***
Она глубоко и неровно дышала, облокотившись о стену в переулке. С обеих сторон её скрывали мусорные баки, поэтому сидящую на холодном асфальте в темноте девочку было невозможно заметить, если не подойти к ней вплотную. Ичика пыталась восстановить дыхание, нащупывая упавшую с плеча лямку сумки, которая также была испачкана в пыли и грязи, как и остальная одежда Ичики. По дороге сюда она дважды упала, содрав ткань джинс на коленях и испачкав их ещё сильнее. Ичика обтёрла красные, уже более вязкие от засыхания, пятна крови с рук о чёрный свитер, на котором пятен не будет видно. Волосы, к сожалению, от засохшей на них крови было оттереть сложнее, поэтому перед тем, как покинуть комнату (если она доберётся до неё, а Ичика должна была это сделать), ей придётся сходить в душ. Это была лишь временная остановка, дабы перевести дух, но Ичика сообразила глянуть на тусклый экран смартфона, проверяя время. На часах — половина пятого. Её отец вставал в пять и к шести уже уходил, а сама Ичика вставала в шесть, чтобы к семи уже выйти из дома и дойти до школы, никуда не спеша и не опаздывая. О возможном сне и речи не было — Ичике придётся долго и тщательно смывать с себя грязь, пыль, пот и чужую кровь. Ей казалось, что в данный момент она самый грязный человек на планете и в душе ей придётся проторчать часа полтора, оттирая и реально существующую грязь, и то, что запятнало её душу. В голове было месиво из мыслей. Ичика встала, опираясь спиной о кирпичную стену, и стряхнула с ног землю, пошагав в сторону выхода из переулка. Там, на возникшей перед ней улице, должен в пятидесяти метрах находится тот самый мини-маркет, но выходить на свет фонарей и, тем более, заходить внутрь она не собирается. Внешний вид без лишних слов помогал выстраивать самые страшные сюжеты, которые могли произойти с подростком за этот промежуток времени. Да и не очень то и хотелось сейчас попадаться на глаза кому-либо просто потому, что чувствовала себя Канеки крайне паршиво, не отойдя от нахлынувшего на неё желания перекусить. Ичика шла, сторонясь света фонарей, и её фигура меркла в тени домов, почти в ней скрываясь. Ноги будто бы были налиты свинцом, голова гудела, а на языке слегка горчило, но эта горечь смешивалась с приятной медовой сладостью, становясь в некоторой степени пряной. Ей не хотелось ни о чём думать, а лишь ударить себя чем-нибудь тяжелым по голове и просто провалиться в бессознательность, а дальше — будь что будет. Лишь бы не поддаться зову своего нового существа, поселившегося в её теле и не желавшего покидать её ни на секунду. Да, Канеки боролась с желанием прямо сейчас ринуться искать новую жертву и насытиться уже до конца, угомонив внутреннего монстра, но самые светлые человеческие чувства брезгливо одёргивали её от этих желаний, напоминая о своём существовании колко, пристыжая. Ей показалось, что она всего на секунду прикрыла глаза и остановилась, считая про себя до десяти, чтобы успокоить нахлынувшую бурю чувств, и с писком качнулась в сторону, почувствовав дыхание на своей шее. — Не трогайте!.. — Её рот нагло заткнули ладонью, схватив за талию и затаскивая в переулок между домами. До спасительного света магазина, являющегося маячком к пути домой, оставались жалкие метров пятнадцать, которые она не дошла, позволив себе остановиться. Дура. Ичика судорожно махала руками, пытаясь ногтями зацепить кожу на руке, что заткнула ей рот, но сквозь ткань одежды это было сложно. Её волочили так, что ноги не касались земли, из-за чего наступить неизвестному на ногу тоже не представлялось возможным. Она лишь согнула левую ногу, попытавшись ударить неизвестного по колену, но тот дёрнул ногой вправо, не давая ей этого сделать. Руку он не убирал — разговора не намечалось. В этот раз ей не отвертеться, по крайней мере, живой. Эта прогулка стремилась стать самой невезучей за всю её не очень долгую жизнь, с каждой секундой всё больше оправдывая этот статус. — Ну-ну, тс-с, чего ты брыкаешься, ласточка, — голос был мужским, но не таким глубоким и басистым, как у того же Дая. Скорее юношеским. Его обладателю было не больше двадцати. — Ты нас сегодня порадовала и заслужила награду, тебе незачем вести себя так агрессивно. Ичика с безумными от страха глазами смотрела на человека, лицо которого было видно лишь наполовину из-под капюшона плаща, аналогичного тому, в котором ходил Дай. Она успела заметить хищный оскал с рядом квадратных неаккуратных зубов, а под нижней губой тёмную бусину пирсинга. Самое главное, что её сейчас волновало — это был не Дай. Сердце, кажется, перестало биться вовсе. — Ты голодная? Давай я тебе подсоблю, ласточка, — парень (вряд ли он старше Дая) безумно захихикал, снимая зубами руки, которой он до этого держал Ичику, перчатку. Когда предмет одежды спал с его руки и валялся где-то на асфальте, Ичика почувствовала сладковато-кислый запах, чем-то отдалённо похожий на то, как пахла кровь Моно. Её рот открылся в беззвучном крике, когда она заметила приближающуюся к её лицу руку с двумя глубокими дырами от укуса, откуда сочилась тёмно-алая жидкость, в темноте становясь почти чёрной. Она была гуще и стекала дольше. Кажется, прошла целая вечность до того момента, как первая капля с глухим хлюпом встретилась с землёй. — Тебе понравится, давай. Но Ичика остервенело замотала головой, цепляясь пальцами за твёрдую мужскую ладонь, которая сдавливала её рот и щёки, не давая отойти ни на шаг. Даже одной рукой он был в силах удержать её около себя и Ичика почувствовала себя беспомощной, ещё более слабой, чем считала ранее. Ей не хотелось потерять контроль над ситуацией снова и потонуть сознанием в поволоке беспамятства, когда голодный зверь, проснувшийся в ней сегодня, начёт несчадно зверствовать, причиняя кому-то боль. Ей показалось, что ещё чуть чуть — и она сама вспыхнет огнём от жара какугана в правом глазу. Заметив промедление девочки, что не потянулась в сторону его руки, незнакомец наигранно ахнул, словно бы расстроился, а затем резко припечатал открытой раной свою руку к щеке Ичики, медленно и с сопровождающим процесс хихиканьем размазывая кровь её её лицу. Он открыто измывался над брыкающейся и дрожащей в его руках Канеки, подмечая, что она ненамного ниже его и его губы находятся на уровне ушей Ичики в полусгорбленном состоянии. На его лице не прекращала сиять улыбка, оголяющая ряд белоснежных зубов. — Коу*, отпусти девчонку. — Парень резко повернул голову, посмотрев в сторону выхода из переулка. Рослая мужская фигура преградила свет от ближайшего фонаря, но во мраке было видно слабое алое свечение его какугана. — Дай-чан, тебе-то какое до неё дело, м-м? Она нужно только сестрице и тебя это не каса-ается. — Парень растягивал слова, меняя интонацию почти на каждом слове, что придавало ему ещё больше безумия. Почти теряющая сознание Ичика давилась собственной слюной, ощущая, как тёмные капли скатывались к её носу и губам. — Я напрямую выполняю указания Моно и являюсь последователем её воли. Ты мало того, что влез в наши дела без предупреждения, так ещё и посмел прикоснуться к ней. Хочешь на ковёр перед Моно, придурок? Парень испуганно дёрнулся, но тут же расплылся в улыбке, отличной от предыдущей тем, что она была в некоторой степени счастливой. — Хоро-о-шо, Дай-чан, я не буду её трогать. Прости за внезапную нападку, ласточка. — Парень отпустил руку, позволяя Ичике отскочить от него на метр. Её мутило и буквально выворачивало на изнанку. Ичика склонилась к земле, прочищая желудок. — Ой-ой, до чего довёл нашу ласточку. Мне та-ак стыдно! Канеки словно была в беспамятстве, стеклянными глазами наблюдая, как за её спиной материализовался Дай и как у него откуда-то из-за спины появился светящийся оранжевым цветом длинный жилистый хвост, сплошь усеянный венами и кое где тонкой чешуёй. В следующее мгновение хвост стрелой метнулся в сторону Коу и припечатал его к стене, пробивая бок насквозь. Парень сплюнул кровь и захрипел, дёргая руками. — Ты ведёшь себя, как обмудок, Коу. Давно пора было выпустить тебе кишки наружу. — Парень что-то ещё бессвязно прохрипел и отключился, повиснув над землёй, будучи пришпоренным кагуне Дая. Последний медленно перевёл взгляд на согнувшуюся на земле Ичику, которая держалась руками за живот и тяжело дышала. Её плечи подрагивали, а спутавшиеся грязные волосы полностью скрывали лицо, но Дай чувствовал, что она плакала. Он, помедлив, убрал хвост и тело Коу с глухим звуком упало плашмя оземь. Кагуне распалось, потеряв форму, и вовсе исчезло за спиной на уровне копчика мужчины. Оба его глаза приняли обычную форму. — Ты можешь встать? — Дай сел на колено, положив руку на плечо Канеки. Та дернулась, поднимая голову, и медленно помотала ею в знак отрицания. Колени жгло, как и горло, которое жаждало вкусить крови уже отключившегося «недопохитителя». — По-о… — Ичика пыталась связать хоть два слова, но сознание медленно её покидало. — Помогите мне дойти до дома. Пожалуйста. Она сама не поняла, как недавно пугающий и не заслуживающий её доверия человек вошёл в ряды тех, на кого можно было положиться. Более того, Дай стал её спасителем, хотя судя по диалогу, он был знаком с Коу и вполне мог быть его сообщником, сейчас лишь играя роль спасителя. Но ей так хотелось верить в эту маленькую ложь, чтобы обрести хотя бы маленькое подобие спокойствия и умиротворения… Очень хотелось верить. Мужчина коротко кивнул и осторожно подцепил её ноги в сгибе колен, затем положил руку на шею, поднимая на руки. Она показалась тогда ему невероятно лёгкой, словно бы и вовсе ничего не весила, поэтому нести девочку до нужного места не составило никакого труда. Ичика не помнит, сказала ли она ему свой адрес или нет — она просто не успела подумать об этом. Где-то между сном и явью ей показалось, что его взгляд снова стал жалостливым и…понимающим. Канеки спокойно вздохнула и отключилась.***
— О Ками-сама, моя голова… На улице уже светало и розовая дымка рассвета маячила на горизонте, проглядываясь через высотные здания города. Цифры на электронных часах мигали, сообщая владельцу комнаты о том, что время было ещё раннее, до подъема оставалось чуть больше часа. Дом семьи Канеки всё ещё спал, но до пробуждения первых членов осталось не так уж и много времени. Ичика лежала на полу, распластавшись на ковре в позе звезды. Сумка валялась где-то у рабочего стола, а ботинки по отдельности находились в разных частях комнаты. Канеки только что проснулась, понимая, что она дома. Первую минуту она просто лежала с закрытыми глазами, ожидая, когда головная боль хоть каплю поутихнет и даст собраться с мыслями. Ни через одну, ни через три легче не стало, а вставать уже надо было. Ничего, выпьет таблетку и всё наладится. Ичика нехотя села, осмотревшись. В общем-то, никаких существенных изменений в интерьере не случилось. Окно было закрыто, пусть и не на замок, новых вещей не наблюдалось, как и возможных посторонних людей. Она была совершенно одна в собственной комнате, сидела на полу в том, в чём ходила на улицу и даже не удосужилась перебраться на кровать. Блеск. — Я очень надеюсь, что мне всё приснилось и ломка в теле это просто горячка после кошмара. Такое бывает, если испугался очень сильно, сразу же после пробуждения… Да, именно так. — Ичика старалась успокоить себя и начавшее бушевать в ней беспокойство. Взаправду, все эти ночные злоключения казались просто дурным сном. Она не могла сделать столько и увидеть столько за несколько часов брожения по улицам спокойного (!) района Токио, потому что все имеющиеся у неё воспоминания больше были похожи на фантастику. Но денег в сумке не оказалось, как и купленных на них закусок. На джинсах были стёрты колени, свитер заляпан в чем-то тёмном, что уже успело засохнуть, а кожу лица стянуло корочкой то ли грязи, то ли ещё чего-то непонятного. Очень уж болела скула слева и шея, но боль была терпимой. Терпимее, чем головная. Волосы не хотели расчёсываться и единственным верным решением стало бы посещение душа. В пять часов утра, думается, он был бы в самый раз для того, чтобы освежиться. Ичика достала из шкафа чистое полотенце и, вспомнив про обувь, запихнула её в самый дальний угол комода, намереваясь почистить уже после посещения школы. Тихо, чтобы никого ненароком раньше времени не разбудить, девочка спустилась на первый этаж и на цыпочках дошла до ванной комнаты, щёлкнув светом. Канеки так же тихо повернула щеколду, закрывая дверь в ванную, и принялась стягивать грязную одежду. Оставлять её в корзине для белья нельзя было, иначе мама, которая каждый день загружает стиральную машину, стала бы интересоваться, где Ичика так замарала новые чистые вещи. К слову, джинсы на ней оказались всё же серые и тёмные грязные пятна были прекрасно на них заметны. В темноте наобум выбирать одежду было не лучшей идеей. Все тряпьё было отправлено в корзину и Ичика поморщилась, ощутив пальцами на ногах холод керамической напольной плитки. Пальцы зацепились за вентиль и лейка над ванной закряхтела перед тем, как их неё полились градом струи пока что холодной воды. Канеки неуклюже переступила через бортик, продолжая рукой вертеть вентиль, настраивая нужную температуру, и озябла, ощутив на секунду ледяные капли на коже. Неприятное ощущение тут же сменилось сладкой истомой, когда горячая вода окутала с макушки до пят. Кто вообще говорил, что с утра пораньше лучше принимать холодный душ? Ничего более бредового Ичика не могла себе вообразить, находясь в тот момент где-то между реальностью и полудрёмой. Водные процедуры затянулись ненадолго, что расстроило Ичику, потому что нужно было собираться в школу и в стремительном темпе отмыть всю грязь, а не нежиться, стоя под тёплой водой. Через пятнадцать минут Ичика уже вновь тихонько подрагивала плечами, приобнимая себя свободной рукой за плечо, а другой заматывая волосы банным полотенцем в тюрбан. После душа она предпочитала ходить по дому в халате, но сейчас до этого ей не было дела. Ичика выудила из стопки чистое бельё и уже приготовила школьную форму, чтобы не топать до комнаты в одном полотенце. Свет в ванную комнату потух и дверь тихо щёлкнула, закрывшись. Ичика вышла с замотанными в полотенце мокрыми волосами, но одетая с иголочки. Форма была выглажена и складки на юбке аккуратно выправлены. Ичика никогда не любила неряшливость и появляться себе на людях, будучи неаккуратно одетой или просто неухоженной, категорически не позволяла. — Доброе утро, Ичи… — мягкий голос отца громом вывел её из раздумий. Мужчина стоял напротив неё, держа в руках своё полотенце. — Ты сегодня раньше, чем обычно. С чего бы? — Мне не спалось. Кошмар приснился. Я решила не валяться зазря в постели и начать день уже сейчас! — Ичика неосознанно отводила глаза, понимая, что врёт отцу прямо в лицо и не краснеет. А может и краснеет, хотя по спине прошёлся лишь холодок. Старший Канеки нечитаемым взглядом мазнул по фигуре девочки, а затем улыбнулся. Это не была радушная улыбка, не была и она искусственной. Просто улыбка без значения — у него в арсенале было их много. Ичика ещё не научилась определять значение каждой, но очень старалась. — Хорошее дело. Поставь тогда, пожалуйста, чайник. Выпьем по чашке кофе? — С утра не лучшая идея пить кофе. После него… В туалет захочется. Внезапно. — Ичика вздрогнула, вспоминая, что сегодня она уже пила кофе. Меньше всего хотелось сейчас вновь ощущать вкус этого напитка на языке. — Как знаешь. Но позавтракай обязательно, до ланча в школе ещё очень много времени останется. — Д-да, обязательно, па. — Мужчина протянул ладонь к её макушке, мягко поглаживая девочку по волосам. Канеки дрожащими губами выдавила тень улыбки и прошла мимо, заходя на кухню. Мужчина зашёл в ванную комнату, заперев за собой дверь. Канеки помедлила, прислушиваясь к позывам своего организма. Есть не хотелось от слова совсем — она чувствовала себя вполне себе сытой. Но будет подозрительно, если она ничего не съест, ведь последний приём пищи был у нёё вчера часов в семь восемь вечера. Прошло достаточно времени. Ичика открыла холодильник, бегло осматривая его содержимое, и остановилась на палке ветчины и совсем маленьком остатке брикета сливочного масла. Ичика любила есть бутерброды с маслом, и ни один другой ингредиент его не портил. Пускай хоть так — мало, но сытно. Ломоть белого хлеба, не очень аккуратный кусочек ветчины и размазанное по ломтю масло — завтрак, больше похожий на быстрый перекус, был готов. Девочка вздохнула, раскладывая продукты на место и кладя нож в раковину, попутно откусывая край бутерброда. Вот чего она не ожидала — так это того, что его вкус будет столь мерзким, что желчь и горечь желудочного сока подступили к горлу, вызывая рвотный позыв. Ичика плотно сжала губы, что-то промычав, и небрежно почти бросила бутерброд на тумбу, склоняясь над мусорным ведром под раковиной. Весь её недоеденный завтрак вышел на ружу, оставляя на языке противный горький привкус. Её глаза наполнились диким страхом, и девочка подскочила, беря в руки остатки бутерброда и в пару укусов полностью наполняя им рот. Новый рвотный позыв не заставил себя долго ждать и Ичика повторно осела над ведром, скрючившись, и освобождала ротовую полость. Тонкая дорожка слюны на подбородке осталась незамеченной. Ичика готова была расплакаться, но уже вытирала рукавами пиджака ещё не появившиеся слёзы, отчего сухая кожа начала неприятно щипать. Канеки потревожила свежие царапины, что получила сегодня, и кожа вокруг них вновь покраснела и чуть припухла. Девочка глубоко дышала, не давая себе перейти в состояние истерики и разреветься на пустом месте, сидя, склонившись в три погибели над урной. Канеки оперлась о край кухонной тумбы и медленно встала, слегка пошатнувшись, а затем небрежно ткнула пальцем на кнопку включения электрического чайника, спеша ретироваться обратно в комнату. — Нет-нет-нет-нет-не… Ичика сидела на краю кровати, спрятав лицо в ладонях. Её влажные волосы, с которых ещё изредка капала на пол вода, липли к щекам и шее, но не падали за шиворот, так как на плечах расположилось снятое влажное полотенце. Нельзя было дать отсыреть форме — ей ещё в прохладу утреннего Токио выходить. Теперь уже можно было дать волю чувствам. Её руки и колени редко подрагивали, свидетельствуя о том, что Ичика всё же развела сырость, позволяя чувствам взять верх над разумом. В голове не укладывалось, каким образом за одни сутки её организм успел перестроиться под его «нововведения», блокируя возможность нормально питаться. Под нормальным питанием Ичика, безусловно, понимала человеческое. Её охватывал страх и неизвестность. Нельзя, нельзя о таком делиться с родителями, ведь они не правильно поймут, если поймут вообще, а после отчитают и обязательно накажут её, лишат чего-нибудь значимого или выйдут на след тех людей, что «помогли» ей принять новую себя. Стоп, почему она вообще заботится о их судьбах? Уму не постижимо! Ичика откинулась на кровать, свернувшись в позу эмбриона, забыв о том, что она может так помять форму. Сейчас ей уже было глубоко плевать на такую мелочь, как одежда, ведь пару минут назад она потеряла последнюю нить, связывающую её с прежней собой — обычной, беззаботной, слегка нелюдимой Ичикой, целью которой было просто отучиться в школе и найти хорошего друга, с которым она разделит и счастье, и горе. Если окажется, что ты всё же являешься гулем и, судя по родству с Глазной повязкой, сильным гулем — я перестану с тобой общаться. Это моё условие. Из её горла вышел сдавленный хрип, осевший на середине, так и не ставший криком. Хотелось разодрать себе глотку и вытащить оттуда весь тот мусор, весь гной и помои, которыми она так упивалась там, в том доме, с дикой жаждой и желанием объедая ладонь той странной женщины. Было противно от самой себя и гнетущее чувство отвращения к собственному существованию полностью заполонило её мысли. Ичика потерялась во времени, забыв напрочь, что надо бы феном высушить ещё влажные волосы. Нужно было бы и собрать портфель, ведь со вчерашнего вечера она так и не разбирала учебники и тетради. Более того, Ичика не сообразила доделать до конца домашнюю работу, но думать о ней сил не было совсем. Учёбу она не ставила в приоритете — понадеялась на свою опережающую успеваемость. Телефон, лежащий экраном вниз на прикроватной тумбе, завибрировал, оповещая о приходе сообщения. «В такую рань? Это что, интернет-рассылка или какой-то спам?» — подумалось девочке, но в руки брать смартфон она не спешила. За одной вибрацией последовала следующая, а за ней ещё одна. Ичика всхлипнула и на локтях приподнялась, потянувшись за смартфоном. Это были сообщения в мессенджере. Причём голосовые — и их было несколько. Первые два были продолжительными, до минуты по длительности, две последних же не превышали и пятнадцати секунд записи. Пугало то, что номер был незнакомым. У кого-то постороннего был её номер. Ичика помедлила, обдумывая, будет ли правильным решением слушать аудио от неизвестного отправителя, но всё же нажала на кнопку воспроизведения, перед этим воткнув в разъём снизу гарнитуру. Чтобы там ни было — лучше слушать в наушниках. От греха подальше. 07:01 «Приве-ет, Ка-не-ки-чан! Не пугайся сразу, Канеки-чан, это я, Коу! Мне сейчас немного нездоровится, ведь Дай-кун очень постарался, когда попытался остановить меня. Это было так-ак невежливо с его стороны, я ведь хотел познакомиться с тобой поближе! Ну ничего, у меня теперь есть твой номер и наше знакомство на той неприятной ноте не закончится. О-ох, я в таком предвкушении от нашей новой встречи. Как же жаль, что мы не может увидеться в ближайшее время! Ты мне правда понравилась.» 07:04 «Канеки-чан, я чего пишу-то! Хотел пригласить тебя к нам в гости. Там, где я сейчас расположился, есть множество интереснейших личностей, которые очень хотят увидеть тебя вжи-ву-ю. Я их не очень понимаю, я бы тебе и не-живой был бы рад! Кстати, Дай-кун попросил сказать, что это он притащил тебя обратно и даже любезно закинул в окно. Я не знаю всех подробностей, меня же не было. О-о, мне ещё разрешили иногда наблюдать за тобой, так сказать, держать твой здоровый юношеский интерес в узде. Это будет довольно интересно.» 07:05 «А, и кстати, Моно-нее-сан сказала, что хочет тебя видеть снова. Когда-нибудь. Когда шум уляжется и ми-ро-тво-рцы наш след потеряют. Имей ввиду, мы тут, недалеко.» 07:09 «Захочешь есть — обратись по этому номеру: 81-3451-0XXX, тебе помогут. Не за бесплатно, конечно, но цена скромная. Всё же мы школьниц не обдираем, это не-э-тич-но. Больше ты нигде еду достать не сможешь.» Телефон с глухим стуком выпал из её рук. Пальцы зарылись в волосы, чуть ли не вырывая отдельные локоны. На лице Канеки застыла маска ужаса, а слёзы вовсе высохли, оставляя после себя красноту в глазах. — Что я должна после этого делать? Я просто больная. Просто дура. Лучше бы меня наказали и заперли в комнате на всю оставшуюся жизнь. Сжатая в кулаке ткань пиджака затрещала. — Ками-сама, помоги мне…