Отрава

В комнате душно (хотя отопление отключили у всей общаги совсем недавно), а через окна без штор нагло пробивается тёплый солнечный свет. Снег, висящий на отливе окна, со звонким стуком скатывается на землю талой водой. - Это блять что? - Чай! Олька заботливо укутывает его огромным одеялом в клеточку так, чтобы было тепло, комфортно, уютно, и чтобы он при этом даже рыпаться не смел, не то что устраивать попытки бунта. - Я к этой хуйне даже прикасаться не буду, от неё крысиной отравой несёт. И вообще, хер ли ты тут забыла? Ещё зарази- Договорить Саня не успевает - кашель изо рта у него вылетает сухой и надрывный, как грохот от взрыва. Да ещё так звучно и болезненно, что горло, кажется, начинает болеть вообще у всего этажа. Он сдвигает брови под угол в 90 градусов и зубами скрипит. Олька морщится: - Пей и не возникай! Сам же тогда без куртки пошёл гулять: "Я крутой, я классный, у меня задница пуленепробиваемая и огнём горит так ярко, что шило в ней со встроенной подсветкой!" - пародии писклявым голосом у них запрещённый приём, но он, дурак эдакий, вообще-то заслужил. - Да кто блять на махач в куртке идёт?! - Зимой? В феврале? В минус двадцать?! Саня, ты вообще рехнулся? Мало того, что опять подрался с ребятами с соседнего факультета, про это я вообще молчу. Но, скажи честно: там хоть один человек кроме тебя был без куртки? Он молчит, а Оля вздыхает. Слышно, как размеренно тикают часы в соседней комнате. - Ты мне мораль пришла читать? Староста уже заходил и конкретно мне мозги поебал, так что можешь пиздовать отсюда. И хрень вот эту забери, - Победов долго вертится, но всё-таки выползает из одеяльного капкана, рукой тыкая туда, где одновременно находились и дверь, и тумбочка. А на тумбочке аккуратно разложенные пачка лимонного ТераФлю, пластыри, сигареты и, конечно, инородный и потрёпанный розовый термос (на нём краска потрескалась, наверное, ещё в палеолит). От термоса шёл зловещий дым. От Сани тоже. Оба шипели и воняли: но термос испускал какой-то подозрительно-кислотный аромат аптекарской бурды, а Саня просто вонял - потом. Но так сладко, так приятно, да и вообще он сам такой вечно теплый, что Оле хотелось обнять его как гигантскую батарею, прижаться всем телом и валяться так несколько дней без перерыва. Вот только когда он на эту несчастную тумбочку указывает, рука у него, как и все тело, мелко дрожит от слабости, волосы облепили влажное пылающее лицо, да и он сам едва сдерживается от того, чтобы хлопнуться в обморок. Ульяновой становится так невероятно грустно и жалко этого большого, обмотанного в драное одеяло гордого тупого тупицу, что она, в порыве чувств, нежно целует его в горящий лоб и тут же ужасается: - Господи, Саша, у тебя же температура под сорок! Давай позовём медсестру, она в соседнем крыле! Я схожу, - подскакивает и уже собирается бежать стрелой, но её руку нагло перехватывают, отбрасывая обратно на скрипучую кровать - и откуда столько сил? - Подожди. Я красноволосому долбоящеру написал, скоро притащится. И она снова вздыхает ("Горе моё луковое!"), усаживается поудобнее, даже рукой по волосам его гладит нежно-нежно, как псину какую-нибудь. Саня рычит, но не вырывается - привык уже. Оля убирает волосы с его раскалённого лба, проводит пальцами по лицу, очерчивает скулы, нос, одним касанием разглаживает извечную складку между бровей, невесомо затрагивает кончики ресниц и улыбается ярко-ярко, будто на дворе не мороз и грязь, а тёплый май (и сирень повсюду). Победов прикрывает глаза, и ему становится очень приятно. И приятно не в том смысле, ублюдки тупорылые! Во-первых, приятно потому, что рука у неё ледяная, и возникает неплохой контраст температур. Во-вторых, чайный ребёнок скорее всего обучалась технике акупунктуры и психологических манипуляций у шаолиньских монахов, прошла весь тридцатилетний курс за два дня и стала величайшим мастером на Земле, но решила отдать дань греховной жизни и спуститься на самое дно, в советские хрущевки - и там уже каким-то образом откопала его. Какая удача блять! А в-третьих ему приятно просто потому, что вместо кучи пар, подработок, прогулок, домашних заданий и встреч с подружками Оля Ульянова всё-таки выбрала его: отменила все встречи, отпросилась у старосты, извинилась перед преподом и Кислой - и всё ради придурка, с которым они видятся едва ли раз в неделю на паре и который сейчас лежит перед ней, едва шевеля шестерёнками в огненной башке. Саша снова рычит, вздрагивает и кашляет куда-то в стену, стряхивая остатки сна. К сожалению, Ульянова тут же вспоминает про второй по рейтингу вони объект в комнате: - Кстати, Саня! - Ульянова торопливо тянется к термосу и резво откручивает тугую крышку. Наружу вырывается плотный столб дыма. Оба чувствуют себя так, будто побывали на концерте Пугачёвой. Саша злится: - Да убери ты эту дрянь от меня подальше! Я блять не ебу, что это, но выяснять точно не хочу! - Ну блин! Я так старалась! Одалживала продукты у Тани и Кати, потратила стипендию, любовь, силы, время....И вообще, такой чай мне заваривала мама: он укрепляет иммунитет, лечит простудные заболевания, по слухам, исцеляет идиотизм и полезен для нервной системы - комбо для нас обоих. Так что пей давай и выздоравливай скорее! Металлическая дымящаяся розовая чашка в её маленькой холодной руке выглядит обманчиво-соблазнительной. Победов напрягается: женщинам доверять нельзя. Но этой вроде можно. Поэтому он приподнимается на локтях, берёт эту бурду одной рукой, старается не расплескать на чистую простынь рыже-коричневую жидкость под цвет ржавчины и принюхивается: воняет. Воняет похуже их общаги после бухича. Воняет так, будто ведьма с глазами-блюдцами цвета талого золота явно хочет его убить. Ведьма улыбается, и солнце застревает у неё на лице и волосах тёплыми осколками. Александр Победов (поверженно) скрипит зубами, закрывает глаза и делает глоток... ... делает глоток и тут же сплёвывает всё на пол, откашливаясь. Хватает бутылку воды у изголовья кровати, выпивает всё без остатка, снова откашливается и только тогда сипит: - Я знал! Я блять так и знал! Чего я вообще ждал от человека, который смог сжечь макароны вместе с кастрюлей?! А Оле обидно: она-то и правда старалась. Хотела как лучше, а получилось как всегда... От мрачной тоски на её лице даже Победову становится стыдно. Он чешет затылок, отворачивается и бубнит: - Ладно, шучу. Не так плохо было. - Правда? - и, клянусь вам, такой резкой смены настроения и такого искренне сияющего от радости лица он не видел ни разу в своей грешной жизни. - По-твоему я блядский лгун, круглолицая? Это было.... нормально. Но, скажи честно: из какой хуйни ты это наворотила? - А по-моему неплохо получилось, - Оля задумчиво начала загибать пальцы - ну смотри. Заварила чай (в нашем случае - "беседа" на распродаже со вкусом солнечной липы), добавила имбиря, апельсин, лимон, облепиху, клюкву, три столовые ложки мёда, чтобы это можно было проглотить, немного перца специально для тебя и щепотку куркумы. Рецепт здоровья! - и показывает мышцы на руке, ожидая аплодисментов, свиста, мата или любой другой ответной реакции - но он уже вновь свалился на кровать, с сонным прищуром глядя в её сторону. Даже не нахмурился! Оля опять заволновалась: - Нет, Саня, не знаю, где Эдик, но я всё-таки позову медсестру. Тебе нужна помощь. - Отстань. - Я серьезно. Я быстро смотаюсь, даже не заметишь. - Завались, щекастая. - Саш. - Отвали. - Ну Сашенька... - Я сказал отвали! Мне не нужна сраная жалость от всяких говноедов из массовки, которые сто процентов об этом узнают, и мне не нужны ублюдские врачи нашего универа, которые в любом случае дадут только активированный уголь, - Победов накрывается одеялом с головой и отворачивается к стене, отчего железный матрас шумно скрипит. - Ну всё, ты меня вынудил. Я предупреждала, Кузя. Одеяло резко отлетает куда-то на пол, и больной приподнимается на дрожащих локтях, глядя на неё с выражением непередаваемой злости. Отпечатывает каждое слово: - Забери. Это. Обратно. Блять. Оля вскакивает с его кровати за секунду, отчего лучшего студента универа по инерции снова отбрасывает к стене, а древняя кровать скрепит уже на весь этаж: - Ты о чём, Кузя? - ЗАВАЛИСЬ! Все знают его слабое место (древнюю кличку из детства, в честь сраного домовёнка), но слышать это из её уст - ну просто удар ножом в спину. Оля и сама это понимает, только вот ей уже настолько весело и всё равно, что в зобу дыханье сперло и тело без чувства самосохранения несётся в пляс: она перескакивает с ноги на ногу, кружится, смеётся, показывает ему язык и без перерыва кричит: - КУЗЯ, КУЗЯ, КУЗЯ, КУЗЯ, КУЗЯ, КУЗЯ, КУЗЯ! А он пытается перебить её своим хрипым воплем. И хотя получается плохо, даже на первых этажах студенты смотрят наверх, вздыхая, настолько громко и часто случаются эти перепалки: - ЗАТКНИСЬ! ЗАВАЛИ ХЛЕБАЛЬНИК! - К-У-З-Я! - нараспев и по буквам кричит Ульянова. - Ещё одно слово, Ульянова. Одно слово - и я... Холодное спокойствие в его голосе действительно пугает. Но она уже зашла слишком далеко. Слишком далеко, чтобы сдаваться!

- И ты что, Кузя?

Дальнейшие события происходят разом и буквально в одно мгновение: Её живот резко обхватывают крепкие руки, и она, словно раненный мамонт, стремительно летит вниз к кровати. В это же время, на пол с грохотом валится всё то нагромождение вещей, которые спокойно стояли на тумбочке и никому не мешали - а вместе с ними, соответственно, валится и открытый термос с чаем. И, как вишенка на торте, они оба игнорируют звонкий стук и голоса за хлипкой дверью. Освещаемые огненно-рыжим закатным солнцем, Ольга Ульянова и Александр Победов пару секунд смотрят сначала на хаос вокруг, потом друг на друга (между носами расстояние в сантиметров пять), а потом она начинает бешено хохотать от абсурда ситуации, окончательно валится на кровать и обхватывает тело рядом как спасательный круг. Краем уха Олька слышит слабое фырканье, чувствует, как вздымается мощная грудная клетка, а через мгновение они смеются вместе, истерически и так же шумно, как кричали всего пару минут назад. - Это весна? - Это шиза. Кислая и Камнев стоят на пороге комнаты, как два совершенно лишних элемента интерьера. Саша хмурится, недовольно вырывается из Олиных объятий и сипит своим хриплым голосом, разрывая внезапную тишину в воздухе: - Вы нахуя припёрлись? - Ну лично я пришёл сказать, что я везде искал, но медсестры нет, а Мина...- Эдик положил руку на затылок и улыбнулся. - А я пришла за компанию, поддержать больного. А тут ещё и Оля - какое удачное совпадение! - нарочито удивлённым тоном говорит она, и в этих хитрых глазах видны все её мысли: и то, как ей сейчас хочется поиздеваться над ними, и то что она абсолютно точно займётся этим чуть позже, когда расскажет про их отношения всем, до кого сможет дотянуться. - Ну, не будем мешать, братан, - Эдик, видимо, половым путём заразился этой лисьей ухмылкой, быстренько схватил Мину, вытащил её из комнаты и так же шустро закрыл дверь. В коридоре ещё долго звучал их звонкий смех - ну конечно, они-то не страдали от простуды так, словно это величайший недуг человечества. Саша с усталым выдохом плюхнулся обратно, вновь заматываясь в колючее одеяло. Его утомляли дебилы-однокурсники, утомлял насморк 24/7, больное горло, жар, количество домашки, морозы на улице, пары в восемь утра...сейчас его утомляло вообще всё. Оля устало села на кровати и положила руку ему на плечо, закрывая глаза - его утомляло вообще всё, кроме девушки, которая сейчас облокотилась на стену рядом с ним. Будем честны, они оба устали. - Как думаешь, нам нужно с этим что-то делать? - в её голосе и сомнения, и лёгкая грусть, и надежда одновременно. - Похуй, потом разреберёмся, - прижимаясь лбом к её мягкому плечу, облачённому в растянутый жёлтый свитер, Саша почувствовал странное спокойствие и понял, что начинает засыпать. - О, смотри! Чай ещё остался, - Оля схватила чашку с подоконника, осторожно принюхиваясь - почти не остыл! Довольная, она плотнее обхватила рыжую бурду руками. - Я бы так не рисковал, круглолицая, - Победов открыл один глаз, напрягаясь. Но было поздно: она уже сделала крупный глоток, и капелька чая прокатилась по её щеке и подбородку, оставляя длинный влажный след.

Спустя секунду после кашля и отплевываний, остатки бурды со всеобщего согласия были торжественно вылиты в окно.