bad guy

      - Ты - самая плохая девчонка из... да вообще из всех. Это просто какой-то кошмар.        Нюша довольно морщится в ответ на такое замечание - нет, комплимент; что вообще может быть лучше, чем признание ее успехов, да еще в такой экспрессивной форме?       Телефон прижат к уху; горячий пластик, кажется, скоро череп расплавит - разговор уже час длится, а придурковатый Крош все еще не доехал с соседней ветки метро - топографический кретин, любящий подымить на заправках; лучше бы сразу сигаретой в бензобак. Ремешок тесного платья почти ощутимо давит на желудок, тушь осыпается на щеки - надо бы новую прикупить; Нюша делает пометку прямо на обоях - все равно стены красить. Закурить хочется нестерпимо, но сигареты кончились; а из того, что можно в рот потянуть, остались только каменные ириски в маленькой вазочке. Под окнами шуршат шины байка, Крош орет («вытаскивай свой зад!») одновременно и в трубку и в окно - его вообще такие формальности не смущают.       Крош в его спортивках похож на бомжа - а своим чувством стиля Нюша более чем гордится; ну и зачем ей такой оборванец рядом? Крош напяливает косуху поверх толстовки - Нюша почти задыхается, когда шипит «фэшн-катастрофа!». Его замызганные кроссовки не сочетаются с ее белой блузкой с шелковыми оборочками - нос Нюши от злости опять начинает кровоточить («черт, это же Прада ебучая, она стоит как твоя пропитая печень!»). Байк с хромированной трубой уравновешивает их шансы подцепить кого-то на пати; один хрен они самые крутые там будут - кто в спортивках, кто в блузке.       Крош весь такой из себя плохиш, разве что табличку на груди не носит и на лбу еще татуировку с опознавательной надписью не набил; он закидывает ноги на руль байка и, не выпуская из кривых зубов сигарету, съезжает с высокого бардюра. Нюше почти не жалко, когда ломается очередная его конечность; он смеется так задорно, что хочется вмазать ему посильнее - да и зачем вообще его жалеть, если в руках есть необыкновенно хорошая бутылка с текилой? Нюша отпивает спиртное, которое глотку обжигает до самой слизистой; Крош с хрустом поворачивает неестественно вывернутую ступню.       - Может, доломаем? - отрешенно кивает Нюша в сторону ноги, - пособие по инвалидности нынче хорошее обещают.       - Тебе - можно хоть наступить на меня, - снова ржет, урод; на голове черти-чё, хоть бы курить перестал в такой момент. Крошу, честно говоря, совершенно похуй на все «такие моменты»; шлем от байка опять остался непонятно где, а Нюше уже все центральное кольцо в копчик впечаталось. Самое время пересесть к нормальному папику на Ламбу - думается ей, пока рука с жилистыми пальцами скользит по коленке и выше, дергая за край короткой юбки («ладно, папик пока может подождать».)       Нюше нестерпимо хочется денег, силы и власти; у Кроша ровным счетом нихуя нет - только отсутсвие чувства такта и какое-то отважное слабоумие; вместо работы он кажется собирается катить в Бескудниково и бить морды каждому встречному. Нюше, по правде говоря, немного насрать; она просто хочет бабок на те уродливые туфли от Маноло - с ядрено-розовым мехом; тупо чтобы в своей состоятельности убедится. Но кэша у несостоявшегося байкера нет; Нюша босиком шлепает через весь танцпол прокуренного клуба чтобы сообщить уделанному Крошу, что он долбоёб.       - Ты долбоёб, - приходится залезть на маленький стеклянный столик, чтобы до его торчащих ушей без каблуков дотянуться. Он улыбается, выпячивая широкую грудь непонятно для чего; словно отсутствующей на ней волосней хочет похвастать.       - А ты - плохая девчонка.       - И что? - Нюша кусает его за губу, языком скользя по сколотому зубу, с которым он похож на кролика-шизофреника.       У Кроша совершенно точно есть проблемы с перееданием - Нюша думает об этом, когда он бесшумно (по его мнению) крадется утолять свой полуночный голод; свет из холодильника проникает даже сквозь маску для сна, кривые зубы хрустят с громкостью первого дня Армагеддона.       - Я хрен когда тебя снова пущу переночевать, - Нюша сдвигает маску с глаз на бигуди, которые держат крепко скрученные рыжие пряди; она очень надеется, что в темноте он видит ее злые брови.       - Морковь будешь? - Крош весь такой из себя напыщенный, словно реально не понимает, что будить людей в четыре утра - это мудачизм в первой инстанции.       - Отвали от холодильника и сходи к психиатору, полечи свое компульсивное переедание, - Нюша откидывается на подушки-сердечки и пытается игнорировать эту дебильную теплую волну под животом, - тебе всегда всего мало. Как же ты меня достал.       - Спасибо за заботу, - в голосе его то ли звенит то ли сарказм, то ли затянувшаяся бессонница.       - Не надо меня благодарить, - рыжая возвращает маску на опухшие глаза, в надежде, что неугомонный скоро заполнит желудок сырым овощем и уснет («только не проси меня ни о чем»). Сверху плашмя падает огромное тело - спокойному сну хана; и не то, чтобы Нюшу это сильно огорчает.       - У Кроша, вообще-то, девушка есть, - как бы между делом говорит Бараш, изучая каменное лицо своей музы, чтобы понять, рентабельно ли подливать алкоголя в её бокал; или все опять закончится быстрым пьяным поцелуем и в-который-раз покалеченной самооценкой.       - Я, вообще-то, в курсе, - Нюша криво улыбается, откидывая густую копну волос за спину; у Бараша, кажется, слюна скоро изо рта потечет - прямо на любимую шерстяную жилетку. Страбоскоп дробится на мелкие вспышки, отражаясь в голубых - каких? - волосах Кроша.       - Бог мой, ты что, дебил? - Нюша пытается ну хотя бы не ржать, это все-таки невежливо, - что у тебя на голове? Я тебе гарант даю, твоя подружайка увидит это и бросит тебя нахрен.       Синеволосый Крош зажимает Нюшу где-то в туалете третьего за вечер клуба (не то, чтобы она успела запомнить название клуба или, хотя бы, мужской это туалет или женский). В целом ей почти плевать, когда спина касается холодного кафеля, а грудь царапают цепочки на его шее - прямо сквозь тонкий шелк топика. Ярко-красная помада мажется у Кроша по всему лицу («должен будешь сотку, если та девчонка реально тебя бросит!»), запах его одеколона насквозь пропитал ярко-голубые волосы - внезапно, на ощупь пряди очень мягкие; мягче, чем его родные блондинистые патлы. Парень подхватывает Нюшу под бедра, так легко, будто бы каждый второй не пытается ей нихера-не-осторожно намекнуть на лишний вес; под его прикосновениями болью аукается нога.       - Эй, аккуратнее, - Нюша злобно выдыхает, - у меня из-за тебя все коленки в синяках.       Крош как дебил улыбается после такого признания - бальзам на искалеченную душу, не иначе, - и яростней целует рыжую (вдруг повезет и она замолчит?)       - Нюша, ты мое сообщение получила? - мама Кроша, как-там-ее-зовут, злостная женщина из далекого детства, звонит около полудня, когда в квартире стоит запах свежесваренного кофе; откуда она вообще номер нарыла?       - Ага, - Нюша игнорирует навязчивые воспоминания о школьных годах; ее косичка только чудом не оторвалась прямо в первом классе, когда у Кроша была чумная привычка дергать за нее, как за колокольчик.       - Я тебя заклинаю, перестань ты уже за ним виться, как ужаленная, - мать Кроша чихает от злости («будьте, блять, здоровы»).       - Вы меня с кем-то путаете, - Нюша с интересом смотрит на дергающуюся простыню на своих ногах; сухие пальцы (которые она не видит) сжимаются на ее бедрах; это больше походит на интересное времяпровождение, нежели нудный монолог по телефону.       - Он уже полгода встречается с очень милой девочкой, и они пожениться собираются, если ты не знаешь, - маман синеволосого делает такую красивую паузу, Нюша аж на секунду дышать забывает; но дело не в паузе, конечно, а в горячем языке.       - Вы знаете, - Нюша кладет свободную руку на затылок, двигающийся под простыней, - я, конечно, могу ошибаться, но между моих ног сейчас голова кого-то ну очень похожего на вашего сына, и это реально отвлекает. Вечерочком наберите.       Сбрасывая звонок, Нюша не сдерживается от паскудства напоследок («и мужу вашему приветик от меня передавайте!») и ей за себя даже не стыдно, когда она громко ржет; Крошу тоже не стыдно - поцелуи прокладываются выше по мягкому животу, когда он берет контроль в свои руки. Ладно, сегодня можно и побыть животными; пусть даже кроликами сраными - думает Нюша, сжимая маленькими ладонями матрас.       В конце концов, она всегда делает то, что хочет.       - Конечно же, она меня бросила, - Крош пинает потасканным кроссовком колесо байка, - что я блять тебе такого сделал, что ты ей свой нюдес отправила?       Нюша плечами пожимает, отбирая у Кроша сигарету и делая затяг; ее не очень волнует ни помада, которая пачкает пальцы, ни чья-то там нудная девушка, которая без слез не может вынести фоток голой груди («ей что, шестнадцать? тебя посадят»)       - Ты же знаешь, я ничего не умею, кроме как быть плохой.       Нюша хочет себе рот зажать, но мозг после ночной смены в клубе не очень-то быстро соображает, древние компы на Пентиуме и те порезвее будут; рассветное солнце слепит глаза, а темные очки кажется чья-то тачка переехала - ужасная утрата, да еще и в начале дня. Нюша чувствует тупой себя, Кроша и вообще всех; кто придумал эту странную фигню, когда творишь глупости и постоянно хочешь целоваться? Как это там называется - влюбленность или лихорадка?       Крош старается быть выше этого, ведь он вроде как невъебенно клевый парень и у него девчонок хоть в расход пускай... улыбка сама собой по лицу расползается при взгляде на Нюшины блестящие волосы, - вид низкорослой рыжухи в белой блузке вообще-то несказанно Кроша радует; пусть она дымит, как паровоз, и белый шелк у нее на шее заляпан кровью. Эта девчонка сама кого хочет в расход пустит.       А может, именно это Крошу и нужно?       - Знаешь, - он весело подмигивает, пока Нюше слепит глаза то ли солнце, то ли его улыбка имбецила, которая уже на внутренней стороне век отпечаталась, - у тебя вообще-то шикарно получается быть плохой девчонкой.       «И мне совершенно точно это нравится»