Taunts of the Gods

      Акура невидящим взглядом буравил потолок храма и краем уха слышал, как уже третий день подряд барабанят по крыше капли дождя. Будь демон в состоянии поразмыслить над некоторыми аспектами в своей жизни, он бы обязательно пришел к выводу, что дождь ничего хорошего в его жизнь еще не приносил. Но Акура не был в состоянии. Он уже третьи сутки не был ни в каком состоянии, кроме как ожидания. Может быть, дойди он до мыслей о нерадивом дожде, то немедленно пошел бы разгонять тучи, и непременно добился бы успеха — с его-то яростью. Он бы даже к богам обратиться не побоялся, даже на колени бы встал, если бы был уверен, что ясная погода все изменит. Что солнце вернет ее. Ту, которую он не в силах был найти.       Физически не в силах: что-то уже третьи сутки удерживает демона от порывов выйти из храма и высматривать, выспрашивать, вынюхивать тропу, которой ушла и все еще не вернулась Ай. Она даже не сказала, что вернется. Это что-то сковывало все тело и не давало попросту встать с футона — все что парень мог, так это поворачивать голову из стороны в сторону, что, впрочем, практически не делал.       За месяц эту комнату он выучил почти наизусть и мог с закрытыми глазами, не раздумывая, утверждать, что слева от него находится шкаф с личными вещами: одеждой, обувью; что позади него расположено окно, рядом с которым стоит низкий стол, а на нем, в свою очередь, лежат вещи, которыми постоянно пользуется их хозяйка: расчески, резинки, заколки и шпильки для волос, маленькое настольное зеркальце. Теперь там благополучно пылился вместе со всем этим барахлом еще и этот злополучный Молот Удачи.       А еще Акура знает, что все это «барахло» осталось нетронуто. Аюми ушла, не забрав с собой ничего, и даже не зайдя в собственную комнату. И теперь лишь эти вещи создают ощущение присутствия богини в этом месте, будто она минуту назад внезапно отлучилась по делам, и оставила все как есть, уверенная, что скоро вернется. Но демон знает — не скоро. Трое суток это что угодно, но не «скоро».       Он бы так и продолжил лежать, не в силах подняться с пола, если бы сквозь равномерный стук капель не уловил чуть свистящие порывы ветра от пролетевшей мимо святилища, которое без богини было уже не свято, повозки. Убедив себя в том, что он идет не искать Аюми, а всего лишь во двор, парень с трудом поднялся и на окаменевших от неподвижности ногах вышел на крыльцо. Уже довольно далеко от храма в небе он увидел скрывающуюся в пелене дождя тюремную «клетку».

***

      Нанами неуверенно переминалась с ноги на ногу, стоя перед дверью на балкон. Она с периодичностью в пару минут протягивала ладонь к ручке, а потом вновь одергивала. За таким увлекательным занятием и застал свою жену Томоэ. Нанами, почувствовав его присутствие, обернулась и тихо спросила. — Как думаешь, а богам нужно есть?       Озадаченный таким внезапным вопросом Томоэ непонимающе взглянул на девушку. — Ну, мне, пока я была богиней, есть было необходимо, ведь я человек, но… Необходимо ли это полукровкам?       Томоэ лишь печально вздохнул и, взяв супругу за руку, увел за собой на кухню. Аюми уже трое суток находилась на их балконе в лежачем положении, не принимая ни еды, ни воды, ни предложений перейти с холодной, ветреной и дождливой улицы в теплое, светлое и сухое помещение.       Когда супруги три дня назад открыли насквозь промокшей, но при этом кристально спокойной и равнодушной богине дверь, то несказанно удивились ее появлению. Ай же только медленно вошла в прихожую, оставляя за собой мокрую дорожку из-за стекающих по ее распущенным волосам и кофте ручейков, и на вопросы, все ли у нее в порядке, в чем причина столь неожиданного визита и, хотя бы, не холодно ли ей, ответила: — Боги должны уметь управлять своими эмоциями и приказывать себе, что нужно чувствовать, — через секунду на глаза девушки навернулись слезы, — а я только и научилась, что скрывать!       Аюми закрыла лицо руками, ее плечи затряслись, и через несколько секунд сквозь пальцы потекли струйки соленой и уже вовсе не дождевой воды. — И даже это чертовски больно!       Спустя пару часов разговора, который усложняло рыдание самой рассказчицы, Нанами предложила Ай пожить несколько дней вместе с ними, но богиня решительно отказалась находиться где-то кроме балкона. Поначалу Момодзоно жутко боялась оставлять подругу одну и не отходила от окна, следя, как бы девушка не спрыгнула вниз, но Аюми только спокойно улеглась на пол и застыла, изредка непроизвольно подергивая плечами, и даже не удосуживаясь вытереть безостановочно текущие из глаз слезы.       По прошествии уже трех дней Нанами изрядно измотала себе нервы в попытках помочь богине. И только она вырвалась из рук Томоэ, решительно настроенная все-таки приготовить Ай ужин, как скрипнула балконная дверь и раздались медленные дерганные шаги. В следующую секунду в дверном проеме кухни появилась ссутуленная и судорожно всхлипывающая фигура Аюми. Слезы все еще текли по ее щекам, но девушка будто не замечала этого. — С. спасибо, что в.в. впустили. М.не надо идти… З…за м.ной пришли.       На глазах у изумленных супругов богиня выпрямила спину. Ее дыхание выровнялось, слезы остановились, а с глаз пропала краснота — она снова спрятала свои эмоции за маской. Аюми уже ровными и твердыми шагами проследовала к входной двери. Нанами, опомнившись выбежала следом и поспешила проводить подругу из квартиры. Но Ай снова решительно отказалась: — Они не должны знать, что я была с вами. Не хочу, чтобы у вас из-за меня были еще большие неприятности.       Вернувшись на кухню, Нанами прижалась к стоящему у окна лису и вместе с ним наблюдала сквозь ливень, как Аюми — они знают, что только кажущуюся такой гордой и величественной, — под божественным конвоем усадили в повозку без окон и увезли в место, называемое людьми камерой предварительного заключения, для ожидания уже второго за год экстренного божественного собрания. — Как думаешь, у нее все наладится?       Томоэ приобнял супругу за плечо. — Не знаю. Она напоминает мне тебя: сильная и тоже всеми силами стремится изменить демона. — Но я-то смогла тебя изменить, — Нанами слабо улыбнулась. — Я — не он…       Девушка уложила голову на плечо мужа и закрыла глаза, продолжая улыбаться. — Я знаю. Ты никогда не был безжалостен и не испытывал наслаждение от чужой боли. Но, может, Акуре тоже пришлось стать тем, кто он есть? В конце концов, вы же очень похожи…