Виконтесса де Бражелон, или Воспитанница Атоса

Уснуть на этот раз Беатрис не могла, не спасали ни молитвы на ночь, ни возня с куклой, ни уговоры, что завтра рано вставать… Причиной было вовсе не то, что господин опекун разрешил занятия фехтованием – по этому поводу она радовалась уже весь день. Но сегодня господин д’Артаньян (с огромным сожалением) упомянул, что его отпуск подходит к концу и со дня на день он должен будет покинуть Бражелон. А как же она тогда будет заниматься фехтованием? Наверное, ей наймут учителя. Даже уже наняли, вероятно, иначе бы господин граф не ставил бы эти уроки, обсудив с Люсиль, когда их можно проводить без ущерба для других занятий. Но ведь это будет уже совсем не так, как с господином лейтенантом! Потому что с ним было весело заниматься. А мэтр будет ворчать, что она девочка, что ей это не нужно, каждая ее ошибка – это следствие того, что она глупая девчонка, которой и не следовало за это браться… И много-много еще других ворчаний. Беатрис это порой слышала от своих учителей, пусть они и старались держать это мнение, не сообщая его господину графу. Занятия мог бы вести и опекун… Но от этой мысли становилось даже страшно. Потому что он будет строже всех, перед ним будет стыдно показаться неумехой, с которой сколько ни бился господин лейтенант, а ничего не вышло. Уж лучше даже пусть это будет кто-то сторонний с его ворчаниями и упреками! Итогом стало то, что девочка встала с утра с постели, так и не сомкнув глаз, а потому глаза и голова у нее болели, движения были вялыми и даже умывание ничуть ее не спасло от этого болезненного вида. Люсиль, только увидав воспитанницу, немедленно спросила, что у той болит, а когда Беатрис пожаловалась на голову, то мадмуазель де Венсан заявила, что раз та плохо себя чувствует, то лучше оставаться в постели. А она может сейчас же послать за доктором, чтобы осмотрел… - Нет! Не надо доктора! Беатрис припомнилось, как мэтр бывал тут последний раз, как лазил всюду своими трубками. Мэтр был добр сам по себе, кажется, но стоило припомнить, как от его лечения было больно... - Он будет мучить меня своими склянками! Мадмуазель де Венсан помедлила, но, кажется, она и сама не любила докторов, потому что вздохнула: - Хорошо, я попробую попросить у его сиятельства просто день отдыха для вас. Однако если самочувствие не улучшится, нужно будет все же послать за врачом, иначе у вас может развиться какая-нибудь болезнь. А сейчас – в кровать! Что вам велеть принести на завтрак? Вы будете оладьи? Беа несколько оживилась: провести весь день в своей комнате без занятий – совсем неплохо! А еще мадам Катрин непременно пожалеет ее и сделает для нее что-то особенно вкусное, она так поступала раньше… Мадмуазель де Венсан уже направилась к господину графу, в то время как девочка забралась обратно под одеяло, припоминая сегодняшние занятия: фехтования среди них не было, поиграть с Люсиль можно и тут, а пропустить уроки математики и географии было бы просто замечательно… А вообще мадмуазель де Венсан очень хорошая. Она во всем на ее, Беат, стороне оказывается. Беатрис не знала, важно ли это. Но это точно было очень приятно. Польза от доброты мадмуазель дала о себе знать, когда днем девочка, уже отдохнув и немного подремав, все равно не стала приступать к занятиям. Лишь немного поиграла на клавесине, а с танцев фактически сбежала, сославшись на то, что уже очень устала от занятий. Люсиль взволнованно согласилась, что воспитаннице и вправду стоит отдохнуть, не стоит переутомляться, чтобы больше не болела голова. После чего гувернантка убедила господина графа, что девочка переутомилась, отсюда и целый день отдыха. Атос, памятуя о ранних уроках воспитанницы, когда она вскакивала до рассвета, согласился, но повторил то, что говорила и сама Люсиль: если недомогание и слабость сохранятся, то завтра необходимо будет вызвать доктора. Так что приходилось признать, что провести и завтрашний день в постели не получится. Впрочем, на следующий день Беатрис встала здоровой и полной сил, готовой вновь что-то делать, а не сидеть у себя. Господин д’Артаньян в этот день уделил ей время, проведя занятие фехтованием. И девочка была бы совершенно счастлива, если бы лейтенант за ужином не объявил, что уже завтра он отправляется в Париж. Так что к себе Беатрис уходила грустной и готовой расплакаться. С господином д’Артаньяном было так весело и так интересно! Правда, на этот раз она, расстроенная и унылая, уснула почти сразу, как легла, не в силах более беспокоиться о том, какие у нее теперь будут занятия, кто и как их будет проводить и как часто ее могут ругать. *** - Жаль, что вы так мало погостили, дорогой друг, - за вечерним бокалом вина говорил Атос. - О, уж поверьте, я огорчен этим еще больше! Гасконец слегка лукавил. Конечно, предстоящей – уже окончательной разлукой – с другом он был расстроен, он по-прежнему с трудом представлял себе жизнь без любимой и без друзей. И все же сейчас будущее представлялось ему уже не таким печальным: каждый из друзей начинал новую жизнь, ему тоже предстояло нечто новое, а если он пожелает, то… ну вот тот же Бражелон – не более двух суток пути, а поторопившись, можно и за день успеть приехать. Ни Портос, ни Арамис тоже не отказывались от общения с ним, потому ничто не мешает ему порой навещать и их. Дни, проведенные с Атосом и в играх с его воспитанницей, настроили молодого человека на самое радужное представление о будущем: новые знакомства, новые сражения, новые интриги и, непременно, новые победы. Прошлая боль уходила, оставаясь лишь горестным воспоминанием. - Но я постараюсь просить отпуск почаще, - предложил гасконец. – И приезжать сюда, если я не буду вас обременять… - Нисколько! – немедленно уверил его граф. – Напротив… Вы же знаете, я говорил… я до сих пор не уверен, что смогу отыскать общий язык с мадмуазель де Бражелон. Боюсь, я не умею… играть. - Вы неплохо справлялись в Париже. - Потакая ее капризам? Это не воспитание. А я часто не могу определить, когда следует проявить уступчивость, а когда строгость. - Я не умею воспитывать, - пожал плечами д’Артаньян. – И все, что я могу вам предложить – это позволить себе быть на уроках фехтования… мальчишкой. Помните, как в детстве, с отцом? Атос слабо улыбнулся. - Это другое… - Вы сами знаете, что нет. Вы же видели наши с ней занятия. Она ребенок – и ей все видится игрой. - Возможно, - уклонился от ответа граф. - Только возможно?! - Лучше скажите мне, вы просто возвращаетесь в Париж или ваш отпуск завершится подготовкой к военной кампании? - Ходят такие слухи. - Да, порой между слухами и непосредственно сражениями проходит немало лет. И даже десяток лет. - Надеюсь, на этот раз не придется ждать долго. Атос кивнул, догадываясь, что сейчас это и вправду было бы неплохо для молодого человека: во время походов друзья обретаются гораздо быстрее, чем в мирное время, когда лишь приятельствуешь. Общие опасности, как и общие тайны, сближают быстрее, чем что-либо другое. Именно потому они, все будучи такими разными, при этом прощали друг другу несогласие в каких-то вопросах. - Не верю, что вы сможете изменить себя, однако же попрошу вас все же порой писать мне. - Обещаю! – горячо уверил его д’Артаньян. – Но и вы должны обещать мне кое-что… если позволите… - Что именно? - Ответной любезности, так сказать. - Я непременно вам напишу. - Черт возьми! Это замечательно, но я говорю о другом, дорогой друг! Я не очень верю в щедрость Тревиля на отпуска! Зато надеюсь, что вашей воспитаннице нужно много самых модных платьев, лент, духов и прочих девичьих безделушек! И что вы будете чутки к ней и готовы немного ее порадовать. - Я обещаю, что не буду пренебрегать возможностью побывать в Париже, - улыбнулся граф. - И непременно, когда я буду там? - Уверен, что мадмуазель де Бражелон будет тоже рада увидеться с вами, - не удержался Атос. – Главное, не падите жертвой ее чар и не потакайте этим ее стараниям, я не хотел бы получить дочь-кокетку. - Не насмешничайте, дорогой друг! Ваша воспитанница – само очарование. И однажды вы это признаете! - Право, я затрудняюсь оценить это качество как верное. - Для девушки – несомненно! - Возможно, хотя я не думаю, что следует искать жениха, исходя из сердечных предпочтений, а не рассудка. - Ну не отдадите же вы ее замуж за престарелого герцога?! - Кто знает, - пожал плечами Атос. И обратил все в шутку: – Однако я надеюсь, что мне не придется лечить ваше сердце от ее очарования. - О, если кто-то и мог бы сейчас меня вылечить, то лишь она, - тоже отшутился д’Артаньян, который совсем не хотел говорить о делах сердечных и бередить рану, которая начала затягиваться. Граф это понял и перевел тему. *** Беатрис смогла проводить господина лейтенанта, не расплакавшись (ну то, что она порой хлюпала носом же не считается?). А вот остаток дня прошел в таком грустном настроении, что девочке не хотелось ни учиться, ни даже играть. И спасала ее вновь мадмуазель де Венсан, которая, понимая состояние воспитанницы, «укрывала» ее от графа, уверяя, что все сегодня неплохо, есть лишь легкая растерянность. Поверил ли Атос? Во всяком случае, он не проявил недовольства. На следующее же утро Беат встала с мыслью, что вот сегодня у нее должен быть урок фехтования. Не с лейтенантом. А она даже забыла спросить, кто прибыл сегодня… если он уже прибыл… С этой мыслью она и ковырялась в завтраке, пока не услышала вдруг спокойный голос опекуна: - Что ж, если вы не хотите есть, то давайте сразу перейдем к уроку, возможно, это вас несколько взбодрит. Разумеется, если сегодня вы чувствуете себя достаточно здоровой, чтобы заниматься. Беатрис вздрогнула. - Вы… уроки будете вести… вы… господин граф? – прошептала она, буквально вся сжимаясь. - Разумеется. Сердце рухнуло в пятки – и вот как теперь?! Ведь она же не готова! Совсем-совсем! Это же как экзамен… - Вы больше не хотите заниматься? – спросил опекун, внимательно наблюдая за ее реакцией. – Разумеется, я не буду вас неволить, мы можем отменить уроки, если они вам больше не нужны. - Нет, конечно, хочу! Нужны! Девочка спрыгнула со стула. - Я… пойду переодеваться. И она, коротко присев в реверансе, убежала наверх с одной лишь мыслью – ей никак нельзя показать себя неумехой! Он непременно должен ее похвалить и оставить эти уроки… или даже сделать их главными! Атос же, оставшись один – мадмуазель де Венсан последовала за Беатрис, - задумчиво постукивал пальцами по столу. От него не укрылось замешательство воспитанницы. И граф не сомневался, что она испугана. Может быть, почти так же, как и он, не представляя, какими могут быть эти уроки. Уж он-то точно не сможет учить так, как д’Артаньян. Или она вовсе не хочет, чтобы с ней возился он? Желания воспитанницы его не очень волновали, но это был бы неплохой повод все отменить. Отступать однако он не привык. Поэтому Атос заставил себя подавить все страхи и перестать посылать самому себе проклятия за то, что решился на эту авантюру. Раз уж взялся, то надо хотя бы попробовать. А там – пусть будет, как будет. Отменить все можно в любой момент. Надо просто провести урок. Забыв о том, что перед ним девочка… Отставив свою, тоже почти нетронутую, тарелку, граф, внешне совершенно спокойный, отправился в фехтовальный зал. *** Урок не ладился. Беатрис старалась показать себя с самой лучшей стороны, как сознательная ученица, перенявшая что-то от господина лейтенанта, но волнение этому мешало и она постоянно ошибалась. Атос, который согласился на это лишь потому, что видел в занятиях только игру, сейчас был недоволен тем, что все становилось серьезным уроком, а как превратить обратно в игру, не представлял. Ну не может же он вести себя, как д’Артаньян! А Беат видела в нем исключительно опекуна и учителя… Девочка была достаточно гибкой, а ее вид – еще слишком детский, чтобы толком выдавать пол – даже позволял бы думать, что он тренирует мальчика. Или играет с мальчишкой. Но ни того, ни другого не было. Перед ним была девочка. И она не играла, а тренировалась. Подавить в себе понимание боя, как убийства… Граф невольно хмурился, глядя на то, как она старательно пытается повторить выпад. Он сейчас обучает девочку убивать! Только так он это видел и отделаться от этого никак не мог. Беат же, воспринимая это как недовольство, повторяла вновь и вновь, желая сделать все самым совершенным образом. Атос глубоко вздохнул. У него сейчас лишь два выхода. Или прервать все – и уже окончательно. Или найти способ превратить это в игру – и впоследствии все оставить лишь как игру, а также способ защиты, но и только. Прервать было соблазнительнее. Но графу припомнилось и то, отчего он вообще на все это согласился: для Беатрис это была игра, которой не хватало сейчас среди множества занятий. У нее горели глаза, для нее это было кусочком волшебства, которое позволяло забыть о ее потерях. Отменить сейчас это означало лишить ее разом всего. И, возможно, больше не найти понимания с ней. Так что Атосу оставалось лишь менять себя. Вспомните свои уроки с отцом… Вот такой вроде бы простой и ценный совет от друга. Который сам играл… Легко сказать о том, чтобы вспомнить те уроки! И граф хотя не жаловался на память, все же не видел в этом выхода. Отец не играл с ним, а гонял так, что слуги уставали стирать сорочки молодого наследника от пота. Но не может же он так гонять девочку. И не хочет, по-прежнему соглашаясь на то, чтобы это была игра, но не желая видеть в этом ничего серьезного. А что тогда остается? Разве что попробовать еще один подход. Какие уроки он сам бы хотел, будучи мальчишкой? Вот аналогично мечтая о рыцарях, балладах и легендах, волшебных историях, которые любила читать ему матушка? Атос вновь вдохнул и выдохнул. Ему надо на время стать не ее наставником, но… ее другом по игре. *** Господин граф объявил перерыв, и Беатрис устроилась на скамейке у окна, покачивая ногами и уныло думая о том, что сейчас опекун придумывает, как лучше и вернее ее отчитать за все ее ошибки. Атос же тем временем подбирал слова, как с ней заговорить так, чтобы превратиться в ее друга. Привычный к иной дружбе, граф с трудом представлял себе дружбу с девочкой, да еще и ребенком, которой до сих пор он собирался быть лишь защитником и учителем. Но дружба – с маленькой девочкой? Но именно он старше, а значит, он может попытаться отыскать способ подружиться с ней, потому что это точно не в ее силах. Девочка сидела у окна, и вид у нее был понурый. Медленно приблизившись, Атос сел напротив нее, не сводя взгляда с воспитанницы и пытаясь угадать ее мысли. - А у меня совершенно не получалось освоить защиту, - вдруг произнес он первое, что пришло в голову. Это было отчасти правдой: будучи мальчишкой, он очень горячился и все время стремился нападать, а не защищаться, поэтому терпел поражение, не соглашаясь закрыться и отступить, считая даже, что лучше проиграть, чем уступить. - Как… не получалось? – растерянно пробормотала Беат. - Вот так, - слабо улыбнулся граф ее интересу. – Я так рвался в бой, что не мог освоить самые простые приемы защиты. - Господин лейтенант… говорил… что защита… - Это очень важно, - кивнул Атос. Беатрис заметно воспряла духом, в глазах заблестели искорки интереса, ножки начали качаться веселее. - У вас очень хорошо получаются именно эти приемы, - продолжил граф, отметив изменение в настроении девочки. – Так что, я думаю, будет правильным продолжать развивать именно их. - Но нельзя же только защищаться… Атос улыбнулся. Если бы он вел беседу сейчас с кем-то из друзей, то ему было бы нечего возразить. Однако девочка разбирается в фехтовании плохо, поэтому некоторое лукавство с ней легко удастся. Ложь граф не терпел, но недоговоренность, по его мнению, была допустима. Тем более, в подобной ситуации. - Нельзя, - согласился Атос, - но можно разработать тактику боя из наиболее удачных приемов - тех, которые вам удаются лучше всего. Ведь у каждого настоящего фехтовальщика есть своя тактика. - Своя?! Беатрис даже чуть подпрыгнула на месте. - Разумеется, мы не сможем достичь этого сразу, - кивнул ей граф. – Нам потребуется немало времени. Но вы ведь готовы отрабатывать все много и часто, верно? И мы подберем самые удачные приемы для вас. - О, конечно, я готова! - Тогда мы с вами попробуем, - уже широко улыбнулся ей Атос. – Вам кто-нибудь рассказывал о различиях оружия? - Нет, - покачала головой Беа, теряясь. - Смотрите! Граф легко поднялся, прошел к дальней стене, снимая оттуда шпагу времен Франциска и меч, веком раньше. Вернувшись, Атос расположил их, добавив еще и современную шпагу, так, чтобы их хорошо было видно в свете от окна. - У них у всех разный клинок, разный эфес, а потому и способы сражения ими совсем разные. - А этот… совсем древний? - Да, таким мечом сражались очень древние рыцари. И им преимущественно нападали. А вот такой, как и у вас, предназначен для любых приемов, потому что им гораздо легче действовать. Она разглядывала оружие с огромным интересом. И это заставило Атоса напрямую задать вопрос, который его мучил: - Мадмуазель, зачем это вам? - Что зачем? - Разве не мечтаете вы… танцевать на балах и выбирать наряды? - Да, - смутилась Беатрис. И еле слышно спросила: - А разве тогда… нельзя совсем… поиграть в рыцарей? - Конечно, можно, - выдохнул граф. – Тогда… поиграем? Она радостно кивнула и ухватилась за эспадрон. Атос взял второй. Что ж… они будут играть. Ну хотя бы в злобного дракона и слабую принцессу, которая вынуждена защищаться. Кажется, что-то подобное придумал и д’Артаньян, надо лишь продолжить. Беатрис сосредоточенно хмурилась, но на этот раз в ее виде не было напряженность и страха. Она по-прежнему хотела показать себя как можно лучше, но более не боялась ошибиться. Ведь в игре нельзя ошибаться, можно всегда сделать вид, что так и хотела сделать… А если устала, то можно просто поднять ладошку и сказать, что надо отдохнуть – в игре так можно, она же не на уроке. - Защищайтесь, мадмуазель! – отсалютовал граф.