Часть 1
11 апреля 2020 г. в 14:26
Кристина хотела попрощаться с театром.
Еще неделю назад она сказала бы себе, что виконтессе не положено играть на сцене. Сейчас же в этом не было никакого смысла. Она не станет виконтессой. Они разорвали помолвку.
Наивное дитя. Она полагала, что артистке найдется место в светском обществе. Самое главное, так думал Рауль и всячески ее в этом убеждал. Как глупо.
А ведь какая красивая была бы сказка! Много лет назад он достал из моря ее шарфик, а теперь он же, друг детства, спасает ее от страшного чудовища, а потом они женятся и живут долго и счастливо. Но жизнь, увы, штука жестокая и далекая от сказки — это Кристина поняла сполна еще в том злополучном оперном подвале.
Но ведь певчей птичке место в золотой клетке, не так ли?
Первой клеткой был театр — просторной и удобной, но — клеткой. Второй стало поместье де Шаньи — восхитительной поначалу и невыносимой в конце. Третьей оказался ее собственный разум.
Так ли было ужасно чудовище?
Не было ни дня, когда она не задавала себе этот вопрос. Ей бы хотелось крикнуть: «Да!» Ей бы хотелось забыть об этой прокля́той и про́клятой истории навсегда. Да не получается… И так ли хочется?
Каждую ночь Кристина мысленно возвращалась в тот злополучный вечер. Проживала его снова и снова, снова и снова видела тот взгляд — взгляд, полный надежды и смирения, любви и отчаяния. Снова и снова слышала тот голос.
Кристина, я люблю тебя.
Снова и снова просыпалась в слезах и спрашивала себя, зачем ей все это? Почему она тогда ушла с Раулем? От большой ли любви или страха перед неизвестностью? А была ли любовь? Она не знала точно.
Она предполагала, что внезапно вспыхнувшие в ней чувства были просто попыткой отстраниться от происходящего вокруг. Ей нужен был тот, кто поддержал бы ее и защитил, и таким человеком оказался Рауль. Теперь она в защите не нуждалась, и — перестала нуждаться в нем.
Прошло едва ли больше месяца, но теперь она из прошлого казалась себе такой маленькой и глупой. Она боялась всего на свете, думала, что ее Ангел ее предал и оказался… А кем оказался? Разве это не был тот же самый человек? Тот же человек, что учил ее на протяжении стольких лет, что был ее наставником и единственным другом, а она… Ах, что же она натворила?! С собой, с ним, со всеми!
Да, этот человек не был красив в общепринятом понимании этого слова, но за это время Кристина успела твердо убедиться в том, что люди, удивительно красивые внешне, могут быть удивительно уродливы внутри. Сколько испытаний ей пришлось пройти, чтобы понять эту простую истину…
Да, этот человек был жесток, но откуда взяться любви к окружающим, когда окружающие его ненавидели? Он смог найти в своем сердце достаточно сострадания и любви к ней, чтобы отпустить, и это уже было огромнейшим достижением.
Кристина хотела попрощаться с театром и лгала себе в этом.
Она покидала город, потому что не могла больше в нем находиться — он ее просто убивал. Да, ей было жаль расставаться с тем местом, где прошла ее юность. Но в первую очередь Кристина хотела попрощаться с тем местом, которое что-то в ней сломало, которое изменило ее навсегда.
Она прошла через зеркало в гримерной, так же, как в тот раз. Она понимала, что под землей Опера может быть такой же огромной, как и над, но надеялась на свою интуицию.
Кристина и не думала найти его здесь. Где-то в глубине души надеялась, не признавалась себе в этом, но не думала. Она уже смирилась с тем, что с той роковой ночи ее разум и сердце находились в вечном конфликте. Не сказать, что ей это нравилось, но разве могла она что-нибудь с этим поделать? Ей просто малодушно хотелось верить в то, что со временем все это сойдет на нет. Она уедет из Парижа, возможно, даже из страны, поселится в каком-нибудь спокойном маленьком городке и навсегда забудет о призраке Оперы… Но она не хотела о нем забывать, черт возьми!
Кристина ударила кулаком по стене рядом с собой, с яростью глядя в темноту, будто бросая ей вызов.
В голове вновь все спуталось. Казавшийся идеальным план начал терять былой лоск, но замены этому плану у нее не было. Что ей еще оставалось? Что она должна была делать? Прожить остаток жизни с осознанием факта, что она выбрала не того? Или, может, теперь ей стоило поселиться в подвале Оперы и стать новым призраком?
Она истерично хохотнула, полагая, что распугала этим всех крыс и новых потенциальных призраков, и вновь куда-то свернула. На нее пахнуло сыростью, и она решила, что находится на верном пути.
Перехватив поудобнее канделябр, позаимствованный в гримерной, Кристина опустила его чуть ниже. Языки пламени, словно множество глядящих из глубины глаз, отразились в водной глади. Дальше нужно было идти вброд. Она знала, что воды здесь едва ли по колено, но все равно на мгновение усомнилась, а стоит ли ее путешествие того. Она тут же одернула себя и сделала смелый шаг вперед. Подбадривала она себя тем, что будет даже проще, если после этого она заболеет и умрет, — не придется решать никакие нравственные дилеммы.
Идти пришлось недолго. Кристина была слишком сосредоточена на том, чтобы не поскользнуться, поэтому, к ее счастью, терзать себя мыслями какое-то время не могла.
Решетка ожидаемо оказалась поднята. В гроте было так темно и тихо, что Кристине, когда она отвела взгляд от пламени свечей, показалось, что она одновременно ослепла и оглохла. Она наугад поспешила к суше. Она помнила, какое безумное множество свечей здесь было, поэтому решила, что сможет найти хотя бы парочку и зажечь. Ей это удалось. Через какое-то время помещение озарилось слабым теплым светом и находиться в нем стало не так жутко.
Девушка оглянулась по сторонам. Как она и предполагала, все, что могло составлять хоть какую-то ценность, отсюда вынесли. Даже подсвечников стало значительно меньше. Она вздохнула. Человеческой жадности не было предела. Зато многие бумаги остались не тронуты, а это не могло не радовать.
Немного побродив, Кристина остановилась у рабочего стола. Она поставила канделябр недалеко от себя, принявшись разглядывать попадающиеся под руку записи. Большую часть из них составляли ноты. На каждой странице находилось огромное количество каких-то пометок, и в каждом символе ощущалось что-то удивительно живое. Кристина поймала себя на мысли, что здесь чувствует себя намного спокойнее, чем где-либо еще за последнее время. От этого стало как-то до грустного смешно. Может, идея остаться здесь была не такой уж и абсурдной?
Внезапно взгляд девушки упал на другую стопку листов. Поднеся их к свету, она поняла, что это были черновые варианты «Торжествующего Дон Жуана». На мгновение ей стало не по себе от нахлынувших воспоминаний.
Та песня, та запретная близость. Те его слова.
Дай лишь знать мне, что меня ты любишь,
И спаси от одиночества…
Тяжело дыша, Кристина уперлась в стол руками. Она прикрыла глаза, будучи не в силах больше видеть эти тексты, стараясь выровнять дыхание. Ее била мелкая дрожь. Сейчас она готова была утопиться прямо здесь, лишь бы не испытывать больше той вины, которая стала теперь ее верной спутницей.
В дополнение к ее мыслям где-то у входа раздался легкий плеск воды.
Кристина вскинула голову, широко распахивая глаза, будто она могла разглядеть что-то так далеко. Она поспешно подхватила канделябр, готовая им обороняться, если это потребуется. Кому вообще понадобилось сюда приходить? Кроме нее, конечно, но у нее была веская причина! Она так же стремительно развернулась на каблуках. Не успела она сделать и шага, как перед ней вырос внушительный черный силуэт. В пламени свечей сверкнула белая полумаска и те глаза. Кристина отчетливо различила этот взгляд — такой, как будто бы он увидел призрака. Как иронично.
Они мгновенно отшатнулись друг от друга. Кристина чувствовала, что вот-вот потеряет сознание. Сердце в груди бешено колотилось.
Это все не может быть правдой. Ее сознание ее обманывает. Господи, она сходит с ума!
В темноте, там, где скрылся внезапный гость — или он все еще хозяин? — послышался сдавленный жалобный шепот:
— Дьявол, это просто галлюцинации! Не нужно было больше сюда приходить, зачем я сюда пришел?..
Кристина почувствовала укол совести. Привычка говорить с самим собой — следствие вечного одиночества. Она знала, в том числе потому что сама была в шаге от того, чтобы стать своей единственной собеседницей.
Вновь оставив свечи на столе, она побрела в сторону воды. Она не знала, что сказать, потому что, черт возьми, этого не было в ее планах, но она была уверена, что не собирается упускать такой шанс. Сымпровизирует.
Кристина приблизилась к темному силуэту, четко выделяющемуся на фоне озера. Он продолжал шептать что-то совершенно неразборчивое. Она нерешительно присела рядом, боясь его спугнуть, но ничего не произошло. Она не понимала, радоваться ей от этого или нет.
— Эрик… — нерешительно позвала она. Шепот смолк. — Я не галлюцинация.
Вот только как бы он не оказался ее галлюцинацией.
Эрик посмотрел на нее с чудовищной смесью недоверия, восхищения и печали на лице.
Ей вновь стало не по себе.
— Почему… почему ты сюда пришла?.. Зачем?..
Кристина открыла было рот, но тут же его закрыла, понимая, что не знает, что сказать. А что ей сказать? Что ж, как минимум, правду.
— В последнее время я много раз мысленно возвращалась в это место, и сейчас, когда в скором мне предстоит покинуть Париж, я решила, что… хочу вернуться сюда не только мысленно.
Она аккуратно, словно боясь нарушить хрупкость момента, коснулась руки Эрика. Она видела, как дрогнула его рука, видела, что он хотел накрыть ее своей, но не стал. Что ж, она это заслужила.
— Но зачем?! — воздух начал ощутимо накаляться. — Зачем тебе возвращаться сюда?! — он вскочил на ноги и стремительно направился туда, откуда ушла Кристина. Она поспешила последовать за ним. — Разве ты не должна быть счастлива?! Разве это место подходит под понятие счастье?!
Он ведь не знал о том, что помолвка разорвалась! Он считал, что Кристина счастлива с Раулем, что они, вероятно, сейчас вовсю готовятся к свадьбе. Ей снова стало совестно. Зачем было это все, если в итоге ничего не состоялось? Неужели только для того, чтобы она осознала?
— Нет, не должна, — с расстановкой произнесла она. Он опешил то ли от ее слов, то ли от ее странного спокойствия, то ли от всего вместе. — Безусловно, в этом нет твоей вины. Ты… сделал все, что мог, для этого, — она взяла его руки в свои, заглядывая в его глаза и стараясь вложить в этот взгляд всю благодарность, на которую только была способна. Ей отчего-то хотелось плакать. — И за это я могу только сказать «Спасибо». Но… — она отвернулась, выпуская его руки и приобнимая себя за плечи. — Я не была бы счастлива с Раулем. Разумеется, я поняла это не сразу, как ушла отсюда, однако это мало что меняет. Не сказать, правда, что без него я стала намного счастливее, но сейчас… думаю, сейчас я чувствую себя лучше, чем когда-либо за последнее время.
Кристина почувствовала, как тяжелая рука легла на ее плечо. Девушка развернулась, встречаясь взглядом с Эриком. Он смотрел на нее с таким… пониманием? Ей подумалось, что ему под стать бы сейчас злиться или злорадствовать, мол, вот, я же говорил, что тебе не нужен этот мальчишка, а ты не верила! Но в этом взгляде не было и капли чего-то подобного. Она почувствовала, что на глаза наворачиваются слезы. Ей страстно захотелось озвучить все, что накопилось в ней за эти недели. И перед ней был единственный человек, который мог ее понять.
— Я… считала тебя страшным монстром, пытающимся лишить меня свободы и заточить в своей темнице, — слезы душили ее и застилали глаза, — но ведь ты таким не был! Я поняла это слишком поздно, и я боялась, что всю жизнь буду жить с этим чувством вины, буду жалеть о том, что оставила тогда тебя!..
— О, Кристина… — он произнес ее имя так, как не произносил никто. С трепетом, с благоговением, и, сейчас, — нескрываемым удивлением. Вряд ли он ожидал услышать от нее когда-нибудь такие слова. Вряд ли она ожидала от себя, что когда-нибудь сможет их произнести.
Она прильнула к его груди, стараясь унять дрожь во всем теле. Ее всю колотило, словно в лихорадке. Было ли это скорым последствием ее водных путешествий? Она не знала.
Эрик нерешительно приобнял ее, словно по-прежнему боялся, что она была всего лишь галлюцинацией и могла в любой момент исчезнуть. Но она не собиралась.
Кристина слушала, как бьется его сердце, в чьем наличии многие наверняка сомневались. Она понимала, что это ее единственный шанс — единственный и последний.
— Позволь мне… — она запнулась, будто набираясь смелости. Сейчас или никогда. — Позволь мне больше не покидать тебя. Я сделала это тогда, но сейчас… просто не смогу, — последние слова она произнесла шепотом, будто это доставляло ей невыносимую боль. Так и было. Мысль о том, чтобы уйти от него сейчас, казалось, делала ей больно физически.
Он резко отстранился от нее, удерживая ее за плечи. Она задрожала еще сильнее. Неужели он ей откажет?! Она готова была умолять его на коленях.
— Ты понимаешь, чего ты просишь? — он говорил твердо, постоянно глядя ей в глаза, желая донести серьезность своих слов. — Правда ли это то, чего ты хочешь? — он произнес «это» так, словно подразумевал под этим самого себя. Наверняка, будь у него свободны руки, он бы указал на маску. Кристина поймала себя на мысли, что это было именно тем, чего она хотела. — Подумай хорошо, назад пути уже не будет.
Она чувствовала, что он сам готов был сию же минуту схватить ее и унести отсюда, но теперь его заботило в первую очередь ее благополучие — с ним или без него. Однако без него речи ни о каком ее благополучии идти не могло.
— Да. Да! Пожалуйста…
Еще мгновение посмотрев на нее, теперь с меньшей серьезностью и с большим удивлением, он притянул ее к себе, обнимая на сей раз куда более решительно. Она обвила его шею руками, — для этого ей пришлось встать на носочки, — прислоняясь щекой к непокрытой маской стороне лица.
Кристина проговорила это совсем тихо, ему на ухо, так, что, если бы здесь был кто-то еще, он бы это не услышал:
— Пожалуйста, не отпускай меня больше…
— Не отпущу.