***
Сане исполняется девятнадцать, когда она замечает за собой странные изменения. На следующем курсе Чонгук оказывается на её кафедре, а она становится старостой — её все любят, буквально в ноги кидаются, а Сане впервые всё это не нравится. Кажется, это влияние Тэхёна, который за это лето неожиданно решился переключиться с учебников по химии и физики на какие-то бессмысленные философские книжечки в красивых обёртках. Рассказывал ей, как важно любить и ценить себя, как правильно ставить приоритеты и вечно жаловался на то, что идёт не по тому пути. И, кажется, Сана тоже идёт не по своему пути. Теперь она бегает на вечеринки, не потому что ей это нравится или она получает от них наслаждение, а потому что там можно выпить и избавиться от ненужных и навязчивых мыслей, которых с каждым днём становится всё больше и больше. Они занимают почти всё пространство в её жизни. Но ужаснее всего, что мыслей о Чонгуке там больше всего. Когда он успел вообще въесться ей в память и прочно там поселиться? Когда она потеряла нить между ненавистью и постоянно-думаю-о-тебе? Почему её так раздражает эта счастливая улыбка, появляющаяся у него на лице, когда он забивает очередной мяч? Почему он никогда не ходит на пары, за что Сану постоянно отчитывает зам, хоть это не её вина в том, что этот мудак не выполняет свои обязанности? Почему Чон Чонгука становится так много в её жизни, если она сама этого не хочет? Так много вопросов и ни одного ответа. Тупик. — Сана, ты пойдешь сегодня на вечеринку после футбольного матча? — девушка, сидящая рядом с ней за обедом спрашивает это так, что вопрос слышат почти все и Минатозаки вдруг хочется сказать «нет», но она понимает, что Сана приходит на каждую вечеринку без исключения, — давай, без тебя будет так скучно, — хнычет «подруга», хватая её за руку и жалобно строит глазки, на что она закатывает глаза и согласно кивает головой. Конечно, Сана не мечтает, ни о какой вечеринке, но она не может идти против своих принципов. Ей ведь нравятся вечеринки? Это то, чем она дышала весь первый курс, это то, что является неотъемлемой частью жизни Саны, но почему сейчас от этого становится так паршиво? С ней что-то не так. — А на футбольный матч? — Минатозаки непонимающе хмурится, не понимая, почему вообще должна идти смотреть на сборище потных парней, пинающих грязный мяч, — ты же, как староста должна пойти, раз команда Чонгука находится на твоей кафедре, — объясняет девушка, улыбаясь. Чёрт. Вдруг по какому-то издевательскому волшебству в столовую входит футбольная команда, на которую все поглядывают, как на самую дорогую и аппетитную еду, которую не продают у них в нормальной, между прочим, столовой. Сана отводит взгляд, стараясь даже не смотреть в сторону Чонгука, но она всё равно быстро скользит глазами по яркой улыбки и ловит себя на мысли, что она такая фальшивая и ухмылка сама расцветает у неё на лице. Она получает неожиданное эстетическое наслаждение, наблюдая за потухшими глазами, оглядывающими столовую. Секунда. Две. Три. И их взгляды сталкиваются. Чонгук дёргается, а Сана поспешно опускает голову, принимаясь ковырять вилкой в своем салате, а в рот и кусочек не лезет. Есть перехотелось окончательно. То, что происходит между ней и Чоном — сложно описать словами, но ей просто нравится срываться на этом парне, нравится спускать свою ненависть и смотреть на то, как он непонимающе хмурится, складывая руки на груди, а потом ничего не сказав — уходит. Кажется, не ему это нужно, а ей. Она помешана, да? Сана не бегает за ним, у неё не текут слюнки при одном взгляде на него, но её день в любом случае будет испорчен и не закончен, если она не потреплет Чонгуку нервы: ей нравится. Нравится смотреть в бездонные оленьи глаза, покрытые коркой злобы, нравится то, насколько красиво набухают вены, когда он сжимает кулаки и, кажется, собирается её ударить, ей, чёрт, нравится его бесить. Последняя пара заканчивается и Сана спешит поскорее оказаться в библиотеки, чтобы встретиться с Тэхёном и наконец-то забыть о надоедливом Чонгуке, что не выходит из головы. Ей нужно успокоиться и поговорить об этом с другом, который обязательно поможет советом. Сегодня народу меньше, чем обычно, чему Сана очень удивлена — все такие фанатики, как Тэхён, никогда не пропускают возможность посидеть в библиотеке, но к большому облегчению Минатозаки, Ким сидел на прежнем месте, явно ожидая увидеть её. — У меня к тебе вопрос, — вместо приветствия Сана сразу же налетает на Тэхёна, потому что ей побыстрее нужно разобраться со своими чувствами, — меня так сильно бесит один человек, что я невольно начала думать о нём постоянно, это ненормально, так ведь? — Тебе нравится Чонгук? — спокойно спрашивает Ким, откладывая учебник в сторону. Как он вообще догадался о ком идёт речь? — я же тебя предупреждал. Твоя ненависть сыграла против тебя. — Но Чонгук не нравится мне… — отнекивается Сана, понимая, к чему клонит друг, но она не хочет в это верить, — он вообще не в моём вкусе. — Какая разница в твоём он вкусе или нет? — усмехается Тэхён, оглядывая девушку быстрым взглядом, и принимает задумчивый вид, — иногда к человеку тянет без особых на то причин. Просто тянет. И всё. Сану будто водой окатывает с головой: ей становятся понятны все причины того, почему она вела себя так агрессивно, почему кидалась на него без причин, почему не могла оторвать взгляд, тайком из окна посматривает на то, как смешно и мило подпрыгивают чужие волосы при беге. Чувство тепла зародилось ещё тогда, когда Чонгук впервые улыбнулся ей, помогая дотащить огромную стопку учебников по биологии, которые зачем-то понадобились её заму. Ей нравится Чонгук. Нравится. Чонгук. О, боже. — А где все? — зачёсывая волосы назад, спрашивает Сана, решая сменить тему, чтобы неловкость не повисла в воздухе. Всё-таки Тэхён как всегда оказался прав. — Через десять минут начнётся матч, поэтому сегодня все сорвались туда, — отвечает Ким, поглядывая то на часы, то на растерянную подругу, что раскрыв рот от удивления, стояла, не шевелясь, — и как я знаю, то старосты обязаны присутствовать на игре своей кафедры. — Чёрт, я совсем забыла, — вспоминая утренний разговор в столовой, Минатозаки бьёт себя по лбу, и сильнее натягивая портфель на плече, бросается к выходу: — Пока! — Подумай над тем, что собираешься делать с чувствами к Чонгуку, — кричит парень вслед, а Сана делает вид, будто не услышала. Не до этого сейчас. На поле уже идёт игра. Первой, кого замечает Сана, оказывается её зам, что, только завидев свою старосту, нахмурился ещё сильнее, от чего Минатозаки лишь гулко сглотнула и понадеялась только на лучшее. Тот был страшен в гневе, хоть все знали, что так он проявляет свою любовь и переживания, так показывает, как окружающие люди ему не безразличны, но лучше бы он придумал другой способ её показывать. Второй, кого замечает Сана, является Чонгук, что забив первый гол, победно поднял руки в знак радости, а толпа фанаток завизжали так сильно, что Минатозаки пришлось заткнуть одно ухо, опасаясь остаться глухой. Зато зам, видимо, так обрадовался, что совсем забыл про её опоздание. И так даже лучше. Третье, что замечает Сана — это абсолютную отстраненность: она молча наблюдала за тем, как перемешался мячик по полю, как кричали взбудораженные ученики, демонстрируя сплоченность коллектива, что очень сильно удивило девушку, ведь не каждый день видишь их такими. — Футбол помогает людям быть ближе друг к другу, — возбужденно отвечает Чонгук, складывая руки на груди, — это как будто люди сплочаются против общей трагедии, — Чон смотрит на неё дольше, чем положено, от чего Сана закипает ещё больше, — в любом случае, тебе этого не понять. Минатозаки дёргается от внезапного воспоминания, а потом переводит взгляд на поле, цепляясь за сосредоточенного Чонгука, что, не упуская из виду мячик, смотрел только вперёд. Сердце предательски вздрагивает, мурашки бегут по позвоночнику, а ком застревает где-то поперёк глотки — Чон такой красивый. Теперь она понимает, почему влюблена в него. Он всегда двигается вперёд, всегда стоит на своём, да, он выбрал футбол, выбрал других друзей, нежели Тэхёна, да, он ранил его, но мысль о том, что знал ли об сам Чонгук, её никогда не посещала. Возможно, что-то причинило боль и самому Чону, а она была слишком глупой и жесткой, чтобы понять это. Ею двигало предубеждение. И сейчас она понимает, что странные изменения идут ей на пользу.***
Сане исполняется двадцать, когда мир катится в противоположную сторону. — Я знал, что однажды это произойдет, — деловито произносит Тэхён, складывая руки на груди, за что получает легкий шлепок по плечу от расстроенной Цзыюй, что отлично понимала, что чувствует её подруга, — понимаешь, она ведь третий год по нему сохнет. Сначала она страдала, потому что сама не понимала своей симпатии, а теперь страдает, потому что наломала дров и теперь не знает, как всё исправить, разве я не прав? Сана горько усмехается, кутаясь в одеяло ещё сильнее и мило пыхтя, молча соглашается с Тэхёном, хоть эта ужасная правда и царапалась об ребра. Она виновата. Что же сейчас Чонгук думает о ней? Удивился ли он? Или рассердился? Сана не видела его лица в тот момент. — Кстати, ты ему тоже нравишься, — вдруг произносит Чжоу, а Минатозаки дёргается, подовая признаки жизни, — я не знаю, стоит ли мне это говорить, потому что это не моя тайна, но ты ему нравишься. Иначе он не терпел бы тебя все эти годы. — Ты его хорошо знаешь, — замечает Ким, целуя девушку в макушку, и обнимает со спины, складывая руки на талии, — я ревную. — Потому что мы общаемся уже больше года почти без перерыва, — возмущается Цзыюй, скидывая чужие руки, а потом поворачивается к парню лицом и клюёт куда-то в щёку, — он был моим единственным другом, пока ты даже одного сообщения мне не отправил. — Я думал, что уже всё слишком поздно, — пожимает плечами Тэхён, — и ты больше не видишь меня в своей жизни. — Дурак. Сана улыбается, вылезая из кокона, сделанного из одного тёплого и уже местами потёртого, одеяла, чем привлекает внимание парочки: они переглядываются, думая, что она не замечает, а потом оставляют её одну. Алкоголь даёт о себе знать, поэтому её голова раскалывается на части, а желудок гудит от голода, из-за чего во рту привкус дохлой кошки. Осознание приходит только сейчас. Она, чёрт возьми, поцеловала Чонгука. Просто взяла и коснулась чужих мягких губ. Стыдоба. Как она теперь ему в глаза посмотрит? Собирая всю свою силу воли и больной головы, Сана встаёт с кровати и смотрит на часы: ровно двенадцать. Значит, сегодня она не пойдёт в университет и так даже лучше, чем встречаться с Чонгуком. Лучше её отругают потом. На кухне пахнет яичницей, несмотря на то, что окно раскрыто нараспашку, а свежий воздух большим потоком ударяет по босым ногам, посылая мурашки, от которых Минатозаки немного потряхивает. Она присаживается за стол, закрывая перед этим окно, и принимается долго пережёвывать безвкусную жирную еду — она обязательно себя потом убьёт за дополнительные калории. О чём-то думать сейчас не хочется; ей, если честно, вообще ничего не хочется, поэтому она включает какой-то супер-интересный сериал и ловит себя на мысли, что главный герой тут опять страдает от неразделенной любви, плачет ночами и краш у него, реально, тупоголовый. Громко вздыхая, она откидывается на стуле и смотрит куда-то в потолок, размышляя над словами Цзыюй. Она тоже нравится Чонгуку? Но почему? За какие заслуги? — Какая разница в твоём он вкусе или нет? Иногда к человеку тянет без особых на то причин. Просто тянет. И всё. Слова Тэхёна звучат у неё в голове, как закадровый голос в сериале, будто подталкивая на действия, которые совершить она не сможет: не хватит храбрости, зато слишком много гордости и страха. Сана обманывала себя слишком много. Вечером Цзыюй возвращается счастливой, жутко милой и болтливой: Минатозаки боится к ней подходить, чтобы не дай бог словить большое количество влюблённости, исходящей из Чжоу, но та закатывает глаза и хлопает по месту рядом с собой. — Сегодня мы виделись с Чонгуком, — как ножом по сердцу, — он…выглядел счастливым… — Цзыюй добивает, а у Саны резко падает настроение, сердце гулко стучит в ушах, а сочувствующая улыбка подруги раздражает. — Ох, правда? Мне плевать. Нет. Нет. Нет. Наплевать. Но никто не должен об этом знать. — Сана… — Я должна двигаться дальше, — перебивает её Минатозаки, кладя голову Цзыюй на плечо и прикрывая глаза, просит лишь одну маленькую просьбу: — Поспи сегодня со мной. И как тут можно отказаться.***
Когда Сана узнает о том, что у Чонгука появляется девушка — она лишь снисходительно склоняет голову в бок, оглядывая Чона в столовой и больше к нему не пристаёт. Сдаёт парня заму, говоря, что больше не будет отчитываться за его прогулы, а потом с упоением наблюдает за тем, как сначала бледнеет, а затем краснеет лицо растерянного и напуганного Чонгука. Потом она сдаёт все его долги преподавателям, которые ей каким-то магическим способом удавалось прикрывать. А сейчас он стоит напротив неё и не выглядит таким самоуверенным. Сане, честно, жалко смотреть на такого Чона, но обида и злость за своё разбитое сердце, она отстоит. Стоило давно это сделать. — Мне жаль? — Чонгук опрокидывается спиной об стенку, не сводя внимательного взгляда с уставшей Сана, замечая огромные синяки под глазами, — ты получается всё то время прикрывала меня, а я-то думал, почему преподаватели не так сильно престают ко мне с зачётами, — Минатозаки поднимает глаза, о чём сразу же жалеет, встречаясь с чужими, — теперь я понимаю, почему ты так сильно злилась на меня. Его голос другой, наверное, это из-за того, что она не слышала его уже больше месяца: они почти не общались, потому что Сане невыносимо было наблюдать за сюсюканьем новенькой парочки в их университете. Про Тэхёна и Цзыюй, к удивлению, ещё никто не знал, а эти двое продолжали играть в «мы-не-знаем-друг-друга», заставляя ревновать, что казалось для Саны странным. Зато теперь её подруга съехала, и она опять живёт одна. — Ничего, — пожимает плечами девушка, нервно оглядываясь, — сейчас это уже не имеет значения, я больше за тебя не отвечаю, — её зам на удивлении сегодня крайне не пунктуален, а иначе не опаздывал бы, — и твои проблемы меня, слава богу, не касаются. — Мы должны были… — Чонгук замолкает, опуская голову вниз, — поговорить о том поцелуи… — Да? — издевательски произносит Сана, как раньше, а потом замолкает, понимая, как это прозвучало, — извини, но нам не стоит об этом говорить, — она знает, что делает только хуже, но лучше окончательно выкинуть парня из головы, — у тебя девушка есть. — Мы расстались, — зачем-то сообщает ей Чонгук, обратно поднимая голову, будто заранее знал, что она будет смотреть на него, — и я не знаю, зачем вообще начал всё это. Ты ему тоже нравишься. — Можно вопрос? — они не перестают пялиться друг на друга, будто если они его отведут, то поплатятся жизнью, — я тебе нравилась? Тогда? Месяц назад? — Да, я, наверное, просто испугался твоего «это была ошибка», когда ты покидала клуб, — проговаривает Чон, первым отводя взгляд, а Сана только сейчас вспоминает, что ляпнул её пьяный мозг тогда на вечеринке, — я же тебе не нравлюсь, так ведь? — Нравишься, — хмыкает Минатозаки, делая первый небольшой шаг в сторону Чонгука, — в этом и проблема. Как думаешь, почему я тебе избегала? Если бы ты был мне безразличен, то я бы давно всё это прекратила. Их неловкое положение спасает зам, что оглядев двух студентов грозным взглядом, прошёл внутрь своего кабинета, не забывая кивнуть Сане, отпуская её и предложить Чонгуку войти в кабинет, чтобы решить, что они будут делать с его успеваемостью. Парень в последний раз оглядел Минатозаки с ног до головы, усмехнулся и вошёл внутрь. Странное чувство возникает в груди, а кончики пальцев немеет от чужого брошенного взгляда, что Сана мотает головой, отгоняя от себя неправильные и ненужные мысли, но садится на стул, на котором недавно сидел Чонгук — и вздыхает. Она собирается ждать. Как глупо. На подсознательном уровне Минатозаки понимает: они друг другу нравятся и тот поцелуй не был ошибкой, но с другой стороны — это, капец, как неловко. Что он вообще думает о ней после такого? И почему она осталась здесь, словно хатико, которому невыносимо сильно хочется увидеть своего хозяина? Через пятнадцать минут Чонгук выходит усталым, явно вымотанным, но со счастливой улыбкой, показывающей ровные кроличьи зубы, покоряющие, кажется, каждого человека, которому удавалось увидеть их. Сердце предательски грохает куда-то в пятки, а руки дрожат, потому что Чонгук на корточки перед ней садится и светится ещё ярче, чем вызывает водород разных чувств, накрывающих с головой. Чёрт. — Получается теперь мы встречаемся? — голос парня на удивление весел и игрив, но Сана не разделяет его радости, поэтому стукает по лбу, пропуская провокацию мимо ушей и хмурится: — Что тебе мой зам сказал? — Теперь я на каком-то особенном обучение и больше ругать по поводу пропусков тебя не будут, — гордо заявляет Чон, кладя свою руку ей на колено, чтобы удержать равновесие, но Сану будто током прошибает и она дёргается, ловля насмешливый взгляд, — за последние условие я боролся достойно. — Поздравляю, — шипит, — наконец-то я избавлюсь от тебя и заживу спокойной жизнью. — Правда? А ты сможешь? Чужая рука у неё на колене буквально сжигает кожу, а парень не спешит её убирать, тягуче медленно поднимаясь выше, провоцируя; Сана хочет накричать на него, ударить и сделать всё, что угодно — лишь бы не чувствовать жуткое смущение у себя на лице. Чонгук заслуживает гореть в аду. — Прекрати, — не просит, молит, заглядывая в темные, словно пропасть, глаза, — во-первых, мы сидим прямо перед кабинетом зама, который может выйти в любую минуту, во-вторых, мы всё ещё не встречаемся, чтобы ты имел право распускать свои руки, и в-третьих, когда ты уже пригласишь меня на свидание? Чонгук смеётся, всё-таки убирая свою руку с колена, которое ещё долго будет помнить тот жгучий ожог, а затем встаёт, поправляясь: Сана следит за каждым движением, чего-то ожидая. — Тогда, устроим его прямо сейчас? — Чон галантно протягивает ей руку и гаденько улыбается, упиваясь реакцией Саны, — я знаю, что в кафешке на углу сегодня продают аппетитные пончики с шоколадом. — Ммм, романтика, — Минатозаки всё равно улыбается и хватается за чужую руку, ведь ей явно нравится это, — но я всё равно зла и обижена на тебя. — Какое облегчение, а теперь пошли. Чонгук сейчас с ней совсем другой: он много улыбается, рассказывает о смешных ситуациях из старшей школы, забавно морщит носик, когда они подходят к кафе, откуда пахнет выпечкой и кофем, что видимо, очень нравится Чону. Сана почти всю дорогу молчит, слушая мелодичный голос парня, каким-то чудом вообще улавливая всё, что он говорит, а Чонгук, будто специально постоянно касается её плечом. В кафе много посетителей, что не удивляет Минатозаки, потому что место довольно популярно среди людей, живущих по соседству, также сильно, как популярно и среди подростков. Чонгук, видимо, часто здесь бывает, потому что продавец салютует ему пять, улыбаясь, а Чон кивает головой, показывая рукой на девушку, стоящую рядом: — Это Сана. — Ты та самая Сана? — продавец подлетает к ней в мгновение ока, внимательно рассматривая, — ты и правда красивая, — заключает он, шутливо ударяя Чонгука в грудь, — всё-таки ты не так безнадёжен, признаю. Сана улыбается, замечая, как стремительно краснеют уши парня, как он смущенно трёт шею, и определенно, избегает её шутливого взгляда. Никто из них не замечает, как Сана нервно теребит край юбки, стесняясь ещё больше, чем Чонгук. Они неловко переглядываются и забирают пончики с кофе. — Я знаю одно место, где нам никто не помешает, — Минатозаки хватает парня за руку, отмечая про себя, что его руки тёплые, намного больше её собственных, но их приятно чувствовать, — тебе понравится. Сзади неё Чонгук только хмыкает, пытаясь удержать коробку с пончиками в руках, потому что Сана дёргает его слишком резко и неожиданно. У него немного кружится голова от всего происходящего и бабочки трепещут с новой неизведанной силой, заставляя Чона дрожать всем телом от предвкушения. — Ну, вот, пришли, — Сана собирается отпустить руку парня, но Чонгук перехватывает её, переплетая пальцы, зарабатывая смачный удар по груди, — совсем охренел? — спросила Минатозаки, не вырываясь. Место было красивым: Сана всегда приходила сюда, когда ей становилось, невыносимо находится в обществе людей, где было громко, людно и нетерпимо жарко; здесь всегда пахло одиночеством и свободой, а тишина и покой накрывали с головой, что очень нравилось Сане. И Чонгук был первый, кого она сюда привела. — Наверное, это неловко? — спрашивает Чон, откусывая огромный кусок пончика, пачкая пальцы, — ну, я имею ввиду, когда я признался тебе в своих чувствах, — объясняет Чонгук на непонимающий взгляд. — Так я же тебе ответила взаимностью, — пожимает плечами Сана, не понимая сути. — Ага, я заметил, — хихикает Чон, указывая на огромное расстояние между ними, — если бы ты не чувствовала неловкость, то не пыталась отсесть от меня куда подальше, — Чонгук улыбается, смотря на смущенную Сану, которая была поймана с поличным, — я никуда не спешу, знаешь об этом, да? — Просто мы так долго шли к этому, а сейчас всё произошло слишком быстро, что я немного растерялась, — Минатозаки откусывает пончик, улыбаясь, а затем отводит взгляд, смотря куда-то вдаль, — это смущает меня. — У тебя тут… — Чонгук тянется вперед, легонько дотрагиваясь до крошки у края губ и замирает, потому что Сана поворачивается именно в эту секунду, когда он собирается стереть её, — прости…я… — Может быть, ты уже поцелуешь меня? Чонгук отворачивается, а вопрос (просьба) застывает в воздухе, когда Сана думает о том, что кажется, совершила самую ужасную ошибку, сделав ситуацию ещё более неловкой. Они вдвоём ещё молчат несколько секунд, прежде чем Чон хрипло засмеётся и стрельнет внимательным и томным взглядом на серьёзное лицо девушки, перекошенное от недовольства. Он ещё и смеётся над ней? Мудак. — Твоё лицо было таким смешным, — Чонгук продолжает улыбаться, изображая Сану, а потом хватает девушку за щёки и приближает лицо, рассматривая, — у тебя красивые глаза и я хочу тебя поцеловать. Сана не успевает сказать что-то ещё, как Чон целует её: у него губы со вкусом шоколада от пончиков, он улыбается сквозь поцелуй и никуда не торопится. У Минатозаки щёки горят от чужих рук, голова кружится от температуры и в груди зудит от приятных ощущений: такое происходит впервые за долгое время. Чужие руки скользят вниз, сцепляясь на талии, а Сана удобно устраивается на чужих коленях, углубляя поцелуй, пока Чонгук что-то мычит от возбуждения, которое она чувствует своим бедром. Всё тело горит от прикосновений, но Минатозаки лишь сильнее жмётся, позволяя Чону брать контроль на себя. — Это было… — когда воздуха становится катастрофически мало, они отстраняются друг от друга, тяжело дыша, — неожиданно классно, — Чонгук смеётся, получая удар в грудь, — не знал, что так хорошо целуешься. — Отвали, — Сана смущается, густо покрываясь румянцем, — и тебе, думаю, стоит многому у меня поучиться, а то твои навыки хромают. Парень ничего не отвечает, лишь легонько шлёпает её по заднице и заставляет Сану слезть с его коленей — его руки до сих пор горячие — прожигают кожу насквозь. Тишина уже не напрягает, их присутствие больше не кажется тяжелым, и они молча доедают остатки, собираясь уходить. — Сколько у тебя было парней до меня? — они останавливаются перед общежитием, до сих пор неловко переглядываясь, — можешь не отвечать, я вообще не знаю, зачем спросил. Это глупо. — Три, — спустя несколько секунд отвечает Сана, отводя взгляд, — и они были ужасными. Не знаю, что могла вообще в них найти. Чонгук наклоняет голову в бок, а потом тянется к ней руками и обнимает, прижимая маленькое теплое тело максимально близко к себе — ему нравится это чувство. Ему давно никто не нравился: он всё время был занят ненавистью к Минатозаки, футболом и своим саморазвитием, что удивительно, ведь никто не верит в то, что капитан футбольной команды умеет читать, а самое главное — понимать смысл прочитанных книг. — Увидимся завтра. Сана целует парня в щёку, смущаясь, и забегает в подъезд, сталкиваясь с внимательным взглядом консьержки, оглядывающей её с ног до головы. В её взгляде так и читается вопрос «что это только что было?», но Сана качает головой, проходя мимо. Слишком много впечатлений за сегодняшний день, но как же, чёрт возьми, она могла знать, что судьба подкинет ей такой подарок ещё раз. Тэхён и Цзыюй явно офигели. — Вы что тут опять устроили? Сана успевает словить лишь громкие крики, неловкие оправдания и кинутое насмешливо: — Как дела у Чонгука?