Первая любовь

Томми восемь лет, когда он впервые встречает Симону. Позднее он задумается над тем, почему никогда не видел ее раньше – учитывая, что мать назвала ее своей лучшей подругой. Ответ придет очень быстро. Томми поражен красотой женщины и не может сказать ни слова. Она не похожа на других, многочисленных подружек его матери. Ее энергетика совершенно другая, поймет он потом. Для него она всегда отличалась. С самого начала. Симона начинает появляться в их доме. Иногда они с матерью ходят к ней. Томми каждый раз чувствует себя неловко, подглядывая за ней из-за угла. Симона тепло улыбается ему в ответ. Всегда. Томми тринадцать, когда он впервые просыпается в мокрых трусах. Он отлично помнит, что ему снилось, поэтому ему хочется одновременно сгореть со стыда и уснуть снова. Он кидает нижнее белье в стирку и надеется, что мама не станет задавать вопросов. Она не замечает – и он чертовски этому рад. У него сегодня день рождения, и Наоми слишком занята подготовкой к вечеринке, чтобы обратить внимание на него самого. Конечно, Симона приходит. Вместе с Карлом. Томми не может смотреть ей в глаза, зато может волком глядеть на ее мужа. Симона замечает. Она отводит его в сторону и спрашивает, что его тревожит. "Посмотри мне в глаза, Томми", — о, ну как этому сопротивляться? Ему кажется, что его уши горят, а щеки краснее, чем ее платье, но он смотрит. На нее так приятно смотреть. Конечно, он не может сказать, в чем дело. Томми нагло пользуется возможностью разглядеть ее так близко. Симона зовет Карла и уходит. Томми ничего не приходится говорить – Карл невероятно чуткий человек. Он спокойно рассказывает о том, что происходит с организмом при взрослении. Это абсолютно нормально, все через это проходят. Томми не может его ненавидеть. В конце он благодарит и добавляет – не говорите маме. Карл подмигивает и уходит. В четырнадцать Томми дрочит, как ненормальный. Симона постоянно бывает в гостях у мамы. Симона каждое утро бегает мимо них. Он перестает краснеть уже через неделю, хотя сначала ему кажется, что она может прочесть все по его глазам, и ему стыдно за это. Было. В том же году он впервые занимается сексом. Лиз старше на два года. Она говорит, что он ей понравился, и они могли бы попробовать. Томми смотрит на ее грудь, на ее обтянутые мини-юбкой ягодицы, на ее широкую лукавую улыбку, и соглашается. Хотя что-то внутри говорит – так нельзя. Это предательство. На следующий день он встречает Симону, и ему кажется, что она смотрит на него с укором. Опять, как будто она все знает. Но она только улыбается, и от этого ему становится еще паршивей. Он встречается с Лиз еще несколько месяцев. Ему нравится секс, Симона замужем, так почему бы и нет? Они даже ходят на свидания в кино и гуляют после школы. Однажды он привел ее к себе домой, пока мамы не было. Лиз бросает его, когда он называет ее чужим именем. Томми чувствует себя отвратительно, но в то же время он удивлен, что не прокололся раньше. Томми шестнадцать. Симона говорит, что он хорошеет с каждым годом и вкупе с его манерами наверняка имеет большой успех у девушек. Томми в ответ краснеет, будто ему снова тринадцать. Но вообще-то она права. Периодически он начинает с кем-то встречаться. В основном ради одной единственной цели – снять напряжение. Девушки не против, он только за, мама не в курсе, а Карл рассказал все, что можно, о предохранении. Томми благодарен ему за это, но теперь он может назвать то чувство, которое испытывает к нему уже давно. Ревность. В том же году Томми впервые разбивает сердце другому человеку. Откуда ему было знать, что Холли так сильно была в него влюблена? Она говорила, что все в порядке, что ее устраивают такие встречи, но когда пришло время расходиться, она расплакалась. Она умоляла его остаться и дать ей шанс. Я стану лучше, говорила она, я сделаю что угодно, только не бросай меня! Но она не могла стать Симоной. По иронии судьбы именно Симона выслушала его и дала совет, который впоследствии еще не раз ему пригодится. Но он все равно чувствует себя ужасно виноватым. Чтобы отвлечься, он просит маму устроить его на работу. Наоми не нравится эта идея – зачем нужна работа, если она и так может дать ему денег? Симона вступается за него. Девушкам нравится, когда парень сам зарабатывает деньги, а не берет у родителей. Томми благодарен ей за это и смотрит на нее, словно на ангела. Наоми соглашается. Томми устраивают в фирму, которая обслуживает приемы светского общества. По выходным он стрижет газоны и, иногда, убирается в домах. Холли простила его через полгода, но друзьями они не остались. А что ты хотел, фыркнула Симона, пока он полировал стол на ее кухне. Чувства другого человека не зависят от тебя. Каким бы хорошим ты ни был, что бы ты не сделал, всегда найдутся те, кто будет тебя ненавидеть. Такова жизнь. Томми почти восемнадцать, когда он видит конверт с фото. Сначала ему хочется его выбросить – ведь Симоне будет очень больно, но он не решается. Томми восемнадцать, и он счастлив, как никогда в жизни. Тому девятнадцать. Он учится в художественном колледже в Мадриде, а по вечерам работает в баре. Легко заводит новые знакомства, но по-настоящему сближается только со своим соседом по комнате. Родители Тони – итальянцы, но он вырос в Америке и планирует вернуться обратно после обучения. Том не уверен, что хотел бы вернуться, и он все еще тоскует. Это был лишь вопрос времени, когда он расскажет про Симону. Тони не осуждает и не поднимает эту тему на людях, даже когда есть возможность. Говорят, многих близких друзей заводят именно в колледже. Их с Тони дружба прошла сквозь годы. До конца жизни. Когда Том узнал о смерти Карла, Тони был рядом. Он внимательно смотрел, как меняется выражение лица его друга, как он сжимает в руках трубку, как хмурится, что-то обдумывая. Когда Том звонил в авиакомпанию, чтобы забронировать билеты, он не сказал ни слова. Молча смотрел, как тот скидывает в сумку первые попавшиеся вещи. - Тони, скажи, что я улетел на похороны. Это срочно. - Мне жаль, Том. Том вздохнул и посмотрел в окно. - Карл умер. - Ты пойдешь на его похороны? – Не дождавшись ответа, Тони покачал головой. – Ты так никогда ее не забудешь. Том посмотрел на него с удивлением. - Да я и не собирался. Такое не забывается. Тому двадцать шесть. Он работает в частной галерее в Милане и все еще не планирует возвращаться в Америку, когда неожиданный звонок ломает его пополам. - Ваша мать, Наоми Харт скончалась, Вам необходимо... Что там ему необходимо, ему потом пришлось переспросить, потому что от неожиданности он выронил трубку. Поверить было сложно. Очень. Какой бы сукой не была Наоми, она все равно оставалась его матерью. Они так и не помирились. Том все откладывал этот разговор – сначала потому, что все еще был зол, потом стало неловко. Потом как-то не до этого, то настроение неподходящее, то дел по горло, то еще что-то. Дооткладывался. Том уходит с работы пораньше, все еще ошарашенный, берет такси и приезжает на работу к Тони. Его друг решил повременить с Америкой и после колледжа уехал в Милан, где у его родителей были кое-какие знакомства, а заодно и пригласил погостить Тома. Том согласился поехать на пару месяцев и неожиданно для самого себя задержался. Девушка-администратор приветливо улыбается, узнавая его, приносит кофе и уходит, цокая каблуками. Она симпатичная, и Том даже подумывал о том, что позвать ее на свидание, но сейчас эти мысли даже не приходят ему в голову. Он хочет поговорить и нажраться в стельку. Они нажираются в стельку и разговаривают. Том просыпается от телефонного трезвона. Голова гудит, перед глазами все плывет, и аппаратная трель впивается в мозг, будто осколки стекла. Проморгавшись, он видит на столе стакан воды и шипучую таблетку. Очень кстати. Телефон замолкает как раз тогда, как он допивает воду, и Тому уже хочется снова забыться блаженным сном, когда тот оживает снова. Страдальчески застонав, он берет трубку и тут же трезвеет. - Алло, Томми? Он не отвечает, и она переспрашивает. - Томми, ты слышишь? Неужели не туда попала? Ох уж эти международные звонки, и куда я деньги трачу... - Д-да, да, я слышу. Привет, Симона. Они не разговаривали с похорон Карла. Тогда он примчался к ней, не задумываясь. После этого они не общались. Дежурные поздравления по праздникам не считаются. Казалось, так будет правильнее. И вот, они снова разговаривают из-за смерти. - Томми, у меня мало времени. Я займусь похоронами, все устрою. Дату назначили на послезавтра, - она тихо вздыхает. – Если не хочешь, можешь не приезжать. - Я приеду, - поспешно отвечает Том. – Откуда... откуда у тебя этот номер? Он почесал затылок, догадываясь, каким будет ответ. - Ты мне звонил вчера и продиктовал. Хотя, признаюсь, разобрать было трудно, - Симона хихикает, и Том заливается краской. - И что я говорил? - О, ничего такого, не волнуйся, - он почти видит, как она бы взмахнула рукой. – Мне пора. Так, значит, ты будешь? - Да, приеду как смогу. И, эм. Спасибо тебе. - Все для тебя, дорогой. Чао. Том тупо уставился на трубку, слушая отрывистые гудки, все еще плохо соображая. Тони обнаружился на диване. Том не пожалел сил и запустил в него подушкой. От неожиданности мужчина громко всхрапнул и приоткрыл глаз. - Совсем сдурел? Том бы с большим удовольствием опрокинул на него кувшин воды, но жажда уж слишком мучительна. Поэтому он ограничился тычком под ребра и тем, что заставил друга проснуться. Тони, кажется, похмельем не страдал. - Я вчера звонил Симоне? Тони закатил глаза, забирая у друга кувшин. - Я всеми силами пытался тебя остановить, но сначала ты угрожал мне ножом, а потом расплакался. Я не смог противостоять таким несчастным глазам. Том цокнул и прижал руки к лицу. От стыда хотелось провалиться под землю. - Гребаный стыд. Я даже не помню, о чем мы говорили. - Не смотри на меня, я не подслушивал. Тони, конечно, подслушивал, но раз он не хочет говорить, то либо это ничего интересного, либо как раз-таки полный провал. - В любом случае, похоже, она тебя успокоила. Хотел бы я знать, что она тебе сказала. - Я бы тоже хотел, - проворчал Том, забирая у друга кувшин с остатками воды. Неизвестность страшнее, чем правда. Но Симона не отличается тактичностью и наверняка сказала бы, если бы он перешел границы. Или нет? В любом случае, ему было и стыдно, и тепло, и в груди щемило, и Том собирался еще немного насладиться этой какофонией ощущений, прежде чем похмелье отступит, голова очистится, и реальность обрушится на него с головой. Томасу Харту почти тридцать, когда, наконец, его работы приносят ему популярность. Больше всего ему кружит голову возможность путешествовать по Европе и задерживаться в любом месте столько, сколько душа пожелает. Свою первую выставку он организует в Венеции и не может поверить, что все его работы проданы за баснословные деньги. Все, кроме одной. Самой последней, которую он написал в процессе подготовке. Он пишет вид на площадь святого Марка, но она кажется ему незаконченной. Нет ничего интересного в просто площади. Таких работ – тысячи. Поэтому он не хочет выставлять ее, хотя Тони говорит, что даже так ее с легкостью можно было бы продать. Но Тони – дизайнер. Хотя их главное отличие все же в том, что Тони хочет продавать, а Том – просто наслаждаться творчеством. Поэтому, наверно, успех приходит к Тони гораздо быстрее. Поздно ночью, стоя на балконе с бокалом виски, Том смотрит на площадь и понимает, чего не хватает его картине. Он видит людей, танцующих в темноте. Фонари с легкостью выхватывают силуэт девушки в ярко-красном платье. Том знает – они танцуют танго, их двое, но он видит только танцовщицу. Ее партнер – словно на подхвате, словно нужен лишь для того, чтобы она выделялась на его фоне. Том смотрит до конца, пока они не уходят. До него доносятся веселые разговоры и громкий женский смех. Том хватается за карандаши и оставшуюся ночь прорисовывает яркий силуэт танцовщицы в красном. Он особенно выделяет ее лицо, оставляя партнера спрятанным в тени. И немного смущается, осознав, что опять нарисовал Симону. На следующий день, в день открытия выставки, когда он должен быть особенно бодр и приветлив, Том заливает в себя литры кофе, и помогает ему только неожиданная эйфория, которая накатывает от недостатка сна. Картину выставить он все же не решается. Слишком личное, объясняет он Тони, а тот смотрит хитро и, в конце концов, вздыхает. День рождения у Симоны приходится как раз кстати. Томасу тридцать пять, и он вообще-то не планировал жениться, когда четыре года назад встретил Хэйзел. Но вот он женат, у него годовалая дочь, и ему хочется глупо улыбаться от счастья. Конечно, с бесконечными переездами пришлось покончить. Хэйзел предложила ему вернуться в Америку и, скрепя сердце, он согласился. Ужасно не хотелось покидать полюбившуюся Европу. Первое время Том ворчал, словно старик, потому что он отвык от американской культуры. Все казались ему невежливыми и слишком наглыми. Хэйзел предлагала вернуться туда, где он вырос, но Том был решительно против. Во-первых, материнский дом уже давно продан. Во-вторых, это просто скучно. А, в-третьих, Симона все еще живет там. Том не был уверен, что находиться в непосредственной близости с Симоной – хорошая идея. Особенно сейчас, когда у него жена и дочь. И пусть он вырос, стал сдержаннее и благоразумнее, но рисковать не хотелось. Поэтому они поселились во Флориде – морской климат должен пойти на пользу и ребенку, и взрослым. На новоселье он ее тоже не пригласил. Вернее, ему бы хотелось, он даже хотел пригласить Симону на свадьбу, но она заявила, что приглашать на свадьбу бывшую любовницу – это неуважение и к невесте, и к самой любовнице. Поэтому она только тепло его поздравила и прислала огромный букет бордовых роз. На новоселье Симона передала им фарфоровый сервиз, из которого они вряд ли когда-нибудь будут есть – слишком уж он красивый. Тем более, когда в доме маленький ребенок. Томасу Харту тридцать пять. Он востребованный художник, занимается тем, что ему нравится. У него шикарный дом на берегу моря, прекрасная жена и маленькая дочь. Именно о такой жизни он когда-то мечтал. Иногда, очень редко, когда море штормит, он ловит себя на мысли, что в восемнадцать он все-таки был счастливее. И ему стыдно за это. Томасу уже сорок восемь, когда Саманте исполняется шестнадцать, и она поступает в колледж в Англию. В отличие от своих творческих родителей, Сэм увлечена биологией и хочет стать ученым. Для этого ей нужно закончить колледж и, конечно же, поступить в Оксфорд. Томас уезжает вместе с ней, оставляя Хэйзел дом и документы на развод. Плохая была идея – возвращаться в Америку, шутит Том, прекрасно осознавая, что проблема вовсе не в этом. Просто так получилось. Такое случается. Люди остывают в браке. Не мы первые, не мы последние. Саманте не очень нравилась перспектива жить с отцом – я же хочу стать самостоятельной! – но Том редко бывает дома. Он колесит по всей стране и иногда приглашает ее на выходные, и Сэм это устраивает. На каникулы она все же возвращается в Америку к матери. Том рад, что они не стали такими родителями, какой была Наоми. Эта мысль вызывает и грусть, и облегчение, и чувство вины. Больше всего ему нравится свобода. Он снова путешествует, рисует в удовольствие и наслаждается жизнью. - Я слышала, ты в Британии. Вообще-то Том обычно не отвечает на звонки от незнакомых номеров. Для деловых разговоров у него есть отдельный номер и менеджер, который получает за это деньги. Но что-то подсказало ему взять трубку в этот раз. Голос Симоны, кажется, вообще не поменялся за все время. - Да, - Том удивляется своему неожиданно хриплому голосу. Казалось бы, пора уже привыкнуть, ан нет. - Я организовываю благотворительную выставку. Я бы хотела, чтобы ты присоединился, если захочешь. Детали я отослала твоему менеджеру. Замечательный юноша, кстати. - Ты позвонила, чтобы похвалить моего менеджера? – Том не удержался и вскинул бровь. На лицо просилась глупая улыбка. - Конечно же, нет. Я хотела узнать, где в Суонси можно прилично поужинать. Рестораны, который посоветовал гид, оказались просто отвратительны. В еде угодить Симоне было сложнее всего. Том открыл ноутбук, прикидывая, сколько примерно ему ехать до Суонси. - Как тебя туда занесло? - Даже не спрашивай! – Симона, казалось, задохнулась возмущением. Значит, за этим стоит интересная история, которую он услышит сегодня вечером. - Где ты остановилась? Я заеду к семи. - Хорошо, я сброшу адрес. Не опаздывай. Она отключилась прежде, чем он смог попрощаться, и Том, наконец, позволил глупой улыбке расползтись по его лицу. Тому пятьдесят четыре, когда он снова оказывается в Америке. По одной из тех причин, про которые стараешься не думать, а если все же думаешь, то испуганно отмахиваешься. Этого никогда не произойдет, если не думать об этом. Но это происходит. В инфаркте нет ничего удивительного, если тебе за семьдесят. Но все-таки Симона обладала отменным здоровьем, и Том глубоко внутри наивно надеялся, что она будет жить вечно. Или, как он шутил, переживет его самого. - Зачем ты пришел? Я бы не хотела, чтобы ты видел меня такой, - с порога заявляет Симона, и Том улыбается в ответ, но улыбка его кривая. Надтреснутая. Видеть ее такой – больно. На белых больничных простынях она кажется такой маленькой и такой постаревшей, что в груди щемит, и он ничего не может с этим поделать. Он не хочет смотреть на нее с жалостью, потому что эта жалость ей не идет. Симону любят, ненавидят, ей завидуют, о ней злословят, ею восхищаются, но никто не смотрит на нее с жалостью. Никто не посмеет унизить ее этим чувством. И все же он чувствует жалость. Правда, не может понять, кому его жалко больше – ее или себя. Том садится в кресло рядом, находит ее ладонь и разглядывает, как будто увидел впервые. Как будто впервые замечает, что это ладонь действительно принадлежит женщине за семьдесят. Он никогда особенно не задумывался о ее возрасте. Но именно здесь и сейчас он понимает, насколько быстротечна жизнь. И это чувство ускользающего сквозь пальцы времени захлестывает его с головой, выбивает дыхание и щиплет глаза. - Они говорят, что я больше не смогу ходить, а физиотерапия якобы опасна для моего сердца. И что это значит? Что мне даже нельзя попытаться? Это звучит как вызов, - Симона гордо вздергивает подбородок и обиженно поджимает губы. Тому хочется смеяться сквозь слезы. Он не сомневается, что Симона встанет на ноги. Может, еще и в марафоне каком-нибудь поучаствует, с нее станется. Еще и организует для этого благотворительный забег. Он не может посмотреть ей в глаза, потому что слеза все же скатывается по щеке. Быстро, стремительно, капля прочерчивает линию, срывается с подбородка, падает на рукав и мгновенно впитывается. - Томми, посмотри на меня. Том чувствует себя дураком. Рука, которую он держал в своей, прикасается к его щеке, мягко протирая под глазом, и он рвано выдыхает и прижимается к ней. Затем все же поднимет взгляд и смотрит прямо на Симону. Томми чувствует, будто ему снова восемнадцать. И это такое щемящее и сильное чувство, что он не может сказать ничего вслух. Только глубоко вздыхает, ощущает руку на щеке и продолжает смотреть. - Хватит сопли разводить, я еще не умерла, - ворчит Симона, но ее голос звучит мягко, а глаза, кажется, тоже блестят. Они молчат некоторое время. - Что я буду делать без тебя, Симона? - Том неожиданно улыбается. – Ты же любовь всей моей жизни. Симона улыбается уголком губ, опускает руку и сжимает его ладонь. - Как это что? Жить дальше. Тому пятьдесят семь. Симона не сдержала обещание. Она так и не пошла снова, когда второй инфаркт все-таки ее добил. Врачи сказали, что это случилось во сне, так что отошла она мирно, без боли и мучений. Том просит Тони поехать с ним на похороны. Ему кажется, что один он не справится. Саманта предлагала свою помощь, но Том отказался. Он, конечно, был благодарен, но она ничем не могла ему помочь. Он не удивляется пышным похоронам и огромному количеству людей, которые пришли с ней попрощаться. Кого-то из них он даже знает. Эми предлагает ему произнести прощальную речь, но он отказывается, и она понимающе поджимает губы. Он наверняка услышал бы много чего интересного из рассказов других людей, но он не слышит, будто они разговаривают на иностранном языке. Том сидит, смотрит в открытый гроб и пытается осознать, что Симона умерла. Получается не очень. Когда все заканчивается, Тони тащит его бар. Они выпивают по стакану виски в полном молчании, покупают бутылку и вызывают такси. Стоя на улице, слушая шум за стеной и громкое трещание цикад, Том ощущает острое желание закурить. - Какие же мы старые, Тони, - неожиданно говорит он. - И не говори, - Тони вздыхает. – И что с этим делать? - Да хер его знает, - отвечает Том через минуту. – Ты что думаешь? Тони ухмыляется и вскидывает руку с бутылкой. - Для начала предлагаю помянуть твою даму сердца. Затем придумаем, как ты теперь будешь ее любить. А потом мы нажремся так, что утром тебя будет волновать только какой ты старый дед, раз у тебя такое дикое похмелье. Том криво улыбается в ответ. - Короче, жить дальше. - А есть еще варианты? Как раз подъезжает такси.