку в руках Малфоя, которую он держал под опасным углом. Пока Драко искал, куда убрать кружку, Грейнджер тряхнула головой, и копна волос упала ей на лицо, скрывая глаза и едва подрагивающие ресницы. Взору Драко остались открытыми лишь её губы, которые что-то неслышно шептали, пока не собрали обрывки мыслей во фразу: — Грустно, что жестокий мир не оставляет нам много времени друг для друга. — Эй, Грейнджер, ты что, умирать собралась? — выпалил Малфой, не подготовленный к таким резким переменам в настроении Гермионы. — Я вот — нет и тебе не советую.       Эта попытка свести ситуацию к шутке не удалась Малфою: Грейнджер никак не отреагировала, даже не дрогнула от смеха, а лишь продолжала глядеть куда-то на свои колени. Драко ещё несколько секунд молчал, а после спрыгнул с дивана и в одно движение оказался перед Гермионой. Это, естественно, не могло не привлечь её внимание; она подняла глаза и быстро заморгала, собираясь сказать что-то о том, что протирать коленями пол — не занятие для Драко Малфоя.       Но сердце замерло от этого жеста, и она ничего не могла с этим поделать. — Я не уверен, но предположу: это из-за работы над антидотом, которая полноценно начнётся уже завтра? — спросил Драко. — Да, — кивнула Грейнджер. — Это уйма времени, усилий — и я даже не уверена, что они увеченаются успехом, — в общем, не самые радостные перспективы для того, кто только-только вступил в серьёзные отношения. — Я понимаю, что человек — это не глизень**, поэтому будет сложней, но разве не такие задания тебе нравятся? Те, которые может решить толькой такой человек, как ты? — он ухмыльнулся, зная, что Гермиону это не сможет не подбодрить. Желание браться за практически непостижимые задачи и находить к ним решение было её любимой частью учебы в Хогвартсе, и сейчас, хоть и прошли года, оно осталось с Грейнджер. — К слову, ты заметила вчера портрет одной женщины-брюнетки в зале суда?       «Мне послышалось, или он действительно спросил сейчас об этом?» — Да… — это было, возможно, одно из самых неуверенных согласий в жизни Гермионы, ведь она не могла связать между собой тему разговора и ту картину. — Её зовут Вирджиния, и мы с ней познакомились после моего суда, на котором она была одной из присяжных. Я, когда ещё скучал в кресле подсудимого перед началом процесса, заметил её: она вычитывала какую-то информацию про меня из нескольких газет, после что-то спрашивала у одного из членов Визенгамота — в целом, думала о своём решении, а не заявилась с уже готовым «виновен» на заседание. Позже, в переполненном коридоре Министерства, мы разговорились и через какое-то время стали чем-то вроде друзей.       Грейнджер, не склонная к ревности, всё же не удержалась от того, чтобы вопросительно, почти двусмысленно поднять брови. Увы, ответом на это оказалась фирменная улыбочка Драко: такая игривая, но совершенно непроницаемая.       «И что он за человек?! Уверена, специально так делает, наслаждается моим волнением», — подумала Гермиона и, решив не потешать больше Малфоя безосновательной ревностью, продолжила слушать. В конце концов, иногда друзья — это просто друзья. — Она работает в отделе магического транспорта, поэтому уже много лет, когда мне нужно достать портал на край света в короткий срок, Вирджиния готова помочь. Мы редко видимся, но в помощи друг другу никогда не отказываем, поэтому если на следующие выходные ты захочешь «махнуть» подальше от работы и сопутствующего стресса на острова или лыжный курорт, то у тебя будет и компания, и способ это осуществить, не вываливая горы галеонов и не ожидая в очереди. — Ох, Драко, это было бы… просто прекрасно, — Грейнджер улыбнулась наперекор привычке не верить на слово таким обещаниям.        Уже сколько лет Гермиона редко брала длительный отпуск, а компании по производству порталов частенько отказывались вкладывать магию в предметы для путешествия на два дня. По крайней мере, по приемлемой цене было практически невозможно отправиться куда-то на одни только выходные, а расточительность не была одним из недостатков Грейнджер. Сейчас же, когда каждый день казался длиннее обычного часов на десять, было бы так кстати абстрагироваться от всего, хотя бы на полдня, как было в Моншау. — О, поверь мне, это будет прекрасно, — Малфой протянул руку к лицу Гермионы и убрал волосы, что весь день так и норовили укрыть от него её. Поглаживающим движением проведя от скулы к подбородку, он остановился взглядом на её глазах, и Грейнджер почувствовала в груди что-то странное. Это чувство не было ей незнакомым, но всё ещё казалось чем-то новым, непривычным и до конца не изведанным. По телу разливался жар, придавая невероятных сил; битьё пульса «слышалось» на шее от того, что все мысли затихли: остались лишь эмоции и пение сердца.       Вопреки тому, что ещё пару минут назад Гермиона пребывала не в лучшем настроении, сейчас ей хотелось петь, возможно, даже какую-нибудь надоедливую рождественскую песенку. И танцевать с Драко, хотя прежде она отклоняла его предложения. И обнять его, прижать как можно ближе к себе, чтобы больше никогда не разлучаться…       Наверно, только какая-то воистину могущественная сила могла заставить настрой Грейнджер так резко улучшиться. — Знаешь, куда мы могли бы отправиться на следующие выходные? — воодушевлённо заговорил Малфой. — В самый сказочный город мира — Брюгге. Ты едешь туда, чтобы посмотреть на остатки прошлого, а уезжаешь с чувством того, что побывал в том времени. Все эти кареты с упряжками, покрытые брусчаткой переулки, выцветшие вывески магазинов, запах выпечки и шоколада на всю улицу… А впрочем, если тебе придёт идея лучше, то я готов хоть на край света.       Эта фраза звучала слишком нереально, как фигура речи, а не настоящее предложение. С другой стороны, Драко Малфой не бросал слов на ветер, а если вспомнить все его рассказы про путешествия в самые разные закоулки мира, то готовность броситься за тридевять земель на уик-энд уже не казалась чем-то невозможным.       Зато то, что Драко так сильно хотел путешествовать именно с ней, задело какую-то струну в душе Гермионы. На первый взгляд, его желание было вполне логичным: они же были парой. Однако Грейнджер не переставала удивляться тому, как в корне изменились их мысли и представления друг о друге. Она вспомнила, как при первых встречах в кабинете Малфоя сравнивала бывшего однокурсника с куском льда. Сейчас это звучало чем-то смешным даже в голове, ведь с Драко, на которого Гермиона сейчас неотрывно смотрела, куда больше ассоциировалось тепло. — Ты красивая, когда задумчивая, но нам пора, — Малфой, показав ей на часы, о которых Грейнджер наконец-то забыла дольше, чем на несколько минут, поднялся с коленей. — И я не знаю, что с тобой сделаю, если ты снова будешь вот так расстраиваться по пустякам. Ещё не пошла на работу, а уже грустишь, что будешь день и ночь напролёт пытаться решить множество связанных с ней проблем. Так же и с ума сойти можно! — Раз не знаешь, что сделаешь, то либо не говори об этом, либо что-то придумай, — Гермиона показательно развела руками, хотя глаза её хитро улыбались. — О, поверь, придумать будет несложно, — Драко скользнул по ней взглядом, а после — обнял.       Несколько секунд они просто стояли, наслаждаясь теплом друг друга, пока Малфой первым не выдержал и поцеловал Гермиону. Он обрушил весь спектр эмоций на её уста, скользнул пальцами по волосам, шее, спине, вызывая мурашки вдоль каждого позвонка. В этом поцелуе были и трепет, и страсть, и восхищение — всё в одном флаконе.       Грейнджер вновь не могла описать это огромное чувство в груди, которое непонятно как умещалось в ней. Радость? Экстаз? Эйфория? Ни одно из слов, крутящихся в голове, не описывало происходящее, если только не... — Я люблю тебя, Драко, — вымолвила она прямо в губы Малфоя.       Сколько бы раз Гермиона не говорила эти слова прежде, сейчас они звучали непохоже на любой из предыдущих. Её голос слегка дрогнул на имени Малфоя, но это было приятное волнение, после которого захотелось широко улыбнуться и расправить плечи. В груди словно разрастался цветник.

Rolling in the deep — Adele

      Гермионе понадобилась ещё буквально доля секунды, дабы осознать, что Малфой никак не реагирует. Его руки так и замерли на её пояснице, сжав сильнее, чем следовало бы, а взгляд упёрся куда-то в бежевую плитку на полу. — Драко? — окликнула его Грейнджер, хватаясь за его имя, как за последнюю надежду. Может, сейчас он поднимет свои красивые серебристые глаза, ухмыльнётся и, обхватив её лицо ладонями, затянет в крышесносную пучину поцелуя… — Что?       Он отчеканил каждую букву, звуча неестественно, засунул руки в карманы, тем самым отстранившись от Гермионы, и теперь просто стоял. Стоял и смотрел, как её сердце ускользает из хватки оптимизма и летит в неизвестность. — Ты в порядке? — Грейнджер изо всех сил сопротивлялась ужасному чувству, расползающемуся по венам, прошибая, как тогда, в саду. Только теперь речь шла не о каких-то глупых — как казалось сейчас — цветах; сейчас её слова о любви к нему расшиблись о стену безразличия. — Да, конечно, мне только что признались в любви, как я могу быть не в порядке, — голос Драко переменился: теперь он звучал не резко, а отчуждённо, словно доносился через толстое стекло. — Драко, я понимаю, что ещё рано для подобных слов, — Гермиона ощущала себя героем фильма, который ошибочно попал в психбольницу и пытается доказать, что с его мозгами проблем нет. — Я просто хочу, чтобы ты знал: я чувствую больше, чем простую влюблённость к тебе. Это никак не означает, что ты должен отвечать тем же прямо сейчас… — она от всего сердца улыбнулась, надеясь спасти этим возникшую ситуацию, и взглянула прямо в потемневшие глаза Малфоя.       Лучше бы Грейнджер этого не делала.       Все мимические мышцы Драко расслабились, лицо больше ничего не выражало. Ресницы замерли в одной точке, словно потребности моргать не существовало в мире Драко Малфоя; зрачки сузились, представляя взгляду Гермионы ледяную радужку. Холод вернулся, ограждая Малфоя от неё. — Драко, я не сказала ничего ужасного… — Грейнджер собрала всю волю в кулак, заставив себя говорить спокойно. — Ужасного? Нет, эти слова не ужасны, просто я думал, что моя точка зрения на этот счёт ясна, — Драко, в отличии от неё, не особо волновался о том, чтобы не повышать тон.       Гермиона едва удержалась от язвительного «Да ты о чём вообще?» как в последний момент её осенило — пусть это и не значило ничего хорошего. — Если ты о том детском замечании несколько дней назад… — начала она, до сих пор не желая верить, что вся драма началась именно из-за этого, — что любовь — бред и всё прочее, то нет, твоя точка зрения мне не ясна. — Хорошо, я объясню, — Малфой повёл плечами, всем своим видом показывая, что делает ей огромное одолжение. — Точно так же, как ты не веришь, что дети равняются счастью, я не верю, что хорошие отношения с партнёром равняются любви или какому-то другому выдуманному чувству.       Эти слова слетели с его уст так легко, на одной волне интонации, что Гермионе захотелось протереть глаза и убедиться, что её зрение и слух исправны, а сама она не спит крепким сном в своей — или Драко — кровати. — Ты мне ещё скажи, что земля плоская! — на эмоциях воскликнула Грейнджер, понимая, что крохи терпения падают в пропасть вслед за сердцем. — Невозможно, Драко, просто невозможно не верить в это… Если не любовь, то что тогда между нами?! — Множество других хороших чувств. Забота, близость, уважение, привязанность, страсть… Однако поэты, писатели, да и в целом социум решили романтизировать тот статистически редкий случай, когда всё это ты испытываешь к одному человеку, и назвать его великой и могущественной, непобедимой мисс Любовь! — и снова в его тоне зазвучали нотки сарказма, от которого Грейнджер хотелось схватить Драко за плечи и хорошенько встряхнуть. — Это не так! — она скривилась, готовая начать биться головой о стенку, как несчастный домовый эльф. — В моей жизни было множество парней, к которым я чувствовала то, что ты описал, но это было не так, как с тобой.       Последние слова дались слишком сложно и, каким бы веским аргументом не были, не казались Грейнджер стоящими той боли, что разрывала душу в клочья. — Значит, мы с тобой больше подходим друг другу. Или, что является довольно распространённым феноменом, наши отношения тебе кажутся ярче, чем предыдущие, потому что они происходят сейчас, а прошлое успело превратиться в набор раздробленных воспоминаний, — гнул свою линию Драко.       Гермионе хотелось кричать, — чтобы аж подвески на проклятой люстре тряслись, — что окситоцин, допамин и вазопрессин*** — не просто феномен, а научный факт, против которого отрицание Малфоем любви было пустым звуком. Но Драко едва ли смыслил в химии, да и пытаться переубедить человека, не желающего слышать тебя, — всегда бессмысленно.       «Всё было бессмысленно», — молнией пронзила её сознание мысль, от чего Гермионе пришлось приложить все усилия, дабы не позволить глазам заслезиться. — «Будь выше этого, хотя бы до конца разговора», — буквально молила она себя. — Мерлин, какая же я, в самом деле, глупая, — совладав с голосом, который так и намеревался задрожать, сказала Гермиона, обращаясь к кому угодно: к стенам, мебели, небу за окном, — но не к Малфою. — Всё это время я не осознавала, что встречалась с самым настоящим циником! — Хорошо, по крайне мере, определение меня как циника более реально, чем нарекание отношений всесильной любовью... Ах, я люблю тебя, я брошусь в огонь ради тебя! — Драко приложил руку к сердцу и, обращаясь к кому-то сверху, провыл эту фразу. — Моя любовь настолько сильна, что я горы сверну и вверх ногами переверну, потому что не смогу жить без тебя! — он повысил градус театральности и выглядел так, будто сейчас упадёт на колени и зарыдает.       Грейнджер едва удерживала в узде желание проклясть его. — Значит, вот, как ты видишь меня со стороны... — Гермиона, в отличии от Малфоя, не собиралась говорить громче, зная, что Драко не сможет не услышать её. Он ловил каждое слово, как одержимый, пусть и не пытался вникнуть в несложный смысл её фраз. — Нет же, Грейнджер, — что-то в лице Малфоя переменилось, на секунду оно вновь стало человечным; он выглядел так, будто готов был забрать свои слова обратно. — Я смотрю на тебя и вижу человека, с которым мне хочется проводить время, разделять всё лучшее и худшее, разве ты не заметила? Только это не означает, что я буду клястся тебе в том, чего и в помине не существует!       Он явно не пощадил голосовых связок, когда сорвался на отчаянный крик.       А Грейнджер просто сложила свои руки на груди, как если бы это помогло заглушить ожесточённое биение сердца, чьи вены забирали из крови всю любовь, а артерии... Что ж, они разносили по организму что-то противоположное этому светлому чувству.       Ей казалось, что она тот ученый, который проводит годы, пытаясь открыть что-то важное, но в один момент понимает, что ищет то, чего в помине нет. И несчастный исследователь оказывается заваленный горой своих материалов и мыслей, из-под которых уже не выходит выбраться. Гермиона видела что-то похожее в одной волшебной пьесе, и, хотя отношения с Драко длились меньше месяца, всё время с ним ощущалось, как годы воспоминаний, таких дорогих сердцу, но, на самом деле, ничего не стоящих. — Скажи, я буду первой, кто назовёт тебя обыкновенным обиженным на жизнь ребёнком? — уже не контролируя себя, спросила Гермиона. Та часть её, что вечно напоминала о вежливости, протестовала сказанному, однако Грейнджер не собиралась извиняться: она чувствовала, что имеет полное право плеваться ядом.       «Ты действительно был именно ядом, поразившим, пленившим мой разум, Драко Малфой... Надеюсь, ты не из тех отрав, которые сложно вывести из организма». — Обиженным на жизнь ребенком? Грейнджер, в свои двадцать пять лет я дракклов миллионер по магловским меркам, на что или кого мне обижаться?! — не удержался Малфой, сжав руки в кулаки. Гермиона лишь секунду времени уделила мимолетному разглядыванию его вен на предплечьях. В порыве злости Драко закатал рукава рубашки, и теперь взору представали не только рельефные голубые ниточки сосудов, но и Чёрная метка.       «То, что отпугивало меня в самом начале», — Грейнджер усмехнулась в лучших традициях Драко. — «А ведь бояться нужно было не его прошлого, а его настоящего». — Не знаю, как объяснить тебе это, Драко, но ни один младенец не рождается без чувства любви, — начала она. — В тебе её просто убили. Блейз с его бесконечным потоком блондинок; да, даже я — а мне не интересны сплетни — знаю это! Его мать, которая, как пишет Пророк, осталась вдовой в… восьмой раз? Или уже девятый? — Грейнджер по-настоящему понесло; её голос взлетел выше стен и, наверно, показался бы ей противным со стороны, но сейчас это было неважно. — Профессор Снейп, который всю жизнь страдал в одиночестве, делая вид, что это нормально… Твоя сумасшедшая тётка, не испытывающая никаких человеческих чувств, что уж там о любви говорить? Твои родители, которые — какой ужас! — развелись. Должно быть, было сложно справиться с таким катастрофическим потрясением всего-то в восемнадцать лет! Как думаешь, мне продолжать?       Она прекратила кричать и теперь не знала, куда себя деть. Какой-то миг Гермиона не решалась обратить взор на Малфоя, ведь он, должно быть, смотрел на неё с той же злобой, что и в школьные годы.       Когда же Грейнджер решилась-таки скрестить, как самое опасное оружие, их взгляды, то вновь не заметила ничего, кроме зимы в глазах Драко. — Мне искренне жаль тебя. Даже больше, чем потраченного времени, — тихо произнесла Гермиона, но это «тихо» было на удивление громким. Наверное, потому что последняя точка в рассказе звучит громче любого восклицательного знака. — Акцио моя сумка. — Значит, вот так всё и закончится? — внезапно воскликнул Малфой, словно с него сняли парализующее заклинание. — Ты не дашь нам ни малейшего шанса только потому, что я отказываюсь говорить глупые слова? Неужели они важнее для тебя, чем поступки, Грейнджер? — его голос захрипел на последнем слове, но Гермиона не была уверена, что это было из-за боли, а не от ярости. — Мне не нужен кто-то, кто будет спасать ради меня планету своими геройскими поступками. Я нуждалась в человеке, который разделил бы со мной этот мир, а это невозможно с тем, кто отрицает его главную силу.       И Гермиона, сжав зубы, повернулась спиной к Драко и зашагала в сторону двери.       Каждый шаг прочь давался тяжело. Спину ломило, но её нужно было держать ровно. В груди щемило, но Грейнджер не планировала прикладывать к сердцу руку, унимая его. Слёзы наворачивались на глаза, но она сдерживала их, не желая потом поднимать свинцовую руку и вытирать влагу с щек. Гермиона не могла заставить себя даже выкинуть Драко из головы, не то что возненавидеть, но должна была хотя бы попытаться освободить в душé место для чего-то большего, чем отношения без любви.       Она ускорила шаг, спеша навсегда позабыть место, которое ещё совсем недавно наполняло счастьем её сердце по самый край. Промчавшись по коридорам и кое-как найдя прихожую, Грейнджер накинула шарф с курточкой, бросила гнетущее «Прощай» домовику и хлопнула входной дверью.       Перед ней заплясал пятнами мир цветов, тянущихся к невидимому солнцу.       Малфой не любил цветы, потому что они яркие. Он не верил в любовь, потому что... Нет, Драко так и не назвал причину — лишь десятки глупостей, от которых у Гермионы раскалывалась голова.       Грейнджер сделала последний рывок: побежала, пусть и осторожно, дабы ненароком не поскользнуться, к воротам. Её слух выловил скрип двери за собой, но она, напутствуя себя, словно Орфей, не обернулась назад. Что бы ей не хотел крикнуть вдогонку Драко: хорошие слова или не очень, — ничего не изменится, потому что было поздно.

***

      Впервые за всё время работы в «Pharmagic» Гермиона чувствовала себя в плену стен-гигантов, что окружали своей белизной и неумолимо сдавливали, несмотря на высокие потолки. Грейнджер раздражало буквально всё вокруг, даже то, что обычно радовало глаз, и от этого злость на Драко и саму себя становилась ещё сильнее. Она попала в замкнутый круг и надеялась, что совладает с эмоциями прежде, чем встретится с сотрудниками; пока ей вроде везло: Эмилия на ресепшене лишь коротко поздоровалась, а весь холл пустовал. Видно, коллеги Гермионы «хором» пошли в столовую, дабы обсудить свои рабочие планы по спасению мира.       «Мерлин всемогущий, только бы мне удалось забрать свои вещи из кабинета незамеченной! Я вроде не делаю ничего запрещенного, но последнее, что мне нужно, так это обсуждать с кем-то Драко», — Грейнджер замерла рядом с лифтом и мысленно поправила себя: — «Малфоя. Мистера Малфоя, который является для меня обычным начальником, как и в самом начале расследования». — Грязнокровка, да ты же сейчас лифт сломаешь, — раздался узнаваемый из сотни голос Эшли Грин. Может, у кого-то и был голос хуже, но Грейнджер очень сильно надеялась, что ей не придётся встретиться с этим человеком. Осознав, что она уже больше десяти секунд удерживает кнопку лифта, Гермиона отдёрнула руку и с негодованием отметила, что та так и не загорелась красным, оповещая, что кабинка едет. — И тебе хорошего дня, Эшли, — с ядом ответила Грейнджер, а про себя подумала, что хотя бы с Грин ей не нужно притворяться весёлой и довольной своей жизнью. Однако Эшли никак не отреагировала на то, как Грейнджер скопировала её тон, — она глядела куда-то за плечо Гермионы, что не могло не заставить последнюю обернуться.       К их компании присоединилась эйчар «Pharmagic», которая левитировала над собой пачку документов настолько тяжелую, что было сложно представить, чтобы Кристина смогла поднять её без помощи магии. — Добрый день, мисс Грин, мисс Грейнджер, — Кларк легонько наклонила голову, улыбаясь, но едва не потеряла контроль над стопкой бумаг. — О, мисс Блэк, приятно видеть. Насколько я знаю, мистера Малфоя пока ещё нет в его кабинете, но он должен прийти… — она, боясь уронить документы, скосила взгляд в сторону золотых часов на запястье. — Уже должен был прийти, как странно.       Гермиона мысленно наградила себя медалью за лучшую актёрскую игру после того, как вежливо выдавила из себя «здравствуйте» ещё целых два раза, в то время как хотелось просто закричать о том, что Мерлин должен был пощадить её, а не подсылать трёх людей за раз.       Нарцисса беспристрастно сделала то, что нужно было совершить давно, — заново вызвала лифт, который практически моментально приехал. Блэк первой зашла в кабинку и тут же принялась искать что-то в своей розовой, сливающейся с цветом платья, сумочке; Грейнджер прошла за ней, мысленно пытаясь понять, что ей теперь делать.       «Зайти в кабинет позже? Нет, это означает столкнуться с Малфоем… Не забирать блокнот и записи вовсе? Но они нужны для встречи с Гарри… Моргана, вот правда, за что мне всё это?» — она пыталась найти оптимальное решение, но всё отвлекало: покачивающаяся рядом стопка бумаг, мозолящая глаз спина Эшли Грин, слишком громкое и выводящее из себя шуршание чего-то, напоминающего фольгу, в сумке Блэк…       Грин бросила раздражённый взгляд зеркалу, точнее, Гермионе, так как их глаза встретились.       «Кажется, с ней всё-таки что-то не так», — подумала Грейнджер, но тут же едва сдержала смешок: — «Собственно, с кем в этом лифте всё в порядке?» — она скользнула взглядом по их отражениям в зеркале: Кларк выглядела грустнее обычного; Нарцисса, отчаявшись отыскать нужную вещь в сумке, пыталась привести волшебной палочкой в порядок свои волосы, которые выбивались из образа и напоминали привычную причёску Гермионы; сама Грейнджер выглядела, мягко говоря, не очень… Вчерашняя одежда уж никак не была официальной, да к тому же ещё и помятой, а на шее болтался зелёный шарф, который она забыла снять…       «Стоп… Зелёный шарф?»       Гермиона часто заморгала, надеясь развидеть предмет одежды, за который она абсолютно точно никогда не платила.       «Вот что за день невезения?» — Грейнджер стянула с себя шарф Малфоя, который она случайно надела вместо своего, и как можно быстрее запихнула его в сумку. В тот же момент, когда она через силу застегнула змейку сумочки, двери лифта распахнулись, открывая взору седьмой этаж. Кристина вышла первой и отошла в сторону, учтиво пропуская Эшли, но та отмахнулась: — Знаете, раз мистер Малфой ещё не на месте, то я, наверно, загляну к нему позже. Всё равно списки можно подкорректировать аж до завтра, — Грин говорила что-то ещё, но Гермиона не стала слушать разговор и, ускорившись, пошла к кабинету Драко.       Оказавшись у двери, она мысленно произнесла новый пароль, который Малфой сообщил ей ещё за завтраком. Грейнджер проскользнула за дверь и прикрыла её, однако, не успела она заглянуть в ящики письменного стола, в одном из которых должен был быть её блокнот, как проход в помещение вновь открылся. — Мисс Грейнджер, надеюсь, не отвлекаю от чего-то секретного, — голос Блэк заставил Гермиону обернуться, хотя последняя так и не поняла: говорила ли Нарцисса на полном серьёзе, или в слове «секретное» пряталась насмешка. — Нет, я просто забыла здесь некоторые документы, — Грейнджер исключительно из вежливости одарила её взглядом, после чего продолжила поиски. Почти не обращая внимания на то, что Блэк подошла к книжной полке, Гермиона наконец достала из-под горы писем — это была вся корреспонденция, которую Драко получил за выходные, — свой блокнот и выпрямилась. — Вы хотели что-то спросить? — Да, верно… — Нарцисса вытащила с полки книжонку и положила к себе в сумку, после чего развернулась на каблуках, одарив собеседницу ослепительно благодушной улыбкой. — Вы случайно не знаете, где мой сын? — Не имею ни малейшего понятия, — с долей честности ответила Грейнджер и собиралась уже направиться к выходу, как её взгляд пал на ряд книг на полке и она тихо охнула. — Ох, не волнуйтесь, мисс Грейнджер, это не трактат о ядах или других способах убить кого-то, — Блэк усмехнулась и сама кинула взор на полку, задумчиво проведя рукой по шее. — Да, верно, Вы взяли книгу «Вред медицины или когда противоядие — яд». Но это не настолько значительно по сравнению с тем, что наш преступник оставил на месте раньше стоявшей книги «дыру», а Вы сдвинули другие экземпляры в один плотный ряд, — и глазом не моргнув произнесла Грейнджер. — Так что прошу меня простить; учитывая нынешнюю обстановку дел, сложно не выработать паранойю.       «Мерлин, как можно было так промахнуться? Пусть и на миг, но подумать, что преступник — мать Малфоя. Цирк бесплатный, что тут говорить». — А Вы действительно хороши, мисс Грейнджер, — ответила на неловкие извинения Гермионы Нарцисса; глаза Блэк словно въелись в собеседницу на этой фразе.       Грейнджер замерла, тоже глядя в упор на женщину. Почему-то в голове вновь всплыли картины Драко, прогулка по саду с ним, волнение в его глазах, когда она упала, его обещание подарить ей путешествия по всему миру и, в конце концов, ссора... — Да как Вы смеете! — выкрикнула вдруг Гермиона, забыв, что по ту сторону двери её могут ненароком услышать. — Ни стыда, ни совести, но хотя бы боязнь того, что я могу подать на Вас в суд за запрещённое использование легилименции, должна быть!       Грейнджер знала, что при злости выглядит смешно: раскрасневшиеся щеки и неконтролируемые взмахи руками, — но сейчас её это волновало в последнюю очередь. — Ах, мисс Грейнджер, я Вас умоляю: ручная робота лучшего изготовителя зимней одежды во всей Магической Британии на Вашей шее, отпечаток синей краски на свитере в районе локтя — видимо, Вы забыли, что масляная краска может годами не засыхать до конца... И это я ещё опускаю тот факт, что Вы в курсе пароля от этой двери — пароля, который был установлен вчера и который знают буквально трое людей, и я не думаю, что его сказала Вам мисс Дженнифер или я. — Прекрасно, мисс Блэк, у Вас явно аналитический склад ума, — едко ответила Гермиона, краем глаза ища ту самую краску на свитере. — Но ничего из вышеперечисленного не означает, что я солгала, или что я должна отвечать на Ваши вопросы, или что у Вас есть хоть малейшее право лезть в мои мысли. — Знаете, иногда человек ведёт себя так, что его мысли у него разве что на лбу не написаны. Он переживает слишком много эмоций, которые некуда выплеснуть, и в итоге выходит, как сейчас: чужие чувства сами лезут тебе в голову.       Это было плохим оправданием и вряд ли походило на извинения, но у Гермионы в любом случае не было сил больше злиться. Она достала из сумочки шарф Драко, который, хоть и не хотелось признавать, был порядком приятней на ощупь, чем тот, что принадлежал Грейнджер. — Передайте это мистеру Малфою, — сказала она. — И хорошего дня. — С момента совершеннолетия он не приводил в тот дом даже друзей. Почему Вы? — неоднозначно поджав губы, спросила Нарцисса; её руки крепко сжали шарф, как самую ценную вещь на свете. — Разве Вы сами не ответили на это? Я действительно хороша, — со смешком изрекла Гермиона. — Впрочем, это не имеет никакого значения.       Грейнджер легко развернулась и вышла из кабинета, оставив дверь открытой: было ясно, что Блэк не планирует долго там задерживаться в одиночестве.

***

      «Пусть Малфои сами «варятся» в своих странностях. Не моё дело, не мне с этим разбираться. Всё равно, всё равно, всё равно…» — повторяла про себя Грейнджер.       Это не помогало.       Она не могла избавиться от той части себя, которая привыкла думать о Драко, как и от раздражения: из-за вчерашней одежды, из-за запаха его одеколона, преследовавшего, куда бы она ни шла, из-за дурацкого пятна краски, которое она еле вывела заклинанием…       Злость трансфигурировалась во что-то материальное — иначе не описать происходящее, — и Грейнджер зацепилась ногой за стык двух ковров, полетев прямо на пол.       Ковёр вмиг перестал казаться таким мягким, как раньше.       С обречённым вздохом, в котором слились боль с досадой, Гермиона медленно поднялась и обнаружила, что приблизительно половина содержимого сумки, которую она выпустила из рук, рассыпалась по полу. — Гермиона? Порядок? — окликнула её Кларк; она вышла из библиотеки и, насколько позволяли туфельки на платформе, быстро подбежала к сотруднице. — Ничего страшного, только вот вещи разлетелись, — Грейнджер снова присела и принялась собирать их, мысленно поклявшись себе больше не испытывать судьбу злобой. — До окончания перерыва ещё пять с лишним минут, так что не стоит спешки, — подбадривающим тоном сказала Кларк, опускаясь на пол рядом с подругой. — Ой, да у тебя тут деньги из кошелька выпали, — она взяла в руки портмоне из искусственной кожи и закинула туда несколько галлеонов, сиклей и кнатов. — А ведь мама всегда говорила мне не экономить на кошельках. Нет же, выбрала самый дешёвый, который от падения с высоты моего роста на мягкое покрытие раскрывается. И прощайте, денежки! — сокрушённо ответила Гермиона, продолжая выбирать резинки и заколки, спрятавшиеся между ворсинок ковра. — Зато какое прекрасное место для фотографии с друзьями, — Кристина, прежде чем застегнуть и отдать подруге кошелек, обратила взгляд на колдографию «Золотой троицы», хранившуюся в прозрачном кармашке. — У меня тоже есть похожая, и я так к ней привыкла, что уже сколько лет не меняю ни её, ни кошелёк, — она быстро заморгала, прогоняя тень грусти с лица, и отдала бумажник Грейнджер, которая как раз завершила складывать предметы в сумку. — У меня почти все самые близкие друзья появились в первые годы обучения в школе волшебства, у тебя, наверно, тоже, — Гермиона предположила, что Кларк хранит снимок каких-нибудь однокурсниц с проведённых лет в Шармбатоне. — Нет, дело не в друзьях… — Кристина поднялась, отряхнула юбку и через горечь вымолвила: — Я уже говорила, что у меня есть сестра, которая замужем за маглом, но есть и вторая... С ней мы не так сильно ладили в детстве, а после — было поздно. — Мне жаль, прости, что тебе пришлось говорить об этом… — начала было Грейнджер, но Кларк поспешила прояснить дело: — Она не умерла, нет-нет... Нас всех знатно потрепала война, и не каждый был готов к этому. Собственно, она потеряла свою семью и не смогла справиться со стрессом, точнее, её мозг не смог… Я сегодня была по делам «Pharmagic» в Больнице Святого Мунго, навещала заодно её… Вот и расклеилась, — Кларк не смогла выдавить из себя привычную успокаивающую улыбку, на что Гермиона обняла её, утешающе проведя по спине. — Это ужасно, — покачала головой Грейнджер, ощущая, как скупость собственных слов собирается тяжёлым комом в горле. — Именно это подтолкнуло меня на ту специальность, которой я занимаюсь. Эйчар, конечно, не психолог, на которого я не смогла выучиться, ибо деньги зарабатывать нужно было, но профессия тем не менее из области взаимодействия с людьми и их проблемами. Правильно нанять человека — пол беды, а вот убедить его работать на свой максимум, верить в себя и развивать собственный потенциал — куда сложнее. Так что, когда мне совсем плохо, я думаю: «Ничто не перекроет то, что я не смогла вовремя помочь сестре, но я помогаю кому-то каждый день, хоть немного», — в глазах Кристины отражалась грусть, но она переборола себя и доброжелательно улыбалась. Всё-таки спустя годы начинаешь справляться с любым горем. — Ты молодец, правда. Помню, как ты выручила меня, когда я ошиблась при приготовлении вакцины, и не я одна благодарна тебе за такую помощь. От многих слышала, что ты — прям как «коуч», только в мире волшебников. — Пока что тебе не за что быть благодарной, — Кларк вмиг посерьезнела, как случалось с ней всегда, когда дело заходило о работе. — Тогда это была небольшая помощь, а сейчас, как мне кажется, ты в куда более глубокой яме. Возможно, тебе стоит взять больше, чем пол дня выходного, или поговорить с кем-то из близких. Решение, безусловно, за тобой, но, если что, двери моего кабинета всегда открыты для тебя. — Мы можем встретиться завтра, к примеру, за обеденным перерывом, — скороговоркой произнесла Грейнджер. Согласиться поведать часть своего секрета оказалось куда проще, чем сделать это «без приглашения». — Но я не думаю, что смогу говорить конкретно; скорее всего, просто в общих чертах опишу ситуацию или вообще ничего не скажу. Не знаю, это сложно... Кристи, — вспомнила она про прозвище подруги, пытаясь сгладить неуверенность. — В таком случае, мы просто разбавим твою грусть эклерами и чаем, — подмигнула ей Кристина. — Ну вот и прошли пять минут! — и она, помахав рукой, зашагала к лестнице в другом конце коридора.

***

Friends (feat. Rock Mafia) — Aura Dione

      Посещение Хогсмида в декабре можно было сравнить с самоубийством, особенно если всё, чего тебе хочется, — залечь на дно на пару часов, общаясь исключительно с четырьмя стенами своей комнаты. Молодежь, тусующаяся у «Сладкого королевства» и «Зонко», выматывала нервы своим ни на миг не прекращающимся хохотом без всякой на то причины; порядком выпившие посетители трактиров были не лучше. Хуже их обоих вместе взятых были только парочки, приторно обнимающие друг друга, согреваясь; Гермиона была почти уверена, что вскоре они будут ходить в одинаковых рождественских свитерах.       Грейнджер остановила свой внутренний поток возмущения, когда дошла до «Трёх Мётел» и подумала, что если иметь разбитое сердце означало превратиться в подобие старого бурчащего гнома, то она отказывается от этой участи и начинает возвращаться к счастливой жизни прямо сейчас. С всепоглощающей решительностью она перешагнула порог заведения и, сразу же завидев нужный ей столик, поспешила присесть напротив Гарри Поттера. — Привет, — Гарри, как будто можно было различить чьи-то отдельные шаги в шуме других посетителей, обернулся к Гермионе с приветствием до того, как она успела что-либо вымолвить. — Я не знал, что ты захочешь, поэтому заказал и сливочное пиво, и огневиски. Я выпью любое оставшееся. — Привет и спасибо, Гарри, — Грейнджер опустилась на стул и, недолго раздумывая, выбрала пиво. — Для начала я хотел извиниться, — с твёрдостью в голосе вымолвил Поттер. — Не так, как позавчера, а по-настоящему, потому что я повёл себя глупо, пойдя на поводу у своих эмоций. Я твой друг, и если мне не нравятся твои поступки, то я должен поговорить с тобой, а не высказывать беспричинное «фе» при других людях и при не самых подходящих обстоятельствах. — Спасибо, это для меня очень важно, Гарри, — Гермиона повторила практически те же слова, что сказала минуту назад, но звучали они совершенно по-другому: без повседневной небрежности, мягко и с промелькнувшей улыбкой. — Это ещё не всё, — Поттер сделал глоток своего напитка и продолжил: — Я говорил вчера с Малфоем. Джинни тоже недавно общалась с ним. Не то чтобы он был хорошим парнем, но он не так плох, и это не только наше с Джинн мнение. Может, люди действительно склонны меняться. Что бы там ни было, я не могу и не должен судить то, о чём практически ничего не знаю. Если ты скажешь, что счастлива именно с ним, то я… — Гарри, не замечая все жесты Гермионы, просящие его остановиться, поправил очки и закончил фразу: — Постараюсь понять, Гермиона, обещаю.       В душе Грейнджер бушевал океан, не тот, что написал Драко, а со «Шторма» Айвазовского. Уравновешенность Гермионы вышла из берегов, и эмоции, одна за другой, погребали её под своими волнами, как неудачливого сёрфера. Она пыталась сконцентрировать взгляд на бокале перед собой; пыталась глубже дышать; пыталась сдержать злость на Малфоя, надоедливые мысли о том, что его нужно выкинуть из головы, и обиду, от которой можно было наплакать тот самый океан. Всё это тянуло Грейнджер в разные стороны — драккловы лебедь, рак и щука! — от чего она молчала и молчала, пока не взяла себя кое-как в руки. — Мы расстались сегодня, Гарри, — прозвучал наконец её голос, больше напоминающий говор безразличного человека, объявляющего в аэропорту посадку на очередной рейс.       Поттер открыл было рот, но тут же закрыл его обратно и многозначительно прицокнул языком.       Гермиона могла предположить эмоции, пролетавшие на его лице: растерянность, облегчение, скрытую радость, но тут же и сочувствие вместе с желанием поддержать.       «В другой раз рассердилась бы на эту отраду от того, что у меня закончились отношения, но тебе повезло, Гарри: я понимаю тебя и твоё незнание, как себя чувствовать». — Не держи зла на него, прошу тебя; это было общее решение, и так всем будет лучше, — добавила Гермиона, сама не зная, зачем.       «Ложь-ложь, ложь-ложь!» — выстукивало неугомонное сердце. — «Всё у нас с ним могло быть, всё, но Малфою виднее, и теперь он — причина того, что меня буквально у тебя, Гарри, на глазах разрывают на куски собственные мысли. Произошедшее в последнюю очередь можно назвать общим решением». — Хорошо, — без уверенности сказал Гарри, пристальней обычного разглядывая собеседницу. — Может, тебе нужно отдохнуть? Расследование расследованием, а ментальное здоровье ещё никто не отменял. — Нет, Гарри, я в порядке! — не раздумывая, ответила Гермиона, которую потрясло слово «ментальное» во фразе друга. — Мне нужно отвлечься, тем более, что откладывать важные разговоры в нашей ситуации не просто глупо, но и опасно.       Гермиона вытащила из сумки блокнот, куда записывала всю важную информацию; Гарри, последовав её примеру, достал папку с делом и, пробегаясь глазами по тексту, заговорил, как будто их разговора про Драко и вовсе не было: — Как я понял, ты часть сути уже знаешь, да? К Малфоям на территорию поместья пробирается «некто», не особо заморачиваясь с охранными чарами, причём его небрежность намеренная, ведь ему нужно, чтобы оставленную им колдографию заметили. Преступник предугадал, что к тому моменту, как снимок обнаружат, авроры будут уже в пути, ровно как и то, что кто-нибудь из них обязательно бросится в лес у поместья. Я и ещё двое моих напарников догадались, что злоумышленник мог скрываться в том лесу, ведь трансгрессировать можно исключительно за его пределами. Я думал, что мы ничего не найдём — всё-таки было ещё темно, — но, опять-таки, проявления своей деятельности было в планах нашего преступника. На одном из деревьев, в самой чаще леса, мы заметили ярко-оранжевую надпись «Гордость». И больше ничего! Все следы были явно стёрты специальным заклинанием, так что всё, что оставлось мне и моей комманде, — кусать локти. — То есть, у нас снова ничего нет... — Гермиона не до конца осмыслила информацию, но вкус разочарования уже чувствовался на языке. — Ничего. — Какой кошмар… Но ведь такой случай явно не первый в твоей карьере, Гарри! — ища отблеск надежды на лице Поттера, воскликнула она. — Должны же быть способы определить личность человека, который уже оставил нам столько «подсказок». — Способы есть, вот только наш вор позаботился о том, чтобы мы не смогли воспользоваться ни одним из них. На каждый яд найдётся своё противоядие, как понимаешь, — Поттер задумчиво глянул на свои записи, как будто в надежде отыскать там подсказку. — Получается, нам остаётся лишь ждать, пока преступник «проколется»? — c заметной претензией спросила Грейнджер. — Это было бы желательно, но у меня есть и другие идеи, — поспешил заверить её Гарри. — Самое главное, что на данный момент есть один большой план, который я пока держу в секрете, потому что он требует согласия Малфоя, а он сегодня исчез с радаров. — Обещай рассказать мне сразу же, как он одобрит, — Гермиона дождалась утвердительного кивка Поттера и задала ещё один вопрос: — Я знаю, что это не совсем профессионально, но... Кого ты подозреваешь? Чисто интуитивно... — Честно? Никого, — неожиданно для Грейнджер ответил мальчик-который-выжил. — Разве что я уверен: некоторые люди что-то скрывают; впрочем, пока не могу понять, зачем им это. К примеру, та же Нарцисса, которая явно не имеет никакого отношения к самой краже, но крайне подозрительно ведёт себя. — Что означает «подозрительно»? — Грейнджер почувствовала небольшую тяжесть в груди. Слова, услышанные в лифте… Не сегодня, а много дней назад, когда она пряталась под дизаллюминационными чарами. Вдруг они имели больше значения, чем Гермиона придала им? — Я до вчерашнего дня не мог понять, что именно меня настораживало, но когда Малфой показал мне колдографию, сделанную вором, до меня дошло. Она — как доктор Джекил и мистер Хайд в одном обличии: то действует в соответствии с напряжённой ситуацией, даже чрезмерно волнуется, то превращается в дракклового робота, который с таким понятием, как эмоции, видимо, никогда не встречался****. Не знаю, почему это меня так волнует, если по характеру она определённо Малфой, а от них правды не жди, — Гарри хмыкнул прямо в свой стакан с огневиски, от чего звук выдался больше похожим на кряканье. — И всё же что-то не дает мне покоя.       Со стороны могло показаться, что Грейнджер «тупит», но, на самом деле, она решалась сказать нечто важное. Может, это всего лишь было бессмысленным совпадением, ведь странное поведение Блэк сейчас и некое «преступление» разделяли годы… Вот только почему, раз прошло столько лет, Эшли была так яро настроена, когда речь зашла о нём? — Мне кажется, ты должен кое-что знать, — Гермиона со стуком поставила сливочное пиво на стол и начала свой рассказ о подслушанном в кабине лифта разговоре.       Гарри был внимательным слушателем. Грейнджер наконец расслабилась, её говор замедлился, а тяжесть, навалившаяся с того момента, когда она бросила Драко последние слова, чуть-чуть облегчилась. А всё потому, что даже если бы весь мир рушился, у Гермионы был человек, который, наплевав на все ссоры и недомолвки, сделал бы всё ради её спасения. Он сидел сейчас прямо перед ней, изредка отводя взгляд родных зелёных глаз, чтобы записать её слова.       «Я счастливица, что имею такого друга», — промелькнуло в голове Гермионы между фразами, и эта мысль заставила её сердце на миг сжаться. — «Друга. У него есть семья: Джинни и чудесный малыш, — я ни при каких обстоятельствах не буду для него на первом месте».       Это было чертовски логично. Рационально, правильно, неоспоримо. И невыносимо больно. Не потому, что она была для него в лучшем случае «номером три», а потому, что, кроме родителей, она ни для кого не была первой. — Гермиона, с тобой всё хорошо? — окликнул её Поттер, ожидавший продолжения рассказа. Он наклонился ближе через столик, пытаясь понять, почему Грейнджер прикрыла глаза, а её губы нервно подрагивали. — Нет, нет, Гарри, нет, — она не знала, зачем повторяла это односложное слово; возможно, было легче от того, что она могла признаться в своих проблемах и не чувствовать себя от этого тряпкой или плаксой. По крайней мере, чувствовать не так сильно, будь на месте мальчика-который-выжил иной человек. — Ясное дело, что всё не в порядке, Гермиона, и дня не прошло... — Спасибо, утешил, — Грейнджер тихонько всхлипнула и тут же приложила ко рту ладонь, жалея, что дала волю слезам. — Мерлин, в кого я превращаюсь? Скажи, я так же вела себя, когда Рон оставил нас одних скитаться по лесам? Или когда мы с ним развелись? — В первой ситуации всё было намного хуже, чем сейчас, но со всем, что происходило тогда, это было более, чем адекватной реакцией, — было заметно, что Поттеру неловко вспоминать былое. — А после развода я помню только историю о том, как ты почти что «с ноги» открыла дверь Больницы Святого Мунго и потребовала, чтобы тебя повысили, потому что ты была способна на куда большее, чем быть ассистенткой, — Гарри легонько улыбнулся. — Жаль, что на этот раз так поступить не выйдет, — Гермиона попыталась пошутить, но получилось с трудом, и в своей голове она прозвучала совсем жалко. — Мне кажется, в твоих волосах что-то ползает... — внезапно нахмурилась она и, прежде чем Поттер заметил подвох, схватила его графин с огневиски и поднесла к губам. — Эй! Я же предлагал тебе выбор! — в шутку обиделся Гарри, всё ещё немного обеспокоенный своими волосами. На самом деле, ему не было жалко ни напитка, ни чего-либо ещё для подруги. Он даже готов был прямо сейчас бросить на неопределённое время расследование исключительно для того, чтобы явиться к Малфою и надрать ему зад за то, как он поступил с Грейнджер, но это вряд ли бы улучшило ситуацию. — Заказать ещё? — Нет, спасибо, пожалуй, я пока продолжу, — Гермиона поморщилась, допивая последние капли крепкого напитка. — По правде, мне уже ясно всё, кроме одного, — Поттер сверился со своими заметками, сделанными во время рассказа подруги, и обратил на неё вопросительный взгляд: — Зачем ты вообще следила за Нарциссой и Эшли Грин?       «Помни, ради чего ты сейчас вспоминаешь и объясняешь некоторые вещи вместо того, чтобы лежать на кровати дома и заедать стресс мороженым. Правильно: ради тех маглорожденных — таких же, как ты, — которые не могут колдовать уже который день», — заставила себя Гермиона собраться с силами. — Грин мне с первой встречи не приглянулась: слишком разные у нас характеры и подход к общению. Она встретила меня со злобой и открытой неприязнью, называла пару раз грязнокровкой, причём сегодня тоже… Это меня уже давно не задевает, но в её случае это казалось почти смешным, ровно до того момента, когда однажды, при встрече в лифте, Эшли была вся в синяках и в целом выглядела неважно. С тех пор я стала почти одержимой мыслью о том, что с ней что-то неладное, но не делилась, потому что здравый смысл говорил, что это просто моё желание притянуть «за уши» к краже зелий любое происшествие. А потом я подслушала этот разговор, и как-то фокус переключился на неизвестное преступление и прочее. — Может, домашнее насилие?.. — предположил Поттер, выглядевший не на шутку обеспокоенным. Он сильно сжал в руке перо, желая записать услышанное, но пока не знал, что именно. Грейнджер понимала его: было слишком много предположений и мало фактов. — Не могу сказать. Грин хоть и состоит в отношениях, к слову, с человеком из компании по имени Лео, но создаётся довольно чёткое впечатление, что, раз уж на то пошло, это она кого угодно стукнет и бровью не поведёт, — Гермиона собиралась было начать приводить примеры и описывать парня Эшли, как Поттер поднял указательный палец вверх, останавливая её. — Ты говоришь, что она унижала тебя за твоё не волшебное происхождение? — Да, так и было. В лицо и без стыда, пусть и не при посторонних. — Тогда следующий вопрос: есть ли хоть какой-то шанс, что Сент-Экзюпери был волшебником?       Сказать, что Грейнджер не ожидала подобного вопроса, означает не сказать ровным счетом ничего. Она свела брови, уставилась на соседний столик; можно было практически заметить, как мысли импульсами сменяются в её сознании, однако к логичному умозаключению ни одна из них не приводила. Всё это напоминало Гермионе детские загадки, что-то вроде: «Что общего между Эшли Грин, её чистокровными предубеждениями и французским писателем?» — Нет, ни единого шанса, — Грейнджер не нашла ничего лучше, чем дождаться объяснений со стороны друга. Тот же, заслышав первую букву её ответа, подхватился на ноги, после так же быстро сел обратно и прошептал: — Это либо та самая «Эврика», либо совпадение. И, знай, в последнее я не верю, — Гарри сделал небольшую паузу, но вскоре уже бросился в рассказ: — Я однажды уже видел Эшли Грин, но тогда не обратил на неё особого внимания. Я вёл допрос, который затянулся, и опаздывал на встречу с Нарциссой. Когда я в спешке возвращался в свой кабинет, то увидел её вместе с подругой в коридоре, разговаривающих о чём-то… И тогда из уст Грин прозвучала фраза: «Ты навсегда в ответе за того, кого приручил».       Поттер замолк и выжидающим взором глянул на Гермиону. Та несильно закусила губу, раздумывая. Она сложила руки перед собой и больше минуты молчала, выглядя так, словно считала в голове нелёгкий математический пример. На деле, Грейнджер пыталась рассчитать шансы того, что слова Грин не были цитированием известнейшего писателя в мире маглов… И всё больше убеждалась в том, что ставки для совпадения и вправду низки. — Не говори мне, что это снова Империус, — почти умоляющим тоном произнесла Гермиона, хотя сердце радостно забилось от осознания, что их беседа привела хоть к чему-то. — Вот именно! Представим, что преступник хотел создать образ человека, подходящего на роль того, кто украл твои зелья, — такую себе обманку для нас. Кто может подойти на роль больше, чем чистокровная волшебница, периодически обзывающая тебя расистскими выражениями? К этому добавляется дружба с Нарциссой, гарантирующая достаточное количество информации про компанию, чтобы провернуть преступление. Идеальный портрет! — Тогда остаётся следующий вопрос: откуда и почему синяки и травмы? — Гермиона подтянула к себе лист бумаги, на котором писал Гарри, желая добавить туда этот вопрос. — Не надо, — Гарри покачал головой и забрал у подруги заметки. — Бесмысленно это записывать, ибо я больше в прятки ни с кем не играю. Не хочет Малфой, чтобы в Министерстве знали о расследовании, — пускай, но потакать в его просьбах не заявляться в открытую к его работникам я больше не буду. Завтра с утра я приду в «Pharmagic» и вызову эту Эшли Грин на допрос. Надеюсь только на то, что Империус не стёр из её головы события, как это часто бывает. Помнишь Кэти Белл, которая даже не вспомнила, кто наложил на неё заклинание? — Кэти была хорошей, но всего лишь школьницей, а Грин недаром имеет самооценку выше Эйфелевой башни. Готова поспорить, что завтра вопрос будет не в том, сможет ли она рассказать важную информацию, а захочет ли, — Гермиона развела руками, а Поттеру пришлось, к сожалению, согласиться с ней.       Грейнджер по старой привычке вскинула руку вверх, обращая на себя внимание мадам Розмерты, которая как раз проходила в паре метров от них. — Два огневиски сауэр, пожалуйста! — попросила она. — Не знал, что тебе нравится такое, — Гарри явно пытался вспомнить, когда Гермиона в последний раз — не считая его сегодняшний напиток — пила при нём что-то крепкое. — Нужно нечто особенное, чтобы отметить то, что мы двигаемся вперед, а не стоим на месте, — Грейнджер хитро улыбнулась. Она была почти уверена, что её недоухмылка была далека от идеала, но главным было не то, как она выглядела, а что означала. А смысл был предельно прост: может, Драко Малфоя больше и не было в её жизни, но он преподнёс ей урок, о котором она не забудет.