Дорога вопреки

Пальцы едва не соскользнули, но Кайл успел ухватиться другой рукой, забрался на выступ и упал лицом вниз на холодные камни. На этой высоте уже не было снега, скрывавшего их, но зато был песок, и Кайл провел ладонью по нему – раньше, когда он был еще внизу, он видел песок только, если внезапно сорвавшаяся с выступа птица сбрасывала вниз камень, и в его трещинах можно было найти мелкие песчинки. Кайл подполз к краю уступа и посмотрел вниз – там уже везде было темно, только изредка мелькали огни. Это люди жгли костры, садились вокруг них и пели баллады о тех, кто был раньше них, чью силу они приняли, придя в этот мир, пели о богах, даровавших им время, о жрецах, научивших их быть счастливыми весь отведенный им короткий срок. Порой кто-то спрашивал о тех безумцах, что решались уйти. Воцарялась тишина, и чей-нибудь строгий голос говорил, что нельзя вспоминать о них, что они прокляты богами за дерзость. Спросивший тихо извинялся, и начиналась новая песня о богах, еще более рьяная и восторженная. Кайл перевернулся на спину и посмотрел в ярко-синее небо. Пока он был внизу, оно казалось тонкой полоской, манящей к себе, зовущей вдаль, сводящей с ума. Он вспомнил, сколько раз старшие отвешивали ему затрещины, когда он поднимал голову и застывал, жадно вглядываясь в тонкую нить. Тогда он и поверить не мог, что однажды сможет назвать ее, тончайшую синюю прожилку, широкой как дорога. Позади уже осталась и беспросветная тьма, когда он медленно пробирался наощупь, не имея возможности даже посмотреть на часы и узнать, сколько осталось ему еще времени. Тогда Кайл не знал, чего боялся больше: что тьма никогда не кончится или что, увидев оставшееся время, он поймет, что не успеет забраться на следующий выступ. Стрелки часов продолжали отсчитывать время. Несколько раз Кайл порывался разбить их, швырнуть вниз, но останавливался в последний момент и прятал жуткого компаньона обратно под рубашку. С этими часами каждый из людей пришел в этот мир. Их называли «Мерилом Священного Дара». Кайл всякий раз внутренне сжимался, когда слышал эти слова, и про себя звал их проклятыми кандалами. Но однажды, сидя на задворках деревни, где его не сразу бы нашли, глядя то на синюю нить наверху, то на мирно тикающий механизм, Кайл понял, что нет мочи больше сидеть и ждать, когда всё кончится, когда сдвинутся источающие свет снежные стены и погребут его вместе со всеми остальными. И он сбежал, схватив из дома теплой одежды, он думал, что чем выше, тем холоднее будет становиться, теперь же, сидя на очередном уступе, он скинул свитер и подвернул штаны до колен – ему было жарко, не то и правда становилось теплее, не то эмоции переполняли его. Он вспомнил россказни безумных жителей, что там, наверху, есть еще живая трава, какая росла когда-то и внизу, деревья и чудные животные, не покрытые мехом с носа до кончика хвоста, а совсем лысые или с твердой как камень кожей. И Кайл полез дальше, на следующий уступ. С каждым шагов он видел всё меньше смысла в той жизни внизу. Несколько раз за свою дорогу он отчаивался, но только один раз подумал вернуться назад, к сородичам, их неистовой вере в богов и восторженному ожиданию конца. Подумал и сам себя обругал, ведь каким бы тяжелым не казался путь вперед, в неизвестность, но дороги обратно уже нет. Хотя бы потому, что стоит ему вернуться, как его схватят приспешники жрецов, торжественно объявят предателем веры и предадут смерти, забив камнями, под уничижающими взглядами соплеменников. Это остановило его тогда, теперь же он был благодарен собственному страху, потому что чем дальше он продвигался, тем крепче становилась его уверенность. Ведь чем бы ни закончился путь, даже если он сорвется на следующем уступе или не успеет добраться доверху, или если подъем этот будет бесконечен, если умрет от усталости и обезвоженности, Кайл знал, что это намного лучшая участь, чем та, что ждала его внизу, та, которой подчинились другие люди, когда поверили, что выбора нет, что цикл бесконечен и неизбежен, что за ними придут другие люди, а те свою силу отдадут следующим. Кайл с трудом затащил тело на уступ и со стоном упал лицом на камни, на камни, покрытые тонким слоем песка и земли. Руки схватились за что-то сухое, податливое и хрупкое. Он посмотрел и увидел желто-коричневые листы, мелкие и узкие, но так похожие на те, зеленые, что росли в доме безумной Бетты. Откуда они взялись у нее и как ей удавалось поддерживать в них жизнь, так и осталось загадкой. Сама Бетта говорила, что это дар неба, что выше есть много таких и других растений. Да только кто ее слушал? Когда Бетты не стало, ее дом сожгли вместе с чудными растениями, а про нее саму было велено забыть, как про проклятую богами. В горле пересохло, а пустая фляга осталась лежать на уступе ниже, еда закончилась еще раньше. Кайл провел пальцами по сухим листам. «Если здесь тоже росла трава, значит выше ее должно быть больше. Может, там найдется и вода?» - подумал Кайл, и сама мысль эта придала ему сил, и хотя разодранные руки и колени, спина, ушибленная, когда он едва не сорвался, продолжали болеть и не давали двигаться в полную силу, он встал и жадно посмотрел на следующий уступ. Небесная дорога затянулась тучами, заметно потемнело и похолодало. Кайл порадовался – может, перестанут потеть ладони, и станет проще взбираться. Каждый следующий уступ давался всё с большим трудом, ноги, как будто полные воды, не слушались, в кровь стертые ладони не хотели держать и подтягивать дальше уставшее тело. Прислонившись спиной к холодным камням, Кайл уснул, но вскоре со стоном проснулся – привиделось, что мир перевернулся ему назло и теперь он, сам того не зная, двигался обратно вниз. Кайл упал на бок и беззвучно зарыдал: темнота вокруг, боль в истерзанном теле, страх навалились на него разом и сковали. Он не мог ни пошевелиться, ни закричать, ему хотелось исчезнуть, не появляться в этом мире, не жить, не помнить безумного мира внизу. Он ненавидел камни, на которых лежал, ненавидел небо, к которому бросился однажды навстречу, ненавидел часы, которые упрямо продолжали отсчитывать оставшееся ему время, он ненавидел себя, закованного в бескрылое тело, ненавидел свое упорство, страх прыгнуть вниз и не знать больше ничего, ненавидел свое тело, которое продолжало упорно цепляться за жизнь, руки, которые успевали в последний миг схватиться за камни и не давали ему сдохнуть, упасть обратно на головы проклятым жителям проклятого мира. Кайл лежал, не шевелясь, долго, пока не начало светлеть, а ему на лицо не упала капля дождя. Он вздрогнул, резко сел и посмотрел в серое небо, но теперь это была не тонкая нить и даже не широкая дорога. Было видно, как двигаются тучи, перекатываются как огромные валуны. Кайл поднялся на ноги и почувствовал, как ветер начал шевелить его грязные, слипшиеся волосы. Новый уступ дался неожиданно легко, как будто, пока Кайл лежал, к его рукам и ногам привязали толстые невидимые канаты, благодаря которым он и двигался дальше, ведь в самом нем уже не было сил. Редкие капли постепенно превратились в сильный дождь. Кайл упорно забирался дальше. Он вцепился пальцами в камни, но те сорвались, и он успел подумать, что может быть это конец его пути, когда понял, что цепочка часов на его шее зацепилась за длинный узкий камень, выступавший из стены и за который он побоялся схватиться раньше, посчитав слишком хрупким, и Кайл успел вцепиться в него руками прежде, чем цепочка порвалась, и часы полетели вниз, обратно, в пропасть. С трудом подтянувшись на уступ, Кайл перевернулся на спину, посетовал, что теперь он не узнает, когда закончится его время, и вдруг понял, что надобности в этом больше нет. Он поднялся на руках и удивленно посмотрел по сторонам. Этот уступ был последним. Дождь превратился в ливень, смывая с измученного тела пыль и усталость. Дождь отчаянно хлестал по земле, по камням и траве, от горизонта до горизонта, от высоких гор до как будто крошечных строений на другом краю земли. Дождь смешался со слезами и катился по лицу Кайла. Глаза щипало, но он жадно вглядывался вдаль. Ради этого мига он прошел весь безумный путь, ради него жил, ради него поверил в себя и в синее небо над головой. Сквозь темные тучи просочились солнечные лучи, Кайл поднялся на ноги и медленно побрел в сторону видневшихся на самом горизонте строений. Сейчас он был один, но верил в себя, знал, что там, куда он идёт, его ждёт тепло и те, кто могут принять его, выслушать его безумную историю и понять. Кайл первый раз вдыхал холодный воздух с наслаждением, как будто дышал впервые в жизни. Вокруг него был огромный незнакомый мир, который он уже любил всем сердцем.