***
Эти поганцы всё-таки смогли уговорить меня сходить на одну тренировку. И, возможно, это была самая волнующая ситуация за все четыре года. В одной руке я сжимала свою метлу, а другой нервно теребила собранные в косу волосы. Куроо, стоявший рядом, положил свою большую ладонь мне на плечо в каком-то покровительственном жесте и от этого стало вдвойне неловко. Как будто показывает всем: смотрите, она под нашей защитой. Так, в прочем, и было. Ещё с первого курса: Куроо и Тсукишима всегда вставали за меня горой, стоило кому-то рот открыть в мою сторону. А таких «умников» было не мало, особенно гриффиндорцев, чья храбрость граничила с тупостью. Всё же, мои родители были не святыми, но кому какое дело, особенно детям, что я — не они. — Так, внимание! — непривычно видеть Куроо таким серьёзным и собранным; даже сейчас, на обычной тренировке, он словно становится другим человек. Кажется намного взрослее, чем есть на самом деле. А может это я, привыкшая к его дурачествам, забывала прописную истину: он все ещё чистокровный аристократ. — С сегодняшнего дня к сборной присоединяется Амано в качестве запасного ловца! — Она хоть летать то умеет? — вполне резонный вопрос от неизвестного мне парня. Кажется, он однокурсник Футакучи. Странно: учиться на одном факультете и не знать даже фамилии. А нет, кажется, его фамилия: Сайто. Именно этот игрок постоянно выбивает из игры из-за падений. И зачем только его в команде держат. — Этот вопрос стоит задать тебе, если ты чаще всех бываешь у мадам Помфри, — усмехаюсь, в очередной раз коря себя за длинный язык. Но почему-то собственная язвительность придаёт сил. На удивление другие игроки не только не выразили негодование, но ещё и одобрительно «заулюлюкали». — А девчонке палец в рот не клади, — одобрительно кивает один из старшекурсников. Смотрит так, будто оценивает товар на витрине. Противное чувство, но ничего поделать нельзя. — Если она летает так же хорошо, как острит, то я только «за» её участие в матчах. Хочется ответить и этому наглецу в той же манере, но на горизонте появляется Ойкава и стайка его поклонниц. Вся команда закатывает глаза, а мне просто становиться интересно: каково это, терпеть этих визжащих куриц ещё и на тренировке. —Тоору, сегодня ты с Амано будете ловить снитч, как в настоящем матче, —Куроо хлопает друга по плечу и подмигнув мне, выпускает золотой шарик. Ойкава меняется в мгновение ока: лицо становиться серьёзным, а сам он садится на метлу и отрывается от земли. Усмехаюсь, почти так же быстро отрываюсь от земли, уже видя около одного из колец золотое пятнышко. Ойкава тоже замечает его и я даже понять не успеваю в какой момент мы оба рванули в сторону колец. Чувство соперничества и азарт кружат голову. Кровь стучит в висках, а в ушах свистит ветер. Золотой чёрт, мечется по полю, как проклятый, заставляя нас с Ойкавой накручивать мертвые петли одну за другой. Мне даже пришлось спикировать вниз, и взлететь вверх почти у самой земли, заметив золотой шарик около одной из трибун. Ойкава не рискнул, хотя на матчах, бывало, проворачивал финты куда опаснее. Замечаю снитч около головы Ойкавы, но мой сегодняшний соперник оборачивается на шум, который издают маленькие крылышки. Парень резко разворачивается, но снитч буквально вылетает у него из рук и теряется среди кружащий по полю игроков. Замечаю снитч около самой земли; странно, что с такой высоты вообще заметила. Направляю метлу вниз, и едва не оставляю свой дух в воздухе, когда осознаю, что лечу практически перпендикулярно земле. Если ошибусь: не один костерост не поможет. Вытягиваю руку, совершенно не замечая ничего вокруг, кроме своей цели. Маленькой и проворной, но такой желанной. Мгновение. Сжимаю кулак, надежно заключив золотой шарик в клетке пальцев. Всего секунда требуется на то, чтобы направить свою метлу вверх и развернуться в воздухе на двенадцать часов. В голове набатом стучит осознание: до земли было меньше метра. Я едва не разбилась. Ещё несколько секунд требуется чтобы набрать высоту и замерев в воздухе, показать Ойкаве — или всё-таки Куроо — снитч в руке. Странные и пугающие ощущения заполняют всё тело: жар и в тоже время озноб, руки дрожат, а в горле невероятно сладкий привкус победы. Кажется, адреналин так затуманил мой разум, что осознание всё ещё не настигло меня. А хотя нет, кажется, настигло. Я могла разбиться; как минимум трижды. А сколько раз я могла напортачить и свалиться с метлы во время исполнения мертвой петли. А этот последний, безумный даже по моим меркам, разворот. Осечка и моё тщедушное тельце отскребали бы от земли. — Да ты просто чокнутая, Амано! — не своим голосом орёт Куроо, подлетев ко мне почти с противоположной части поля. Его губы сжаты в тонкую линию, в глазах искрятся молнии, а руки дрожат, скорее всего от гнева. Никогда не видела его таким. Кажется, квиддич открывает мне новые стороны друзей. Занятно. А к врагам это тоже относится? — Ты хоть понимаешь, сколько раз могла разбиться?! — Я насчитала три, — взгляд Куроо ничего хорошего не обещает. Впрочем, мальчишки сами виноваты. Никто не заставлял их звать меня в сборную. Я и не хотела, собственно, пускай и наследственность располагала: моя мать была игроком, мой отец был игроком. Более того, мой отец в своё время принёс сборной Слизерина значок лучшего ловца. Но кому какое до этого дело; какая разница, каким он был много лет назад, если на остаток лет его наградили клеймом убийцы. — Шесть, Амано! —Куроо чертовски зол, даже гадать не нужно почему. Он ведь и правда не догадывался, что я такая «чокнутая». — Даже Ойкава, будь он неладен, думает головой! Куда подевалось твоё благоразумие? Пожимаю плечами, не имея не малейшего понятия, что можно на это ответить. Он сказал поймать снитч, я это сделала, какая разница, сколько мертвых петель для этого пришлось накрутить. Куроо краснеет от злости, но не находит достойного ответа. Просит лишь посидеть на трибунах немного и дать Ойкаве восстановить своё самолюбие. Охотно киваю, заметно утомившись от криков друга и погони. Уже и не помню, когда последний раз так уставала. Возможно летом, когда кружила вокруг особняка, а может много лет назад, когда отец только посадил меня на метлу и показал, как делать «петлю». «Посиди немного» — превратилось в ожидание конца тренировки. Благо, она была первой и Куроо довольно быстро всех отпустил, включая и меня. Он все ещё негодовал над моей безрассудностью во время соревнования с Ойкавой, но уже просто молча хмурился и поджимал губы. Иногда мне кажется, что если бы у меня был старший брат, то он был бы похож на Куро. Потому что Куро больше остальных печётся обо мне и моём здоровье, следит, чтобы некоторые «умники» держали язык за зубами, да и просто вытаскивает из всяких проблем. Он был первый в Хогвартсе, кто протянул мне руку, совершенно не обращая внимания на заметно подпорченную репутацию фамилии. Идём до подземелий в абсолютной тишине. Меня это забавляет и умиляет, ведь Куроо такой милый, когда пытается быть строгим и заботливым. Думаю, его будущей жене очень повезёт. О таком человеке можно только мечтать. Если забыть о характере, разумеется. — Прости, что накричал, — нехотя говорит Куроо, когда мы попадаем в гостиную факультета. Его настроение всё ещё оставляет желать лучшего, но он все же готов идти на мировую. — Я просто… — Волновался. Я знаю, — поднимаю руки в примирительном жесте и Куро облегчённо вздыхает, кажется, больше всего он боялся, что я его не пойму. — Куро, меня всё мучает вопрос. Если у меня когда-нибудь появится парень, ты ему сразу по лицу съездишь или подождешь пока он напортачит? — Сразу конечно! Оба прыскаем, а потом начинаем смеяться до боли в животе. Куроо мне и правда, как надоедливый, но заботливый старший брат. И иногда, находясь в обществе своих друзей, я почти забываю прописную истину. «Никому нельзя доверять»***
Первый урок в понедельник: зельеварение. Сдвоенное с Гриффиндором. Адская смесь. Мало того, что проснуться в понедельник в принципе тяжело, так ещё и нужно заставить свою голову работать, чтобы не взорвать кабинет или своего соседа. В этом году Снейп превзошёл самого себя: сделал пары из студентов разных факультетов. Тсукишиме достался Ямагучи, Куними поставили с Киндаичи; Мерлин и Моргана, да это же оказались самые удачные пары за все года обучения. Но на мне Снейп отыгрался на славу и поэтому поставил мне в пару Кагеяму; мол давай Акира, тяни этого лентяя и бездаря. Да я до сих пор боюсь его одного у котла оставить, вдруг что-то случиться. Это же Кагеяма: от него всё можно ожидать. В прошлом году он перепутал ингредиенты и вместо того, чтобы уменьшить токсичность одного из ингредиентов, он, наоборот, её увеличил, и его котёл просто расплавился. Сколько шуму тогда было; удивительно, что пострадал только котёл и один из столов. Впервые тогда видела своего декана таким злым. Вот и сейчас, стоило мне отвлечься на вопрос Куними, как гриффиндорец уже потянулся за огненным семенем, хотя пока оно не нужно. Реагирую мгновенно: бью брюнета по пальцам и забираю ингредиент. Кагеяма шикает, закатывает глаза и почти демонстративно отодвигается от котла, давая полную свободу действий. Накидываю простенькое зелье, напевая незатейливую песенку, в тайне надеясь, что Снейп не снизит оценку из-за индивидуальной работы. Спустя некоторое время, необходимое для того, чтобы зелье настоялось, поднимаю руку, чтобы привлечь преподавателя, но тот и без этого жеста направлялся в нашу сторону. — Профессор, мы закончили. — Хм, — профессор внимательно рассматривает содержимое котла, кривится, будто увидел что-то не то, но не так, как бывает с неудачными зельями. Значит, заметил-таки. — Прекрасная работа, мисс Амано, мистер Кагеяма. Ваше зелье достойно оценки «Превосходно». — Спасибо, профессор. — ещё бы оно не было достойно этой оценки. Эта же программа третьего курса, а сейчас Снейп, не иначе как от скуки, решил проверить наши знания; весьма неплохая задумка: выдать ингредиенты для зелья, а дальше думайте сами, как их использовать. — Ах да, мистер Кагеяма, — какой знакомый тон, кажется, сейчас мы лишимся «нашей» оценки. Пикси за ногу, этого Кагеяму. — Почему нельзя добавлять все огненные семена сразу? Отвратительный вопрос. Лёгкий и именно поэтому почти никто не помнит, почему нельзя так делать. Нам говорят, как нельзя поступать, но очень редко объясняют почему именно так делать не стоит. — Потому что зелье нагреется и расплавит котёл, — немного неуверенно отвечает брюнет. Причём правильно к большому удивлению профессора. Да и к моему тоже. Открываю рот и понимаю, что сказать мне нечего. Да и что тут скажешь. — Всё так, — профессор Снейп кивает, очевидно, больше не находя того, к чему можно придраться. Облегчённо вздыхаю, поняв, что всё обошлось. — По десять баллов обоим факультетам. Можете быть свободны на сегодня. Быстро убираю рабочее место и, скинув все свои пергаменты в сумку, покидаю кабинет. Нам повезло с зельем, хотя бы потому что его приготовление не занимает много времени и до следующего урока есть достаточно времени. Что же мне сделать? Сходить до спальни и вытащить из сумки ненужные вещи или сходить до библиотеки? Моим грандиозным планам было не суждено сбыться. На выходе из подземелий встречаю двух пятикурсников с Гриффиндора: Нишиною и Танаку. Вратарь Гриффиндора заметив меня, приветливо машет руками и останавливается, дожидаясь, когда я к ним подойду. Уже много раз корила себя за то, что на первом курсе завязала с ними что-то вроде приятельских отношений, но раз уж начала эту игру, то прекращать её не намерена. Никогда не знаешь, что может пригодиться в жизни. — Амано, давно не виделись! — сразу начинает гриффиндорец, активно жестикулируя руками. Мы и правда не пересекались ещё с мая прошлого года. Хвала Мерлину за это! — Видел, как ты на прошлой неделе уделала Ойкаву на тренировке! Это было потрясающе! Особенно тот разворот в конце, у меня чуть сердце не остановилось! От сплошного потока информации начинает болеть голова, а Нишиноя всё продолжает говорить, да так много, что успеваю уловить лишь последний вопрос. Да и то, не его, а подкравшегося со спины Кагеямы: — Не знал, что ты в команде. Новый ловец? — Запасной, — отвечаю на удивление легко. Самый длинный наш разговор за последние, наверное, года два точно. После той перепалки на втором курсе, когда он словил Иммобулюс, он меня особенно сторонится. Кажется, профессор МакГонагалл назначила ему отработки на весь следующий месяц. Снейп же не наказал меня вообще. Оно и понятно, гриффиндорец тогда заслужил нечто похуже замораживающего заклинания. — О, Кагеяма! — тут оживает лучший друг Нишонои. Танака щурится, будто задумал какую-то подлость, а может так и было. — Я слышал, что Амано обогнала тебя, когда вы были на первом курсе. —Танака, это было так давно, — действительно, столько воды утекло с тех пор. — Тем более, не стоит надеяться, что я буду участвовать в матчах. Ойкава откажется от игры, только если словит Непростительное. — Эх… Жаль, я бы хотел с тобой сыграть. — Да, немного грустно. И плевать, что мне нет никакого дела до чертовых матчей по квиддичу. Только спустя четверть часа умудряюсь улизнуть от трёх гриффиндорцев, сказав, что мне жизненно необходимо в библиотеку. Так оно и было; мне было жизненно необходимо отделаться от них. Хотя бы потому что заметь меня кто-то из студентов Слизерина и плакала моя должность «слизеринской принцессы». Мне, конечно, плевать, что там обо мне говорят, но это всяко лучше прошлых моих прозвищ. Оказавшись на четвёртом этаже, понимаю, что Кагеяма все ещё следует за мной. Что странно, ведь я никогда не видела его в библиотеке. Неужели у него проснулась тяга к знаниям? Этот день точно должен войти в историю. Нахожу интересующую меня книгу по Чарам и сажусь на своё любимое место: самый дальний стол. Здесь немного пыльно и не особо много света, зато никто не мешает. Успеваю пролистать оглавление и найти нужный раздел, как чья-то не маленькая фигура загораживает свет. — Что тебе от меня нужно, Кагеяма? — даже не отрываюсь от книги, бегая глазами по строчкам. — И отойди в сторону, свет загораживаешь. Не знаю, что он от меня хочет, но мы никогда не были даже близки к «знакомым». Просто поступили в один год в Хогвартс. Иногда цепляли друг друга, но это не более, чем привычный обмен оскорблениями. Мы скорее враги, нежели знакомые. Хотя враги — это люди, к которым ты испытываешь жгучую ненависть. А Кагеяма Тобио не тот человек, которого я смогла бы ненавидеть. Не за что, по факту. Ненависть слишком сильное чувство, не стоит разбрасываться им понапрасну. Кагеяма молчит, так и не ответив на мой вопрос. Решаю, что тема закрыта и возвращаюсь к чтению учебника. Чары куда интереснее разговоров с этим гриффиндорцем. Спустя какое-то время понимаю, что парень ещё рядом, молча наблюдает, словно скрывшийся в тени богарт. Только Кагеяма не похож на самый большой кошмар, так, небольшое недоразумение и проблема, от которой хочется избавиться как можно скорее. — Мерлин, да что тебе от меня нужно?! — спокойно Акира, он того не стоит. Хотя с губ в противовес сорвалось почти змеиное шипение; пропитанное желчью и злобой. — Эм, у меня есть к тебе странная просьба, — мямлит, нервно кусает губы и отводит взгляд; совсем не тот дерзкий и наглый гриффиндорец, которого все привыкли видеть. Откидываю учебник на стол и вопросительно выгибаю брови. Давай, удиви меня. — Ты не могла бы подтянуть меня по зельеварению? Ладно. Хорошо. Десять баллов Гриффиндору. Он не просто удивил. Ввёл в гребаный ступор. Даже слов нет, чтобы описать всё то, что происходит в моей голове. Хотя нет. Вакуум. Чёртова пустота: не мыслей, не слов. Слишком неожиданной оказалась просьба. — Почему я? — единственный приличный ответ, который возник в моей голове. Действительно, почему я? Не Даичи или Киндаичи? Да Ямагучи на худой конец. — Разве на Гриффиндоре мало умных студентов? Почему ты просишь помощи у меня: «дочери мерзких убийц»? Уже забыл, как приписывал мне их деяния? Огорошен. Открывает рот и смотрит на меня таким пустым взглядом, словно ему только что прилетело по голове бладжером. Удивлён? Не удивляйся, Кагеяма, я помню абсолютно всё. — Ты помнишь… — Конечно, помню, — усмехаюсь, словно кот, своровавший с кухни сметану. Нагло и самодовольно до ужаса. — У меня хорошая память, Кагеяма. Вижу, как борются внутри его природная упертость и ещё что-то, совсем непонятное. Возможно, это вина? Или совесть? — Я был ребёнком. Какое детское и неправдоподобное оправдание. Слабовато. Попробуй ещё. — Это было всего два года назад. — Ладно. Хорошо… — кажется, кто-то сейчас наступит на горло пресловутой гриффиндорской гордости. Мерлинова борода, прямо-таки рождение нового чуда. — Я был не прав. — Разве? — поднимаюсь на ноги и почти вплотную подхожу к брюнету; с горечью осознаю, что парень на голову выше меня и прошипеть следующие слова прямо в лицо не получиться. Злость на него и других идиотов давно исчезла, но неприятный осадок остался. Задетое самолюбие, гордость и привычное высокомерие требуют мести. — Я и правда дочь убийц. — Но ты, не они! — выходит намного громче, чем он планировал. Кажется, его голос эхом разносится по пустой библиотеке. Сам не верит, что сказал эти слова. Но от них неожиданно становится легче. Неожиданно приятно слышать, что даже этот гриффиндорец дошёл до таких умозаключений. — Хорошо, что ты это понимаешь, — запал на ссору пропадает. Сажусь обратно за стол и возвращаюсь к книге, словно и не было недавней вспышки злости. — Так, ты поможешь мне? — Помогу, — киваю, не отрывая глаз от страницы. — Я дам тебе знать, когда у меня будет время. — Спасибо. Уходит, получив то, зачем пришёл. Как это не по гриффиндорски. И пускай он извинился за свои слова, сделал он из-за личной выгоды. Так похоже на поступок чистокровного слизеринца. Как интересно. Почему же ты попал на Гриффиндор, Кагеяма? С такой-то родословной. Наверняка, твой отец-слизеринец был очень огорчён? Родителей не выбирают, но и мнение так важно, не так ли, Кагеяма? Мои родители не были святыми. Они были чистокровными волшебниками из древних родов, что издавна почитали чистую кровь и презирали полукровок и маглорождённых. И да, они были убийцами: были помешаны на чистоте крови; но они были моими родителями. Разве мне есть разница, кем они были? Для меня они остались теми, кто подарил мне счастливое детство. Я не видела крови на их руках. Я не видела, как они вырезали семьи. Я видела добрые глаза отца, когда у меня получалось что-то, видела его гордость и радость. Улыбку матери, когда в вазе в её комнате появлялись букеты её любимых лилий. И, наверное, было сложнее всего принять факт того, что появление авроров на пороге дома, было не ошибкой. Как и слушания Визенгамота, длившиеся больше года и закончившиеся за две недели, до моего первого отбытия в Хогвартс. Визенгамот был привычно суров: отец получил пожизненное заключение, а мать пять лет в Азкабане, где она и умерла весной прошлого года. Слабые легкие не выдержали холода и сырости темницы. Родителей не выбирают, но это никого не волнует.