Закулисье Т.К.

5 февраля. За окном льет дождь, возомнивший о себе, что он майский и имеет полное право. Долго ищу подъехавшее такси у дома, и, наконец, запрыгиваю в него, раздраженно стряхивая капли со стеклышек темных очков. Водитель бросает на меня короткий равнодушный взгляд и трогается. - Вы не против музыки? Он смотрит на меня в зеркало заднего вида, пытаясь параллельно нащупать кнопки магнитолы. - Нет. Наблюдаю, как за окном Киев тонет в потоках серости и сырости. На его продрогшее тело медленно опускается густеющий вечер. Странная зима в этом году… Странный год. В сознание медленно врезается знакомый голос, доносящийся из динамика. «Снимая это платье… Кому сказать Ведь не поверят, что эти двое так горят, Каждый из них давно потерян, об этом люди говорят…» До боли закусываю губу, резко поворачиваюсь в сторону источника звука и неотрывно слежу за ним, будто вижу в нем и саму исполнительницу. Внутри тяжело ворочается сонное животное, которое только-только уснуло воспоминаниями, и вот-вот опять начнет выцарапывать себя наружу. «Чтоб тебя любила лучше, ведь ты мой тяжелый случай, мой тяжелый случай…» Тина поет тяжелым, низким голосом, и меня начинает вдавливать в сидение потолок авто. Тяжелый случай – самое оно. Это вообще про нашу с ней историю. Водитель, видимо, улавливает вибрирующее за его спиной напряжение и выключает музыку. - Жена любит слушать в машине… И я вместе с ней уже выучил все песни. Такая страстная женщина эта Тина... Слушаю его через слово и пытаюсь понять, со мной ли это происходит. Это имя преследует меня в мыслях 24/7, а теперь мироздание решило вещать еще и снаружи. - …Любите ее? Я выныриваю из задумчивости, по тону понимая, что водитель уже повторил эту фразу несколько раз. - Кого? - Ну, Кароль. У меня сводит желудок. - Я вот люблю, как ни странно. Неплохие вещи пишет. Среди украинской эстрады она самая стоящая… Мир, прекрати издеваться, пожалуйста. Я невнятно поддакиваю и снова отворачиваюсь, делая вид, что поглощен панорамой за окном. Любите ее? Каждая секунда моей теперешней жизни, кажется, исполосована вдоль и поперек этими жгучими словами. За какие такие грехи мне ниспослана такая жестокая безответная любовь? А любил ли я вообще когда-либо до этого?.. Все мои былые влюбленности сейчас кажутся мне какой-то блеклой трухой чувств. Почему же любовь решила открыться мне с самого своего острого края? Почему мне досталась самая глубокая ее бездна? Видимо, я был слишком легкомысленным и поверхностным, раз меня погрузили так глубоко и с таким камнем на шее, который вряд ли когда-либо позволит мне выплыть… До загородного дома Монатика еще 20 минут езды. Все еще очень надеюсь доехать туда в более-менее нормальном состоянии, в которое я упорно собирал себя по кусочкам весь вчерашний день. Дима пригласил меня на пару деньков погостить у него и познакомиться с семьей. После тимбилдинга мы много времени проводили вместе в его студии. В бесконечных разговорах с ним я отвлекался от хмурых мыслей и ноющей боли, но как только он замолкал, трещины во мне начинали расползаться, извергая привычную черную горечь. Он беспокоился, постоянно спрашивал, что со мной. Мне очень хотелось ему обо всем рассказать. Рассказать хоть кому-то, чтобы эта боль и тоска так жестоко не рвала меня изнутри. Но я никак не мог подобрать слов, не знал с чего начать, не решался. Ведь эта тайна принадлежала не только мне. Дима иногда смотрел на меня так, будто все понимал, но тоже не решался начать разговор. После его слов в гримерке в день драки с Потапом, я был почти уверен, что он все знает. Он считывал меня почему-то очень легко, словно мы дружили уже очень много лет. Чувствовал, что не должен оставлять меня одного. И не оставлял. И это спасало меня. И перспектива провести ближайшие дни с его семьей сейчас ярко светила мне откуда-то из захламленных глубин сознания. Мы съехали с оживленной трассы к подъезду небольшого особняка. Дима уже ждал меня у ворот с зонтом. - Ну и жуть! – рассмеялся он мне навстречу. - Это ты обо мне? Привет! - Это я о погоде, Дан! – он пожал мою руку и приобнял, похлопывая по плечу. В доме у Монатика пахло свежей древесиной и совсем новеньким ремонтом. В камине уютно потрескивал огонь. - А где все твои? - Едут. Ты же видишь, какой ливень. Похоже, у этой зимы больная фантазия. Весь Киев в пробках. Располагайся пока у камина, ты весь промок. На День рождения подарю тебе зонт. Дима звонко рассмеялся, и я вдруг вспомнил, что этот день наступает завтра. Я смущенно потер лоб. - Дим… это ты специально придумал? У меня совсем вылетело с головы… - Ну да, отпразднуешь с нами. Ты что, забыл о собственном Дне рождении? – Дима изумленно взглянул на меня и глубоко вздохнул. – Дела твои совсем плохи. Нас прервал звонок на его мобильный, и он поспешно вышел в коридор поговорить. За окном уже полностью стемнело, и дождь, казалось, хлестал все яростнее. - Кстати, замок у этой двери может заедать, - Монатик вернулся через несколько минут и начал вещать с каким-то озадаченным видом. - Если что, дергай сильнее. Он просто совсем новый. - Жена звонила?... - Да… Уже подъезжают. - Ладно, - я внимательно смотрел на него. Он выглядел взволнованным. - Я затарился продуктами, пойду пока разложу их в холодильнике, чуть позже что-то приготовим. Не скучай. - Я помогу. - Не стоит. Грейся лучше тут. Я уселся на диване у камина и вытянул вперед ледяные руки. Огонь приятно ласкал обветренную кожу мягкими, теплыми волнами воздуха, любовно убаюкивая мои растревоженные мысли. Веки потяжелели, и я с наслаждением прикрыл глаза, ныряя в уют дома своего друга. Через какое-то время моя блаженная дрема была прервана голосами, доносящимися из коридора. Кто-то приехал. - Какая ужасная погода… А где Ира? Где мальчики? - хрипловатый женский голос звучал немного возбужденно. - Едут. Проходи… - Застряли в пробках? – я услышал звук открывающейся двери в гостиную, и обернулся на звук очередной фразы гостьи. Тина сделала пару шагов внутрь комнаты, взъерошивая влажные локоны двумя руками, чтобы они немного просохли. На ней была легкая белая рубашка, темные джинсы и любимый вязаный кардиган. Она все еще держала Монатика в фокусе своего внимания, поэтому заметила меня не сразу. Настолько не сразу, что моя челюсть за это время успела несколько раз больно разбиться о паркет, а ошарашенный взгляд - четвертовать Монатика. Он стоял за ее спиной с абсолютно безмятежным видом и просто наблюдал за происходящим. - Этот чертов… - Тина уронила незаконченную фразу и застыла, как вкопанная, упершись в меня каким-то потухшим взглядом, который я никогда прежде не видел. С размером и прекрасной синевой ее глаз уверенно соперничали синяки под ними. - Ты… не говорил, что будет… кто-то еще… - неуверенно начала она. Ее голос звучал сипло и рвано. Видимо, только вернулась с очередных концертов и не успела отдохнуть. - Ты не спрашивала, - Дима невинно пожал плечами. - Ну, конечно… - Кстати, тебе тоже придется подарить зонт… Иди грейся к камину, ты вся дрожишь. Тина не сдвинулась с места. - Ладно, я на кухне, если что, - бросил Монатик, уверившись, что его роль в этой сцене уже лишняя, и поспешил выйти из комнаты. Дверь за ним громко захлопнулась, сотрясая нас двоих, жутко наэлектризованных близостью друг друга. - Хм… - она медленно прошла в другой угол комнаты, увеличивая дистанцию. Я молча наблюдал за ней, словно смотрел на героиню какого-то фильма, а не на живого человека, который был со мной в одной комнате. - Иди к камину, я не откушу тебе ничего, - я старался звучать равнодушно и спокойно, хотя изумленное сердце все еще неистово колотилось под ребрами. Я даже покинул свое уютное местечко и отошел к окну, чтобы не смущать ее. На нее было жалко смотреть – настолько она продрогла. - Ты что, пешком шла? Тина все же сдалась и подошла к источнику тепла, растирая руками озябшее тело. - Это не должно тебя волновать. - Меня это и не волнует. Я равнодушно смотрел в окно, видя на стекле только ее далекое отражение. - Это ты все подстроил? – бросила она напряженное, немного помолчав. - Подстроил что? Я тебя не понимаю. - Ой, только не нужно разыгрывать дешевый спектакль. - Какой спектакль? Я приехал сюда в гости к Диме. И даже не догадывался... что ты идешь в комплекте. - Даже не надейся, что я тебе поверю. - Мне абсолютно все равно, Тина. Я давно уже это понял. Она резанула меня острым взглядом. - Знакомый свитерок на тебе. Отстирал-таки. Сам или кто-то помог? - язвила она. - Кто-то помог, – бросил я не менее язвительное. – Я же Дан Балан, у меня дома женщин – на все случае жизни. - Не сомневаюсь. - Хоть в чем-то во мне ты не сомневаешься. - Мне нет до тебя никакого дела, - ее голос ломался то ли от досады, то ли от нарастающей дрожи. - А ты, судя по синякам, ночами не спала, все думала, кто отстирает бедному Дану свитер. - Мне есть, чем заняться ночами, Дан. И кем. Так что не льсти себе. Она резко отвернулась, пульнув в меня последнюю фразу особо яростно, и направилась к двери. Под ее натиском ручка скрипнула и не поддалась. Тина дернула ее еще раз. - Что происходит? Я отвернулся к окну и не стал ей отвечать. Она продолжала соревноваться с ручкой в упертости, и та явно выигрывала. Сдав позиции, Тина яростно заколотила в дверь, выкрикивая имя Монатика. - Что ты творишь, дикая? - Почему она не открывается? Я хочу уехать домой! Не желаю находиться с тобой. Дима! - Могу открыть тебе окно, хочешь? - Открой окно себе! Дима, мать твою! Где ты там? Тина жутко злилась и выглядела в этой эмоции так сногсшибательно, даже не смотря на свой не слишком здоровый вид, поэтому я даже на миг забыл о боевых действиях и невольно облизнулся. Она продолжала неистово мучить ручку двери, пока ее не отвлек луч света от фар автомобиля, рассекающий пространство комнаты жирной полосой через окно. - Наконец-то! Это Ира приехала! - воскликнула Тина, подойдя ближе к окну. – Наверное, Монатик как раз встречает ее. - Боюсь, ты ошибаешься… - Почему это? Она приблизилась еще ближе и встала на цыпочки прямо за моей спиной, пытаясь рассмотреть через мое плечо, что творится в дождливой темноте. Я резко повернулся к ней, почти зацепив подбородком ее вздернутый вверх нос. - Потому что машина не приехала, Тина. Она уехала.