Цвета меди

      Она собиралась незаметно.       Тоненько звякнули струны лютни. Еле слышно прошелестела ткань. Она поглядела на себя в зеркало. Черная повязка надежно закрывала глаза.       Можно было идти. Привычно устроив лютню на плече, Госпожа пошла к телепорту, тенью скользя по пустым коридорам.       Даже телепорт сработал как-то едва заметно, не сотрясая башню и не разбрасывая снопы молний.       Притаившийся за троном старый советник вздохнул. Опять Госпожу понесло гулять.       

***

      В таверне было душно и пахло дешевым пивом и вином. Вдобавок с кухни несло чем-то неаппетитным, и многие подозрительно глядели на содержимое тарелок, прежде чем решались попробовать его на вкус.       Тихо тренькала лютня, которую почти заглушал гул разговоров.       В углу чересчур громко разглагольствовал о чем-то заезжий паладин, и менестрель отложила лютню, прислушиваясь к разговорам. Все равно на музыку сейчас никто внимания не обращал.       Говорили о разном. О ценах на урожай, о войне между Империей и новоявленной Темной повелительницей, о девушках... Все это опять почти заглушил раскатистый голос паладина. Менестрель досадливо поморщилась — её куда больше интересовали разговоры о войне — но поневоле прислушалась к нему. И чуть не поперхнулась — паладин-то, сосредоточие света, чтоб его в Бездну утянуло, рассуждал как раз о ней. Конкретно — о роли девушек в жизни, об их способностях и о том, что музыка де — занятие для нищих бродяг. Рассевшиеся рядом наемники даже если думали иначе — не возражали, поскольку паладин в честь какой-то там победы ставил выпивку.       Так бы оно и продолжалось, но по их столу тихонько стукнул край лютни.       — Милорд? — холодно спросила девушка, глядя куда-то сквозь паладина. Черная повязка вполне это объясняла, хотя и не отвечала на вопрос, как слепая менестрель вообще жила.       — Да... Леди? — с ухмылкой отозвался тот, оглядывая девушку. Потрепанная, видавшая виды куртка, рваная, но аккуратно залатанная рубаха и вытертые штаны резко контрастировали с его сияющими латами.       — Вы сказали, что девушки, а тем более, менестрели, ни на что не годны, так? — уточнила она. Наемники вокруг заухмылялись.       — Слух вас еще не подводит, — лениво кивнул паладин, потянувшись за куском мяса.       — Тогда я вызываю вас на дуэль!       Звонкий голос девушки разнесся по всей таверне, заставив собравшихся замолчать и обернуться. Паладин только веселился, решив, что менестрель окончательно сошла с ума.       — Леди... Я не обнажаю меч ни на женщин, ни на детей, ни на калек. Не сочите за оскорбление, но два из этих трех обстоятельств относятся к вам.       — Это не помешало вам начать драку словом, — возразила она, — а раз вы не выбрали оружие... Его выберу я.       — Вот как? — удивленно поднял бровь паладин.       — Сразитесь со мной, милорд... Или вы боитесь поражения от женщины-калеки? — с ядовитой учтивостью осведомилась менестрель. — Я выбираю слово.       — В спорах рождается истина, а песни очищают души. Я не понимаю ни победы, ни проигрыша в этом бою. Но, если вам будет угодно, то принимаю вызов.       — Тогда, с вашего позволения, мой удар?       Паладин приглашающее повел рукой, потом подвинул поближе кружку с вином. Это должно было быть интересным.       Пальцы девушки ударили по струнам. Мелодия была не слишком заковыристая, скорее простая и легкая. Простыми же были и слова. Менестрель пела о маленьких мальчике и девочке, встретившихся и расставшихся по воле обстоятельств. И о том, что эта короткая встреча зародила в их сердцах.       Музыка сменилась, став резче и громче. Девочка выросла, выросла Госпожой, и правила твердой рукой. А мальчик стал простым рыбаком.       И однажды Госпожа повела свою армию на ту страну, но война захлебнулась, когда она дошла до небольшой деревушки и встретила там рыбака с волосами цвета меди.       Нет, она не осталась в его хижине. Но она ушла, унося под сердцем ребенка. И будущий правитель умел не только править, но и рыбачить.       Глотнув вина, паладин отставил кружку.       Он не пел, скорее, читал чуть нараспев старинную балладу. Она начиналась с тянущей скорби о былом, о пустоте и утрате того, что не вернуть. О последней древней драконице, умершей из-за чьего-то проклятого золота. Но постепенно баллада набирала ликующие и гордые аккорды, словно луч закатного солнца. Паладин рассказывал о том, кто, являя собой последнее чудо, последний луч света своего мира, взмывает в небо. И пока он жив этот свет еще не покинул мир навсегда.       Но последние строки были полны мрачным предчувствием конца.       — И что же это за ответ, милорд? — хмыкнула девушка, когда он умолк.       — Мой герб золотой дракон на голубом фоне, — пояснил он.       — Что не помешало ему пристукнуть вчерась дракона, — гыгыкнул кто-то из зала.       Паладин переменился в лице, смертельно побледнев. Сощурившись и медленно встав, он с тихим зловещим шелестом достал из ножен двуручник и посмотрел в зал, явно ища автора этих слов.       Менестрель, фыркнув, посторонилась и, нашарив отставленную им кружку, глотнула из нее. Мимоходом отметив, что вино в ней не особо лучше, чем подаваемое за в два раза меньшие деньги, она закинула лютню на плечо и пошла к выходу, чуть вытянув перед собой руку.       За спиной разгоралась драка — крестьянин не слишком хотел получать рукояткой по зубам, да и друзья его поддержали. Однако алкоголь и отсутствие воинской выучки говорили за себя. Когда первый, получив удар стальным кулаком, улетел в угол, сшибив стол, а второй отступил, не отводя взгляда от холодно поблескивающего меча, паладин спокойно дошагал до хохмача и приставил меч к его горлу.       — По некой ошибке мы с тобой одного племени. Но если я не услышу извинений, то, по вашему выражению, мне ничто не помешает пристукнуть вас. Причем, без данного дракону поединка.       Конец разборок менестрель слушать не стала. Толкнув тяжелую дверь, она вышла на улицу, глубоко вдохнув свежий после душного зала воздух. Тут же пахнуло конюшней.       Поморщившись, она поправила лютню и пошла к дороге. Дурацкий какой-то вечер выдался, паладин этот... Со своей башни на все глядел, не иначе. Надо будет передать патрулям на дороге описание его герба, да поговорить с ним, если поймают...       Её мысли прервали тяжелые шаги за спиной. Раздраженно дернув плечом, девушка обернулась, собираясь высказать паладину все, что о нем думает, но замерла, поняв, что это один из наемников.       — Что вам надо? — мрачно поинтересовалась она.       — Послушай, ты... Когда пела... — здоровенный детина явно замялся, и менестрель могла бы поклясться, что будь он женщиной — мучительно покраснел бы.       — В общем, ты откуда эту песню знаешь? — он рассеянно запустил пятерню в волосы, и сердце девушки почему-то екнуло. Тот самый цвет меди...       — Да так, — пожала плечами она,— сочинилось.       — А ты...       — Мне пора, — недовольно бросила она и повернулась, собираясь уходить.       — Постой! — выдохнул наемник, и тихо, еле слышно добавил. — Ведьмачка...       Девушка замерла, как громом пораженная. Чужие ладони легли ей на плечи и развернули.       — Это правда ты? — с надеждой спросил он. Она вздрогнула, а потом потянулась к повязке и рывком сдернула её. В ночной темноте двумя углями вспыхнули красные глаза.       — Кель?       — Ведьмачка, — выдохнул он и сжал девушку в объятьях. А та впервые не протестовала.       

***

      На следующий день Госпожа проверяла позиции.       — Неплохо, — глухо донесся из-под шлема голос, когда она закончила осмотр форпоста. Прихвостни вокруг облегченно и радостно загомонили. Госпожа поднялась на стену захваченного пару лет назад укрепления и задумчиво поглядела вдаль. Стянув шлем, она подставила лицо свежему ветру. Тот тут же перепутал рыжие пряди волос.       Стоявший за её спиной наемник улыбнулся, глядя на свою ведьмачку.