Сон

Уложив сына, Кити умыла лицо холодной водой и помассировала тонкими пальцами виски: у неё нестерпимо болела голова. Левин был уже в спальне, и, придя туда, Кити легла рядом, прижимаясь к мужу, ища в нём защиты и спасения от боли. Тот понял всё без слов, повернулся к ней и принялся осторожно гладить большой рукой её маленькую белокурую головку. Так, лелеемая им, Кити уснула, но сон её не был спокоен. Сначала она почувствовала шелест и шуршание ткани вокруг; тюль, шелка, бархат вихрем пролетали мимо неё, задевали и окутывали, она будто парила в воздухе, не слыша и не видя ничего, кроме этого шелеста. Затем что-то незаметно поменялось, появился свет, заиграла кадриль, и вот уже Кити в своём любимом розовом платье стоит посреди бальной залы. Вокруг кружились пары, будто не замечая её, будто её не существовало вовсе. Она поглядела по сторонам и заметила, что все лица были одновременно знакомыми и незнакомыми. Когда к ней приближалась какая-нибудь пара, она издалека угадывала знакомые черты и силилась вспомнить, кто же это был, но каждый раз ей это не удавалось, танцующие ускальзывали от неё. Кити готова была уже расплакаться от обиды и страха, как вдруг что-то переменилось. Всё так же играла кадриль и пары вокруг исполняли замысловатые фигуры, но появилось какое-то новое ощущение, Кити почувствовала, что сейчас должен появиться кто-то новый, кого она обязательно узнает. И действительно, от группы в левом углу залы, из которой Кити даже своим дальнозорким взглядом никого не могла разглядеть и узнать, отделилась мужская фигура в мундире. Танцующие расступились перед невысоким, но осанистым мужчиной, и он твёрдой походкой направился прямо к Кити, и чем ближе он подходил, тем больше она узнавала его. Когда он оказался уже совсем рядом и протянул ей свою небольшую, но широкую руку, Катерина Александровна восторженно ахнула. Да, это был он — Алексей Кириллович Вронский. Такой же, как раньше, он стоял перед ней с скромно-торжествующею улыбкой на чрезвычайно красивом спокойном и твёрдом лице. Она улыбнулась ему в ответ, положила, согнувши, левую руку на его плечо, и они закружились в танце вместе со всеми. Никогда ещё Кити не было так легко и радостно. Она снова будто парила средь шуршащих тканей, но теперь были музыка, бал, любимый человек рядом, и всё это было так живо, так реально, так естественно! Кадриль сменилась вальсом, а Вронский продолжал танцевать с ней и только с ней, и Кити казалось, что так будет продолжаться целую вечность. Когда грянула мазурка, они с Вронским на секунду остановились, Кити заглянула в его доброе лицо, бывшее так близко теперь, и прошептала неслышно одними губами: «Я люблю вас». Но Вронский не ответил на её влюблённый взгляд и отвернулся рассеяно. В тот же миг всё похолодело внутри Кити, музыка пропала, танцующие замерли, и мир посыпался чёрными осколками. Она ещё не проснулась совсем, но уже чувствовала и понимала, что не было никакого бала и Вронский уж давно не любит её. Когда темнота окончательно заслонила всё и к Кити вернулись отзвуки головной боли, сердце разрезало острым мучительным стыдом. Стыдно было за этот глупый, безобразный сон, за этот свой шёпот и взгляд, на который Вронский, как это было и в жизни, не ответил, но более всего стыдно было перед мужем, который так любил её и которого она любила. Катерина Александровна повернулась к спящему Левину и в темноте различила его спокойное мягкое лицо. Она долго смотрела на него, пытаясь разглядеть каждую его знакомую черту, и чем больше она смотрела, тем мучительнее ей становилось. Кити не понимала, за что ей был этот сон, так ясно воскресивший то, что было давно и часто её терзало. Ей стало казаться, что муж всё знает уже и расстроен. Она ближе прижалась к нему, стараясь не заплакать, и Левин во сне крепко обнял её. Этот нечаянный жест его немного успокоил Кити, и она снова закрыла глаза в надежде забыть всё. Было тихо. За окном занималось утро.