Большие детки

Эльф, как мне быть, если я люблю тебя, всегда любил… Прости меня, обещаю, не будет дня, когда ты пожалеешь об этом. Эльф, я просто чокнутый параноик… Эльф, без тебя моя жизнь теряет смысл… Эльф…       Элис сидела, уставившись в свой ноутбук, и не понимала, что ей делать. Такого рода письмами была забита вся ее электронная почта. И чем больше она их читала, тем отвратительней себя чувствовала. Девушка окончательно запуталась в том, что от нее теперь хочет Хейл. Мария, Джаспер и она в ее воображении составляли причудливый треугольник, в котором Элис себя чувствовала лишней. Одна из причин — всепоглощающая ее ревность. Мария с Джаспером дополняли друг друга. Гордая осанка, леденистые красивые глаза и эти какие-то аристократичные манеры, данные им от природы. Свойственная только им гордыня, сдержанность, высокомерие. На их фоне Элис с ее простодушием и дружелюбием чувствовала себя просто крестьянкой. От этой мысли она сглотнула, чувствуя, как горло жжет от обиды. Девушка встряхнула головой, будто пытаясь избавиться от этих мыслей. Она станет серьёзней, уговорила она себя, выпрямившись, но тут же плюхнулась обратно. Кого она обманывает, этот парень нужен ей, нужен до боли. Девушка любила идти с ним, держась за руку, словно говоря всем: «Смотрите, кто с вами будет разбираться, если меня обидят».       Элис где-то слышала, что средний ребёнок в семье растет безвольным, доверчивым. Быть может, это и так. Ведь она была зависима от внимания. Конечно, она не обижалась на родителей, но даже несмотря на то, что разница между сестрами была небольшая, Элис чувствовала, что на неё не хватило времени. Быть может, это просто бредовые, эгоистичные мысли, но с появлением в ее жизни Джаспера, эта мысль посещала ее все чаще. Дело в том, что Розали была старшей, естественно, ее рождение стало большим событием, потом родилась сама Элис. Она была вторая, а в детстве это имеет большое значение. Как только девочка стала понимать, что такое родители, на свет появилась Белла. Она была совсем маленькой, что первое время врачи опасались за ее здоровье, естественно, к Белле было повышенное внимание. — Розали, ты старшая, следи за Беллой, — часто повторяли родители. И так получилось, что Элис была больше времени предоставлена сама себе. Конечно, как таковой обиды не было, но все же было странно, для всех была старшая Каллен, младшая Каллен, а вот золотую середину, Элис, таким понятием не оделяли.       И тут появился Джаспер, которому, казалось, нужна была только Элис, и никто больше. По крайней мере, она была уверена в этом до недавних событий. То, что даже у Джаспера она не первая, стало для неё неприятным сюрпризом. Ведь оказалось, даже для этого парня она была заменой, запасным вариантом. От этих мыслей ее передернуло в отвращении.       Элис начала машинально удалять все его бредовые письма, при этом проклиная себя за то, что открыла ему свой секрет. Он своими сообщениями мешал помочь другим людям, чьи письма она считала гораздо важнее, чем его непонятные извинения.       Смирившись, что его писем меньше не становится, девушка забросила это занятие и, аккуратно открыв занавеску с краю окна, взглянула на соседский дом. Почему-то ей представилось, как Мария и Джаспер, обнявшись, лежат на его кровати. Что он так же заботливо проводит рукой по ее волосам, а она в благодарность тихо мурлычет. Ей стало обидно, что Мария может провести рукой по его теплой груди и почувствовать, как сильно бьется его сердце, как стремительно бежит кровь, заставляя его кожу гореть. Что девушка может мимолетно коснутся губами его шеи и почувствовать, как от этих невинных действий у него перехватывает дыхание. А лучше прижаться к нему и насладится ароматом его кожи, разбавленным мужским одеколоном.       Элис так живо это представила, что, очнувшись от этих мыслей, ощутила легкий озноб. Это сейчас чувствовала другая, и пусть он и пишет эти слезливые извинения, это не объясняет его горячих поцелуев с первой красавицей школы. Девушке почудилось дуновение ледяного ветра, который словно смеялся над ней, демонстрируя Элис, что согреть ее некому. Что рядом с ней нет того надежного плеча. И этот ветер, с каждой новой горькой мыслью, проникал куда-то глубоко, внутрь ее существа. *** Marina and the Diamonds -Valley of the Dolls…       В Долине Кукол, Мы спим, мы спим… Меня, что-то сдерживает изнутри, изнутри… Доносились слова песни из динамиков. Если бы девушка имела такую возможность, то она растворилась бы в песне. Ей не хотелось ничего, кроме одного, забыть все, что связывало ее с фамилией МакКартни.       Почему она была столь наивна, спрашивала она себя, и чувствовала, к горлу подступает волна. Яростное желание со всей силы закричать, выдохнуть ту адскую боль, что, кажется, окутала ее сердце тяжелыми железными прутьями. Каждый раз, когда она пыталась вдохнуть глубже без мыслей о нем, прутья стягивались так сильно, что это болью отзывались во всем теле.       Она обняла колени и, спрятав лицо, тихо заплакала. Слёзы, которые она так ненавидела как признак слабости, сейчас не могла остановить. Розали чувствовала себя раздавленной, растоптанной… — Моя Розали, — шептал Эмметт, гладя ее по волосам, так часто, что девушка запомнила это до мельчайших подробностей. Как тёплая волна окутывала все ее существо, заставляя вздрагивать, тянутся к его рукам. Розали часто прятала лицо на его груди, смущаясь мыслей, которые ее целиком захватывали. Она словно оказывалась под его гипнозом, тонула в его глазах, почти ощущая, как из простой девушки превращается в неземную нимфу. Сирена, Русалка, Богиня… Как только он ее не называл, и всегда она верила, что он восхищен, поражён ее красотой.       Убегая от охвативших ее мыслей, прошлых воспоминаний, Розали падала в суровую действительность, где она просто глупая девочка, ставшая пешкой, разменной картой в чужих руках. Его лживое восхищение, подогретое ее самолюбием, стало его козырем, хорошей кнопочкой, через которую он манипулировал ею.       Встрепенувшись, Розали сама не поняла, как оказалась в своей ванной. Забавно, но вся ее комната, была укором, напоминанием о ее наивности. Она перестирала все свое постельное белье, но чувствовала на подушках его запах. Розали даже думала о том, что ванная станет ее убежищем, но поздно поняла, что здесь, на этом кафельном полу, в ней зародилась заразная мысль, что в его объятиях она в безопасности. Девушка скинула свой халат, надеясь, что под напором воды забудет о его поцелуях, но мельком взглянув, на своё голое тело замерла. «Приучил к мужским рукам…» — вдруг вспомнились ей слова…       Розали быстро накинула халат, но не смогла унять чувство стыда. Словно она осталась голой перед всеми, кого знает. Ее не покидало стойкое отвращение к тому, что всегда, когда Эмметт касался ее, она была убеждена, что только он имеет на это право. Ей нравилось, как даже через одежду, проведя рукой по ее груди, парень вызывал у нее дикое желание отдаться ему. Хотя это немного пугало Розали, в своих мыслях она верила, что рано или поздно ее первая ночь произойдёт, и это будет именно с ним.       Сейчас эти мысли вызывали у неё горечь. Она села на бортик своей ванной и силой схватилась за живот, словно пытаясь выдавить то отвращение, что засело внутри. В Долине Кукол мы спим, Меня что-то сдерживает изнутри. Моя личность, Мне не принадлежит…       Слова песни словно преследовали ее, отдаваясь в сердце глухой болью. Девушка, вдруг устыдившись своей потерянности, снова взглянула на себя в зеркало. Смотря на свои белокурые локоны, она вновь почувствовала тошноту. Даже пытаясь избегать воспоминаний о нем, помимо воли ловила себя на том, что скучает по его рукам, по бархатистому смеху, по его шуточкам, которые ее иногда раздражали.       Розали взглянула на свое отражение и была разочарованна собой. То ли желая наказать себя за свою болезненную тягу к Эмметту, или за растоптанную гордость, девушка схватилась за ножницы и, смяв свои волосы в пучок, загорелась желанием отрезать их. Отрезать свои длинные волосы казалось таким простым решением. Словно это избавило бы ее от всех проблем. Она готова была пожертвовать ими, лишь бы избавиться от этих мук… «Моя Розали…» — вновь послышался ей голос парня.       Девушка на секунду закрыла глаза, ясно ощущая его теплые руки, обнимающие ее. Представила, как он целует ее волосы и тихо проговаривает комплименты…       Розали распахнула глаза, чувствуя, что ей снова не хватает воздуха. Прутья, железные прутья сжимали ее грудь с такой силой, что, казалось, она ничего не чувствует, кроме боли. Она нервно вскрикнула, но боль не отступала. Слезы брызнули из глаз, и она решительно сжала ножницы и занесла их над волосами. Одно движение — и волосы рассыплются возле ее ног. — Что ты делаешь? — вклинился в ее мысли другой голос. Она, раздавленная всем пережитым, обернулась и увидела встревоженное лицо Беллы. Ножницы выпали у Розали из рук, но решение не стричь волосы было вызвано не появлением сестры, а лишь страхом, что Эмметт не сможет ими больше любоваться. Столь пылкое отвращение победило лишь глупое, жалкое желание быть с ним. В своей жизни я очень далеко зашла, И теперь готова прокричать последнее «Ура!» Умирая, как падающая звезда, В Долине…       Розали почему-то именно сейчас осознала, что больше нет ее. Есть просто частичка Эмметта. Подчинённая, околдованная им частичка… Мысль эта поразила ее так остро, что она почувствовала боль. От отчаяния она рукой смахнула все, что стояло над раковиной, на пол, закрыв практически перед носом у Беллы дверь, упала на колени и разрыдалась. На том самом месте, где однажды проснулась в объятиях МакКартни. В Долине, В Долине… Музыка не умолкала, и девушка понимала, что ее сердце тоже осталось в долине, где ещё не было предательства…