Минус на минус

Тела не стали ни сжигать, ни обращать в прах при помощи «пожирателя». Вместо этого Вейга построил горизонтальный портал в те самые развалины, где медленно умирала с голоду раненая драконица. — У нее там кладка, — сказал нав, ни к кому не обращаясь. — Четыре яйца в гнезде и сломанное крыло в придачу. Не позавидуешь. Темный зев портала схлопнулся не сразу, и остальные даже успели заметить чешуйчатый бок. Ешь, подруга, мысленно произнес Вейга, сделай эту смерть не такой гадкой. Тела Фельги, Айренги и шасов исчезли, будто пожранные самой Тьмой, и это казалось ему правильным... Однако у асуры было другое мнение. — Они же тебе свои! — ахнула мелочь и тут же закрыла рот ладошкой. Она вновь была на «поводке» и не могла делать резких движений, но от острых дискуссий этот замечательный аркан, увы, не спасал. — Это всего лишь трупы, — Вейга пожал плечами. — Им все равно, что будет дальше, а дракон жив и голоден. — Может, вы и сами их едите? — на глаза девочки навернулись слезы. — Мы все едим. Она вряд ли жалела убитых, скорее так переживала потрясение, но Вейга все равно ощутил слабый укол совести. Мелочно это — издеваться над детьми, особенно когда все твои слова принимают на веру. — Мы можем отдать тела дракону — наконец сжалился он. — А если он погибнет первым, можем съесть его мясо, а кожу и кости — использовать. — Какая дикость... — она явно скопировала чьи-то интонации и тут же опустила голову, будто сама этого смутилась. — Дракон — это же друг! — Именно, — Вейга уже строил новый портал, — а с друзьями делятся всем, что есть. — Откуда вы такие вылезли? — буркнул эрлиец. — Тебе лучше не знать, почтенный брат. Черный вихрь оставил их посреди степи. Будь Вейга светлым и составляй траекторию пути Железной Крепости, он в жизни не придумал бы лучшей точки для выхода. Ни холма, ни деревца, ни овражка, — ни малейшей зацепки для глаз. Один сплошной ковер цветущего разнотравья, и звездное небо над головой. Да и что еще надо? — Когда поднимется Крепость? — брат Винтерус огляделся. Он держал за руки детей, а те жались к нему, словно хотели спрятаться от всей этой красоты. — На рассвете. Нав сел, а потом и лег прямо на траву, положив мешок под голову. Ночи были теплые и короткие, а еще он вымотался так, что сама возможность просто полежать, не регенерируя, воспринималась роскошью. Хотя, если подумать, вся Земля по-прежнему была в его глазах чем-то роскошным. Стрекот насекомых под ухом, серебристая трава, извилистый ручей с настоящей водой, воздух... Нав помнил день, когда прошел через Врата. Стоя на обломках приграничной базы, он просто дышал полной грудью и глаза его слезились от восторга. Воздух. Воздух, который можно вдыхать! В нем нет ядовитых газов, его можно не очищать и не экономить...Убей Вейгу кто-нибудь в тот день, он умер бы счастливым, но судьба приготовила ему много интересного. Хваленая маскировка чуть не полетела к Свету, стоило попробовать на вкус воздух асурской Столицы — все еще немного разреженный даже после нескольких арканов. Первые дети Спящего тоже изменяли состав воздуха, но, в отличие от навов, не боролись за выживание. Они делали это просто потому, что могли. Ненависть накатила волной, но почти сразу же отступила. Мастер Таванга знал свое дело... Вейга провел рукой по глазам. Мысли блуждали извилистыми путями, избегая главного. Самое время призвать их к порядку и уйти в глубокую медитацию, но взгляд упал на старого эрлийца. Тот уже свил гнездо из высокой травы, только дети все равно мерзли, особенно шас. Мальчик лежал, подтянув колени к подбородку и мелко дрожал, а Линэль прижималась к его спине. Со стороны могло показаться, будто они пришли порталом прямиком с далекого севера, но это всего лишь нервы. Даже для асуры было много потрясений, чего уж говорить о младшем? Тихо вздохнув, Вейга снял свою потрепанную куртку и перебросил лекарю. Брат Винтерус вздрогнул от неожиданности. Он рассматривал листья какого-то растения, наверняка полезного для младших, но пребывал в своих угрюмых мыслях. — Притворяешься, будто у тебя есть совесть? — эрлиец достал из сумки салфетку и аккуратно завернул в нее стебелек. Вейга пожал плечами. — Не люблю, когда рядом стучат зубами. Это напоминает мне о детстве... О времени, которое вы так называете. — Ты часто мерз? — И бывал голоден, но жалобы категорически не одобрялись. — И что же вы, страдали молча? — эрлиец замер с салфеткой в руке. — Зачем? — Вейга уселся в позу медитации. — Мы собирались вместе и шли на охоту. Это очень сплачивало. Мы с Фельгой стали друзьями, когда впервые подрались из-за добычи. Это было весело... Брат Винтерус покачал головой. — А теперь он стал добычей для дракона. — Он сделал все, что мог, — нав сложил ладони, как полагалось, и прикрыл глаза, — а я еще нет. Укротить сознание было неожиданно трудно. Мысли тянулись то к прошлому, то к будущему и старательно обходили настоящее. Избегали самого главного — Фельга и Айренга погибли зря. Шасы погибли зря. Он сам едва не погиб, спасая мелкую асуру, и все это было зря, потому что Ярга предал Навь. Ярга предал Навь. Кто впервые произнес эту фразу? Он все еще не помнил, хотя последние ошметки тумана уже покидали его сознание. Когда Фельга произнес свою маленькую речь, Вейга снова вспомнил коридор. Длинный и узкий, он плавно уводил влево и вниз, полого спускаясь куда-то на первые этажи Крепости. Или последние, если считать с поверхности. Мигала подсветка, темнели засохшие потеки крови... Вейга вспомнил все это так отчетливо, будто провалился в тот день, и Фельга мог легко его убить, но не сделал этого. А зря. Идя по тому коридору, Вейга свято верил, что князь не может сойти с ума. Даже узников Лаборатории, обычных гарок, ломали не один день, а тут высший иерарх теряет разум практически внезапно. Вейга просто не поверил быстро разнесшимся слухам, а потому обрадовался, когда сам князь отчего-то захотел его увидеть. Должно быть, Яргу заинтересовала маскировка, ведь после гибели мастера Таванги рассказать о применении трофейной разработки могли считанные единицы. Спящий знает, зачем ему это понадобилось, но приказ есть приказ. Едва регенерировав после сражения, Вейга шел на зов своего князя и заодно хотел прояснить, что происходит. И узнал. В памяти всплыло четкое понимание — Ярга действительно сошел с ума. Это не ошибка и не перенапряжение последних месяцев, а прощальный подарок погибающих врагов. Удар, попавший точно в цель... Что было потом, Вейга помнил плохо, но это и не имело особого значения. Он вошел в комнату, где его ждал князь, и услышал Слово, ставшее началом его новой жизни. Как там говорила Мириана? «Краткое и емкое, совершенное в своей простоте.» Шедевр ментальной магии, не уступающий разработкам светлых... Князь говорил медленно, почти нараспев, и его слова падали в густеющий воздух, словно тяжелые капли навской крови. Стало трудно дышать, перед глазами замельтешили черные точки, а комната вдруг увиделась состоящей из одних зеркал. Мутные и треснутые, они занимали весь пол, потолок и стены, но не отражали ничего, кроме Ярги. Князя, который объявил себя Всем. — Что есть Тьма? Вечность. Что есть Тьма? Даль и близость. Что есть... Довольно. Нав резко открыл глаза, прерывая медитацию. В голове тут же разорвался горячий комок боли, и Вейге пришлось закусить губу, чтобы не застонать. Медленно и плавно он улегся на траву и некоторое время лежал неподвижно, глядя на распахнувшееся над ним небо — огромное и черное с тысячами светлых глаз. Одна звезда казалась ярче остальных и едва заметно мерцала, совсем как волосы Мирианы в темноте. Нав улыбнулся углом рта. В их последнюю ночь асура заснула раньше, а он все перебирал тонкие спутанные пряди и вглядывался в ее лицо. Сероватые круги под глазами, тоненький шрам возле уха, маленькие, едва заметные золотистые крапинки возле носа — веснушки?! Почему-то сразу стало смешно. Как будто вспомнил ночной кошмар в мельчайших подробностях и посмеялся над его нелогичностью. А еще — над собой, за то, что принял всерьез глупый сон. Сейчас он подошел к асурам слишком близко, а к Мириане — и того ближе. Она доверилась ему, как доверяют только самым близким, и выглядела рядом с ним, как хотела — самой собой. Не прятала свою усталость и не строила из себя идеал. Нав смотрел на нее и понимал, что светлые не были совершенством, хоть и стояли в шаге от него. Сами того не заметив, они дошли до предела возможного и остановились в своем развитии, потому что дальше идти было просто некуда. Абсолютный идеал недостижим, и они застыли, как часто любили повторять маги Нави. Но если твой девиз — Поиск, такая остановка означает смерть. И вот она пришла. Мириана повернулась во сне и пробормотала что-то бессвязное. Одеяло съехало, открыв остренькие, похожие на крылья, лопатки, и Вейга положил руку ей на спину. Как будто хотел защитить, сам не зная от чего. Нав осторожно повернул голову. Боль свернулась в клубок и пока не докучала, но Вейга знал, что это до поры до времени, хоть и все еще не понимал причины. Странная реакция на Слово князя? А такое бывает? Может быть, это имел в виду мастер Таванга, когда говорил о побочных эффектах от своего творения? Что за разработку светлых он взялся одомашнивать? Близость Купола навевала нехорошие подозрения... Впрочем, кого и спросить, как не эрлийца. — Скажи, почтенный брат, — чтобы лишний раз не двигать головой, нав скосил на лекаря взгляд, — ты пока меня резал, ничего необычного не заметил? Эрлиец сдвинул брови. Чтобы рассмотреть очередной ценный стебелек, он нацепил очки с толстыми стеклами и теперь чуть не уронил их от неожиданности. — В каком смысле? — В прямом. Ты видел много темных изнутри, вот и скажи, я сильно от них отличаюсь? Брат Винтерус пожал плечами. — Не сильно. — Но отличаюсь? — Конечно, — эрлиец закатил глаза. Выглядел он так, будто его спросили, куда впадает кровеносная система. — Как один нав отличается от другого и не более того. А что, есть сомнения? — Найдутся, — Вейга криво улыбнулся. — Одно то, что я тебя не убил, уже отклонение от нормы. Но дело в другом... — Ты собираешься выпустить чудовище. И... — брат Винтерус посмотрел на Линэль и замолчал. Он явно хотел добавить «и убить ребенка», но вовремя осекся. Лекарь не знал, скольких детей убил Вейга, но наверняка представлял сотни и тысячи. На самом деле их было гораздо меньше, но нав не стал его разубеждать. В конце концов, он тоже их не считал. — И убить это создание, — продолжил он за эрлийца. — От такого может раскалываться голова? — Ты не хочешь этого делать, — лекарь говорил без тени сомнения. — Ни того, ни другого. — Кхм. — Не спорь, это видно невооруженным глазом. Но ребенка ты забудешь через полдня, а твой заурд снова утопит Землю в крови. Если он все еще жив. — Жив, — Вейга махнул рукой. — Он умеет выживать получше многих, а мы это умеем лучше всех. Но причем здесь моя голова? — Понятия не имею, — эрлиец развел руками, — надо проводить обследование, а прямо здесь я не могу этого сделать. Но у тебя налицо конфликт между долгом и мозгом. Это как между долгом и чувством, но гораздо, гораздо хуже. Да и зачем объяснять, ты все и так знаешь. Вышестоящий приказывает сделать какую-то невозможную глупость, а ты не можешь ему возразить. Бывает у вас такое? — Бывает, — кивнул нав. — Но в нашем случае все глупости быстро и плохо заканчивались. Если только исполнитель не придумывал, как такого избежать. — Во-от! — обрадовался брат Винтерус. И даже не спросил, как поступают с телами погибших от глупости, если дракона рядом не случилось, а есть хочется. — А если это Слово князя на тебя еще действует, ты ничего придумать не можешь. И мы все как раз можем погибнуть от глупости или от безумия твоего заурда. От такого не только голова может болеть. Хотя навскую психосоматику мне исследовать еще не доводилось... Может, так и не доведется, подумал Вейга. Кто знает, что станет с планетой после еще одной войны? Он лежал, подставив лицо свежему ночному ветру и вдыхал ароматы степных трав. Высокие стебли тихо шелестели и, качаясь, закрывали крапинки звезд. Казалось, это сделать так просто — погасить звезду. Превратить рай в ад, как сказали бы младшие. Впрочем, это действительно не сложно. Всяко не сложнее, чем сделать наоборот. Так он и лежал, думая обо всем и ни о чем, а когда небо на востоке начало медленно светлеть, Линэль запела. Она все еще прижималась к шасу, но теперь лежала на спине и тоже смотрела на небо. Простой и заунывный мотив колыбельной звучал в такт тихому шуршанию травы и убаюкивал, успокаивал, уносил куда-то прочь от этого места — в уже такие далекие времена, когда князь пребывал в разуме, лучшие друзья были живы, а враги — безлики. За одной колыбельной была другая, а потом еще одна. Асура пела негромко, но стоило ей замолчать, вокруг стало очень тихо. Звезды уже спрятались, и первые лучи солнца окрасили золотисто-розовым единственное маленькое облачко. — Где это будет? — спросил брат Винтерус. — Прямо здесь? Наверное, он просто хотел нарушить тишину, и Вейга не был против. — Понятия не имею, — он сел и гибко, по-звериному, потянулся. Боль в голове давно унялась. — Из земли поднимется последняя Железная Крепость. Вряд ли мы ее не заметим. Линэль заплетала волосы. От волнения пальцы слушались плохо, и приходилось переделывать, пока не вмешался старый лекарь. Он ловко перебирал густые пряди и сделал две косы, скрепив стебельками травы. — Тебя уже просили о таком? — тихонько произнесла девочка. — Бывало. Он явно собирался уложить косы вокруг головы, как светлые делали перед боем, но закрепить успел только одну, потому что слева за спиной задрожала земля. Не удержав равновесия, эрлиец упал на спину и разметал руки в стороны, как будто хотел обнять все рассветное небо. Асура же осталась сидеть. Почти не мигая, она смотрела, как поднимаются из-под земли шесть гладких, отполированных до блеска башен — Железная Крепость. Последняя твердыня светлых, ставшая тюрьмой первому князю Нави. Когда она заслонила солнце, Линэль вскочила на ноги в последней, отчаянной попытке убежать, но тут же снова осела на землю. Она забыла про «поводок» и горько об этом пожалела. — На твоем месте я был бы счастлив, — Вейга встал за ее спиной, и его ладонь легла на плечо девочки. — Мало кто из ваших заслужил легкую смерть, а из-за твоей еще и враги перегрызутся. На саму Крепость нав почти не смотрел. В свое время он нагляделся на нее достаточно, снаружи и внутри, и пока не успел соскучиться, хоть и долго, очень долго мечтал прийти сюда и исполнить приказ своего заурда. ...Слова аркана не забывались, даже когда разум окутывал туман. Теперь же они всплыли с такой ясностью, будто он всегда их знал и мог повторить в любой момент. Что и делал, хоть и всей душой надеялся, что эрлиец окажется сообразительным. Всего-то и надо ударить Эльфийской стрелой... Но лекарь, увы, был лекарем не только по должности. Теперь Навь снова умоется кровью и еще непонятно, выживет ли, а он сам, как настоящая стрела, может лишь лететь к своей цели, не в силах остановиться или свернуть. Не в силах? Собственная беспомощность вызвала такую злость, что кончики ушей начали вытягиваться. Нет, Ярга, так не пойдет. Будь Навь неотличима от колчана со стрелами, ты бы ни за что не победил в этой войне... Но стоило лишь об этом подумать, проявить неповиновение хотя бы мысленно, как голова снова взорвалась болью. Внутри будто разлетелась на куски самая настоящая звезда, и Вейга устоял на ногах благодаря одной силе воли. Чужой воли. — Что есть Тьма? Ярга стоял посреди зеркальной комнаты и вглядывался в его лицо. Еще не заурду интересно было наблюдать, как сила его слов изменяет чужое сознание, превращая нава в послушное орудие. — Что есть Тьма? — Вечность, — тогда Вейга молчал, теперь — едва заметно шевелил губами. — Что есть Тьма? — Даль...и близость. Он запнулся и перевел дыхание. Неправильность происходящего была настолько явной, что повиноваться было физически тошно. Впрочем, не повиноваться — тоже. Вейга потянул из ножен катану. — Что есть Тьма? Маленькая капелька упала на ладонь, что все еще лежала на плече у асуры. То ли пот, то ли слезы, как знать? Да и важно ли это? Непрошенная мысль пришла так внезапно, что сбила весь настрой. Наваждение не развеялось, но поредело, как туман, и Вейга не преминул этим воспользоваться. Глубоко вдохнув и выдохнув, он прикрыл глаза, погружаясь в медитацию. Свет и тени, запахи и звуки перестали иметь значение, утих внутренний диалог... Лишь голос Ярги, негромкий, но отчетливый, продолжал звучать, отражаясь эхом от невидимых стен. — Что есть Тьма? Вейга молчал. Он знал ответ и понимал, что и дальше молчать не сможет, но все еще медлил. Что-то помогало справиться с чужой волей и мешало произнести очевидную вещь. Очевидную? Тьма — действительно все для любого нава, и сам он не был исключением... до тех пор, пока не опробовал на себе работу мастера Таванги. Пока не научился использовать светлую энергию, не взглянул на Хрустальный Замок под другим углом... И пока не обнял Мириану. В Долгую ночь ударил мороз, и закончился последний накопитель, но им не было холодно. В темноте остывающего дома Вейга изучал природу Света, а асура и не знала, что имеет дело с Тьмой... Но как будто догадывалась. Словно первооткрыватели, они стремились понять друг о друге все, исследовать тело и душу, проникнуть в самую суть. Они были разными, насколько это возможно, и в то же время — одним. Как будто регенерировали от парализующего аркана и поняли, что значит быть цельным. И что значит быть всем. Солнечный луч в полумраке леса, мерцающие звезды в черном ночном небе, дети Спящего, забывшие о ненависти. Вот это — все, а вовсе не предатель, решивший поработить собственную семью. И даже не Тьма. — А что есть Тьма? — вопросил еще уверенный победе Ярга. Вейга улыбнулся. Благодаря мастеру Таванге, он мог принять этот бой. С трофейной разработкой наперевес против безумного князя... Вряд ли ученый видел такое даже в страшном сне, но сейчас он был бы доволен: искусство врагов против магии предателя — это красивое решение. А главное — действенное, потому что минус на минус дал плюс. — Тьма — это Навь. И еще не все. Последние слова потонули в звоне битого стекла. Вейга снова стоял посреди зеркальной комнаты и смотрел, как рушатся ее стены и потолок, погребая под собой Яргу и все его бесчисленные отражения. Его самого ударило каким-то обломком, но боль почти не ощущалось. В голове было пусто и ясно, как после крепкого здорового сна. Когда нав открыл глаза, то первым делом увидел небо. Ветер гнал золотистые облака, и они летели друг за другом, как стайка драконьих детенышей. Рассветное солнце светило прямо в лицо, потому что Крепость его больше не загораживала. Она ушла под землю, оставив после себя широкий котлован, над которым еще не успела осесть пыль. Последняя надежда Ярги так и не оправдалась. Вейга чуть сам не осел от облегчения, но взгляд упал на брата Винтеруса. И на Линэль, что пряталась за спину старого эрлийца. — А ты не зря рассчитывал на чудо, — нав убрал катану в ножны. Лекарь покачал головой. Седых волос у него ощутимо прибавилось. — На чудеса нельзя рассчитывать, но можно надеяться. Мои надежды оправдались. Но... — он посмотрел на асуру. — Но сказка не может длиться вечно, — докончил за него Вейга. — Ты все правильно понимаешь. Она... — Она же спасла тебя! Все и думать забыли про маленького шаса, а он был тут как тут. Взъерошенный и возмущенный, Альгир походил на птенца, которому все никак не достанется червячков. — Ты говорил во сне. Стоя спал и говорил, я слышал! Про Свет и Тьму. — О, Спящий... — Так не честно! Эрлиец не сказал ничего, но смотрел так, будто олицетворял саму совесть. Нав закрыл лицо рукой. Положа руку на сердце, его совсем не трогала судьба Линэли. Он привык выдавать себя за асура и полюбил одну из них, но что светлые — враги Нави, по-прежнему не вызывало никаких сомнений. А с врагом разговор простой, кем бы он ни был. Даже если невольно тебе помог, даже если годится Мириане в дочки... Вейга вдохнул и выдохнул. Обманывать себя смешно и просто глупо, но сейчас даже это не имело значения. Спроси его кто, как он сам хотел бы поступить с Линэлью, Вейга ответил бы не задумываясь: убить. Легко и быстро, одним ударом, а потом развеять тело в прах и сделать вид, что так и было. Это самое лучшее, что могло произойти с асурой в империи Навь, но мнения Вейги никто не спрашивал. Нав активировал морок, превращая Линэль в маленькую шасу. Лицо девочки из просто бледного стало совсем неживым. — Не надо, — прошептала она, — пожалуйста... Альгир шмыгнул носом. Он уже растерял свой боевой настрой и теперь едва не плакал. Брат Винтерус вытер пот со лба. — Что мешает убить ее просто так? Обязательно приводить ее к князю? Ведь ты это задумал? — По моей вине семья лишилась двух навов. — И? Разве ее смерть что-то исправит? Вейга кивнул. — Что-то — определенно. Он был не в силах вернуть своих, но мог привести Линэль — тоненькую ниточку к убежищу врагов. Если асуры где-то остались, они пуще прежнего ценят каждую светлую жизнь. Мелочь станет хорошей приманкой или чем-нибудь другим. Парга найдет достойное применение и ей, и самому Вейге. Возможно, в виде корма для драконов, но это решать князю. Сам он возвращается к семье, а там будь, что будет... Но как же надоело делать, что должно! Всю свою жизнь он занимался только этим и едва ли не впервые захотел отойти от славной традиции. Одним коротким движением нав срезал косу Линэли — ту самую, которую так и не успел закрепить брат Винтерус. Потом открыл портал на Кааманское нагорье. — Железная Крепость поднимается нечасто и все еще принадлежит асурам, — на фоне залитых солнцем гор его фигура казалась совсем черной. — Если они до сих пор живы, то могут приглядывать за ней одним глазком. А если найдут светлый генетический материал, их заинтересует, что здесь произошло. Ты, почтенный брат, их тоже заинтересуешь, и даже мелкий, если вы двое вовремя не унесете ноги. Шансы очень невелики, но я не хочу, чтобы вы умерли так... красиво. — А чего хочешь? — голос эрлийца прозвучал глухо, а рука снова держалась за сердце. — Умереть в бою, — он взял Линэль за руку, — и отдать долг. До Уратая нам идти примерно сутки, и, если родня успеет ее спасти — так тому и быть. Если нет — князь получит неожиданный подарок. И они шагнули в плавящийся воздух летнего Каамана, навсегда исчезнув из жизни двух младших. А те и не подумали строить портал. Повернувшись к оврагу спиной, старый лекарь медленно пошел в сторону города, и шас увязался за ним. — Давай, отправлю тебя домой? У тебя же есть дом? Эрлиец все пытался достать таблетки, но рука бестолково шарила в сумке, не в силах найти нужный пузырек. Альгир молча стал помогать. Он так никуда и не ушел, и они продолжили свой путь, не оглядываясь и почти не разговаривая. Степь мерно дышала на слабом ветру и млела на солнце. Ей не было дела до младших и старших, и даже до Спящего со всеми его странными снами. День прошел мирно и сменился вечером, но двое путников так и не дождались ночи. Светившее в спину солнце вдруг засияло, как в полдень, земля качнулась, как плот во время шторма, и резко ушла из-под ног. Пальцы маленького шаса вцепились в запястье брата Винтеруса, но тот ничем не помог ему. Оба падали в пропасть, наполненную светом, и не могли увидеть ее дна... А может, это у старого эрлийца снова прихватило сердце.