just a scared boy

Майкл Лэнгдон... Корделия медленно растягивает его имя, произносит по слогам, словно пытаясь найти не полученные, а такие необходимые ответы, но перед глазами лишь вырисовывается его размытый портрет. Блондинистые волосы, плавно стекающие волнами и блестящие под лучами холодного солнца, тёмные густые брови, сжатые губы и светлое юное лицо. Ничего из этого не могло в полную меру передать его характер, чувства и мысли. Лишь зеленовато-серые глаза, обрамлённые чёрными ресницами, выдавали Майкла полностью. В минуты гнева они вспыхивали, а в мимолётные мгновения радости его глаза загорались, там будто плясали тысячи огней. Ещё при первой встрече Фокс поняла, что этот парень не является тем, за кого пытается себя выдать. Лэнгдон медленно вышагивает рука об руку с Куинни и всеми запомнившейся, а главное мёртвой Мэдисон Монтгомери. Сердце Верховной пропустило несколько ударов, после чего она решила посмотреть на облик «спасителя». Что-то поманило её к избранному колдунами юноше, думаю, они оба это почувствовали. Корделия никогда до этого не видела человека столь притягивающего и отталкивающего одновременно. Майкл лишь самодовольно улыбается, окидывает взглядом компанию, состоящую из трёх ведьм. Может, на первый взгляд он не покажется самым умным человеком, но он не глуп, совершенно не глуп. Веки Фокс тяжело закрываются, словно в замедленной съёмке, а ранее послушное тело больше не может держать равновесие. Лэнгдон сразу делает вывод, что блондинка, падающая на сухую, потрескавшуюся от прямых лучей солнца землю, является той самой Верховной, о которой любили посплетничать «сильнейшие колдуны» и которую ему так хотелось удивить. Ну что ж, ему удалось, он поразил её наповал. Кем для Майкла являлась Мириам Мид, сатанистка, однажды протянувшая ему руку помощи и полюбившая всем своим чёрным сердцем? Всем. Что он чувствовал к Корделии после публичного сожжения единственного человека, который принимал и любил его таким, какой он есть? Полагаю, что до сих пор не придумано такого слова, которое могло бы в полную меру описать ненависть новоиспечённого Антихриста. «В тебе есть человечность, я вижу это»,— приторно сладкие слова и протянутая женская ладонь лишь пробуждают в нём отвращение. Внутри него ведут борьбу две сущности, и ни одна из них не хочет уступать. Майкл язвит и не принимает такое «манящее» предложение. Он лишь ощущает себя брошенным и покинутым. Лэнгдон обещал себе уничтожить Фокс и весь её жалкий шабаш, но при любой имеющейся возможности он отказывался от своей навязчивой мысли. Майкл каждый раз искал пути отступления и безустанно находил их. Он был сильным, даже слишком. Бесполезно сравнивать силы настоящего исчадия ада и обычной Верховной. Любая, даже самая преданная ковену ведьма, была готова признать его превосходство над Корделией, но сам Лэнгдон мыслил иначе, он считал Фокс равной себе. И вот, ещё недавно сильнейшая ведьма стоит на краю лестницы. Она смелая, в отличие от Майкла. Ей страшно, но ничего не выдаёт эту женщину, кроме слегка встревоженных, широко распахнутых карих глаз, которые буквально кричат ему: «Ещё можно одуматься!» «Я смотрю на тебя и не вижу мужчину, лишь жалкого напуганного мальчишку»,— произнесённые слова приносят ему боль, ведь он действительно видит в них себя, но ранят они его не так сильно, как вонзённый в грудь Корделии нож. Недавно сильная духом Верховная падает вниз, приземляется с грохотом на холодный пол. Алая кровь начинает быстро растекаться. Майкл кидается к ней. Он знает, он обо всём уже давно догадался, ведь за эти грёбанные три года он успел поумнеть. Его больше не волнует Мэллори в соседней комнате, к которой начинают приливать силы, ему больше не нужно господство над опустошённым миром, Лэнгдон не хочет победы, он лишь хочет любви. Антихрист минует бетонные ступеньки так быстро, насколько это вообще возможно. Он крепко сжимает ещё тёплую руку и шепчет понятные только ему слова, но ничего не выходит, сердце Корделии не начинает биться, а её душа, так жадно жаждущая справедливости, не возвращается в мир живых. «Виталум Виталис» не работает, хотя ещё недавно он в буквальном смысле достал из ада стервозную блондинку. Дело не в потере навыков, а в том, что умершую Верховную нельзя вернуть к жизни даже будучи сыном Сатаны. Лэнгдон понимает, что преданию, о котором он так гордо отзывался ещё пару минут назад, не суждено сбыться. Парень осторожно ложится и прижимается всем телом к бывшей Верховной. Есть время остановить полную сил Мэллори, но в голове Майкла лишь крутятся прежде ненавистные слова: «В тебе есть человечность, я вижу это». «Да будет так»,— успевает он лишь подумать, как вспышка, обычно возникающая при начале или конце озаряет всё пространство.