Тимур и не его команда

Первую встречу с новым старпомом команда космолайнера третьего класса «Янтарная Слеза» единодушно оценила как неприятную. — Три, — коротко озвучил ее оценку по десятибалльной шкале боцман Швайгер. Старпома звали Тимуром Дружко, прибыл он прямиком из военного соединения «Кубометрия», патрулирующего границу Земной Федерации и Лиги Звейга. Прежде чем перешагнуть порог внешнего шлюза старпом брезгливо оглядел заляпанный маслом коридор, в котором выстроилась немногочисленная команда, и поморщился. Лерой, первый помощник, со свойственной ему учтивостью, временами напоминающей заискивание, попытался объяснить, что судно старое, много что повидавшее и поизносившееся на пыльных космических путях, но недовольная гримаса так и не покинула лица Дружко. Оторванная от привычных ремонтных работ, команда «Янтарной Слезы» производила впечатление разношерстной шайки портовых рабочих — Швайгер даже забыл снять сварочные перчатки. На их фоне парадный китель нового старпома выглядел как ослепительный айсберг посреди пятна мазута. И еще пара слов об айсберге. За его элегантной штаниной бодро цокало нечто, отдаленно напоминающее двуногую ящерицу. Тонкий ремень шлейки был пропущен между лап под розовым пузом. Нечто имело впечатляющую пасть с острыми зубами, навевающую некоторые мысли о его возможных родственниках среди динозавров, и кокетливый красный хохолок на затылке. Увидев нечто, капитан Читико сонно хлопнул глазами и спросил: — А это у нас кто такой? — Арктурианский карликовый сципионус, — отрапортовал старпом и расплылся в довольной улыбке. — Это Ваня. Подарили. Капитан вяло покивал, сципионус, так сципионус, главное — карликовый, много не съест. Капитана Читико команда любила за трезвый взгляд на вещи, арктическое спокойствие и любовь к чаю. Отлетав по гражданскому маршруту «Земля-Сиона» двадцать лет, он знал «Янтарную Слезу», как если бы она была садовой тачкой, состоящей из трех деталей. В начале полета Читико появлялся на мостике, наизусть закладывал двадцатиэтажную дробь курса и отправлялся в свою каюту, где предавался во власть хоралов Баха и жасминового чая с мини-кексами, не мешая команде заниматься своими, до последнего винтика выученными, делами. Сложившееся положение вещей старпом Дружко сходу обозначил словом — «бардак». На что капитан равнодушно пожал плечами и, заложив курс от ремонтного дока к Лунному космопорту, отправился в столовую за свежей выпечкой. Еще одно любимое слово Дружко — «бдительность» — команда услышала на первой утренней линейке. Стоит упомянуть, что это была первая линейка на борту «Слезы» за последние лет семнадцать. Прошла она так же неудачно, как и встреча нового старпома. Половина экипажа не поняла, почему их подняли через час после окончания смены, четверть — старательно вспоминала кадетские годы и каково это — стоять подобно станционному столбу, забыв про карманы и желающую согнуться в привычной сутулости спину, еще четверть — вообще не поняла, в чем участвовала. По результатам линейки Швайгеру запретили плевать на палубу и появляться вне машинного отделения в сварочных перчатках, второму штурману — держать печенье рядом с пультом управления, начальнику службы безопасности предложили отложить вязание ради новейших памяток по обнаружению звейгских шпионов. И напоследок, мимоходом посоветовали Лерою подстричься под «бобрика», чем оскорбили первого помощника до глубины его тонкой куртуазной души. «Бардак» и «бдительность» витали над «Слезой» вредными полтергейстами, отравляя размеренное бытие экипажа и пугая младший офицерский состав, еще не забывший кадетской муштры. — Развел по дефинициям, — резюмировал Швайгер трехдневный опыт общения со старпомом в тот момент, когда «Слеза», глухо кряхтя, воткнулась своей обширной кормой в лунный терминал «С». Спустя пару часов после прилунения команда снова услышала «дефиниции» в приказе об отмене очередной увольнительной на берег. — А как же бильярд? — робко попытался то ли спросить, то ли возразить Лерой. — Вы, как офицер звездного флота, должны понимать, что на корабле бардак. Команда разболтана, капитан Читико пьет… — Вся военная выучка Дружко протестовала против критики старших по званию, но правильные слова сами собой нашлись во впитанном с жидкой овсяной кашей казенном лексиконе старпома. — Самоустранился от командования, а в условиях нестабильного мира с Лигой Звейга, мы должны быть бдительны… Так что «Слеза» вымачивала якоря, а команда неделю мариновалась на корабле, напоминая себе килек в банке, отловленных против их воли, обезглавленных субординацией и выложенных в строгом параллельном друг другу порядке на линейках, усиленных вахтах и ежедневных офицерских отчетах. На пятый день из трюма донеслась полная безнадежной тоски песня механиков Мгамбы и Сафира. Не понимавшей ни слова на суахили команде она напомнила о корабельных трюмах старинных парусников, заполненных под завязку африканскими невольниками. Последней каплей в чаше терпения экипажа стала образовавшаяся на корабле «черная дыра». Исчезновения начались с принадлежавшей Лерою стальной табакерки с инопланетной нюхательной пылью. Так как пыль была не совсем легальна, первый помощник не стал доводить факт пропажи до капитана, но за полдником, умудряясь одновременно серьезно расстраиваться и жевать сырник, пожаловался боцману. — Однако, — задумчиво проворчал тот. В дальнейшем разговоре выяснилось, что у Швайгера пропало несколько экспонатов его коллекции старых гаек, и он был на грани нервного срыва. «Черная дыра» ширилась. Радист Боря рассказал, что второй день не может найти свою любимую алюминиевую ложку. Начальник службы безопасности лишилась спиц и, непривычная к безделью, вынужденно занялась чтением рекомендованных старпомом памяток. Старший механик потерял свою фляжку, и это стало настоящей трагедией, достойной пера Софокла. Все прояснилось с возвращением из отпуска Сандрин, шеф-повара «Слезы» и, по совместительству, жгучей брюнетки с томными глазами принцессы из итальянских сказок. Пружинистой походкой она взошла на камбуз, как всегда заставляя команду восхищенно затихнуть и принюхаться к запахам сирени и мужского обожания, шлейфом тянущимся за ней. Поднырнув под стойку выдачи пищи, она обернулась, чтобы проверить вверенное ей помещение. В углу комнаты мелькнул красный хохолок сципионуса, тварь молнией пронеслась по залу и, совершив невероятный прыжок на стойку к Сандрин, уткнулась зубастой пастью в предмет ночных мечтаний экипажа, затянутый строгим офицерским кителем. Раздался хруст, сопровождаемый яростным жеванием сципионуса. Лишившись стратегической пуговицы, китель пополз в разные стороны, являя глазу экипажа сочетание кожи цвета топленого молока и чего-то легкомысленно-кружевного. Напрягая зрительные рецепторы, команда замерла. — Беленький, — заворожено ахнул кто-то в зале. Сверля взглядом жующую тварь, Сандрин ошарашенно молчала. Дальше случилось то, что спустя двадцать лет за дружеским покером Лерой называл «крахом своей личной жизни». Пока команда изображала соляные столбы, из-за столика решительно поднялся старпом. Сняв китель, он подошел к Сандрин и элегантным движением, достойным исторической драмы про мушкетеров, накинул его на плечи шеф-повара. — Простите моего питомца, — сказал Дружко, вцепляясь в шкирку сципионуса. — Он требует дополнительной дрессировки. — Ничего страшного, — ответила Сандрин, выходя из оцепенения. И улыбнулась лучезарной улыбкой, отправившей четырехлетние ухаживания Лероя в далекий, неизведанный и холодный космос. Нелепая ситуация прояснила несколько моментов. Во-первых, команда нашла виновника многочисленных пропаж. Аркутрианский сципионус Ваня обладал специфическим метаболизмом и наряду с обычной пищей поедал различные металлы. Особой любовью у него пользовались материалы с минимальным количеством примесей; сложные соединения, из которых выплавлялись детали космических кораблей, вызывали у Вани несварение и изжогу. Дружко занимался его перевоспитанием, но периодически у твари начиналась ломка и при виде лакомства у нее срывало крышу. Хотя среди членов экипажа «Слезы» все большую популярность приобретала точка зрения, что тварь, как и ее хозяин, просто была пакостлива по своей сущности. Во-вторых, у старпома появился компаньон. С самого прибытия на «Слезу» Дружко не нашел общего языка с экипажем и ужинал в полном, никем не отягощенном, одиночестве. Теперь каждый вечер, закончив дела на камбузе, к нему присоединялась Сандрин, и это было предметом лютой зависти со стороны всей команды. Лерой скрежетал зубами и бросал несчастные взгляды в сторону прекрасной брюнетки. Впрочем, на Сандрин это не производило никакого впечатления. Пятнадцатого июля «Янтарная Слеза» должна была принять на борт пятьдесят пассажиров и отправиться в очередной рейс к Сионе. Старпом встретил прибывших у главного шлюза, вежливо отказавшись от услуг начальника службы безопасности, лично проверил их документы и внимательно посмотрел каждому взошедшему на борт в глаза. Начальника после этого отпаивали валерьянкой. — Я же учила, — расстроенно шептала она. — Все что он сказал, прочитала. А он… он… — голос ее срывался, —…«дело сверхважности, не думайте, что я вам не доверяю»… Как же! Конечно, не доверяет! Вполне возможно, распухшее от слез, но все еще очень милое лицо начальника безопасности и заломленные словно у старинной барышни ее же белые руки, знакомые, как утверждали очевидцы, со спицами не только как с орудием рукоделия, стали последней песчинкой, упавшей на колесики некого абстрактного механизма вселенской справедливости. Возможно, у этого механизма были свои беспристрастные служители. Возможно, они были не так уж и беспристрастны. Но, что совершенно точно — в космической психологии наряду с такими дисциплинами как ксенопсихология, космобионика, военная психология, есть одна, на которую обычно не обращают внимания — психология экипажа. В учебных планах эта дисциплина занимает пять лекционных часов и заканчивается зачетом, получаемым большинством кадетов автоматом. Неоднократно учебные советы различных космоакадемий пытались превратить пять часов в четыре, три и даже в два, мотивируя это тем, что психологии нет места там, где должна главенствовать субординация. Так вот — служители механизма вселенской справедливости авторитетно заявляют: зря они так. Каждое утро после смены старпом лично обследовал исправность важнейших систем корабля. Начиная с командного мостика, он планомерно проверял службу наблюдения, радиорубку, столовую, комнату отдыха, медотсек, спускался к механикам в трюм, наблюдал за работой двигателей и кондиционеров. Все: от выведенного витиеватым, с кучей закорючек и петель почерком Лероя графика дежурств на мостике до схемы уборки санитарных комнат, начириканной Швайгером на пачке «Беломора» с помощью точек, палок и кружочков — буквально все подвергалось проверке и оценке. Все, всегда, везде. Без выходных и праздников, без обеда, полдника и ночного перекуса. На этот раз бардак шел в руки сам — в радиорубке вместо положенных двух радистов находился только Боря, да и тот выглядел неважно. — Шеф, побудете десять минут? — схватившись за живот, пролепетал он. — Ужин был не очень. — Он махнул головой в сторону санитарной комнаты. — Макс уже там. Разрешив радисту удалиться, Дружко внимательно осмотрел оборудование, для порядка переключил пару тумблеров, проверяя соседние волны, и вернулся на основную. — Черная точка, черная точка, — внезапно ожил динамик. — Я — желтый квадрат, как слышите меня? Черная точка, прием… Позывные были незнакомые. Дружко перевел тумблер на передачу и медленно ответил: — Желтый квадрат, я — черная точка. Слышу вас, прием. — Прибыл на место. Разведданные верны, подготовка низкая, оцениваю успешность операции в девяносто пять процентов. Случайный свидетель, оказавшийся сейчас в радиорубке, мог бы насладиться видом покрасневшего как спелый помидор лица Дружко. Но в рубке никого не было. — Где вы, желтый квадрат? — проскрежетал старпом в передатчик. — Плохо вас слышу, черная точка. Отключаюсь. В динамике что-то щелкнуло и привычно зашуршало пустым эфиром. — На основной волне! — негодовал старпом, не заметив возвращения радиста. — Девяносто пять! Низкая подготовка! — Шеф? Дружко опомнился. — Вам знакомы позывные желтый квадрат или черная точка? — накинулся он с расспросами на радиста. — Неопознанные передачи были? — Первый раз слышу, — пожал тот плечами. — О боже, вы тут спите что ли? — Тимур Станиславович, мы тут не спим, — обиделся радист, — а работаем. Можете камеры проверить. — Не беспокойтесь, я так и сделаю. Три часа и быстрая перемотка показали, что радист имел на обиду полное право. — Надо провести тотальную проверку кают экипажа и пассажиров, — громко вещал Дружко у капитана. На капитанском столе под колпаком, выполненном в деревенском стиле «пэчворк», призывно фырчал электрический самовар. — Помилуйте, Тимур Станиславович, какая проверка? На каких основаниях? — вяло отмахивался Читико, с сожалением поглядывая то на уютные клубы дыма над самоваром, то на нажатую магнитофонную кнопку «Пауза». — Успокойтесь. Может чаю? — Вы должны дать разрешение, — не унимался старпом. Капитан устало вздохнул. — Молодой человек, запомните, я никому ничего не должен, — под мягкой ватой капитанского тона едва уловимо блеснула сталь. — Подумайте сами — передача на основной волне, какие-то квадратики, точечки — похоже на детскую шутку. Как я должен внести это в судовой журнал? У моего старшего помощника приступ подозрительности, поэтому я решил провести обыск личного состава и пассажиров? Глупости — нас засудят. По ходу монолога Читико лицо старпома становилось все бледнее и бледнее. — Тимур Станиславович, — сжалился капитан, — это не военный корабль, а гражданский космолайнер. Каждый пассажир знаком с Десятью Тезисами Свободной Расы. Для крайних мер нужны очень веские основания. Может все-таки чаю? — Благодарю, как-нибудь в другой раз, — уныло ответил Дружко. — Пожалуй, я пойду. — Идите-идите. И не забудьте о том, что стресс сокращает жизнь. Весь следующий день старпом метался по «Слезе» взбесившимся волком. Он то и дело заскакивал в радиорубку, нарываясь на недовольный взгляд радиста. Подозрительно щурился на пассажиров, чем до икоты испугал какую-то беременную даму. Придумывая все новые и новые доводы в пользу обыска, Дружко был застигнут первым помощником в кают-компании за разговором с самим собой. — Свихнулся, — сочувственно поцокал языком Швайгер. Никто ему не возражал. Вечером, после своего обычного обхода, измученный переживаниями, старпом возвращался в каюту, когда увидел на нижней палубе нечеткую в приглушенном свете фигуру. Сердце Дружко взволновано дернулось, и он, перевесившись через перила, с глубоким удовлетворением крикнул: — Кто идет? Фигура на мгновение остановилась, а потом резво дернула в сторону машинного отделения. Когда прожектор вертикальной шахты осветил ее, Дружко отметил темный костюм-тройку, бежевую фетровую шляпу и красные полосатые носки, выглядывающие из-под коротковатых брюк. Издав победный клич «Ага!», старпом ринулся в погоню. В районе трюма «костюм-тройка» свернул в неосвещенный коридор, ведущий к двигателям, где-то громыхнула переборка, и все затихло. Проклиная устав Звездного флота, не предусматривающий ношение оружия гражданскими космолетчиками, Дружко на ощупь преодолел темный участок, с усилием открыл дверь и ввалился в машинное отделение. Под потолком в густых клубах дыма качалась тусклая лампочка. — Добрый вечер, Тимур Станиславович, — настороженно поприветствовал старпома Лерой, вынимая изо рта сигару. Под ровное гудение двигателя первый помощник, старший механик, радист и боцман играли в подкидного. — Вы видели? — возбужденно набросился на игроков Дружко, наплевав на любимые «дефиниции». — Что видели? — осторожно поинтересовался Лерой. — Человека в костюме и шляпе, он побежал в эту сторону! Игроки переглянулись и замотали головами. — Простите меня, пожалуйста, но… — медленно проговорил первый помощник. — Тимур Станиславович, а сколько вы не спали? — Часов двадцать, может быть больше, — послушно ответил Дружко, ощущая, как бремя усталости, вытесняя азарт погони, тяжело опускается на его плечи. — Вы думаете… — Однажды мне привиделось, что я в женской бане… — бодро начал радист. — Боря, — шикнул на него первый помощник, не сводя глаз со старпома. — Ну что Боря?.. Тогда в кондиционерке клапаны полетели, а мы после астероидного кольца двое суток латали дыры в обшивке, — оправдывался Боря. — Показала нам система охлаждения, где настоящие Каракумы, а где просто кактусы да перекати-поле. Швайгеру вон приснилось, что он верблюд и… — Это личное, — прервал излияния радиста боцман. — Вы не могли латать обшивку, Боря, вы же радист… — устало попытался возразить Дружко. — Тогда все латали, — серьезно сказал Боря. И игроки отрешенно покивали головами — мол, латали, что ж делать, когда дыра рядом с воздушными контейнерами, а рук не хватает. — Я к тому, Тимур Станиславович, — мягко, но настойчиво продолжил Лерой, — вам бы выспаться, иначе бардак может завестись в голове. А бардак в голове у старшего помощника — это не к добру. Давайте, я вас провожу. — Да-да, вы правы, — согласился Дружко, покорно следуя за первым помощником. Когда они проходили под вертикальной шахтой, старпом посмотрел на ноги Лероя. Какая-то неясная догадка промелькнула в его усталой голове, но практически сразу была погребена под общей сонливостью. Еще одна смутная мысль посетила старпома рядом с комнатой службы безопасности. — Давайте зайдем, посмотрим записи, — почти жалобно попросил он Лероя. Но пленки, отмотанные до нужного момента, показали абсолютно пустую палубу. Опустошенность, поселившаяся в старпоме, измерялась теперь галактическими величинами. С помощью все еще очень расстроенного начальника службы безопасности Лерою удалось оттранспортировать этот манекен в каюту и уложить спать. Первое, что пришло в голову старпому по пробуждению: он ошибся. Солнце на фотообоях «Мишки в сосновом бору» поднялось в зенит. У шеи мягко жужжала и распространяла аромат «Элегия пихтарника» подушка-массажер. Под кроватью вяло ковырялся в ежедневной порции гвоздей Ваня. Царившая вокруг мирная атмосфера привела старпома в хорошее настроение. На свежую голову думалось отлично, и он решил взглянуть на сложившуюся ситуацию со стороны. Для Дружко, отслужившего десять лет на военном флоте, ситуация на «Слезе» казалась дикой. Почти анархия, которой не место на космическом лайнере. Лайнере, морально устаревшем и порядком изношенном, однако содержавшемся в идеальном состоянии. Последнее говорило о том, что разболтанная команда на самом деле не так уж плоха, как казалось на первый взгляд. Обезглавленная вечно пьющим чай капитаном, она тихо выполняла свои обязанности. Каждый из членов экипажа знал свое дело, и, если окончательно отрешиться от военных уставов, то и капитан тоже… Зная о способностях экипажа, своим отсутствием он создавал ему условия для спокойной работы. В сухой и по-армейски упорядоченной душе старпома стыдливой полоской зимнего рассвета забрезжила революционная идея пересмотра ценностей. Между тем, «Янтарная Слеза» приближалась к Большому Перекрестку, колоритной станции класса «Сороконожка», расположенной на пересечении восьми космических путей. Корабли, перемещавшиеся из различных уголков космоса и останавливающиеся здесь на дозаправку, а также их отдыхающие экипажи и обеспечивали Перекрестку его специфический колорит караван-сарая. Здесь можно было встретить кого угодно — от крокодильей рожи жителя океанической Вуву до аристократического профиля очередного звейгского принца в изгнании. После выхода из гипертуннеля капитан Читико направил «Слезу» к переполненному рукаву заправки. Значительно посвежевший и окрыленный новым взглядом на мир Дружко столкнулся с ним в дверях. — Опаздываете, Тимур Станиславович, — мягко упрекнул его Читико. Старпом залился краской. — Виноват, больше не повторится. — Верю. Принимайте командование. Оставшись на мостике, Дружко немного помялся, потом подозвал к себе Лероя, сначала поблагодарил его за вчерашнюю помощь, а потом извинился за свое некорректное поведение. — Не стоит, Тимур Станиславович, правда не стоит, — смущенно бормотал первый помощник. — Стоит, — настаивал Дружко с горящими глазами. — Есть такая старая поговорка: не лезь со своим уставом в чужой монастырь. Я полез. И очень сожалею, что сначала не ознакомился с вашим стилем работы. Конечно, на корабле бардак, — Лерой непроизвольно поморщился. — Но «Слеза» летает не первый год, все системы функционируют безупречно, никаких аварий по вине экипажа. Чтобы так продолжалось и дальше, нам нужно работать вместе. Как думаете? Простите мою ошибку? — Конечно, — окончательно стушевался первый помощник. — Отлично, — обрадовался Дружко. С легким сердцем старпом покинул мостик, оставалось еще одно дело: нужно было извиниться перед обиженным радистом Борей. Около рубки его внимание привлек лежащий на палубе плоский предмет из черного пластика. — О боже! — вздохнул старпом, поднимая предмет. Гладкий бок передатчика украшали звейгские руны. Сомневаясь в собственной адекватности, Дружко сжал его в руке. Содержание рун несколько смущало. — «Мама», «папа», «здравствуйте», «приятного аппетита»… — вчитывался старпом. — Что за начальный курс звейгского? Галиматья какая-то. Еще раз тяжело вздохнув, Дружко поплелся в сторону капитанской каюты. О находке нужно было сообщить Читико. — Неужели я сошел с ума? — шептал старпом, когда из-за угла на него налетел младший механик Сафир. — Простите, шеф, — пробормотал Сафир в сторону, продолжая движение. Интуиция Дружко взвизгнула тормозами. — Стойте, — гаркнул он в удаляющуюся спину, проверяя карманы кителя. Передатчика ожидаемо не было. Личные дела экипажа пронеслись перед глазами старпома со скоростью перелистанного за пять минут до экзамена конспекта. — Сафир, — задушевно начал Дружко, надвигаясь на механика. — Правильно ли я помню, что в далекой молодости вы были арестованы за карманную кражу? Плечи Сафира поникли, казалось, что за время, прошедшее от начала до конца вопроса, механик ужался в несколько раз, превратившись из двухметрового гиганта в красного карлика, затерянного на задворках космических путей. — Покажите руки! — с предвкушением приказал Дружко. — Шеф, мы… — жалобно начал Сафир. — Руки! На вспотевшей ладони механика лежала черная пластинка. — Шеф… Дружко молча схватил передатчик и, не удостоив Сафира взглядом, ушел. По дороге к капитанской каюте он с мазохистским удовольствием нанизывал события последних дней на нить причины и следствия. Неопознанный сигнал с детскими позывными и довольное лицо радиста, незнакомца в темном костюме и красные пятна носков Лероя, казалось привидевшиеся старпому в полудреме, пластинка передатчика и ловкие руки Сафира. Команда решила довести его до ручки и преуспела в этом начинании. А он еще извинялся! Обжигающая злость плескалась в старпоме, фырчала и плевалась каплями кипятка, грозя сорвать крышу и взорвать эту древнюю посудину ко всем чертям хорошей продуманной местью. Но Дружко не зря с отличием закончил звездный корпус. Главное правило разведчика — для проведения операции нужна холодная голова — он усвоил хорошо. Когда старпом остановился перед каютой Читико, температура его головы упала до абсолютного нуля, в результате был сформулирован первый пункт хорошей мести. Дружко чувствовал себя настоящим агентом, засланным на вражескую территорию. — Неужели опять? — устало вздохнул капитан. — Не можете успокоиться? Давайте, я вам элениума отсыплю. Посидите немного, музыку послушаете, и все пройдет. Он потянулся к ящику стола. — Мне не нужно успокоительное, — прервал его Дружко. — На этот раз у меня неопровержимые доказательства. — Да? — сделал большие глаза капитан. — Просим-просим. Черная пластинка передатчика произвела на Читико большое впечатление. Дымящаяся чашка чая была забыта. — Не могу понять, что звейгский агент может делать на «Слезе»? — сокрушался капитан. — Просто ехать? — нетерпеливо предположил Дружко. — Даете мне разрешение на обыск корабля? — Вы уверены, что чрезвычайные меры нужны? Может попробуем обставить все по-тихому? Предложение имело смысл, если бы на «Слезе» действительно летел агент Звейга. Спокойно, без суеты, чтобы не вспугнуть. Но в плане Дружко были другие пункты. — Настаиваю на введении чрезвычайного положения. Агент задергается и сделает ошибку. — Боже, почему это происходит на моем корабле?! — воздел руки к потолку Читико. — Ладно, если настаиваете — объявляйте! Предвкушая веселую охоту на шутников, Дружко мечтательно улыбнулся. — Переключите меня на громкую связь, — приказал он в коммутатор и, услышав тихий всхлип радиста, поздравил себя с первой маленькой победой. — Внимание-внимание, сегодня двадцать первого июля в четырнадцать часов двадцать семь минут на борту земного космолайнера третьего класса «Янтарная Слеза» вводится чрезвычайное положение. Просим экипаж, находящийся на дежурстве, и пассажиров находиться на своих местах и не покидать их без особой надобности. Остальных членов команды просим прибыть в кают-компанию для получения дальнейших распоряжений. Уважаемые пассажиры, вашей жизни ничего не угрожает, сохраняйте спокойствие. — И чаще мойте руки, — раздраженно пробормотал рядом капитан. — Ерунда-то какая… Из лиц членов экипажа, собравшихся в кают-компании, можно было шить погребальные саваны. Дружко изо всех сил давил торжествующую улыбку — попались, голубчики. — Тимур Станиславович, — начал было Лерой. — Стоп, — остановил его старпом. — Сейчас говорить буду я. Итак, — окинул он взглядом поникший экипаж, — сегодня около радиорубки я обнаружил звейгский передатчик. Надеюсь объяснять, что из этого следует излишне. Прежде чем приступить к планомерному осмотру корабля, хочу отметить поведение механика Сафира Сакилиба. По дороге к капитанской каюте, он по неизвестным причинам попытался выкрасть у меня передатчик. Вижу, он здесь, значит не чувствует шаткость своего положения, — сгорбившийся в заднем ряду Сафир, попытался слиться с корабельной переборкой. — Попрошу начальника службы безопасности допросить господина Сакилиба и предоставить запись разговора мне. Остальных прошу разделиться на группы по три человека. Начнем, пожалуй, с кают личного состава. Дружко замолчал. — Тимур Станиславович, давайте, мы все объясним… — сделал повторную попытку первый помощник. — Что вы мне объясните? — хищно оскалился старпом. — Вы знаете, кто шпион? Так скажите — отправим его в карцер, заведем дело… — Шеф, — внезапно зашуршал голосом радиста коммутатор. — Я только что засек чужую передачу. — Ну да — ну да, черная точка — желтый квадрат? — чуть не заржал Дружко. — Плавали — знаем. Шутить изволите, Борис? — Вообще-то, вызывали черного ворона… — А вызывала, наверное, желтая канарейка! — Не знаю, кто вызывал, — отрубил радист. — Суть сообщения — операция на грани провала, экстренно вынужден эвакуироваться, буду на месте через двадцать минут, заберите меня. Точка. — Бездна фантазии, вам бы, Борис, шпионские романы писать, — продолжал ехидничать Дружко. — Знаете, шеф, — разозлился голос в коммутаторе. — Мне сорок четыре, через год должны комиссовать. А если б знали, что у меня после каждой смены спина раскалывается и в правом глазу металлическая крошка, комиссовали бы уже лет шесть назад. Пенсия мне обеспечена. Я сейчас вам кое-что скажу, и можете сколько угодно обижаться, — радист сделал драматическую паузу. — Вы — самодовольный и нетерпимый солдафон! — Боря! — отчаянно булькнул окончательно растерявшийся Лерой. — Что ты несешь! — Это не личное! — взвился голос в коммутаторе. — Хочу и несу! Пусть эта обиженка от дисциплины и устава запомнит, что я — профессионал, одно дело — шутка, другое — работа. И как профессионал, я сообщаю, что засек чужую передачу… Я, вообще, никогда не сплю на дежурстве! Коммутатор истерично пискнул и отключился, оставив Дружко с замершей ехидной улыбкой посреди притихшего экипажа. — Тимур Станиславович, — прокашлялся Лерой. — Это не мы. Давайте работать вместе. А потом мы перед вами извинимся, можете нас даже наказать. По уставу. Доверие — очень хрупкий материал. Подобно прибрежным дюнам оно складывается годами под воздействием ветров человеческого настроения. Но нельзя исключать возможность, что после длительной эрозии случится ураган, и песок за ночь сложится в холм. Главное, чтобы он не оказался миражом. — Хорошо, потом накажу обязательно, — решил рискнуть Дружко. — Предположим, что чрезвычайное положение спугнуло звейгского агента, летевшего на корабле в качестве пассажира. Как он может эвакуироваться с корабля? — Через внешние шлюзы? — предположил Лерой. — Там сейчас куча народа грузит воздушные контейнеры, незаметно он туда не проберется, — возразил старший механик. — Тогда как? Думайте, это же «Слеза». Никто ее не знает так, как вы! Команда зашумела. — Аварийка, — перекрывая шум, уронил Швайгер. — Да аварийным выходом сто лет никто не пользовался, заклинило давно, — крикнул кто-то. — Обижаешь, — возмутился Сафир. — Я его перед каждым полетом смазываю, чтоб не скрипело. Работает как новенький! — Сафир, а зачем тебе аварийный выход? — поинтересовался Лерой. — Аварийка и к пассажирской палубе ближе, чем шлюзы., — выдал вместо ответа смущенный механик. — А если парадный? — не унимался Дружко. — Его вскрывать замучаешься — двойная гидравлика, управление с мостика и магнитный замок в прошлом году меняли. А вот аварийный можно открыть на месте, главное код знать. Но шпион-то не знает… — Я недавно читала, что есть специальные декодеры, — вмешалась начальник службы безопасности. — И у звейгцев, и у нас. Если шпион хорошо снаряжен, для определения кода ему понадобиться не больше минуты. Предлагаю считать, что он снаряжен хорошо. — Согласен, — довольно кивнул старпом. Начальник службы безопасности расцвела. — Итак, с местом эвакуации вражеского агента определились, — продолжил Дружко. — Предлагаю подумать, что будем делать с встречающим его кораблем. — У нас есть гравитационный луч, до прибытия подкрепления можно прилепить вражеский корабль к нашей обшивке, — предложил старший механик. — Правда мы этим лучом давно не пользуемся, грузим все через шлюзы. Не знаю, сможем ли запустить. — Хорошо, — согласился старпом. — По моим прикидкам у нас осталось не больше десяти минут… Он еще раз окинул взглядом свою «разболтанную» команду. Команда возбужденно галдела и демонстрировала боевой дух. Опыт офицера космофлота настойчиво рекомендовал разделить экипаж на группы и четко распределить обязанности. — А, ладно! — наплевал на опыт старпом. — Все кто может помочь старшему механику за ним, остальные — за мной. У вас есть оружие? — обратился он к начальнику службы безопасности. — Я хорошо стреляю, и оружие вам не дам, — предупредила она, вынимая из наплечной кобуры звуковой пистолет, получивший в народе прозвище «дурилка», потому что стрелял сжатым воздухом, сбивая с ног, но не нанося серьезных ран. — Согласно уставу гражданского флота, вам не положено. Дружко не нашел ни одного более-менее подходящего довода, чтобы оспорить слова представителя госбезопасности на корабле. И все-таки, как показывает практика, некоторые ситуации не стоит пускать на самотек. Ими нужно руководить, применяя не только исключительное знание местности и своего дела членами команды, а также их безмерное доверие друг другу, но и военную науку, требующую четкого командования одного человека и безусловного подчинения остальных. Иначе боевая операция превращается в броуновское движение, где каждый пытается проявить себя, и в результате мешает остальным. В таких ситуациях успех зависит от случайности, а это не хорошо, очень не хорошо. Даже если у этой случайности острая пасть, красный хохолок и зовут его милым именем Ваня. Когда Дружко во главе победоносной армии, состоящей из пяти человек, ворвался в зал аварийной транспортировки, вражеский агент уже вскрывал код шлюза. Красные цифры бежали по восьмизначному монитору декодера, постепенно останавливаясь на нужных значениях. — Ах ты, вражеская собака, — рыкнул Сафир и со скоростью гоночной машины устремился к шпиону. Дальше события развивались согласно законам космической подлости. Хорошо снаряженный звейгский шпион выпустил в сторону разъяренного механика энергетическую сеть. Стокилограммовая туша Сафира отлетела назад и погребла под собой остальной отряд. В образовавшейся каше, скрученной по периметру лучами сети, ожил коммутатор. — Мы засекли звейгский корабль! — заголосил коммутатор голосом радиста Бори. — По правому борту, около аварийки, только что выплыл из маскировки! Черный, блин, как… ворон! — Нам не удается активизировать гравитационный луч, будем лепить звейгцу маяк, — вторил ему из машинного отделения старший механик. Выражая свое мнение об умственных способностях противника, шпион утомленно закатил глаза. На мониторе декодера высветилась шестая цифра. — Приказываю заткнуться! — не своим голосом заорал Дружко и нелогично дернул ногой, заехав в глаз выцеливающему шпиона из «дурилки» начальнику службы безопасности. Друг за другом раздались приглушенный хлопок выстрела и пара нецензурных определений для тяжелых военных ботинок. Вместо того чтобы попасть во вражеского агента, воздушная пуля угодила в декодер, тот упал, громко звякнув о металлическую палубу. И в этот момент безупречная работа звейгского шпиона была буквально украдена и разжевана волей случая. Из угла зала транспортировки подобно молнии Тора вылетел гроза ложек, пуговиц и коллекционных гаек. Красный хохолок пронесся по палубе, схватил декодер и скрылся в переплетении труб системы кондиционирования. Шпион растерянно завертел головой — вдалеке слышался шум приближающейся погони, Боря радостно рапортовал об установке жучка, под трубами жадно хрустел внутренностями декодера сципионус. — Швайгер? — задушенно прошептал Лерой, пытаясь выбраться из-под Сафира. Боцман оглядел палубу. — Восемь, — невозмутимо оценил он ситуацию по десятибальной шкале. Его взгляд на секунду задержался на ботинке старпома, осторожно отведенном от нежного профиля начальника службы безопасности. — С плюсом, — добавил Швайгер и, выпуская на волю скопившееся за последнюю пару недель напряжение, сплюнул на палубу по старой морской традиции. — Сработаемся.