Игра судьбы

Несколько дней спустя. День. Дворец санджак-бея в Манисе.

Лучи послеполуденного солнца сквозь окна мягким светом лились в небольшие уютные покои, оформленные в светлых тонах. На широком ложе с четырьмя столбиками и невысокими решётчатыми перилами полулежала молодая девушка, непрестанно улыбаясь. Ее влажные золотистые волосы ореолом раскинулись по подушкам вокруг ее лица, а карие глаза искрились счастьем. Рядом с ложем стоял облаченный в роскошный кафтан молодой мужчина с темно-рыжими волосами и темно-карими глазами. Их взгляд, полный трепета и тепла, был направлен на лежащего у него на руках младенца. Его первенца. Мальчик, совсем крохотный, крепко спал на руках отца. Ничто вокруг не тревожило его сон, и он мирно сопел, вызывая у родителей умиление и трепет. - Ты подарила мне сына, Сафиназ, - переведя взгляд на наложницу, которая тут же его перехватила, с любовью произнёс шехзаде Махмуд. - Проси у меня всё, что угодно. Мягко улыбнувшись, Сафиназ Султан покачала светловолосой головой. - Мне не о чем просить вас, шехзаде, - она с нежностью взглянула на сына. - Отныне у меня есть все, о чем я мечтала. Они молчали ещё какое-то время, после чего Сафиназ Султан, чуть нахмурившись, спросила: - Какое имя вы дадите нашему сыну? Шехзаде Махмуд ответил не сразу. Не отрывая взгляда от спящего младенца, он чуть задумался, а после, к чему-то придя, отозвался, снова посмотрев на девушку: - Пусть это решит наш повелитель. Я отправлю в столицу весть, и, если отец изволит, он сам приедет и наречёт именем нашего шехзаде. Быстро справившись с настигшим ее удивлением, девушка кивнула: - Это прекрасная мысль, шехзаде, - она замолчала, а после чуть встрепенулась: - Наверняка, ваша матушка тоже прибудет. Усмехнувшись ее замечанию, шехзаде Махмуд произнёс, чуть кивнув: - Надеюсь, это так. Мы с валиде давно не виделись. Подойдя к перилам, молодой человек наклонился и аккуратно передал новорожденного сына в руки матери. Тепло посмотрев на них, он поцеловал девушку в лоб, не заметив, как она прикрыла глаза, а сына погладил по голове. - Мне нужно идти, Сафиназ. Я зайду к вам вечером. Отдыхай. - Шехзаде, - склонив голову за отсутствием возможности поклониться, Сафиназ проводила его, уходящего, долгим задумчивым взглядом. Когда двери закрылись, девушка перевела полный любви взор на мальчика, ее сыночка, и нежно улыбнулась, вглядевшись в его личико. До его рождения, девушка и не подозревала, какова любовь к своему ребёнку. А она затмевает всё: все чувства, все страхи и тревоги. Она чиста, словно утренняя роса и сильна, словно тысяча воинов. Думая об этом, девушка едва слышно вздохнула. Отныне ее сын - ее главная забота, любовь и надежда.

Гарем. Ташлык

Женщина средних лет со строгим, но спокойным взглядом степенно вошла в ташлык в сопровождении нескольких евнухов, несущих тяжелые сундуки. Девушки, заметив ее, прервали свои разговоры и поднялись со своих мест, чтобы поприветствовать ее, не преминув заинтересованно глянуть на сундуки. Оглядевшись, хазнедар Ирем-калфа сложила руки на уровне живота и торжественно объявила: - Девушки, рада сообщить вам, что у нашего шехзаде родился сын. В его честь шехазде Махмуд дарует вам золото и подарки, - она жестом велела евнухам приступить к раздаче. Девушки оживленно зашептались, обсуждая рождение первенца шехзаде, который был не только его сыном, но и сыном Сафиназ. Превращение фаворитки в султаншу вызвало самую разную реакцию, ведь, хоть большинство наложниц и любили Сафиназ, у неё были и недоброжелатели. Хихикнув, одна из девушек переглянулась со своей подругой и ехидно заговорила, намеренно привлекая к себе внимание находящихся в ташлыке: - Смотри-ка, Инширах, Сафиназ родила наследника, стала госпожой, а ты так и не смогла, - она растягивала слова в мнимой задумчивости. - Вот как судьба повернулась. Ее слова нашли отклик, и девушки с новой силой зашептались. Но вскоре умолкли, наблюдая за происходящим. Девушка, которой слова были адресованы, медленно обернулась с надменным и недовольным видом и поднялась со своего места, вонзив испепеляющий взгляд голубых глаз в говорившую. Инширах-хатун была захвачена в плен несколько лет назад и вместе с другими девушками оказалась в гареме шехзаде Ахмеда, который на тот момент управлял Амасьей в качестве санджак-бея. Пару лет она жила в нем как обычная рабыня, училась и работала вместе с другими девушками. Но вот удача улыбнулась ей: Асет Султан собирала гарем для своего взрослого сына, шехзаде Махмуда, отправляющегося уже в собственную провинцию, и Инширах-хатун оказалась в числе счастливиц, отобранных для молодого наследника. В управление шехзаде был отдан Трабзон, и Инширах-хатун в составе его гарема отбыла туда. По приказу Асет Султан Ирем-калфа устроила небольшое увеселение для наследника, чтобы тот расслабился и отдохнул после длительного пути. И вновь судьба была к ней благосклонна: выбор хазнедар пал на неё, и она приняла участие в празднике. За годы, проведённый в стенах гарема, Инширах освоилась и поняла, что к чему. Она была не лишена хитрости, хотя особым умом и не обладала, у неё появились амбиции, и девушка решила использовать данный ей шанс. На празднике она танцевала со всем рвением и удостоилась заветного фиолетового платка, а вместе с ним и приглашения в покои шехзаде. Очаровав наследника, Инширах-хатун стала его фавориткой и была единственным его увлечением на протяжении долгих месяцев. Это было время, когда она горделиво расхаживала по гарему, с наслаждением ловя на себе завистливые взгляды. Время, когда шехазде был влюблён в неё, а она в него. Когда она была счастлива и довольна жизнью. Единственное, что омрачало ее безбедное существование в качестве единственной фаворитки шехзаде была ее невозможность родить ребёнка. Лекари в один голос твердили, что и она, и шехзаде здоровы, что они оба могут иметь детей. И, тем не менее, не получалось. Ей удавалось сохранять привязанность шехзаде Махмуда довольно долго, но он, воспитанный в традиционных восточных убеждениях и сам по себе не склонный к длительным сильным чувствам, со временем остыл к ней. А ее невозможность родить наследника только увеличила пропасть между ними. И потому, она была легко вытеснена рабыней по имени Айшет, как она считала, внезапно ворвавшейся в ее жизнь и разрушившей ее счастье. На самом деле, появилась она вовсе не внезапно, а точно также, во дворце Амасьи. И точно также отправилась в гарем шехзаде Махмуда, но, несмотря на всю ее красоту, для праздника она выбрана не была, и те несколько месяцев, что были раем для Инширах, Айшет тихо жила в гареме. Но однажды, неся стопку чистого белья, девушка оступилась и чуть было не упала, но крепкие руки наследника, шедшего мимо, вовремя подхватили ее. Этот момент стал для Инширах закатом, а для Айшет - рассветом. Они были абсолютными противоположностями: Айшет была родом из богатой и знатной черкесской семьи и потому получила хорошее образование и воспитание, в то время как Инширах была дочерью крестьян и похвастаться этим не могла. Айшет была обладательницей тёплых карих глаз, высокой стройной фигуры и стати. Глаза Инширах были голубыми, она была невысокой и за месяцы жизни без тягот и хлопот в роли фаворитки стала обладательницей пышных форм. Айшет была благородно-красива, отличалась спокойствием и искренностью, но знала себе цену, а Инширах можно было назвать скорее просто миловидной, да и в ее характере преобладали высокомерие и амбициозность. Они были словно два противоположных полюса, и Айшет в первую же ночь очаровала наследника своей открытой натурой и эрудицией. Она быстро превратилась из обыкновенной наложницы в фаворитку и вытеснила Инширах из сердца наследника, хотя первое время тот ещё иногда приглашал ее к себе. Получив мусульманское имя Сафиназ, в память об их прелестном знакомстве, где девушка была далека от грации, она вскоре забеременела, а теперь и родила сына, столь долгожданного и желанного. Инширах в душе рвала и метала, но на подсознательном уровне понимала: она проиграла. Тем не менее она упорно не признавала этого и всячески отягощала жизнь фаворитки извечными колкостями и перепалками, с которыми та, к слову, довольно быстро научилась справляться. И сейчас, подойдя к напрягшейся наложнице, которая обратилась к ней, Инширах-хатун, скрывая собственную боль, высокомерно произнесла: - А тебе какое дело? Уж ты-то, дорогая, можешь вовсе ни на что не надеяться, - она презрительно оглядела девушку. - С таким-то лицом и телом... - Что ты сказала? - вспыхнула она. Завязалась перепалка, но Ирем-калфа, устало закатив глаза, бросила свои дела и вскоре подошла к девушкам, которых уже разнимали их подруги. - Вы что устроили?! - грозно смотря на обеих, воскликнула она. - Немедленно займитесь делом. Ещё раз увижу, прикажу вас обеих оставить без ужина. Вам ясно? Прожигая друг друга ненавидящими взглядами, девушки все же покорились и вскоре разошлись.

Стамбул. Топкапы

За долгие, казалось бы, нескончаемые дни их утомительного путешествия ее длинные рыжие волосы, которыми она так гордилась, сильно спутались и покрылись грязью и пылью, которые налипли и на ее лицо, руки и шею. Ее простая, но довольно неплохая одежда была изорвана и измята и, прямо сказать, превратилась в лохмотья. Оглядев себя, девушка вздохнула и выглянула из-за плеча другой пленницы, стоящей перед ней. Анастасия была дочерью рыбака. Хоть ее родители и не были богаты или знатны, они смогли обеспечить ей простую и счастливую жизнь. Жизнь, которую она любила, в которой она работала, помогая отцу в его делах и матери по дому, которая учила ее и которая была счастливой. Была. До тех пор, пока в их мирную деревеньку не вторглись турки. Эти варвары напали утром. Юных девушек они забрали в плен, а все, кто пытался им помешать были жестоко и вероломно лишены жизни. Деревенька оказалась разграблена, а сердца разбиты. В начале Анастасия металась, сопротивлялась, кричала и даже несколько раз пыталась бежать. Все ее попытки были быстро пресечены, а саму девушку пару раз оставили без итак скудного ужина. Тогда она прекратила плакать и кричать, прекратила драться и своевольничать. В ее глазах поселилось отстранение и печаль, она ни с кем более не разговаривала, только слушала иногда разговоры сопровождающих их мужчин. Она немного понимала по-турецки, и любопытство пересилило ее отчаяние и боль. Сейчас, стоя в ряду таких же, как она, несчастных, оторванных от родного дома и семьи, юных девушек, она одновременно с тоской и интересом смотрела на величественный дворец, скрывающийся за воротами и садом. Опускать руки было не в ее характере, и девушка уже вовсю размышляла о том, куда и зачем их привезли. Может, из-за величественности и красоты, а может по другим причинам, дворец как будто притягивал ее. Ей уже хотелось оказаться в его стенах, что бы это не значило. Но ее, видимо, ждало разочарование. - Аллах, ну зачем нам столько женщин? - недовольно причитал Аслан-ага, вознеся руки к небу. Обернувшись на мужчину, привезшего всех эти девушек, он подчёркнуто важно нахмурился и в который раз переспросил: - Откуда они, говоришь? - Из Польши и Сербии, ага, - с трудом скрывая своё раздражение, ответил тот. Обратив внимание на их бессмысленную болтовню, хазнедар Фидан-калфа отвлеклась от документов и рабынь и, строго нахмурившись, подошла к ним. - Занимайся своим делом, ага, - отчитала насупившегося евнуха женщина. - Количество - не твоя забота. Недовольно пробубнив что-то себе под нос, Аслан-ага вернул своё бесценное внимание к рабыням, продолжив свои дела: он осматривал девушек, задавал им пару вопросов на турецком, чтобы понять, знают ли они язык, и отправлял дальше, чтобы слуги внесли из в список и забрали в гарем. Перед Анастасией стояла темноволосая девушка, повыше, чем она сама, и вот очередь дошла до неё. Привычными действиями оценив рабыню, Аслан-ага отправил ее дальше, при этом произнеся: - Так всё, эфенди, - он хлопнул в ладоши и обернулся к человеку, который привёл девушек. - Всех остальных отправьте на невольничий рынок. Подняв на него испуганно-возмущённый взор, Анастасия засуетилась, когда мужчина указал им в обратную сторону. Воспротивившись, она замотала головой и схватила уходящего Аслана-агу за рукав. Он возмущённо воззрился на неё, однако девушка не обратила на это ни малейшего внимания и торопливо произнесла на ломанном турецком: - Я просить вас и меня взять. Очень просить. Пожалуйста, - она с мольбой заглянула в его глаза. Обернувшись на Фидан-калфу, которая повела бровью, мол, сам решай, Аслан-ага убрал руку девушки со своего рукава и, чуть отойдя, оценивающе оглядел ее с ног до головы. Она была невысокого роста, худощавой, хрупкой и миниатюрной. Даже сквозь тяготы поездки, отразившиеся на ее внешнем облике, нельзя было не заметить ее яркой славянской красоты: длинные рыжие волосы, светлая кожа и ярко-зелёные глаза, которые будто горели пламенем, как и волосы. Нахмурившись, Аслан-ага немного подумал, но всё же сдался. Махнув рукой слугам, он произнёс: - Так и быть, берите и эту. Искренне улыбнувшись, девушка также ломано поблагодарила его, невольно вызвав в нем умиление и жалость, и с трепетом последовала за слугами, не забыв послать оставленным за порогом рабыням высокомерный взгляд победительницы. Ставшие свидетельницами этой несправедливости, девушки зароптали и стали перешептываться, неодобрительно поглядывая на невозмутимого Аслана-агу. Тем не менее, их недовольство был быстро подавлено, как и всегда, и они поплелись обратно, гонимые ветреной судьбой к очередной неведомой им цели. Анастасия же на несколько минут позабыла свои печали, наслаждаясь своей маленькой, но все же победой, пока шла вместе с остальными по роскошному хорошо ухоженному саду, что так манил ее. И хотя в ее душе билось, словно выброшенная на берег рыба, глухое отчаяние, то, что происходило, вселяло в неё странную, необъяснимую надежду: в ее жизни все ещё будет хорошо.

Вечер. Топкапы. Гарем. Ташлык

Все тем же рядком новоприбывшие девушки, завернувшись в полотенца, прямиком из хаммама вошли в ташлык, сопровождаемые строгими калфами и перешёптываниями и смехом тех, что здесь уже освоились. Подняв глаза на кучку таких рабынь, Анастасия так тяжело на них посмотрела, что те разом умолкли и отошли от перил, изрядно насмешив ее. Хихикнув, она опустила глаза в пол, когда к ней подошла Эмине-калфа, одна из служительниц гарема, как она позже узнала. Она подошла к ней, посмотрела немного, а после обратилась уже ко всем девушкам, пройдя вдоль них с заложенными за спиной руками: - Девушки, теперь вы принадлежите гарему султана Ахмеда, повелителя нашего и ещё необъятных земель, - девушки, те, кто понимал, завороженно слушали ее, а остальные испуганно озирались. - Мы требуем от вас покорности и рассудительности. Обо всех правилах вам расскажут на занятиях, которые вы теперь будете регулярно посещать. Если будете прилежны и исполнительны, счастье найдёт вас здесь. Если же нет, это место для вас превратится в преисподнюю. Речь произвела на девушек впечатление и, по-доброму усмехнувшись, она хлопнула в ладоши и более дружелюбно произнесла: - Ладно, а теперь ложитесь спать. Завтра у вас будет насыщенный день. Рабыни, сжимая в руках скромную одежду, которую им раздали слуги, разбрелись и, переговариваясь, уселись на низкие кровати или, вернее, матрасы, лежащие в ряд, готовясь ко сну. Спальное место быстро стало причиной перепалки. Сложив руки на груди, рыжеволосая Анастасия с высокомерной уверенностью во взгляде стояла напротив той девицы в темными волосами, которая стояла перед ней у ворот Топкапы. Ее противница оказалась девушкой среднего роста, худощавой, с довольно смуглой кожей, карими глазами и раздражающе надменным выражением миловидного лица. - Я первая подошла сюда, - продолжала говорить Милика, эта темноволосая девушка. - Значит, тебе придётся уйти. Ещё секунду на лице Анастасии властвовало насмешливо-задумчивое выражение, а после она вдруг приподнялась на носочки и изобразила потрясение, глядя куда-то за плечо Милики. - Смотрите! - она указала пальцем в ту сторону. Девушки, включая Милику, обернулись, и, воспользовавшись этой секундой, Анастасия оттолкнула охнувшую Милику и уселась на хлопковые простыни. - А ну вставай! - взбесилась Милика и, уронив свою одежду, схватила Анастасию за плечо. Та же, заметив приближающуюся к ним Эмине-калфу, разыграла на лице страх. - Что здесь происходит? - возмутилась она, когда девушки, окружившие место событий, расступились и предоставили ее взору драму, здесь разыгравшуюся. - Милика, прекрати. Не то обе останетесь без еды. Иди, выбери себе другую постель. Вспыхнув, Милика-хатун начала что-то говорить, но была прервана жестом руки и обиженно умолкла. Анастасия-хатун незаметно для всех остальных надменно ей улыбнулась, и, отведя взгляд, темноволосая девушка отошла в поисках другого места, подверженная в первой же битве. Когда девушки разошлись, уже активно обсуждая произошедшее, Эмине-калфа пальцем поманила Анастасию-хатун, и та поднялась. Прищурившись, она произнесла: - А ты не так проста, как хочешь показаться, не так ли? - она чуть ухмыльнулась. Анастасия-хатун невозмутимо смотрела на неё снизу вверх. Взяв ее за локоть, Эмине-калфа увлекла ее за собой, и вместе они чуть отошли. - Ты неглупая девушка, как я вижу. Послушай меня. Если включишь голову и не будешь попадать в неприятности, тебя ждёт большое будущее. В ее глазах вспыхнул огонёк, и Анастасия-хатун чуть улыбнулась, едва заметно приподняв рыжую бровь. Посерьезнев, она проговорила: - Я понять вас. Закатив глаза, Эмине-калфа подтолкнула ее в спину, направляя к постели. - Ну иди, девочка. Уже лёжа в постели на боку, Милика-хатун предавалась гневным мыслям о той наглой девчонке, одурачившей ее в мгновение ока. Насупившись, она с усилием закрыла глаза, решив, что та недостойна ее внимания, что бы не делала. Что же до Анастасии, она мечтательно улыбалась, глядя в потолок и мечтая о лучшей жизни. Раз уж судьба забросила ее так далеко, в Османскую империю, ко двору султана, она пробьётся и здесь. Она вернёт себе отнятое у неё счастье, а может и нечто большее. Ее ждёт большое будущее. Решив, что ей нужно как можно скорее освоиться здесь и разобраться в правилах и обычаях, чтобы добиться своих пока туманных целей, она закрыла глаза и быстро провалилась в сон, утомлённая долгим и насыщенным днём. 1574 год. Ее глаза, когда-то горевшие адским огнём и энергией, теперь опустели от боли и отчаяния, свалившихся на неё. Они бессмысленно блуждали по ее покоям, в которых она была так счастлива и так несчастна. В которых она впервые взяла на руки своего сына и в которых навечно потеряла его, в которые приходил вечерами ее господин и которые он в гневе покидал, когда она переходила черту. Бледными пальцами проведя по краю подоконника, она прикрыла глаза и сглотнула, уже не обращая внимания на солёные слёзы, беспрестанно катящиеся по ее красивому лицу. Она была очаровательной девушкой, после прекрасной молодой женщиной, окружённой вниманием, и матерью, окружившей вниманием своё дитя. Но теперь ничего этого нет. В один миг она все потеряла. Своего господина, своего сына, свою власть и свои надежды на светлое будущее. Остаток своих дней она проведёт в лишениях и бедности, сломленная горем и скорбью. Если только она сама не прекратит свои страдания и подобие жизни, которое у неё осталось. Горькая улыбка коснулась ее губ: когда-то ее желание жить преодолевало любые тягости и невзгоды, но теперь у неё не было причин влачить своё жалкое существование. Он потеряло смысл с их смертью. Подол ее простого чёрного платья мягко шелестел по коврам, когда она подошла к настенному шкафу и дрожащей рукой открыла его. Достав из него шкатулку, она медленно подошла к тахте и опустилась на неё, поставив шкатулку рядом. Сняв крышку, она выудила из нее маленький прозрачный пузырёк с желтоватой жидкостью. В ее глазах всколыхнулся страх, но она не отступит. Как и всегда. Поставив пузырёк с избавлением на низкий круглый столик перед собой, женщина сняла с шеи прекрасное золотое ожерелье с рубинами - единственное украшение, которое она сегодня надела. Оно было символом. Но оно останется здесь. С нежностью проведя пальцами по драгоценным камням, она поднесла ожерелье к лицу и поцеловала самый крупный из них, сжимая украшение в руках. Застегнув его, она аккуратно положило его на стол вокруг пузырька с ядом. Снова погладив его, она виновато произнесла, не отрывая от него глаз: - Знаю, ты бы не одобрил мой поступок. Но ты должен понять меня. Мне нечего делать в этом мире без вас. Поэтому скоро мы встретимся. Встав, она подошла к дверям и заперла их, не оставив никому шанса себя спасти. Вернувшись на тахту, она распустила волосы и, перебарывая естественный страх перед смертью, упрямо нахмурилась и взяла пузырёк в руки. Откупорив пузырёк, она глубоко вздохнула, отложила пробку на столик и, секунду глядя на свою плескающуюся в пузырьке смерть, закрыла глаза и выпила его содержимое. Она все ещё сжимала в руке пузырёк, когда ее боль стала нестерпимой, а мир исчез за чёрной пеленой, и она, бездыханная, упала на тахту, распрощавшись со своей жизнью.

Несколько дней спустя. Топкапы. Султанские покои

- Я не хотел беспокоить вас по этому поводу, но, ситуация, очевидно, требует вашего вмешательства, государь, - закончив свой доклад, с должным почтением произнёс великий визирь Ферхат-паша, передавая в руки султана Ахмеда, облаченного в привычно роскошный темно-синий кафтан, очередной документ. Изучая написанное, султан Ахмед развернулся и, проведя рукой по своей бороде, сделал несколько шагов в сторону камина. Ферхат-паша молча ждал его ответа, держа в руках ещё кипу каких-то бумаг и книг. Дочитав, падишах вздохнул и отложил документ на рабочий стол. Немного поразмыслив, он повернулся к учтиво приподнявшему голову великому визирю. - Отправьте туда проверенного человека с отрядом в пятьсот янычар, - наконец отозвался султан. - Они станут волонтерами. Они должны будут обеспечить снабжение продовольствием всех, кто пострадал в результате этих событий, и подавить беспорядки, если таковые возникнут. Но чем меньше крови, тем лучше. Людям достаточно и тех проблем, которые уже обрушились на них, поэтому все должно быть как можно более мирно. Пусть главный казначей подготовит мне подробный отчёт обо всех планируемых расходах не позже, чем через две недели. Когда он будет готов, ты, Ферхат-паша, предоставишь его мне. Но действуйте быстро: люди голодают и нуждаются в помощи со стороны государства. Выслушав все приказы повелителя, Ферхат-паша склонился, выражая почтение и покорность. - Как прикажете, повелитель. Если позволите... Он был прерван стуком в дверь. Жестом приказав ему остановиться вслед за этим стуком, султан Ахмед громогласно позволил войти. В дверном проеме появился стражник с футляром для писем в руках. Стражник поклонился. - Повелитель, гонец привёз для вас письмо из Манисы. От шехзаде Махмуда Хазретлери. Переглянувшись в Ферхатом-пашой, султан Ахмед жестом руки приказал стражнику подойти ближе и, когда тот повиновался, забрал письмо из его протянутых рук. Открыв футляр, он под внимательным взглядом великого визиря, который все же тактично отошёл в сторону, извлёк из него письмо и принялся читать. Аккуратным подчерком старшего из его сыновей было выведено: «Достопочтенный отец, надеюсь, вы процветаете и в добром здравии. Спешу сообщить вам радостную весть: моя наложница, Сафиназ Султан, несколько дней назад произвела на свет сына. Вашего внука, повелитель. Если вам будет угодно, я прошу вас оказать мне честь и в скорейшем времени прибыть в Манису, дабы дать имя моему сыну. С нетерпением жду вашего решения и молюсь о вашем здоровье. Ваш верный сын и подданый, Шехзаде Махмуд» - Хорошие новости, повелитель? - заметив тёплую и гордую улыбку на лице правителя, спросил Ферхат-паша. - Все верно, паша, - подойдя в нему, султан Ахмед на радостях даже хлопнул его по плечу, как если бы они были не султаном и великим визирем, а добрыми друзьями. - У меня родился внук. - Хвала Аллаху, государь, - улыбнувшись в ответ, Ферхат-паша чуть склонился. - Пусть шехзаде будет здоров и счастлив. - Аминь, - свернув письмо и отложив его на рабочий стол, кивнул султан Ахмед. - Стража! После его громогласного зова в покои вошёл стражник в традиционных красных одеждах и склонился, готовый исполнять приказы своего монарха. - Пусть немедленно придёт Асет Султан. - Как прикажете, мой повелитель. Султан Ахмед кивнул в сторону дверей, и стражник, не разворачиваясь, вышел из покоев, отправившись выполнять приказ. Ферхат-паша, услышав слова падишаха, незаметно улыбнулся и учтиво проговорил, перехватив поудобнее документы в своих руках: - С вашего позволения, мой повелитель. - Ступай, Ферхат-паша, - согласился султан Ахмед, и мужчина, поклонившись, покинул опочивальню. Спустя некоторое время вновь раздался стук в двери, и вслед за ним в опочивальню вплыла немного настороженная Асет Султан, изящная как всегда в своём тёмно-зелёном одеянии с золотой отделкой в зоне декольте, на плечах, манжетах, поясе, а также по полам юбки, что мягко шелестела по коврам, когда госпожа шла. Ее волосы были убраны в витиеватую прическу на затылке, и венчала их неброская золотая диадема и мелкими изумрудами. Придерживая подол своего платья, женщина присела в поклоне. Распрямившись, она мягко проговорила: - Повелитель, вы желали меня видеть. - Да, Асет. Подойди. Когда она повиновалась и оказалась рядом с султаном, тот передал ей в руки скрученное в трубочку послание. Нахмурившись, Асет Султан после позволительного кивка раскрыла письмо и прочитала его. С каждой новой строкой, по которой бежали ее ясные серые глаза, выражение ее лица из настороженно-сосредоточенного постепенно превращалось в ошеломлённо-радостное. Дочитав, она подняла глаза на улыбающегося падишаха, и тоже улыбнулась ему. - Хвала Аллаху, повелитель, - она зажглась искреннем счастьем. - Начинай сборы, Асет, - обрадовав ее ещё больше, произнёс султан Ахмед. - В скором времени мы отправляемся в Манису. Валиде Султан, если пожелает, поедет с нами. Орхан тоже. - Разумеется, повелитель, - вернув ему письмо, написанное рукой их сына, уважительно кивнула светловолосой головой женщина. - С вашего позволения.

Гарем. Покои Назине Султан

Черноволосая Назине Султан, на лице которой в это утро властвовало спокойствие на грани умиротворения, восседала на тахте за низким столиком, щедро накрытым к утреннему трапезе, которую она и делила вместе со своими детьми. Ее дочь сидела рядом на тахте, а няня ее сына, Нилюфер-хатун, сидела у ее ног на большой подушке и кормила маленького шехзаде. Увидев, что дочь возит ложкой по пустой тарелке и уже откровенно скучает, Назине Султан погладила ее по черноволосой голове. - Если ты закончила, отправляйся на занятия, Измир, - девочка скривилась, выражая своё нежелание, но наткнулась на строгий взгляд матери. - Ты султанша и должна учиться. А когда твои занятия закончатся, мы сходим погулять в сад. Как тебе? Ее лицо прояснилось, и девочка радостно закивала. Улыбнувшись ей с нежностью, султанша кивнула Нилюфер-хатун, и та, поняв ее молчаливый приказ, передала ей на руки шехзаде Мустафу. Взяв сына, женщина слегка подтолкнула дочь в спину: - Ступай, Нилюфер тебя проводит, - девочка спрыгнула с тахты и, поцеловав материнскую руку, взяла за руку Нилюфер-хатун и покинула покои вместе с ней под любящим взором Назине Султан. В дверях они столкнулись с Айше-хатун, которая была чем-то взволнована. Поклонившись маленькой госпоже, она относила в сторону, пропуская их. Когда двери закрылись, она поклонилась. - Госпожа. Придерживая одной рукой сына, сидящего у неё на коленях и в данный момент увлечённого ее драгоценным кольцом, Назине Султан жестом подозвала ее к себе. - Ты как будто взволнована, Айше. Есть новости? - Да, госпожа. Пришла весть из Манисы. Наложница шехзаде Махмуда родила сына. По просьбе самого шехзаде повелитель и Асет Султан в ближайшее время отправятся в Манису, чтобы навестить его и наречь именем. Внимательно выслушав ее, Назине Султан кивнула. Призадумавшись, она вдруг ухмыльнулась и проговорила: - Вот как. Значит, они уезжают. - Всё верно, султанша. - Это отличная возможность для нас, Айше. В отсутствие повелителя нам необходимо будет кое-что сделать. Служанка в недоумении нахмурилась, а Назине Султан лишь загадочно улыбнулась, поглаживая сына по голове.

Покои Асет Султан

- В гареме раздайте сладости и золото, - вернувшись в свои покои, велела Асет Султан, с лица которой не сходила улыбка. - Пусть девушки помолятся за моего внука. Опустившись на излюбленное место на тахте у окна, женщина сложила руки на коленях и продолжила: - Также немедленно начинайте сборы. Через несколько дней мы отправляемся в Манису. Передайте это и моему сыну, шехзаде Орхану. - Как вам будет угодно, госпожа, - ответила Гюлер-хатун, вошедшая следом за султаншей и привычно вставшая напротив неё. Выглянув за двери, она что-то сказала девушкам, видимо, отдав им необходимые поручения и вернулась обратно. - Ещё чего-то желаете? - Да, пусть мне принесут щербет и фруктов, - потерев ладони, отозвалась она. Заметив, как служанка поглядывает на двери, Асет Султан чуть усмехнулась и милостиво проговорила, и сама нуждаясь в одиночестве: - Ты можешь идти, Гюлер. Поклонившись, Гюлер-хатун вышла, придерживая подол своего простого одеяния. Оставшись одна, Асет Султан погрузилась в свои мысли, но долго ее одиночество не продлилось. Спустя несколько минут в покои вновь вошла Гюлер-хатун, изрядно удивив свою госпожу. В руках она держала футляр, в котором, очевидно, находилось письмо. - Вам послание, султанша. - От кого? - протянув руку, осведомилась женщина. - От лалы Хюсейна-паши, госпожа. Из Коньи. Кивнув, султанша с долей настороженности раскрыла письмо. Она любила своих сыновей в равной степени, была внимательна к ним и их окружению, а потому хорошо знала о том, что происходит в их санджаках. Их наставники отчитывались не только перед повелителем, но и перед ней. Она хорошо знала шехзаде Мехмета, от наставника которого и пришло письмо, и поэтому не знала, чего ожидать: добрых вестей или наоборот. Ее средний сын отличался честолюбием, был не лишён ума и хитрости, но не славился внутренней силой или устойчивостью в трудностям. Ему тяжело давались ответственность и самостоятельное решение важных проблем, он был слишком подвержен чужому влиянию, но при этом нуждался в сильном покровителе и поддержке. Помимо этого он находился во власти своих слабостей, среди которых была любвеобильность и пристрастие к вину. Асет Султан часто думала, но никак не могла понять: как три ее сына, которые воспитывались под ее началом вместе, выросли настолько разными людьми. Шехзаде Махмуд стал спокойным, рассудительным и мудрым молодым человеком, способным самостоятельно и быстро принимать решения и улаживать трудности, ему были свойственны традиционные для османов представления и взгляды, а также обостренное чувство справедливости. Под его началом Маниса жила в спокойствии и благоденствии. Шехзаде Орхан подавал большие надежды, уже мог похвастаться недюжинными знаниями и обладал изобретательным умом, но, как известно, был крайне вспыльчив и своенравен. До сих пор Асет Султан более менее удавалось сдерживать его вспышки, ведь сын прислушивался к ней, но она знала: едва он получит в управление санджак, его жажда самостоятельности вырвется наружу и бурным потоком снесет тех, кто попытается его остановить. Что же шехзаде Мехмет, то он, как и было сказано, нуждался в сильном покровителе и, на радость Асет Султан, повелитель нашёл достойного человека, который и по сей день помогал ее сыну на его нелегком поприще и по мере возможностей оберегал его от ошибок. Конечно, учиться без ошибок невозможно, но его советы поддерживали шехзаде. С ним ему было легче, а госпожа меньше тревожилась. Она получала от лалы разные новости и, раскрывая письмо, надеялась на лучшее. Прочитав его, она недовольно вздохнула и скрутила его обратно в трубочку. Отложив письмо, она в задумчивости коснулась пальцами своего подбородка. - Дурные вести, султанша? - аккуратно поинтересовалась Гюлер-хатун, молчавшая до сих пор. - Не приведи Аллах, с шехзаде что-то? - Нет, хвала Аллаху, - переведя взгляд серых глаза обратно на верную служанку, Асет Султан чуть улыбнулась, но после снова помрачнела, а на ее лице проступило недовольство. - Но лала пишет, что сын снова пропускает заседания совета и время от времени совсем выпускает дела из-под контроля. - Что вы будете делать, госпожа? - встревожилась Гюлер-хатун. - Нельзя, чтобы эти сведения достигли ушей повелителя. Асет Султан молчала, погрузившись в раздумья. И пусть она не отличалась цепкостью и гибкостью разума, не была способна на изобретательные интриги или борьбу, она могла похвастаться тем, что хорошо чувствовала своих детей и почти всегда находила решения проблем, связанных с ними. - Ты права, Гюлер. Лала Хюсейн-паша не сообщил об этом повелителю. Пока не сообщил, - произнесла она спустя несколько мгновений молчания. - У нас есть время привести Мехмета в чувство, поэтому из Манисы я отправлюсь в Конью и сама навещу его. Уверена, повелитель не будет против. - Это прекрасная идея, госпожа, - кивнула ее служанка, обрадовавшись их скорому визиту к шехзаде. Она многие годы была рядом со своей госпожой, и наследники выросли на ее глазах, а потому она питала к ним искреннюю привязанность. Поднявшись с тахты, Асет Султан приподняла подбородок и оправила полы своего платья. Гюлер-хатун недоуменно смотрела на неё, и госпожа объяснила ей, что происходит: - Идём, Гюлер. Навестим Валиде Султан и сообщим ей радостную весть.

Султанские покои.

- Повелитель, - войдя в покои отца, светловолосый шехзаде Орхан сложил руки перед собой и поклонился. - Проходи, сын, - тепло улыбнувшись ему, произнёс султан Ахмед. Подойдя к отцу, восседающему на диване около стены, наследник поцеловал его протянутую руку, приложил ее ко лбу и распрямился в ожидании. Не заставив его долго ждать, падишах похлопал по дивану рядом с собой. - Садись. Опустившись на указанное место, шехзаде Орхан осторожно проговорил: - Я хотел поговорить с вами, отец. - Я слушаю тебя, - серьезно посмотрев на него, отозвался султан Ахмед. - Не сочтите за дерзость, повелитель. Мои старшие братья давно управляют собственными провинциями и, признаться, я тоже этого жажду. Усмехнувшись, султан Ахмед провёл крупной рукой по своей бороде и на секунду отвернулся. Он молчал ещё какое-то время, а после поговорил, повернув темноволосую голову снова к сыну, ожидающему его ответа. - Я тоже был шехзаде, Орхан, и потому отлично тебя понимаю, - обрадовав его, проверил султан Ахмед. - Но наберись терпения. Твоё время обязательно придёт. На дне темно-карих глаз шехзаде осело не предвещающее ничего хорошего чувство, но он, помня, кто перед ним, сдержался и только спросил: - Но когда? - Сначала ты должен вступить в корпус янычар и получить право носить меч, - терпеливо, но твёрдо проговорил падишах. - Как я вижу, ты уже готов. - Готов, повелитель, - хватаясь за эту едва наметившуюся возможность, взбудораженно произнёс шехзаде. - Что же, раз ты так этого хочешь... проведём обряд весной. За это время в санджаке, который я выберу для тебя, успеют всё подготовить, да и у тебя самого будет возможность ещё подучиться и отточить свои навыки. Неверяще посмотрев на него, шехзаде Орхан широко улыбнулся той улыбкой, от который на сердце становилось тепло и в порыве поцеловал отцовскую руку. - Я благодарен вам, повелитель. Для меня это честь. В ответ султан Ахмед потрепал сына по широкому плечу, слегка улыбнувшись.

Покои Валиде Султан

Валиде Султан привычно восседала на тахте, изучая документы, связанные с финансами гарема и управлением в целом. Когда-то она так желала этой власти и получила ее, только не сумела удержать. Но за годы, что она правила гаремами сыновей, к ней пришёл опыт, и она больше не испытывала особенных трудностей. К тому же, верная Фидан-калфа, что служила ей долгие годы, всегда была рядом и готова придти на помощь. - В этом месяце жалование девушкам и слугам будет выплачено без задержек, - прочитав очередной отчёт, довольно произнесла Валиде Султан и благосклонно улыбнулась Фидан-калфе. - Ты отлично справляешься, Фидан. Я не ошиблась. - Я рада служить вам, султанша, - чуть склонив темноволосую с проступающей сединой голову, учтиво ответила хазнедар. - Если вы... Она была прервана стуком в дверь. После позволения в покои вошла улыбающаяся Асет Султан. Заметив Фидан-калфу с кипой документов и бумаг, которая почтительно ей поклонилась, султанша обеспокоилась и произнесла: - Я не вовремя, Валиде Султан? - Проходи, Асет, - сдержанно отозвалась султанша, жестом приказав невестке подойти. Придерживая подол одеяния, женщина подошла ближе и остановилась. - Я принесла радостную весть, султанша, - подтверждая свои слова лучезарной улыбкой, благодаря которой ее приятное лицо преобразилось, проговорила Асет Султан. Мельком переглянувшись с хазнедар, Валиде Султан сложила руки на коленях и кивнула, позволив ей продолжать. - От Махмуда пришло известие о том, что его фаворитка родила сына. Повелитель велел немедленно собираться в путь: скоро мы отправимся в Манису, чтобы навестить их. - Это действительно прекрасная весть, Асет, - с несвойственной ей теплотой улыбнулась Валиде Султан, снова переглянувшись с Фидан-калфой. - Аллах пошлёт маленькому шехзаде здоровья и процветания. - Аминь, - с чувством произнесла Асет Султан, искренне желая того же. После она как будто о чём-то вспомнила и, слегка всполошившись, торопливо проговорила: - С вашего позволения, госпожа. - Ступай, - немного удивлённая ее поведением, Валиде Султан позволительно кивнула, а после, проследив за ее уходом, обратилась к ожидающей Фидан-калфе: - Продолжим. Асет Султан тем временем покинула ее покои и в коридоре столкнулась с Асланом-агой, семенящего из ташлыка. Завидев приближающуюся султаншу, он, вознеся руки к небу, будто в молитве, сложил их перед собой и поклонился, поприветствовав ее с благоговением: - Госпожа. - Аслан-ага, хорошо, что я тебя встретила, - озабоченно проговорила султанша, остановившись. - Как ты знаешь, я освободила и выдала одну из своих служанок замуж. Мне нужна новая. Призадумавшись, Аслан-ага спустя несколько мгновений произнёс: - У меня есть одна девушка на примете, госпожа. Она не лишена ума, усердна в учебе и исполнительна. Удовлетворившись описанием, Асет Султан, уже уходя, сказала: - Приведи ее ко мне. Проводив ее, скрывшуюся за поворотом в обществе служанок, долгим взглядом, Аслан-ага очнулся и засуетился, вспоминая, куда и зачем он шёл. Подумав ещё с минуту, он наконец вспомнил и возобновил свой путь.

Спустя некоторое время. Гарем. Ташлык

Сжимая в руках папку с листами бумаги, которые они использовали на учебе, хмурая Милика-хатун, облачённая в простое одеяние рабыни из грубых белой и голубой тканей, в числе остальных девушек возвращалась в общую комнату с утренних занятий. За неделю, которую девушка провела в гареме, она уже немного освоилась и обрела друзей и врагов. С несколькими соотечественницами, пленёнными вместе с ней, она подружилась и старалась держаться их общества. К сожалению, по характеру она не была открытой или общительной, а потому приятельниц у неё было всего две, да и те прибывали с ней как будто нехотя, из жалости. Ее печали были неизвестны той, которую она за такое короткое время люто возненавидела. Анастасия-хатун быстро привлекла к себе девушек: она была смелой, веселой и острой на язык. Несмотря на весьма незавидное положение, в котором они все оказались, Анастасия-хатун быстро пришла в себя и не унывала, чем и поддерживала интерес к себе, а заодно и дух девушек, не обладающих таким же внутренним стержнем и силой. Милика-хатун не решалась вступать с ней в открытие перепалки после того, как та дважды без особого труда из таких вышла победительницей. Признанной и неоспоримой. Она только недобоо поглядывала на неё и тайно злопыхала в не сторону, однако Анастасии, кажется, было совершенно все равно. Ловя на себе ее взгляды, она лишь высокомерно улыбалась и не тратила времени на склоки с ней, чем ещё больше распаляла в Милике обиду. Тем не менее, у обеих главной задачей было не уничтожить друг друга, а как можно скорее освоиться в месте, где они оказалась по воле судьбы. Обе прилежно учились, даже если из это и не сильно интересовало, знакомились с девушками по мере своих возможностей и понемногу пускали в гареме корни. И если Милика пока просто стремилась себя обезопасить, подсознательно зная, что не выстоит одна, то цели Анастасии были куда более большими и смелыми. Она сдружилась с Эмине-калфой, одной из служительниц гарема, и по просьбе самой Анастасии, та каждый день рассказывала ей о султанском дворе, семье, обычаях и многом другом. Так девушка узнала, что султан Ахмед на троне недавно, что у него был брат, которого казнили, и есть сестра, очень уважаемая им и людьми вокруг, а также, что у повелителя есть две жены и трое взрослых сыновей. Этот факт интересовал Анастасию более остальных. Но за те дни, которые она находилась здесь, она, конечно ещё не успела ничего предпринять, да и не спешила. Пока что она изучала все, что могло понадобиться ей в будущем и старалась произвести хорошее впечатление на правильных людей, таких как, например, Аслан-ага и Фидан-калфа. Очевидно, ей это ужалась, потому что вошедший в ташлык Аслан-ага быстро отыскал ее в толпе девушек и, подойдя, произнес, разогнав при этом рабынь, с которыми она до этого разговаривала: - Анастасия, идём со мной. Асет Султан желает тебя видеть. Не став спорить, Анастасия-хатун последовала за ним, старясь припомнить, кто такая Асет Султан. Если память ей не изменяла, то это первая жена повелителя, которая вышла из фавора, но имела опору для своего положения в лице своих сыновей. Уходя из ташлыка, она была погружена в свои мысли и потому не заметила, что Милика-хатун привычно прожигает ее ненавидящим взглядом карих, отливающих зеленцой, глаз.

Покои Асет Султан.

Когда Аслан-ага и Анастасия-хатун вошли в покои, госпожа стояла к ним спиной возле окна. Обернувшись на голос Аслана-аги, который поприветствовал ее, султанша кивнула, оглядела девушку, стоящую рядом с ним, и изящно опустилась на тахту. Жестом она приказала им подойти ближе, и те повиновались. - Как тебя зовут? - обратилась в девушке Асет Султан, уже отметив про себя ее яркую красоту. - Откуда ты? Глянув на Аслана-агу, который кивнул ей, мол, отвечай, она посмотрела на султаншу. Ее приятный голос мягко лился из ее уст: - Анастасия, госпожа. Я из Польши. - Сколько тебе лет, Анастасия? - Семнадцать, госпожа, - покорно отозвалась девушка, тем не менее прямо смотря на султаншу, чего настоящая покорность в первые несколько минут знакомства явно не предполагала. Задав ещё несколько вопросов, султанша получила более мне полное представление о девушке, что стояла перед ней и наконец проговорила: - Теперь ты будешь служить мне, Анастасия. Сейчас ты свободна, Аслан-ага подробно объяснит тебе, что входит в твои обязанности и завтра ты приступишь к ним. Не зная, что делать дальше, Анастасия в растерянности подняла голову на Аслана-агу, и тот торопливо подтолкнул ее в спину, прошептав: - Поблагодари госпожу. Поняв, что от неё требуется, девушка спешно подошла к сидящей султанше и, опустившись вниз, поцеловала подол ее дорого одеяния. Жестом холёной руки, довольная Асет Султан подняла ее с колен и указал на дверь. - С вашего позволения, султанша, - проговорил Аслан-ага, и вместе с Анастасией они покинули покои. Возвращаясь в ташлык, Анастасия с удовольствием думала о том, что судьба настигает ее так быстро. Всего неделя в гареме, и она уже стала служанкой одной из хасеки, или как там называют жён султана, да ещё и по совету Аслана-аги. Выходит, ее действия имеют результат. Обратив на это внимание, Анастасия, убрав с лица выбившуюся из хвоста рыжую прядь, ухмыльнулась: кажется, в ее жизни во дворце открывается новый этап.