Она

На часах показывало пять утра. И пока все нормальные люди мирно спали в тёплых кроватях, покой парням из Queen даже не снился. Они были начинающей группой без гроша за душой, поэтому соглашаться приходилось практически на все — и на выступления бог знает в каких местах, и на запись, черт знает в какое время. Несмотря на святую веру в приближающийся успех, это было непросто. Поэтому, когда дело дошло до очередной словесной перепалки, очень скоро грозившей перерасти в рукоприкладство, единогласно было принято решение о необходимости перерыва. Инструменты на время были отложены, а помещение тут же заполнилось дымом от сигарет и запахом кофе, предусмотрительно заваренного в огромном количестве для всей четверки. Не желая слушать продолжающиеся даже в перерывах от работы пререкания, Джон — носитель гордого звания бас-гитариста этого балагана — подошёл к окну, стремясь хоть немного отгородиться от ребят, словно слетевших сегодня с катушек. Рассветное небо было удивительно красивого лилового цвета, а на землю осел густой туман. Видеть пустой город, окутанный дымкой, было непривычно и даже немного загадочно, и это отчего-то нравилось Джону. Лениво потягивая свой кофе, Джон непонятно для чего упорно пытался разглядеть за окном признаки жизни. Впрочем, ему это не удавалось. Не удавалось до тех пор, пока среди пелены молочного цвета он не заметил появившуюся будто бы из ниоткуда прямо напротив входной двери студии одну-единственную фигуру. Джон нашёл бы ее и в многотысячной толпе, а не узнать среди пустынной улицы было бы просто невозможно. Словно не помня себя, Джон выбежал из комнаты, где порядком уставшие от бурного спора товарищи остались допивать свой кофе, не слишком-то интересуясь, куда это, хлопнув дверью, понёсся их обычно неторопливый бас-гитарист. Преодолевая немногочисленные лестничные пролеты, казавшиеся в те секунды бесконечными, Джон мечтал только о том, чтобы все это было не вымыслом и не ошибкой, а вместо дорогого сердцу человека там не оказался кто-то совсем чужой. Он не ошибся — перед ним стояла девушка, казавшаяся все это время одновременно такой родной и непреодолимо далекой. Она исчезала также внезапно, как и появлялась, и Джон был просто не в силах это исправить, как бы он ни старался. — Дарлин, — с придыханием произнёс Джон, приближаясь к девушке, которая, казалось, может в любую секунду раствориться в тумане, — Откуда ты…? Что бы ни спросил в ту секунду Джон, заданный вопрос звучал бы одинаково глупо. Как бывало это обычно, она бы ушла от ответа о том, откуда она взялась. Откуда Дарлин узнала, что Джон находится именно здесь, пытаться выяснить было ещё бесполезнее — она бы достала его и из-под земли, стоило ей только захотеть. Неужели ей все же было это нужно? — А разве это так важно? — отстранённо ответила ответила Дарлин на так и не законченный вопрос. И это было так в ее духе — самой отыскать его невесть как и где, а теперь практически играть в молчанку. Она всегда так делала. Сначала гладила Джона шершавой ладонью по щеке, называя его ангелом, а через секунду силой одного лишь холодного взгляда серых глаз, по обыкновению густо подведённых чёрным, заставляла Джона убрать руку, которая так невинно покоилась на плече Дарлин. И пока остальные ребята заводили вполне счастливые, пускай иногда и всего на одну ночь, отношения со вполне обыкновенными девушками, Джон возвращался в одинокий дом, размышляя о том, так ли правдивы и сильны были его чувства к той, что мучала своими появлениями в леденящих кожу снах снах чаще, чем наяву. И ответ на этот вопрос был выстраданным, но однозначным. — Дарлин… — начал Джон, на чьем ещё совсем юном лице безо всякого усилия читалось нарастающее напряжение, — Дарлин, останься… Я встану на ноги, мы заживем вместе, поженимся… В тот момент ей безумно захотелось рассмеяться, но даже для Дарлин этот поступок было бы непростительно грубым, поэтому она просто молча смотрела на такого трогательного в тот момент Джона. Она бесспорно любила его. Но эта любовь была совсем отличной от той, о которой говорил Джон. — Неужели ты так отчаянно хочешь привязать меня к себе, что готов взвалить на себя такую ношу? — невпопад пошутила девушка. — Дарлин… — Ты же сам знаешь, что это ни к чему не приведёт, — нахмурив темные брови, серьезно говорила Дарлин. Он знал. Знал. Но так не хотел признавать этого. — Тогда зачем ты пришла? — непонимающе спросил Джон. Он готов был отдать ей все, что имеет, но какой в этом толк, если ничего из этого ей не нужно? — Я всего лишь хотела узнать, в порядке ли ты, — невозмутимо отвечала Дарлин с тенью улыбки на лице, — Вижу, что в порядке. Повисшее в туманном воздухе молчание прервал хриплый голос высунувшегося из окна Роджера, напоминавшего о том, что перерыв давно закончился. — Я рада, что ты занимаешься тем, что тебе по душе, — одобрительно кивнула Дарлин, добавляя: — Иди, тебе пора. Прощание было коротким и сдержанным. Джон надеялся на чудо. Его не случилось. Мимолетный взгляд из замыленного стекла на лестничной клетке перед дверью студии, где все снова были готовы трудиться, стал последним разом, когда Джон видел Дарлин. Она, как обычно, ушла незаметно, не оставив после себя ничего, что могло бы помочь разыскать ее в бесконечно огромном мире. Ее имя было названо в числе погибших в автокатастрофе под Белфастом, оно же прозвучало среди людей, добровольно отправившихся исправлять последствия войны на Ближнем Востоке. Им был подписан странный рисунок на стене одного из старых лондонских домов, мимо которых как-то приходилось проходить Джону, но… Но правдой было только одно — она одновременно была везде, и ее не было больше нигде. То холодное утро Джон запомнил навсегда, пронеся это воспоминание сквозь многие годы своей жизни.