38-ая параллель

Огромные белые хлопья словно сыпались с неба, медленно, но верно касаясь холодного асфальта, разбитого, подобно стеклу. При особо сильном желании можно было представить, что это — снег, пусть он и шёл в конце июня, который должен был вступить в самый жаркий месяц через пару дней. Здесь, в Сеуле, никогда не бывало прохладного лета. Наверное поэтому все иллюзии растворялись с такой стремительной скоростью. Конечно же, это был не снег. Прямо сейчас здания закрывала пелена поднявшегося дыма и пепла. И это был именно он. Падая, пепел и белые частицы, парящие в воздухе, оседали на плечи. Пачкали знамя, остатки разорванного после взрыва флага и, наконец, эмблему Южно-корейской армии, что ещё какие-то несколько часов назад ярко блестела на груди у молодого человека. Он смотрел на то, что осталось после здания, но к счастью или сожалению, почти всё было плохо видно из-за густого дыма. Мешало молодому солдату разглядеть тела своих сослуживцев. Но не мешало почувствовать запах смерти. Потому что это были следы взрыва. Зажигалка чиркнула с очень громким звуком в сравнении с центральной улицей, что на эти мучительно долгие минуты погрузилась в абсолютную тишину. Так что, если бы здесь были выжившие, их пусть даже малейший шорох был бы явным. Заметным для мужчины, который, видимо, выжил один из немногих, и то — по чистой случайности. Маленький огонёк зажегся в центре несуразного серого пятна, которым являлось расстояние радиусом в метров пять. Бросил свою хрупкую оранжеватую тень на смуглые худощавые скулы брюнета. Вдалеке послышались нечёткие звуки, с каждой секундой становившиеся всё ближе и ближе. Поводя рукой, мужчина сбил огонёк, погасив его, и спрятал зажигалку в широкий карман своих потрёпанных военных брюк. — Имя, фамилия, номер дивизии! — послышалось твёрдое, неродное, но звучащее, как единственное спасение. Американский акцент, с которым были произнесены хорошо знакомые мужчине слова, заставили его обернуться. — Ким ТэХён...— сухие губы приоткрылись в попытке вымолвить собственное имя. Но не договорить номер дивизии, потому что...— Все погибли. Закончившая многолетнюю борьбу с Японской колонизацией, Корея столкнулась с Новым испытанием. После конца Второй Мировой войны, Америка и СССР встретились на границе Юга и Севера, тем самым разделив его и идеи корейского народа. Ким ТэХён пережил бой за Пусан, наверное, опять-таки чудом. После того, как Американские силы и силы стран ООН, поддерживающие южан, сместили северян, заставляя тех отступить, дух военных значительно поднялся. Потому что, если бы эта схватка была проиграна — южане, возможно, навсегда бы утратили возможность сохранить свои принципы и относительно остаться в победителях. — В нём ничего особенного, кроме смазливого лица, — так бы сказал о ТэХёне любой с первого взгляда. Но увидев его огненные глаза, силу воли, ловкости и духа, с которыми он искусно справлялся в бою — мигом бы поклонились в девяносто градусов. Тем не менее, войну никогда не интересовало подобное — будь ты хоть трижды умелец...Представляете, сколько таких умельцев погибло или получило ужасающие травмы во время войны? Разве им помогло подобное? Снайперы ли, морские пехотинцы ли, главнокомандующие ли, обыкновенные добровольцы или вовсе прежде мирные жители — войне всё равно. Поэтому каждый Божий день ТэХён, поднимая голову и вновь видя это, как назло вечно голубое небо, задавал вопрос: Почему именно я? Почему именно он выжил несмотря ни на что? Почему именно он смог добраться до 38-ой параллели, границы с Северной Кореей, чтобы мысленно праздновать их предстоящую победу? Почему не друг, у которого были семья и дети? Почему не тот солдат, который всю свою жизнь отдал армии? Но слишком много «почему» было бы неуважением к тем, кто выбрал его. А ТэХён был благодарен. И, наверное, именно по этой причине старался держаться молодцом. И всё-таки, Вселенная, оставившая его в живых, решила ответить на самое главное «почему». Маленькая, с горящими глазами. Может быть многие подумали бы «да что здесь такого?». Мол горящие и горящие...Но в это время здесь было невозможно такое встретить. Она, словно воплощение судьбы, всех ответов на самые важные вопросы, не просто пришла — она позволила ему найти себя. И это было самой большой наградой за то, что ТэХён держался так долго. Это было в Пхеньяне. Он впервые увидел эти глаза, когда они, ошарашенные, глядели прямо в его. В тот день Ким наткнулся на мужчину, что напал на эту хрупкую, чудом живую девушку. В разрушенном городе, который оставили его собственные солдаты. Не все, потому что как минимум один из армии северян решил получить удовольствие перед скоропостижной смертью. И ворвался в попавшуюся взору квартиру, находящуюся на первом этаже. ТэХён, что искал продовольствие для своей дивизии, наткнулся на эту «картину» случайно. И не думал даже секунду. Просто убил. Убил, потому что подобное вызвало невероятной силы гнев в его душе. В отличие от местных, которые и без того привыкли к войне и с потухшими сердцами провожали взглядом истекающие кровью тела, эта девушка...Смотрела прямиком на Кима, ничего не боясь. Он вспоминает эту встречу как восьмое чудо света до сих пор — она словно первый снег. Но не из-за холода. А оттого, что здесь привыкли чувствовать лишь приземляющийся на плечи пепел и порох, и уже слишком давно не видели столь прекрасного сезонного явления. Но радовались ему, как дети. А ей он был рад так, как будто впервые увидел живого человека. — Спасибо, — аккуратное, не лишенное гордости, но в то же время и спокойствия. Кровь, попавшая на её щеку, блестела из-за слабых лучей солнца, проникающих через увешанное газетами и деревяшками окно. К приходу южан в этом городе готовились. — Северянка? — спрашивает ТэХён, присаживаясь на одно колено перед сидящей на холодном полу девушкой. Её лицо залито поражающим румянцем вопреки безумно бледной от голода коже. Плечи прикрыты накидкой, как и подобает приличной девушке. Ресницы сами по себе устремлены вверх, а глаза-бусинки с глубоким подтекстом пробираются в душу с такой силой и скоростью, как будто они имеют пару лезвий, вспарывающих всё нутро. Вся она в пыли, саже, порохе, крови и грязи. И почему-то всё равно не становится менее прекрасной из-за этого. Потому что эти люди уже давно разучились влюбляться «глазами». ТэХён с её стороны должен выглядеть пугающе — отросшие волосы, челка спадает на глаза, впалые щеки с явственной царапиной на правой. Она уже никогда не заживет. Пронзительная пара карих, которая оставит след в памяти, даже если эта незнакомка пройдёт до конца войны и доживет до глубокой старости. — Северянка? — повторяет вопрос ТэХён, будучи слишком близко, но в то же время сохраняя дистанцию приличия. — Девушка из Чосона, — ответ сокрушает. Потому что Чосон — это Корея, которая была едина. И ответ этой девушки значит лишь то, что она не придерживается политики Чучхе или ещё чего-то. Она против войны вовсе. И ТэХён прекрасно понимает это по её словам. По её посылу. ТэХён протягивает руку, сокращая сантиметр за сантиметром. Один. Два. А на третьем касается мягкой кожи, стирая пятнышко чужой крови с миловидного лица незнакомки. — Какое имя у девушки из Чосона? — осторожно спрашивает он. — Бэ ДжуХён, — отвечает она. И эти слова словно выжигаются яркими чернилами в районе ТэХёновской груди. Прямо там, где сердце. *** Парашюты невнушительных габаритов кружат в небе над небольшими палатками, разложенными на границе между Севером и Югом. Мужчины в военной форме ловят их, когда те уже почти долетают до земли. Они с радостными лицами распаковывают светлые коробки, что принесли парашюты. Это — весточка из самого дома, от американцев, оставшихся там. Совсем скоро праздник — День Благодарения. Солдаты, воющие на стороне южан, ощущают себя странно. Многие из них не успели оправиться после Второй Мировой войны, как их послали на новую. Многие успели завести семьи и только произвели первые попытки построить нормальную жизнь, как всё закрутилось с новой силой. Холодная война, потребность защитить Южную часть Кореи и куча иных проблем. Ну а сегодня — просто День Благодарения, в который множество из них мечтают вернуться домой. Но так как они должны оставаться здесь, на 38-й параллели, им прислали традиционный обед. — Очень вкусно! — бубнил крупный американец, едва ли успевая пережёвывать пищу. — Неужели в Корее нет такой курочки? — Нет, — спокойно отвечает ТэХён, принимая подарок своего напарника и надкусывая курицу. — Моя жена отправила мне несколько писем, — говорит другой. И ТэХён, учивший английский невпопад, чудом их понимает. Наверное, уже на каком-то другом, мыслительном уровне. — Эй, а ты? — подворачивается к нему известный как Джон, мужчина из Люксембурга, страны-члена ООН. — У тебя есть жена? Дети? — Нет, — спокойно отвечает ТэХён. Кажется, скоро это станет его любимым словом. — Такое ощущение, что ты знаешь только это слово, — смеётся военный. — Прекрати, — отвечает очередной. — Почему у вас нет жены, господин Ким ТэХён? Мужчина вздыхает, понимая, что может ответить с точки зрения языка. Но не может сформулировать ответ на собственном. Почему нет жены? Наверное потому, что он никогда не задумывался об этом. В конфуцианском обществе семья стоит на первом месте, но учитывая, что появляется она из брака по расчёту — Ким решил не связывать себя узами обязанностей. Не захотел проживать жизнь, в которой он должен делать что-то для женщины, которую не любит, и для её родственников, которые на него рассчитывают. — В Корее с этим сложно, не спрашивай, — и снова они общаются между собой. Один из мужчин, прокашливаясь, говорит по-корейски. А точне, пытается: — 그때문에 당신은 슬퍼요. 사랑이 없으면 삶이 어려워요. — Что ты сказал? — Сказал, что он грустный из-за того, что у него нет жены. Без любви жизнь тяжёлая. — Согласен с тобой, — кивает мужчина с курочкой. — Я до сих пор жив лишь потому, что моя жена ждёт меня дома... ТэХён, что всё это время молчал, собирает оставшийся рис, а его довольно много, и кладёт туда всё своё мясо, чтобы затем уйти. Все хотят остановить его, ибо он почти ничего не съел, но их перебивает новый голос: — Если описывать свои чувства на корейском языке, ты можешь сказать: «мне грустно» или «мне радостно», — впервые говорит самый молчаливый из них, тоже американец.

“슬퍼요”, (seulpeoyo)

“기뻐요” (gippeoyo)

— А? — обращают на него внимание остальные. — Но если ты будешь описывать чувства другого человека, ты не сможешь использовать то же самое. Ты не можешь сказать «ему грустно» или «ему радостно». Ты сможешь сказать лишь «он кажется грустным» или «он кажется радостным», даже если ты уверен в своих словах.

“슬퍼해요” (seulpeohaeyo) “기뻐해요” (gippeohaeyo)

— Потому что, на самом деле, ты не можешь знать о чувствах других людей наверняка, — делает вывод он, глядя в спину уходящего ТэХёна. — Ты знаешь Корейский? — Жил здесь пару лет, — кивает им мужчина. — И ТэХёна я узнал не так давно. У него тяжёлая жизнь. А Корейский язык хорошо передаёт здешние обычаи. — Но куда он всё время ходит? — Видимо, к той слабенькой девушке, которую недавно привёл на базу. Маленькая дверь скрипит при аккуратном открытии. Она впускает ужасный холод, что стоит на Севере — минус двадцать градусов, ощутимых здесь как на полюсе. Но ТэХён торопится поскорее ее закрыть. — Я пришёл, — говорит он намного более мягким и спокойным голосом, чтобы не спугнуть. Качающая ногами на высоком матрасе, который специально для неё «оборудовал» Ким, ДжуХён почти что мгновенно реагирует на его приход. — Принёс тебе рис и курочку. Уголки ее губ растягиваются в милой и счастливой улыбке: — Спасибо. Хоть она и не может сказать ему, что её организм уже не может принимать пищу. И осталось ей ровно столько, сколько запасов жира. А его смешное количество, если вообще есть — кости вместо мышц, как сказали бы деревенские аджуммы. Бэ ДжуХён не была такой хрупкой и худой прежде, она вовсе принадлежала отличному, знатному роду, где всегда было достаточно еды. Но война забрала у неё всё — в том числе и жизненные силы. Не убила с помощью пули или чьих-то злых помыслов, но и не позволила прокормиться. И в какой-то момент ее организм перешёл ту точку невозврата, когда пища могла лишь отвергаться им впоследствии. Пошёл процесс самоуничтожения. И он съедал собственные мышцы, чтобы отсрочить неизбежное хотя бы на немного. Из-за этого девушка часто мёрзла, мучилась бессонницей, вечно тряслась и плохо стояла на ногах. Но было у неё кое-что, чего отнять было нельзя. Это была абсурдная, странная, несвоевременная, безнадежная и бесповоротная в своей силе...Любовь. Она подкралась так незаметно, как подкрадывается пронзающий до мурашек, но приятный прохладный ветерок в тени летнего зноя. Поцеловала её в лоб, словно давая благословение, и пообещала стать ее самым мощными оружием. Которым ДжуХён с удовольствием пользовалась. Она понимала, что попадись она каким-то образом северянам — с ней бы поступили самым жестоким существующим образом. Потому что водиться, да что там водиться — просто находиться рядом, а уж тем более любить южанина, могло считаться вторым грехом после отказа от Чучхе. Но ДжуХён было плевать. В целом мире для неё существовал лишь один он. Южанин. Имя, что застывало на языке сладким мёдом, эфемерным касанием, словно взмах крыльев калибри. Риском, который ее пугал, но в то же время поддерживал. И самым большим страхом потерять...Имя, что было выведено на ее внутренностях самой душой: Ким ТэХён. Какие интересные иногда бывают случайности...Они встретились так, как будто это была ошибка системы. Случайность. Но ни ДжуХён, ни ТэХён уже давно не верят в случайности. — Я рада, — отвечает она, принимая еду со всей своей радостью, которую умещают тонкие запястья и почти что фиолетовые губы. Ее кудрявые медовые волосы потеряли блеск, но глаза этого не сделали. Каждый раз, когда в их отражении появлялся ТэХён — они загорались, как будто туда подливали керосина. Как будто чиркали той самой зажигалкой в пустынном поле, полном пепла. И зазывали на огонь на руинах чьих-то жизней. На будущих руинах жизни ДжуХён, которой суждено закончиться со дня на день. И ТэХён знает это. — Вкусно, — она жует небольшими кусочками, а затем останавливается. — А можем мы...Посидеть немного на крыльце? — Там очень холодно, ДжуХён. С ней он — иной. С ней он даже не солдат. С ней он ТэХён, которого не видели даже до войны. Которого не знали даже его родители: он превращается в человека, защищающего свою любовь, словно хрупкий цветок — закрывая ее собственным телом. — Я очень хочу...Увидеть снег, — говорит она, глядя в окно. — Ладно, — кивает ТэХён. — Но недолго, хорошо? Накидыват на неё своё единственное, огромное пальто, закрывая от пронзительного ветра. И, поддерживая за руку, аккуратно выводит на улицу. Свежий воздух в одни из последних разов ударяет в лицо, заставляя Бэ умиротворённо улыбаться, провожая закат, не имеющих ни одного оттенка красного. ТэХёну хотелось защитить её, и хоть девушка ни о чем ему не рассказывала, боясь расстроить, он всё прекрасно понимал. Ей осталось так мало... Они усаживаются на крыльцо, на матрас, который притащил Ким, и после того, как первое время глядящая вдаль ДжуХён кладёт свою голову на плечо ТэХёна, она произносит: — А помнишь, как мы встретились? — Да, — мягкое, — Помню. — Какой я была? — Красивой, — потому что для него красивее женщин нету. Просто не существует. — Врешь, — улыбается ДжуХён. — А сейчас я...Тоже Красивая? ТэХён медленно поворачивает голову, встречаясь с глазами, поднятыми и устремлёнными ему навстречу. Такая хрупкая, словно веточка недозревшнй вишни, ДжуХён все ещё является самой лучшей для него. Самой прекрасной. Поэтому он так ей и говорит... — Ты самая лучшая. Бэ помнит, как однажды, когда они остались наедине, она оголилась перед ним. И сказала: «смотри, разве кому-то может понравится такое тело? Боюсь, я не смогу вызвать у тебя никаких хороших чувств». И то, что сделал ТэХён, увидев ключицы, что по своей остроте могли даже прорвать кожу — это наклонился и коснулся их губами. Не забыв убедить Бэ в том, что она самая-самая для него. И что она не должна стесняться своего тела. Что голод — это не её вина. Она просто оказалась в таком положении. Он не обещал, что всё будет хорошо. Он просто делал всё возможное здесь и сейчас. — Ким ТэХён, — проговорила она, снова привлекая его внимание. — Мм? Между ними никогда ничего не было. В отличие от своих коллег, ТэХёна не тянуло на «ежедневный секс с кем попало» только потому, что каждый день может быть последним. Ему было достаточно просто смотреть на ДжуХён. Каждый час, каждый миг, когда его мысли заполнял страх или желание сдаться — он думал о ней. И сжимая руки в кулаках, представляя, как когда-нибудь сожмёт и ее ладонь, будучи в уже свободной стране — он не позволял себе умереть. — ТэХён...— почему-то повторяла она сбитым голосом. — Я так люблю твоё имя...ТэХён...Оно правда такое красивое. Он сильнее сжимал её руки, стараясь согреть, дуя и потирая их. — Почему мы не встретились раньше? Почему не встретились, когда ещё был единый Чосон? Хотела бы я узнать тебя хотя бы немного раньше... ТэХёну было нечего ответить. Потому что он тоже хотел бы встретить ДжуХён как можно раньше. Но лишь потому, что хотел провести с ней как можно больше времени. Шёл снег. На этот раз это точно был первый. ДжуХён всё правильно почувствовала. Яркий, белый снег. Символ чистоты. Нетронутости. Символ ДжуХён, девушки, которая так и осталась чем-то невероятно светлым в жизни ТэХёна. — Давай...Встретимся в следующей жизни. Где наша страна будет спокойной, счастливой и мирной... — Я обещаю, — на его лице, усыпанном мелкими ранами, прорезалась улыбка. — Что найду тебя, как бы далеко ты не очутилась. Где бы не появилась... ТэХён знал, что ДжуХён умрет. Знал, что это — её судьба. И он не сможет спасти её только потому, что это невозможно. Просто потому, что уже отстрочил ее срок тогда, когда убил того мужчину. Но прежде, чем ДжуХён заберут у этого мира, ему изо всех сил хочется задать судьбе лишь два вопроса. Почему именно она? И почему именно он? Почему, найдя друг друга сейчас, им нужно расставаться... — Я люблю тебя, — шепчет ТэХён, сжимая руку ДжуХён. — Ким ТэХён счастлив рядом с тобой.

«김 태형 기뻐요»

Нарушая все правила корейского языка, он, специально говоря о себе как о ком-то ином, не произносит часть «кажется». Потому что хочет показать, что это точно. Абсолютно и неизменно. — Я люблю тебя, — отвечает ему ДжуХён. — И эта странная девушка тоже счастлива...— отвечает точно так же она.

«배주현도 기뻐요»

Слеза прокатываться по щеке. И любой бы мог сказать, что в этот лютый мороз она — обжигающая. Но в случае ТэХёна — это единственное, что согревает. Потому что он больше не чувствует тепла руки ДжуХён. Огонёк зажигается в эпицентре бесконечной метели, становясь путеводителем. Зажигалка ТэХёна прекрасно смотрится в маленьких ручках босоногой девушки. Она, что больше не выглядит болезненно худой, мягко ступает по свежему, белому, ещё не протоптанному снегу — навстречу ещё одному. Подходя к нему окончательно, она протягивает свои светлые, чистые руки, и осторожно касается — он не обжигает. Метель вокруг прекращается, свидетельствуя о приходе нового рассвета. Трава пробивает слой льда, отодвигая его на задний план, и в тот же миг из земли прорастают прекрасные, живые...Весенние цветы. Девушке оборачивается, замечая своё обмякшее тело в руках ТэХёна. Он не зовёт на помощь, не пытается привести её в чувства. Лишь крепко обнимает, словно прощаясь. Однако она не уходит. Именно в его сердце её жизнь станет вечной. Может быть, когда-нибудь Бэ попадёт в новый мир, переродится в другом месте. Но прежде, чем это случится... Этот огонёк — жизнь её Ким ТэХён. И Бэ ДжуХён, попавшая на Небеса, намерена её сохранить.