Неправильно

Заканчивалась вторая неделя её заключения в лапах колдуна. Одетт боялась даже представить, сколько ещё должно пройти времени, чтобы она смогла выбраться оттуда, вернуться в своё королевство… Она боялась подумать о том, что там могло твориться без правителя на троне. Оставалась надежда на Юберту или Дерека, которые вместе с советом там поддерживают порядок. Как же ей хотелось, чтобы так и было. За этот тяжёлый период она успела немного освоиться в окрестностях, без особой нужды не приближаясь к замку, но порой холодные ночи вынуждали её незаметно пробираться в близкие к выходу комнаты и пережидать до рассвета там. Благо, хотя бы самые простые кровати с покрывалами были в нескольких из них. Естественно, она понимала, что Ротбарт скорее всего знает об этом, поэтому крайне удивлялась и радовалась в душе тому, что кроме как бесполезных уговоров после её превращения в человека каждый вечер, он о себе больше не давал знать. Как только она становилась птицей, то старалась улететь до вечера, заодно осматривая окрестности, или же уходила со своими друзьями на противоположную сторону озера, подальше от опасности. Каждый приход Ротбарта был похож на предыдущий, их диалог — однотипный и безрезультатный. Он уходил, разрываемый от злости, бубнящий проклятья. А потом, через некоторое время, рядом, на камне или траве, появлялся поднос с едой. Конечно, не королевские яства, но он хотя бы не морил её голодом. Поначалу она вообще боялась прикасаться к еде, но потом всё же рискнула, ибо от голода болезненно сворачивало живот, а умирать от него или от подсыпанного яда — велика ли разница? Порой он вносил разнообразие в их перепалку. Колдовал прекрасные декорации, сады, замки, платья. Но всё равно конец был одинаковым, иллюзия спадала, Ротбарт уходил разгневанный. А платья оставались. Она сначала думала, что это тоже очередная уловка, пока абсурдная мысль не появилась у неё в голове и не вклинилась там основательно. Хитрец продумал всё основательно. Она не приняла от него ни одного подарка, чего уж говорить об одежде, даже если ей придётся ходить в некогда красивом, теперь уже пыльном и рваном платье. Лес и старый замок — не самые чистые места, платья — крайне быстро пачкаются, принцесса — горда и своенравна, колдун — не так уж жесток и чёрств, как оказалось.

***

Время перевалило за полночь, когда небо внезапно затянуло тучами. Принцесса не ожидала столь резкой смены погоды, поэтому уже стала прощаться с друзьями, чтобы до начала дождя дойти до замка, как прогремел первый раскат грома, а за ним стена воды резко обрушилась с неба. Когда она забежала в замок, закрыв за собой еле державшуюся на петлях дверь, то была насквозь промокшей. Поёжившись от гуляющего по мрачным коридорам сквозняка, пришлось идти в одну из комнат, чтобы хоть немного согреться и переждать непогоду. Искренне не хотелось слечь с простудой, поэтому перед тем, как улечься на кровать, Одетт постаралась как можно тщательнее выжать воду из волос и юбки платья. За деревянными створками окна мерцала молния, а по ушам били невероятно сильные удары грома. Ротбарт, бросив взгляд из окна башни на непогоду, оглядел деревья вокруг озера и, так и не заметив белого платья, вышел в коридор. Не нравилась ему эта гроза, в воздухе витала опасность, при чём не от самой стихии, а словно от того, что будет после неё. И нет, он не помчался от волнения искать Одетт, а просто решил прогуляться, проверить, как там его пленница. В конце-концов, для его плана она нужна живой, иначе будет трудно добиться престола. Он старался верить в это. Сырые следы на каменном полу вели к небольшой комнатушке, рядом с западным выходом из замка. Ротбарт знал, что она приходила порой, только через эту дверь, только в ближайшие комнаты, только в случае необходимости. Приближаясь к приоткрытой двери, его шаги становились тише. На отсыревшей кровати, свернувшись в комочек, накрывшись промокшим покрывалом, спиной к нему лежала Одетт. Могло показаться, что она спала, но глаза её были просто закрыты в старании оградить себя от жестокой реальности и представить, что скоро её найдут. И даже когда она поняла, что в комнате не одна, глаза открывать не хотелось. Даже после того, как он присел на корточки рядом с кроватью и коснулся её плеча. Не разворачивая к себе, не сжимая до боли, как это порой делал Дерек, когда она совсем надоедала своим присутствием, и нужно было прогнать ненавистную принцессу. Он положил руку на плечо и всё, а ей было мерзко. Потому что хотелось испытывать ненависть к колдуну, а не к мальчишке из прошлого. Потому что хотелось найти повод сбросить мужскую ладонь, в случае чего. Потому что она должна была испытывать к нему ненависть, а не чувствовать обычное тепло. Такое нужное ей сейчас тепло. Его рука словно пылала, это чувствовалось даже сквозь перчатку и покрывало. А потом она услышала шепот. Всего несколько слов на непонятном ей языке, и то полностью не расслышанные из-за шума дождя, а вокруг уже нет холода. Кровать под боком стала значительно мягче, покрывало — не такое колючее и более плотное, а платье — сухое. Она не открывала глаза, даже когда рука исчезла, а он, по всей видимости, встал, но уходить не спешил. Просто смотрел на неё, а принцессе было мерзко и неправильно. От себя, потому что хотелось расплакаться прямо перед ним, хотелось сказать «спасибо», даже если это не была забота, а просто очередной его ход, чтобы игрушка не сломалась. Вся эта ситуация, этот чёртов дождь, этот, некогда болтливый, сейчас сохраняющий молчание колдун, эта нуждающаяся в тепле, не только физическом, принцесса — всё было неправильным. И ладно бы он сказал что-то в своей манере: «Видишь, дорогая Одетт, я могу быть заботлив. Представь, как славно мы будем править вместе, в мире и любви». Она бы ответила обычной ненавистью. Но нет! Он молчал, а потом и вовсе ушёл. А ей хотелось кричать, потому что горло раздирало от сдерживаемых рыданий и желания поблагодарить. Плакала принцесса беззвучно, со свистом вдыхая ртом кислород, содрогаясь всем телом от того, насколько неправильно она чувствует.

***

Солнце тихо клонилось к горизонту, Одетт возвращалась к озеру после бесцельного полёта, просто обзор местности, без какой-либо цели. Если бы она вовремя обратила внимание на мёртвую тишину вокруг, то, возможно, смогла бы что-то исправить. Она подлетала к концу обрыва, за которым и находился старый замок, когда правое крыло пронзило острой болью. Потеряв равновесие, лебедь затрепыхалась в воздухе, постаралась через силу выровнять полёт и добраться до деревьев. Она посмотрела назад — на самом краю крутого склона стоял мужчина с луком, скорее всего охотник. В крыле — стрела насквозь. Он не спустится вниз никак, по крайней мере быстро, а там она уже успеет спрятаться, если не умрёт от потери крови. Приземление вышло жестким, она упала прямо в воду, сразу окрашивая её в красный, и, если бы не вовремя подоспевший Скороход, который вытащил бедняжку на берег, то скорее всего её напару съели бы крокодилы. На задворках сознания, сквозь острую боль и слабость, она слышала, как колдун идёт к озеру и зовёт её. Поддерживает их традиционный вечерний обмен любезностями. Жан-Прыг и Скороход скрываются в ближайшей высокой траве, как только Ротбарт становится виден среди деревьев. — Одетт! Куда же… Ох, проклятье! — он видит окровавленную птицу и от его обычно небрежно-ласкового тона не остаётся и следа. Луна уже показалась над озером, Ротбарт понимает, что лучше исцелять её в человеческом обличии, посему крайне непривычно, но аккуратно поднимает её с пыльной земли и относит до отражения в воде, придерживая тело на самой поверхности. Рана не смертельная, но узелок тревоги всё равно сжимается где-то внутри. С чего бы? Как только на его руках лебедь превращается в принцессу, он не медлит и использует магию — переносит в свою лабораторию. Неискушенной в зельях принцессе в нос сразу ударяет резкий запах сотни смешанных между собой трав, настоек и непонятных жидкостей в стеклянных пузырьках. Она чувствует под спиной жесткую поверхность, скорее всего, стола, но глаза не открывает. С самого момента, как колдун поднял её, не открывает. А он что-то ищет, двигает склянки, что они аж звенят, ударяясь друг о друга. — Моя дорогая Одетт, давай, это надо выпить, — её губ касается холодное стекло. Так неправильно. Она верит сразу, без колебаний поддаётся и выпивает вязкую, чуть горьковатую жидкость, отдающую мятой. И уже хочет начать корить себя, потому что не понимает, что именно неправильно именно сейчас: то, что вроде злой колдун даёт ей зелье, притупляющее боль, или то, что она действительно считала его настолько животным, неспособным проявить ни капли сострадания. В любом случае она прямо сейчас не намерена разбираться в этом. Тело потихоньку немеет, боль отступает, она чувствует небывалую, даже в облике птицы, лёгкость. А Ротбарт, заметив, как девушка наконец расслабилась, начинает доставать стрелу. Отламывает наконечник, аккуратно вынимает из плеча, и опять что-то шепчет, заговаривает. Лечит. Неужели такой колдун, как он, способен не только разрушать? Одетт не чувствует ничего физически, но эмоции переполняют её. Она так и не решилась открыть глаза. Потому что всё слишком неправильно. Против её воли по щекам текут слёзы, но нет всхлипов и разрывающих горло рыданий. Просто она настолько устала, настолько запуталась, настолько всё неправильно, что сама не понимает, от бессилия ли появились слёзы, или от всего сразу. Она не замечает, как колдун уже заканчивает перевязывать руку, просто в какой-то момент отдалённо чувствует плотную повязку. — Тише, дорогая Одетт, тише, — её лица касаются грубые ладони без перчаток, стирают мокрые дорожки, убирают закрывавшую лицо челку. А Одетт плачет ещё сильнее. Неправильно. Не должно быть приятно, не должно хотеться ещё этих прикосновений, не должно сердце так больно сжиматься. Так сладостно-нежно. И голос. Этот чёртов голос, в котором сейчас нет фальши, лукавства и манерности. Она не замечает, как засыпает с ощущением тёплых рук на своём лице.

***

В очередной вечер он приходит без криков и помпезности. Стоит в тени одного из деревьев поодаль и всё. Только наблюдает. Словно хищник за своей жертвой. И так непривычно ощущать спиной тяжёлый взгляд из-под густых рыжих бровей. Так неправильно заговорить с ним первой. Поэтому она молчит, сидит лицом к озеру и надеется, что он уйдёт молча, как и предыдущие несколько вечеров. — Меня рано или поздно найдут, — слова сами собой вырываются наружу, она замирает, плотно сжав зубы. Колдун за спиной некоторое время не издаёт ни звука, а потом подходит ближе, останавливается сзади, в паре метров от неё. — А толку-то, милая принцесса? Пока заклятье не снято, ты узница здесь навеки, — в своей обычной манере отвечает он. Только вот как-то неправильно, что она расслышала нотки грусти. — Дерек найдёт меня и снимет, — упорно продолжает девушка. — Кому ты лжёшь: себе или мне? — опять движение, он подходит ближе. — Одетт, ты действительно веришь в то, что этот принц-идиот любит тебя настолько, что способен снять мои чары? — голос совсем рядом. Она резко оборачивается, с вызовом смотрит на мага, а он стоит перед ней на одном колене, и лица их напротив, и неправильно. Всё так неправильно. — Зачем тебе это? — она впервые задаёт этот вопрос. — Только из-за власти? — В большей степени, — как само собой разумеющееся. — Видишь ли, твой отец был крайне глуп, и вместо того, чтобы заняться своим королевством, он думал, как бы так выдать свою красавицу дочку за принца соседнего королевства, чтоб границы объединились и его могущество увеличилось, — Одетт вскипала. То ли от горькой правды, то ли от непринуждённости Ротбарта, то ли от злости на отца. — А королевство гасло, умирало в ожидании, когда их земли объединятся с землями Юберты, и жизнь наконец станет лучше. И долгие годы люди думали, как прокормить свои семьи и когда же их принцесса уже выйдет замуж за ненаглядного принца. А я думал, что больше достоин короны, нежели старик Вильям. И больше достоин тебя, нежели идиот Дерек. Он уходит, не дав ничего сказать Одетт, но это и не нужно было. Потому что неправильно. Неправильно соглашаться с его словами, при этом не чувствуя угрызения совести. Неправильными были действия короля Вильяма по отношению к своей дочери. Неправильными были поступки Дерека по отношению к принцессе, которая оказалась заложницей ситуации, как были неправильными и его слова. Неправильными были и действия колдуна, который в какой-то момент перестал придерживаться своего плана. И было уже непонятно, кто из них на самом деле заложник ситуации. И желание его догнать тоже было неправильным. Без какой-либо цели, намерения или чего бы то ни было, просто догнать, а там будь что будет. Но она осталась сидеть у озера.

***

Дерек действительно нашёл её, увидел парящего в небе лебедя, начал выслеживать, хотел уже было подстрелить того самого Огромного Зверя, о котором твердил умирающий у него на руках король, да вот только что-то пошло не по его плану. Птица приземлилась на гладь озера, и вмиг была окружена стеной сияющей воды, а когда волшебство растворилось, он и вовсе не поверил своим глазам. Он помчался к ней со всех ног, и это не осталось незамеченным. Принцесса обернулась на шум и застыла в изумлении. Тело словно парализовало. — Одетт! — счастливый, словно мальчишка, принц уже обнимает её, — Одетт, это и вправду ты! — Дерек, тебе нельзя здесь быть, уходи, он убьёт тебя, — сама Одетт не понимала, она действительно переживает за его жизнь, или хочет, чтобы он просто ушел. Словно его и не было. — Ты о том, кто наложил на тебя заклятье? Давай убежим, всё будет хорошо, — как заведённая пустышка продолжал восторженно лепетать принц. — Нет, как только луна зайдёт, я снова превращусь в лебедя, и так каждую ночь. Чтобы снять чары, мне должны поклясться в вечной любви и доказать это всему миру, — неправильно. Она не должна находить отговорки, чтобы не идти с ним. Но, ведь это по сути правда? Да, такая спасительная, неправильная, но отчего-то желанная. — Бал, завтра вечером бал, где будут гости со всего мира. Там я докажу свою любовь, Одетт. Приходи. — Я приду… — принц скрывается в лесной чаще, она запоминает направление, да и помнит, где летала днём, не трудно догадаться, в какой стороне его королевство. Так неправильно. Её разрывает желание поверить Дереку, наконец стать свободной, обрести своё счастье, и желание никогда больше не видеть его в своей жизни. И всё же, жажда свободы, малейшая надежда зовут её, влекут невидимой нитью. — Ему не нужна ты, лишь твоя красота. Если тебя поставить среди сотни кукол, он никогда не отличит тебя, — Ротбарт спокоен, можно было бы даже сказать, что хладнокровен. Хотя внутри он уже был готов превратиться в Зверя и разорвать мальчишку в клочья, потому что тот посмел приблизиться к Одетт. Его Одетт, которая принадлежит отныне только колдуну. — Он дурак, но не полный идиот, он смо… — Он идиот, моя дорогая Одетт, — перебивает её маг и подходит ближе. Неправильно. Опять. Она не отходит, просто ждёт, а он тем временем поднимает её лицо, держась пальцами за подбородок. Смотрит в такие пленящие голубые глаза. Он серьёзен, явно намерен что-то сделать, но впервые принцесса видит в нём и некую долю нерешимости. — Завтра новолуние. Мир рассыпается маленькими осколками, потому что она понимает — ничего не получится. Она навсегда останется заложницей злобного мага, который убил её отца, в попытке захватить власть, который способен превратиться чудовище и разорвать даже обычного человека, такого жестокого, с тёплыми руками и небольшой долей жалости к ней, порой кричащего, ужасного колдуна, который шептал заклинания, чтобы ей было лучше. Чёрт! Неправильно-неправильно-неправильно! — Я предлагаю сделку, Одетт, — она не узнает, что изначально никакой сделки не было, — так как ты, к сожалению, не сможешь присутствовать на балу, я отправлю туда точную копию тебя, заколдованную карлицу, но внешне — истинная принцесса Одетт. Если принц-идиот сообразит, что это не ты, я сразу сниму с тебя чары. Если принц-идиот поклянётся перед всеми правителями мира в любви твоей подделке — ты умрёшь. Если ты так в него веришь — соглашайся — Я… — она колебалась, понимала, что на кону её жизнь. Но неужели после стольких лет знакомства, он не отличит её? Нет, быть такого не могло, — я согласна.

***

Лебедь сидела на берегу, в водной глади, с помощью магии, был виден бал. Принцессы вились вокруг Дерека, а тот, словно потерявшийся ребёнок, не знал, что делать. Она верила, хотела верить что с минуты на минуту снова станет человеком. Снова станет свободна. У Ротбарта, на душе скребли кошки. Он знал, как всё закончится, смотрел на вещи реальнее, но почему-то тоже надеялся. По крайней мере он не хотел видеть, как тело принцессы покидает жизнь. Весь день он искал выход обойти собственное проклятье, но чётко выставленные условия снятия чар не позволяли сделать абсолютно ничего. От бессилия он разнёс свою комнату в щепки, а потом и соседнюю, затхлую, точно так же, только от своей слабости. От Одетт. От того, что сердце впервые за долгие годы болезненно сжималось. Ротбарт боялся. Маг впервые боялся кого-то потерять. Одичавший, замкнутый, не доверяющий людям, он, разрази его гром, умудрился… Нет, он не признается себе. Не может. Вот когда если она начнёт испускать свой дух, тогда он, возможно, только ей, первой единственной скажет. Но пока он будет стоять до последнего. — Нет… — Одетт с болью смотрит, как принц кружит её подделку в вальсе. В нём не закрадывается ни единой тени сомнения. — Нет-нет-нет… Пожалуйста, — Дерек останавливает оркестр и начинает свою речь. Кроме боли в груди, она чувствует накатывающую слабость. Заклинание исчезает с озера, но им и не надо видеть, что будет дальше. Магия сама всё сделает. — Почему?.. — она падает, обессиленная, на пыльную, вытоптанную землю, а облик вновь человеческий. Потому что умирать нужно тем, кем ты рождён, магия чувствует. Он опять шепчет. Прижимая уже холодное тело, шепчет исступленно, как не кричал ни одно заклинание, ни одно проклятие. Вкладывает в слова чары, чувства, хочет исправить ошибку. Он клянётся самой Магии. Второй раз в жизни клянётся вообще. Он прижимается лбом к её лбу, не верит, но хочет, чтоб сработало. Боги, Магия, он готов прямо сейчас отпустить её, лишь бы жила. К этому треклятому принцу, к его маразматичной матери, к могиле покойного отца, лишь бы сейчас она открыла глаза. Когда Одетт делает глубокий, обжигающий лёгкие вдох, Ротбарт не верит. Потому что, если магия приняла его слова, значит, обречен. Но это потом. Сейчас нужно помочь принцессе оклематься после небольшого путешествия на тот свет. Он аккуратно придерживает девушку, пока та приходит в себя. — Но ведь, он признался не мне, — непонимание. Опять неправильно. — Да, но знаешь, милая Одетт, я передумал. Соврал, как это бывает с ужасными злыми магами. Я мог в любой момент снять заклинание, что, в принципе, и сделал, — колдун уже успел подняться на ноги и протянуть принцессе руку. Та, с некоторой опаской её приняла. Не хотела отпускать, что опять же неправильно, но он сам разорвал прикосновение. — Ты свободна. Уходи. Первым порывом было убежать, куда глаза глядят, что она и сделала. Она уже успела скрыться из виду, когда внезапно для себя остановилась. Неправильным было возвращаться, но сердце тянуло обратно, в груди ныло от боли и необходимости вернуться. Что-то подсказывало: твоё счастье не впереди, за лесом. Поэтому, переступая через гордость и благоразумие, она пошла обратно. Достаточно медленно, потому что если внезапно она засомневается больше, чем сейчас, то сможет продолжить свой путь на свободу. Но так ли она нужна была в окружении безликих, равнодушных к ней людей? Она ещё не успела подойти достаточно близко, как услышала вой. Словно животный, полный такой скорби, что всё тело пробрало. Было страшно теперь идти, но любые сомнения отпали, когда она увидела то, что, пожалуй, можно было только ей. Она впервые наблюдала за чужим отчаянием. Мужчина сидел на коленях, прижимаясь к земле, сжимая руками голову, тихо скулил, как подбитое животное. А вокруг красными снопами рассыпалась магия, словно хотела вырваться из человеческого тела. — Ротбарт, — она впервые произнесла его имя без ненависти или презрения. Как только маг услышал её голос, магия сразу затихла. — Я выгляжу настолько отвратительно, что даже в тебе, моя милая Одетт, проснулась жалость ко мне? — насмешка над самим собой, лица не поднимает, не хочет. Боится, что ему почудилось, что он сошёл с ума и теперь будет постоянно слышать её голос. Не хотел видеть пустоту. — Ты тоже ведь свободен, — она опустилась напротив, коснувшись заросшей щеки своей ладонью. Как касался он. Неправильно, — пойдём. — Хах, и зачем я только тебе сдался, Одетт? — По-моему, ты предлагал править вместе. Я принимаю твоё предложение, — она смотрела в глаза единственного человека, который ей не врал, видел в ней нечто большее, чем приятный подарок к короне. А он и не спорил. Попался в собственную ловушку, угодил под чары прекрасной принцессы и теперь был абсолютно бессилен. Прекрасный лебедь, сама того не понимая, растопила сердце злого колдуна и подарила ему нечто большее, чем то, чего он добивался изначально. А она и не сомневалась. После стольких лет жизни чужой куклой, после стольких «правильно», она наконец поступила так, как хотела, как ей подсказывало сердце, поступала так, как чувствовала. А чувствовала она тёплые, заботливые руки, магический спасительный шепот, наполненный обожанием взгляд. Неправильным было бы бежать, считая, что мимолётная влюбленность в Дерека — истинная и единственная. Неправильным было бы пытаться сбежать к нему. Неправильным было бы отрицать все слова Ротбарта. А его слова — правда. Неправильно бы было продолжать бежать по лесу без оглядки, навстречу новым «правильным» поступкам.

***

Они стояли на балконе, вид с которого простирался на всё королевство. Король, могущественный маг, и королева, добрая лебедь. Закатное солнце опускалось за горизонт, уже прохладный осенний ветер развевал подол платья девушки. — Я ведь знаю, что ты мне соврал один раз, — непонимающий взгляд мужчины, и, пускай он стоит за спиной, приобняв за плечи, Одетт всё чувствует. — Ты соврал, что мог в любой момент снять заклятие. Так как ты на самом деле меня спас? — Ну, для начала, моя любовь, это ты меня спасла, — начал Ротбарт, вглядываясь в сторону гор. В сторону старого замка, старой жизни. — Я просто признался тому, что выше людей, что весь мой мир, это ты. И я готов доказать моему миру свою любовь к тебе. Я тогда поклялся на чарах. Магия сочла эту клятву достойной. Больше они не прерывали молчание. Больше и не нужно было. Им уже не нужны были слова, чтобы понять друг друга. Почувствовать. Принять. Да и было бы неправильно ограничиваться словами.