***
Он помнил, как она рыдала в его руках. Помнил, как била слабыми кулачками в грудь, спрашивая, почему мир так не справедлив. Рассыпавшиеся и спутанные волосы щекотали мокрый подбородок, а Маринетт все плакала и плакала, сотрясаясь в его руках. Пальцы нервно сжимали очередной тест. Опять с одной полоской… Адриан помнил, как болезненно сжималось его сердце от каждого всхлипа и каким беспомощным ощущал себя в этот момент. Тогда он впервые не смог утешить жену. Тогда ее голос не успокоил ту тревогу, что охватила его. У него были возможности и деньги. Потому их проблему исследовали лучшие врачи, настоящие эксперты. Но все, как один, лишь разводили руками: «У вас все в порядке. У обоих». Когда они остались наедине и Адриан, по возможности мягко, осторожно, но все-таки настойчиво задал жене резонный вопрос, она снова расплакалась. Он не решался заговорить об этом и потому ждал, когда Маринетт сама предложит взять ребенка из детдома. Но она не спешила предлагать. Вскоре они перестали поднимать эту тему вообще; прошло совсем немного времени, прежде чем на ее лице снова появилась улыбка. Они больше не пытались. Тогда же она и начала пропадать. Регулярно, ровно в одно и то же время, с неизменно теплой и любящей улыбкой, она исчезала на несколько часов и иногда возвращалась к ужину. Иногда нет. В такие вечера возрождался один из давно позабытых его кошмаров: он снова сидел один за большим столом, а тени по углам напоминали призраков предыдущих Агрестов, которые шушукались по углам, насмехаясь над неудачливым отпрыском. Впрочем, такое случалось крайне и крайне редко, а если все-таки случалось, Маринетт не заставляла себя долго ждать. Поразительно, но радостной и заботливой улыбкой она умела развеивать тот мрак, что за много лет приелся к особняку. Казалось, достаточно ей только открыть глаза — лучистые, синие, совсем не такие, как все окружающее — и мрачные комнаты окрашивались в яркие цвета. Такой затворник, как Адриан, только и мог мечтать о подобной жене. Тем угрюмее становился он в ее отсутствие.***
— Ну и, — напряженно начал Адриан, когда воодушевленная Маринетт села рядом с ним за большим столом, — как прошла твоя встреча? — Все было просто прекра-асно, — томно протянула она, глядя прямо в глаза. От ее слов тянуло гнусной лживостью. Адриан кашлянул, промокнул губы салфеткой и встал из-за стола. — Любимый, ты куда? — донесся ему в спину невинный голосок. Как часто он на это купался. Как же часто все его сомнения развеивала та влюбленная и неподдельная интонация, которую она без труда себе придавала. Агрест ненавидел себя за мягкотелость и доверчивость, но ничего не мог с собой поделать: он все-таки любил ее. Вот и сейчас он вернулся и сел рядом. Маринетт с улыбкой взяла его за руку и отпила из бокала. Против воли, наперекор гордости, он проследил голодным взглядом за мягкими губами, на которых остался багровый след вина. Жена облизнула их с такой потрясающей невинностью, точно и не осознавала, насколько же соблазнительным выходит у нее каждое движение. Сдерживать порывы всегда было сложно, особенно в ее присутствии. Адриан вцепился в ее ладонь, другой рукой взял за затылок, притянул к себе. Маринетт только удивленно захлопала ресницами и усмехнулась ему в губы, а после — ответила на жаркий поцелуй. Ее губы были такими сладкими, они хранили вкус хорошего вина. Она и сама как хорошее вино — пьянящая, сумасбродная, таящая в себе вечный азарт. Адриан определенно любит ее. И верит ей, как никому другому.***
Чета Агрестов приглашена на день Рождения Микель Лейф, дочери известного музыканта Нино и репортерши Альи Лейф. Друзья цветут, с широкими улыбками принимают поздравления, в комнатах не умолкает веселый смех именинницы. Среди ее сверстников много детей бывших одноклассников Лейфов. Микель с улыбкой обнимает лучшую подругу, Софи Канте, с изысканной дерзостью отражает все шуточки Шарлотты Брюэль и бросает обожающие взгляды в сторону холодного Клода Куртцберга. Среди ее друзей нет только фамилии Агрест. Адриана это глубоко задевает. Маринетт улыбается и отдает ей подарок, в то время как он изображает из себя столб. У Адриана мелькает мысль, что его главный подарок — это Маринетт Агрест, невероятная девушка, яркая и праздничная. Он отдает сухие поздравление Нино. Тот только отмахивается, смеется, отбивает ему задорное пять. Завязывается дружеская беседа, в которой Адриан почти и не участвует. Одним ухом он слушает веселую болтовню лучшего друга, другим пытается уловить суть разговора Альи и Маринетт: те шепчутся между собой, полные таинственности. Частенько хитрые взгляды обращаются именно к нему. О чем хихикает Маринетт, о чем с заговорщицким видом шепчется с подругой? Почему Алья выглядит такой веселой? «Бедный-бедный Адриан Агрест», — качает головой кто-то из гостей, и он резко поворачивается на голос, уши горят и пылают. — Братишка, да что с тобой? — низкий голос друга совсем не соответствует его веселому тону. — Кто-то меня звал, — растерянно говорит Адриан, но не видит никого подозрительного и с улыбкой мотает головой. — Наверное, это от недосыпа.***
Слухи растут и множатся с пугающей скоростью. Где бы он ни появился, тотчас слышатся насмешки, люди перешептываются за его спиной, к нему устремляются взгляды, сухие, равнодушные, пронзительные. Адриан чувствует, что сплетни о нем ходят во всех высших и низших кругах, озлоблен из-за этого и взъярен, но что он может сделать? Он надеется, что вместе с Маринетт, веселой и живой Маринетт все будет по-другому, но становится только хуже. Неодобрительные взгляды пожилых дам, устремленные к его жене, будто хлещут по сгорбленной спине. Молодые просто смеются и над ней, и над ним; стоит войти в круг, как люди начинают отводить взгляды. Маринетт этого не замечает. Она отпускает в руку пошлый смешок и, прильнув к нему, заводит беседу. С ней общаются крайне неохотно, порой срываются на совсем грубые ответы, но это ничуть не смущает молодую женщину. Адриана — угнетает все больше. Здесь и сейчас ему омерзителен даже запах любимой жены. «Бесстыдница», — шепчутся за их спиной. Агрест резко поворачивается, ищет обладателей злых языков, но не видит никого. А Маринетт продолжает щебетать о чем-то. На них налегают журналисты, стоит им выйти из здания. Они галдят, но среди всеобщего шума Адриан выуживает фразу: «Мадам Агрест, какие отношения связывают вас с Котом Нуаром?» В сердце застревают острые шипы, в легких разрастается колючий кустарник, а в глазах темнеет. «Адриан!» — кричит Маринетт, будто из плотной ширмы, но больше он ничего не слышит.***
Кот Нуар называл себя самоявленным героем. Он считался борцом за справедливость, его помощь полиции была несоизмерима ни с чем, да и сам он казался таким развязным, живым, настоящим. Совсем не похожим на живую куклу-Адриана. Его никогда не волновал этот проходимец в черном. Разве что он отмечал, что в этом обтягивающем костюме нет и капли изящества. Если бы его отец был жив, он бы никогда не стал производить подобную одежду. Цвета сочетались абсолютно безвкусно, его волосы были растрепаны и не ухожены, сам герой казался каким-то неправильным, чересчур глупым. Адриану было плевать на его заслуги, да и на него вообще. Но неизменно обнаруживал себя за тем, что в интернете искал только его. «Кот Нуар», «Кот Нуар», «Кот Нуар», — история браузера кишела треклятым именем. Он отмечал, как легко и плавно двигается в объективе сильный силуэт, и его с головой накрывало завистью и ненавистью. Кем был этот человек, что все девушки провожали его восхищенными взглядами? Половина фанаток известной модели нашла себе нового кумира. И Адриану хотелось рвать на себе волосы: этим кумиром был Кот Нуар. Легкие и тонкие руки легли на его шею незаметно; нежный шепоток жены отдался прямо в ухо. — Я скучала, любимый. Он закрыл вкладку с героем, но от цепкого взгляда Маринетт не укрылся мужчина в черном. — Тебе так интересен Кот Нуар? — промурлыкала она ему в шею, оставляя там след поцелуя. Адриан прерывисто вздохнул. — Известный герой, да и просто… — она понизила голос. — Красавчик. Расслабленность от ее прикосновений превратилась в упругую струну, он метнул в ее сторону жесткий взгляд. А Маринетт с усмешкой выбежала за дверь, оставив на его рубашке неяркий шлейф духов. В этот вечер он снова ужинал в одиночестве.***
Посмертный облик отца был вдолблен в мозг Адриана острым клином. Лицо обезображено в предсмертной агонии, кожа расцарапана чем-то очень тонким, на губах застыл полный ужаса крик. От бледного и родного лица ему стало плохо. Адриан долгое время балансировал на грани, не одну ночь он провел в бреду, бессмысленно шепча: «Папа». Его душа взывала к родному человеку, а Габриэль снился ему так часто, и всегда, всегда он приходил в том виде, в каком остался после смерти: уродливый шрам на все лицо, мелкие царапины вокруг пустых глазниц, искореженное тело… Он просыпался в холодном поту, и неизменно рядом с ним оказывалась Маринетт, смотрела на него с молчаливым состраданием, обнимала и шептала, что все это пройдет, все будет хорошо и обязательно закончится. Адриана не было на похоронах. Он вообще плохо помнил то время. Все было таким смутным, неясным, неправдивым. Яркой была только Маринетт. И хотя ее глаза были заплаканны, а улыбка и вовсе не появлялась на искусанных губах, только она и дарила ему силы жить. Он потерял отца, и утерянный смысл жизни ему вернула она. Это было убийство. Определенно. Но у полиции не было никаких следов. Адриан разносил конторы в пух и прах, злился, угрожал и чуть ли не на коленях умолял найти убийцу. Ответом ему были разведенные руки. С тех прошло тринадцать лет. И до сих пор не было ни одной зацепки. Дело было давно закрыто, про известного модельера забыли, будто его никогда не существовало. Адриан смотрел видео с похорон, всеми силами борясь с сухой болью, которая застряла во рту и расходилась по телу. В очередной раз черный силуэт, быстро и внезапно мелькнувший на фоне, посеял в душе тревогу, когда… Он резко остановил видео, открыл вкладку с Котом Нуаром и замедлил видео на максимум. Кровь в жилах застыла, заледенела, зазвенела… Это был один и тот же человек. Широко блестела на получерном лице улыбка.***
В дом Лейфов он ввалился посреди ночи, перепугал детей, оттолкнул Нино и схватил Алью за плечи. Подруга до смерти перепугалась, начала засыпать встревоженными вопросами, но он не слышал ничего из этого. Только поднял к ней безумный взгляд и прошипел: — Я знаю, кто убил моего отца. Я знаю убийцу. — Адриан, успокойся, приди в себя, — даже не услышала его Алья и помогла ему присесть. Нино принес стакан воды. Адриан сделал шумный и большой глоток. — Я знаю, кто убийца моего отца, — повторил он четче и спокойнее. Колени у друга подогнулись. Алья не смогла сдержать невольного вздоха. Они просидели у компьютера всю ночь, раскапывая интернет, пытаясь найти какие угодно зацепки. Подругу все еще била нервная дрожь, пальцы не сразу попадали по нужным клавишам, часто она бросала на него косые, напуганные взгляды. Но они были друзьями. Алья всегда поддерживала своих друзей, особенно в том, что было ее профессией. Она откинулась на спинку стула, сняла очки и протерла усталые глаза. Все еще чувствовался мандраж, но Алья была довольна. — Кот Нуар и Габриэль Агрест никогда не пересекались, да и появился Нуар уже после его смерти, но материала для того, чтобы доказать его вину, предостаточно. — Спасибо тебе, Алья, — поблагодарил Адриан и даже обнял подругу. — Ты мне очень помогла. — Мы же друзья, — только улыбнулась та. Он уходил от нее в приподнятом настроении, с жестокостью вспоминая убийцу, представляя, как предстанет перед судом преступник. Адриан чувствовал, что сам бы разорвал предателя, но для него нет ничего выше закона. На пороге особняка его встретила взволнованная Маринетт. Одетая лишь в легкую сорочку, закутавшаяся в кофту, она казалась призраком в огромном доме, блеклым воспоминанием, сошедшим с одной из картин. Но беспокойство на ее лице было настоящим. — Любимый, где ты был? — дрожащим голосом спросила она. — Я за тебя волновалась. Под приливом внезапной нежности он провел пальцем по ее щеке, стирая мокрую дорожку, тронул уголки губ в слабой улыбке, увлек к себе. — Все будет хорошо, — прошептал он ей на ухо. — Теперь все точно вернется на свои места.***
Об исчезновении известной репортерши трубили по всем новостям. Алья Лейф была известна тем, что всегда докапывалась до истины, умела говорить так, что ее слушали раскрыв рот, а еще была просто хорошей подругой. Она была лучшей подругой его жены. Конечно, это сказалось на лучистой Маринетт. Под ее глазами пролегли тени, улыбка перестала появляться на бледных губах, огонь в глазах потух. Она долго оплакивала пропажу Альи Лейф и зачастую в его объятиях. Он прижимал ее к себе, проводил подбородком по мягким волосам, пытался успокоить и себя, и ее. А в груди поднимался рой чувств: недоверия, боли, страха, злости. Алья была единственной, кто мог помочь ему. Энергичная, веселая, отзывчивая; для него ее потеря была ощутима не меньше, чем для Маринетт. Он был убит, он был потерян. Нино отменил все туры, заперся в квартире и запер вместе с собой дочь. Журналисты наседали на дом Лейфов, но он никого не впускал. И Адриан, и Маринетт пытались пробиться к нему, утешить, вместе попробовать найти жизнерадостную Алью. Но он отгородился плотной стеной. Дело об исчезновении репортерши застопорилось. Ведь единственной уликой был прах в ее комнате.***
Нино, угрюмый, мрачный, постучался в дверь их особняка спустя лишь несколько месяцев. — Нино, — только и сумел произнести Адриан. В их доме давно был отменен траур по подруге. Даже слышался смех Маринетт где-то в комнатах. Тот протянул ему флешку, немного побитую, расцарапанную и изношенную, но рабочую. — Алья говорила, что здесь есть все улики против Кота Нуара, — сухо сообщил он. — Отдай это полиции и… — он опустил глаза, затрясся, сдерживая рыдания. — Отомсти за Алью. Он причастен к ее пропаже, я уверен. Адриан, — неожиданно положил он руку ему на плечо. — Я помогу тебе. Давай вместе докажем, что он убил твоего отца и… Алью. Адриан только обнял друга, произнеся тихое «спасибо».***
На флешке оказалось множество подробностей, в которые Алья его не посвятила. У Габриэля и Кота Нуара на самом деле не было абсолютно никаких конфликтов. Но не одна камера наблюдения засекла, как герой разрушал магазины с брендом «Агрест», как чертил на асфальте лозунги против его отца. Ребячество, совсем косвенные доказательства. Но Нино был настроен серьезно. — Эксперты успели взять кожу с порезов, там ведь осталась ДНК убийцы. Нам только и нужно, что обвинить его, а люди докажут и без нас. Адриан сомневался в успехе. На видео было изображено полное беззаконие. Но Кот Нуар был героем. Он был любимцем парижан, он не однажды спасал граждан от опасностей, которые были на каждом шагу. Власти могли простить ему любую шалость.***
Они забрали Микель к себе как лучшие друзья пропавшей четы. Та веселая девчушка заводных молодоженов куда-то исчезла, испарилась — теперь это был запуганный ребенок, разучившийся радоваться, испытывать хоть что-то. Она больше не любовалась Клодом, не радовалась подаркам; стоило Маринетт по-матерински прижать к себе девочку, как та начинала верещать и вырываться. — Вы мне не родители! — однажды закричала она Адриану и Маринетт и убежала наверх. Сердце точно схватили стальными тисками. Было больно, невыносимо больно понимать, что от их лучшей друзей остались только трупы. Как и от отца. За всем этим стоял дьявол в черном, а они были подобны марионеткам, ведомым когтистой рукой. Кто был следующим? Малышка-Микель? Хлоя и Натаниэль Куртцберги? Скорее уж, Сабрина Ренкомпри, дочь лучшего полицейского в городе. Но Адриан понимал, что любой вовлеченный человек станет трупом. Кот Нуар не трогал только его. И Маринетт. Микель слишком быстро стала ему как родная дочь. Хранящая в глубине карих глаз искринки задиристого веселья матери, мягкая и покладистая, с пышными каштановыми волосами, ее улыбка слишком напоминала улыбку Нино. Только от нее сейчас на ярком лице осталась только тень. Но даже так она оставалась красавицей. Прекрасной девочкой, настоящей наследницей фамильного состояния Агрестов. Они удочерили ее. Но Микель считала их чужими. В том, что больше никогда не увидит родителей, она винила только их. Будто забрав к себе, они лишили ее последней возможности вернуть родных. Адриана ранила ее отстраненность. Маринетт улыбалась и говорила, что все наладится. Прошло два года. Они так и не сумели доказать причастность Кота Нуара к серии убийств. Не прекратились и таинственные встречи Маринетт. Адриан надеялся, что очаровательная малышка сумеет приукрасить серый дом даже в отсутствие яркой жены. Но Микель давно разучилась улыбаться. А в особняке было пусто и мрачно.***
«Жена известной модели Маринетт Агрест вот уже в который раз возвращается с Котом Нуаром». «Маринетт Агрест и Кот Нуар: любовь или увлечение?» «Интрига между черным котом и нежным цветком. Кот Нуар и Маринетт Агрест». Адриан рвал и метал. Вещи в комнате были свалены в кучу, шкафы опрокинуты и сдвинуты в одно место, кровать перевернута. Комната напоминала хаос. А он никак не мог утолить этого приступа гнева и ненависти. Отношения между Маринетт и Котом Нуаром были не подтверждены, додуманы. Единственное, что их связывало, так это то, что порой герой провожал его супругу до дома. То есть это было единственным, известным журналистам. У него начинались приступы дрожи, стоило подумать, чем еще они могли заниматься, пока он не видел. Кучу сложенных в углу газет Маринетт нашла, возвратившись почти под вечер, разрумяненная и счастливая. Адриан прожигал взглядом дыру в хрупкой спине все то время, что она читала заголовки. Шурхнув жесткой бумагой, она повернулась к нему. Пожала плечами. И просто улыбнулась. А внутри закипело желание стукнуть ее головой об стену и отрубить, сделать так, чтобы она никогда больше не улыбалась. Его всего передергивало: эти прекрасные, нежные, ангельские… лживые, предательские, безобразные глаза сияли не только для него. Мерзкий холодок крался по сосудам, заставляя его скрежетать зубами от отвращения и боли. А Маринетт улыбалась безоблачно и влюбленно. — Чего только журналисты не придумают, правда, любимый? — с улыбкой спросила она и присела рядом, чтобы коснуться губами его лба. — Ты такой горячий. Ты не заболел? Он резко схватился ее за лицо и наклонил его к себе — Маринетт невольно вскрикнула, улыбка исчезла с радостного лица. Его распирало от ярости, от ревности и ненависти, обиды, уязвленного самолюбия. Он сгорал в этих чувствах и, пытаясь высвободить хотя бы малую часть, дышал яростно и тяжело. Любимая жена не могла этого не заметить. Но сейчас в ее лице читался только ужас. В голубых, как чистые небеса, глазах сверкал страх. И обман. Он отшвырнул ее от себя и ушел в комнату. Куда угодно, лишь бы подальше от этой лгуньи. За спиной послышались робкие всхлипы, но он даже не обернулся: его воротило от нее. Совсем не вовремя выбежала Микель, в смуглом личике промелькнула тень. — Я слышала стуки, с Маринетт все хорошо? — Поди прочь, — прорычал Адриан. Взглянув ему в лицо, девочка обмерла от ужаса, послушно посторонилась, уже за его спиной побежала в комнату к его жене. А в сердце Адриана прорастало сухое дерево с острыми ветвями. Те разрывали грудь, врастали комом в горло, заполоняли собой последние остатки доверчивости и веры в лучшее. Зато теперь он не сомневался ни секунды. Он прикончит Кота Нуара голыми руками.***
Благотворительный вечер в помощь детям-сиротам устроили их бывшие одноклассники, Хлоя и Натаниэль Куртцберги. Маринетт и Адриан Агресты лишь гости на торжестве. Но взгляды не отрываются от них — завистливые или сожалеющие, гневные или насмешливые. Маринетт и есть королева этого вечера — роскошная, с элегантной улыбкой, безупречными манерами, платье подчеркивает все достоинства фигуры. Но Адриан не может на нее даже смотреть. Маринетт смеется и весело хлопает очередной речи. Его передергивает. Ему глубоко противно все здесь происходящее. Лживые улыбки, пафосные слова, лицемерная жена-изменщица. Только очаровательная малышка Микель не вызывает у него отвращения, зато та не хочет даже смотреть в его сторону. Он мечтает только о том, как уйти с этого премерзкого вечера. Маринетт не понимает его желания, с улыбкой задерживает, строит свои лживые глаза. Его раздувает от гнева, рука неосознанно сжимается в кулак, вторая замахивается… Он резко поворачивается и уходит прочь. Маринетт догоняет его на середине пути, пристраивается рядом. — Где Микель? — рычит Адриан. Она улыбается. — О ней позаботятся Хлоя и Натаниэль. Микель нужно общение со сверстниками. Нахлынувшая ярость спадает даже слишком быстро. На ее место приходит равнодушие: значит, ей лучше с напыщенным мальчишкой. Жалкое создание. Когда они подходят к особняку, он чувствует зверский взгляд за спиной. Адриан резко поворачивается, но видит только шелестящую листву. Сквозь которую чудятся два зеленых глаза. Они заходят в комнату. Маринетт вскрикивает, прижимает руки ко рту, отшатывается. Адриана будто парализует. Постель разорвана и смята, на мебели остались глубокие царапины. А на стене жуткая надпись: «Я не оставлю тебя в покое».***
Адриан сидит допоздна. Он собирает все то, что нашли для него друзья, то, что не смогли они закончить. Коту Нуару пришло время ответить за все злодейства. Он хладнокровен, спокоен, рассудителен, как никогда. Только холодная жажда мести ведет вперед. Уже далеко за полночь, Микель сопит в соседней комнате, зашла пожелать спокойной ночи мечтательная Маринетт. Он еще сидит. В мессенджер приходит сообщение от анонимного пользователя. У него нет никакого желания разговаривать с другими людьми, но незнакомец не успокаивается. Приходит еще одно. И еще. В открытом диалоге видео с угрозами. Насмешливый шантаж: «Что будет, когда все узнают о забавах Маринетт Агрест?» — а под ним темная заставка. В груди копошится мерзкий комок, но Адриан открывает видео. Они не просто обжимаются. Кот Нуар вылизывает ее от подбородка до самых глаз, Маринетт улыбается, льнет к нему всем телом, он распускает руки, трогая ее там, где даже Адриан себе не позволит. А она смеется, пошло хихикает, целует его так жарко, как никогда не целовала мужа. Ревность накрывает с головой. В глазах темнеет. Сложенный ноутбук он швыряет в стенку с такой силой, что сыплются брызги. И тотчас обмирает от ужаса. Все то, что было по делу Кота Нуара, все улики против него… Все это уничтожено одним сильным ударом. От этого ненависть к жене перерастает во что-то необъятное. Он распахивает дверь с треском, петли шатаются, рывком проходит в спальню, сдирает ее с постели. До смерти напуганная, непонимающая Маринетт пытается освободить руку, но он лишь сильнее сжимает пальцы. — Любимый, мне больно… Когти Кота Нуара царапают намного больнее. — Замолчи! — ревет он, припирая ее к стене, надавливает локтем на нежное горло. — Ты изменяешь мне с Котом Нуаром? Отвечай! — Адриан, о чем ты говоришь? — плачет Маринетт. Он налегает на нее, придавливая к стене со всей силы, пытаясь выдавить из нее последние частички жизни. Достойно ли подобное жить рядом с ним, бок о бок? Адриан чувствует, что еще немного — и он просто упадет к ее ногам. В глазах темнеет, в висках стучит, его бьет лихорадочная дрожь. И дрожь эта усиливается от голубых глаз, пытающихся убедить в своей невиновности. Как может она лгать ему после того, как он все узнал? Грязная лгунья. — Я видел, как ты прижимаешься к этому подонку, — эти слова он плюет ей в лицо. — Давно ты мне с ним изменяешь?.. Давно? — надавил он чуть сильнее ей на горло. — Адриан, любимый, — шепчет Маринетт, задыхаясь, уже теряя сознание. — Кот Нуар — это ты. Она обвисает в его руках, не говоря больше ни слова. В голове у Адриана звенит, из глаз сыплются искры. Снова и снова отдаются в ушах ее слова, а он даже не замечает, что, не веря ей и себе, сжимает пальцы на ее шее стальной хваткой. А она уже не пытается вырваться. Он вскрикивает, отдергивает руку, опускается к любимой женщине, умоляет ее открыть глаза, проснуться. Он горячо извиняется перед ней, искренне надеясь, что она очнется. Но ее сердце уже не бьется, из посиневших губ не вырывается теплое дыхание. Только опущенные ресницы переливаются в свете восходящего солнца. — Маринетт, Маринетт, любимая, очнись. Раньше он никогда не называл ее любимой. Воспоминания наваливаются резко, безжалостно, во всей подноготной своей убогости. Алья, печатающая по клавишам, озабоченная, серьезная — глумливая улыбка, обезображивающая лицо. Он запрыгивает к ней в комнату, она отскакивает от рабочего стола. На знакомом и трусливом лице отражается животный ужас, прежде чем опаленная «котаклизмом» лапа прикасается к горячему телу. Наполненный болью вой — недолгое ликование. Его накрывает осознанием. Затмение. Ярость и ненависть, когда Габриэль Агрест срывается из-за такой ерунды, как показ мод. «Мне стыдно иметь такого сына. Ты снова меня разочаровал». Ослепляющая вспышка гнева: «Тебе больше не будет стыдно. Никогда больше». На ходу превращаясь, он вонзает когтистую лапу в живот отца, вытаскивает печень, с безумной улыбкой рвет ее на кусочки. А после — роняет труп, раздирает ненавистное лицо… Только это лицо самого близкого и родного человека. Осознание. Затмение. Нож входит в ткани Нино, как по маслу, а на лестнице слышится топот маленьких ножек — Микель первой узнает об убийстве отца. Он ликует. Он знает, что последний свидетель устранен… Но этот свидетель — его лучший друг. Осознание. Затмение. Горячие ласки Маринетт, ее нежное дыхание возбуждают воображение. Запах любимой женщины вызывает желание содрать с нее кожу и заглянуть внутрь. Она смотрит влюбленно и преданно, шепчет ласково: «Мой Нуар». Головокружительная игра: «Мое второе «Я» не должно знать о наших встречах. Запомни, любимая». Воспоминания блекнут. Он уже не дрожит. Из внутреннего кармана рубашки выпало черное кольцо. Отпустив труп Маринетт, Адриан подобрал его и надел на палец. Оно село как влитое. Перед ним закружилось маленькое черное создание с плутоватой улыбкой на губах. Такой знакомой, сейчас очень нужной ему улыбкой. Он забудет все это на следующий же день. А сейчас… — Плагг, когти.