Гарри Поттер и каменная философия

Вот теперь, думаю, можно считать, что прошло десять лет с того дня, когда один старый маразматик, шикая на Хагрида, положил на обледенелый порожек спящего младенчика… И хоть снега в ту ночь не было, дубак стоял знатный. На той же широте в штате Аризона, говорят, койоты на скаку замерзали, бежал-бежал себе степной волк и вдруг бэм-с… застыл навеки ледяной статуей. Письмо от Дамблдора дядя Вернон передал Гарри на десятый день рождения, и мальчик целый год презирал старого кретина, потому что дядя во всех подробностях рассказал племяннику о морозной ночи и подвиге скотч-терьера, о замерзшей двери гаража и замке автомобиля. Даже чайник, красный в белый горошек, которым оттаивал гараж и машину — и тот описал вдоль и поперек. Ах да, ещё трещинка на крышке справа была… К одиннадцатому году Гарри Поттер был уже состоявшейся личностью. Невысокий сухощавый паренёк с острыми чертами лица, с темно-каштановыми, коротко стриженными волосами. Ехидные зеленые глаза и тонкие мамины губы. Это Петунья так говорит, она считает, что Гарри очень похож на свою маму — Лили. Гарри носит очки, круглые и практичные. Ещё он донашивает за Дадли его одежду, из которой тот так быстро вырастал, что не успевал разносить. Таким образом, с его плеча Гарри получал практически новую одежду. Только обувь ему покупали отдельно, размеры ног у кузенов были всё-таки разными. Недавно Дадли подрался с парнем из параллельного класса, Гарри ринулся в свалку из солидарности к кузену, и, как это обычно бывает, в драке ему сломали очки и нос. Разбитый нос распух до кошмарных размеров, поломанные очки были сняты и положены в карман, а самого Гарри домой тащили Дадли и Пирс, ворча и ругаясь всю дорогу. Дома пострадавшего героя уложили на диван с прохладной примочкой на нос. Тётя Петунья горестно оглядела подбитый глаз Дадли и схватилась за нитроглицерин, бормоча, что чертовы мальчишки её не любят, раз то и дело норовят загнать в гроб. Дадли и Гарри гордо промолчали, хоть и покраснели от несправедливого обвинения — маму и тётю они любили, просто пацанья драка в школе — это дело чистого принципа. А пусть не воняет, а то распахнул свою грязную варежку… У окулиста пришлось заказать новые очки, а поломанные дядя Вернон спаял оловом и замотал липкой лентой, чтобы не поцарапать переносицу швом. Когда нос зажил, то из-за костной мозоли осталась легкая горбинка, которой Гарри очень гордился, ему казалось, что у него теперь благородный римский профиль. Как и всякий правильный пацан, он гордился своими боевыми шрамами, справедливо считая, что они украшают мужчину. По крайней мере те, что заработаны в бою, шрам-молнию на лбу он украшением не считал, так как не помнил, при каких обстоятельствах тот появился. Может, ему кирпичом прилетело или «Опель» впечатался… кто его знает, что за авария произошла тогда на дороге при работе двух зеленых светофоров. То письмо от Дамблдора Гарри зачитал до дыр, от первой закорючки до последней точки, вдоль и поперек, и по диагонали. Наизусть. И разбудите Гарри ночью да задайте ему вопрос, о чем в письме говорится, и будьте уверены, оттарабанит, как по писаному:       Дорогая Петунья, Должен с прискорбием сообщить Вам печальную весть. В эту ночь, с тридцатого на тридцать первое, аккурат на Хэллоуин погибли Лили и Джеймс Поттеры, а их маленький сын и Ваш племянник Гарри остался сиротой. Вы единственные родственники Гарри, больше у мальчика нет никого, поэтому прошу Вас позаботиться о нем. Уверяю Вас, Гарри не доставит Вам хлопот, он не займет много места и не объест Вас. А если Вы всё-таки боитесь его как будущего мага-колдуна, то держите в строгости, это должно заставить Гарри удерживать свою магию в узде. Искренне Ваш, Альбус Персиваль Вульфрик Брайан Дамблдор, Кавалер ордена Мерлина первой степени, Великий волшебник, Верховный чародей, Президент Международной Конфедерации Магов. Гарри, как ни странно, забавляла подпись. Она как нельзя лучше подчеркивала старческий маразм директора волшебной школы. И всё в письме было враньем. Потому что тётя сказала, что у Гарри в магмире куча родственников, начиная от Сириуса Блэка, который ему крестный отец, продолжая дедом Карлусом Поттером и заканчивая тремя сестрами Блэк, причем все трое — замужние, а это значит, что у него ещё есть трое дядей и куча кузенов и кузин. Магических. Насчет много места тоже неверно, Гарри занимал целую комнату на втором этаже и чулан под лестницей. Жрал он как не в себя. И магия у него какая-то долбанутая… Юморная. Всё это тётка говорила беззлобно, любяще-шутя. Всё же за годы она привыкла к волшебному племяннику, так уж подло устроен человек, ко всему привыкает, зараза… Даже к магии. На свой одиннадцатый день рождения Дадли получил в подарок посещение зоопарка. Ну, порадовался, конечно, но только ко времени визита в серпентарий начал скучать, устал маленько. И самая большая змея в мире его уже не удивила. Смотрел-смотрел на неё, слушал восторженный лепет Пирса о том, что эта змея настолько длинная, что может дважды обмотаться вокруг автомобиля дяди Вернона, и такая сильная, что может раздавить его в лепешку. Но в тот момент змея явно была не в настроении демонстрировать свои силы и что-либо обматывать. А если точнее, она просто спала, свернувшись кольцами. Дадли немножко оживился от пирсовой рекламы, прижался носом к стеклу и стал смотреть на блестящие коричневые кольца. Прикинул размеры — и правда большая! — вот только скучная, как его черепаха… — Пусть она проснется, — произнес он плаксивым тоном, обращаясь к отцу. Дядя Вернон постучал по стеклу, но змея продолжала спать. — Давай еще! — скомандовал Дадли. Дядя Вернон забарабанил по стеклу костяшками кулака, но змея не пошевелилась. — Мне скучно! — завыл Дадли и поплелся прочь, громко шаркая ногами. Гарри фыркнул: — А по-моему, она сама со скуки сдохла. — Ты о чем? — вернулся Дадли. Гарри авторитетно пояснил: — Ну ты сам подумай, лежит целыми днями за стеклом и видит надоевшие рожи таких же скучающих посетителей, которые бессмысленно колотятся к ней в аквариум, пытаясь заставить её поползать. А где ей тут ползать-то? По коряге? Не очень-то эта коряга похожа на влажные дождевые леса Бразилии. Тут, очевидно, снова сработала странная магия Гарри. Спящая змея вдруг окуталась синим сиянием, дрогнула и, проснувшись, подняла голову. Посмотрела прямо на Гарри и зашипела, а в следующий миг исчезла с негромким хлопком, оставив сильный запах озона и манго с ананасами… — Ой… — в полной тишине прошептал Гарри. — Кажется, я её в Бразилию отправил… Вернон бегло огляделся и, схватив мальчишек за руки, рванул к выходу, пока кто-нибудь не заметил, как они «украли» ценного боа-констриктора из закрытого террариума. Тот день, когда пришло письмо из Хогвартса, стал очень памятным днем. Подобрав с коврика почту, Гарри рассеянно отдал её дяде Вернону и плюхнулся на стул, чтобы продолжить завидовать Дадлику, красующемуся в новенькой форме от школы Смелтинг. Сам Гарри по конкурсу угодил в Хай Камеронс, а форма там была попроще. Дядя Вернон перебрал корреспонденцию и буркнул, передавая Гарри желтый пухлый конверт: — Это твое, племянник. Гарри взял и тупо уставился на адрес на конверте. Переспросил: — Чулан под лестницей? — Дай сюда! — спохватившись, взревел дядя. — Что там? — заволновался Дадли. Но дядя Вернон, взбеленившись, прогнал мальчишек с кухни. Далее последовала всем известная война с письмами, которые всеми силами просачивались в дом, вплоть до урагана через трубу камина. И вот несется по Англии семейный форд Дурслей с ругающимся Верноном за рулем, тётей Петуньей рядом, жующей щеки, и мальчиками сзади, причем Дадли жалобно ныл из-за того, что папа не разрешил взять телевизор и компьютер и что он помрет без передачи великого Умберто. Гроза, бешеное море, каменистый остров. И ночь, жуткая, дикая ненастная ночь. Гарри сидел на полу перед софой и тоскливо грыз картофельные чипсы вдогонку к банану. Чипсы тоже какие-то дикие — судя по этикетке, они со вкусом жареных ежей… Гарри старательно пытался забыть, что написано именно ежи, и убедить себя, что на самом деле там вкус бекона. На софе в полной прострации сидел вусмерть голодный Дадли и внимательно слушал пение своего желудка, тот выводил такие красочные рулады… В очередной раз представив, как он откусывает голову жареному ежику, Гарри вздрогнул и, вскочив, отдал пакетик с чипсами Дадлику. Тот удивленно заглянул в него и увидел, что он почти полон, желудок затянул новую пищевую сонату, и Дадли, запустив руку в пакетик, зачерпнул горсть хрустящих ломтиков и отправил в рот. На ежей ему было чихать, сейчас он готов съесть даже ондатру. В полночь явился великан. С розовым зонтиком, тортиком и с опостылевшим письмом. Оглядел временных обитателей хижины, отметил взглядом Гарри и запел было: — А вот и наш Гарри… — и осекся. Голодный и продрогший Гарри прожег его взглядом свежеубитой Горгоны. И песенка насчет похожести на папку с мамкой так и не была допета. Стушевавшись, верзила виновато замолчал и занялся камином — развел огонь, поставил чайник и разогрел сосиски. К которым, впрочем, никто не притронулся. Все четверо стояли у стены и настороженно следили за каждым движением великана, дядя Вернон сжимал в руках сверток, по длине и очертаниям которого было понятно, что там ружье. Тётя Петунья стояла у него за спиной и крепко прижимала к себе мальчиков. Смущенный данным обстоятельством верзила стесненно пригласил их к камину: — Ну, угощайтесь, что ли… Сосиски пахли одуряюще, голодные Дадли и Гарри переглянулись, покосились на камин и покрепче вцепились в Петунью. Вернон злобно бухнул: — Кто вы такой, сэр? — А ведь точно, я и забыл представиться… — пробормотал верзила. И поспешно добавил: — Рубеус Хагрид, смотритель и хранитель ключей Хогвартса. Но вы можете называть меня просто Хагридом. Меня так все называют. Вернон сквозь бумагу нащупал курок и нацелил сверток в грудь великану: — Мне всё равно, как вас там все называют. Я требую, чтобы вы немедленно покинули этот дом, сэр! Вы взломали дверь и вторглись в чужие владения! — Да заткнись ты, Дурсль! — отмахнулся верзила Хагрид, пристально глядя на Гарри. И обратился уже к нему: — Гарри, мне сказали, что ты свое письмо так и не прочел. Может, прочитаешь теперь? — с этими словами он протянул Гарри знакомый до оскомины желтый конверт. Гарри не сходя с места посмотрел на лицевую его часть, на котором изумрудными чернилами было написано, что данное письмо адресовано мистеру Поттеру, который живет в хижине, расположенной на скале посреди моря, и спит на полу. И скривился: — Я его читал. Не смешно. — Чего не смешно? — затупил Хагрид. — Шутка не смешная, — вежливо пояснил мальчик. — Все эти котлы, волшебные палочки и прочее… Там ещё написано, что они ждут мою сову. Это как понимать? Где я вам сову возьму? Я их десятки распечатал, и везде говорится про сову, которую они ждут. Ну, один-два раза ладно, можно пошутить, но стопятьсот раз написать, что сову ждете… это уже ни капельки не смешно… — А когда ты успел прочитать? — подозрительно спросил Вернон, сверля глазами племянника. Гарри пожал плечами: — Подобрал с пола, когда собирались уезжать. — И ты не веришь этой чуши? — удивленно переспросил дядя. Гарри почесал нос и опять пожал плечами, мол, чему там верить. — Гарри! — с досадой крякнул Хагрид. — Ты как хочешь, а мне велено доставить тебя в Косой переулок за покупками к школе. — Извините, но я не хочу, — вполне вежливо отказался Гарри. Но на великана его отказ почему-то подействовал как мантия тореро в положении «в атаку» на быка. Хагрид взбешено взревел: — Дурсль! Вернон нацелил ружье в пол и нажал сквозь бумагу. Грохнул выстрел, а следом раздался яростный рев отца семейства: — Вам же сказано, что мальчик не хочет ехать. Оставьте нас в покое! Великан протянул руку и, выдернув ружье из рук дяди Вернона, с легкостью завязал его в узел, словно оно было резиновое, а потом швырнул его в угол. Дядя Вернон пискнул, как мышь, которой наступили на хвост. Гарри проводил взглядом перекрученное ружье и скрестил руки на груди в неосознанном защитном жесте. Вернон, несмотря на то, что был разоружен, всё же храбро продолжал сопротивляться: — Я не буду платить за то, чтобы какой-то ополоумевший старый кретин обучал моего племянника всяким дурацким фокусам! Тут он, видимо, зашел слишком далеко. Хагрид схватил свой зонтик, завертел им над головой, а его голос загремел словно гром: — Никогда не смей оскорблять при мне Альбуса Дамблдора! Потом зонтик со свистом опустился и своим острием указал почему-то на Дадли. Вспыхнул фиолетовый свет, и раздался такой звук, словно взорвалась петарда, затем послышался пронзительный визг, а в следующую секунду Дадли, обхватив обеими руками свой жирный зад, затанцевал на месте, вереща от боли. Когда он повернулся к Гарри спиной, тот заметил, что на штанах Дадли появилась дырка, а сквозь нее торчит поросячий хвостик. Дядя Вернон, с ужасом посмотрев на Хагрида, громко закричал, схватил тетю Петунью и Дадли с Гарри, втолкнул их во вторую комнату и тут же с силой захлопнул за собой дверь. Перепуганный Гарри обнял рыдающего кузена и от страха за него сам заревел. Хагрид, слушая надрывный плач обоих мальчишек, доносящийся из-за двери, виновато покосился на свой зонтик и смущенно почесал бороду. — Зря я так, совсем уж из себя вышел, — сокрушенно произнес он. — И ведь не получилось все равно. Хотел его в свинью превратить, а он, похоже, и так уже почти свинья, вот и не вышло ничего… Хвост только вырос… И зачем, спрашивается, только Гарри больше напугал… Несколько раз за ночь Хагрид подходил к двери и робко скребся в неё, виновато гудел извинения, просил прощения, каялся, бил себя пяткой в грудь и обещал исправить. Ему никто не верил, Петунья визгливо вопрошала — всё ли в порядке у него с головой? Оскорбил его взрослый, а он, дубина стоеросовая, напал на ребёнка! Да как его земля вообще держит?! — Хагрид слушал её претензии и снова каялся. На рассвете Гарри и Дурсли вполголоса договорились, что они отпустят мальчика на один день с этим чокнутым за теми покупками, может, хоть с этим отстанут? И вот, солнечным ранним утром Гарри вышел к гиганту и застенчиво сообщил, что он готов. Хагрид просиял, предложил позавтракать холодными сосисками. Гарри для вида взял одну и незаметно выбросил в камни, когда они шли по берегу к лодке. Весь путь по морю Гарри, мертвея от ужаса, смотрел, как удаляется островок… и помертвел ещё больше, поняв, что Хагрид не собирается возвращать лодку назад. И, спотыкаясь вслед за гигантом, он оглядывался на оставленную на берегу лодку, гадая, а как же родственники с острова выберутся? И где у этого идиота логика? Он что, думает, Гарри на улице живет?! Прогулка по Лондону, а потом и по Косому переулку прошла для Гарри как в тумане. В каком-то темном баре он кому-то пожимал руки, с кем-то здоровался, кому-то кланялся… Тупо брел за Хагридом в белое здание банка, равнодушно смотрел на гоблинов, с тем же пофигизмом проехался на тележке к сейфам. Рассеянно пропустил мимо ушей названия монет. И никак не среагировал на загадочный маленький сверточек из сейфа номер семьсот тринадцать. Просто в упор не увидел его. Хагрид, обслуживая мальчика, терялся, не зная, как его растормошить, а Гарри, плетясь за ним, заново переживал свой детский страх, оставшийся с того рокового дня похищения — незнакомая запертая комната и тощий матрас на полу. Да, к первому страху, когда он осиротел и смотрел сквозь прутья кроватки на мертвую маму, прибавился ещё один — остаться одному, совсем без никого. Магазин мантий, белобрысый мальчик с непонятными вопросами. Подтаявшее мороженое от Хагрида со вкусом кислого молока. Вонючая аптека. Какие-то яркие пятна вокруг. Пыльный магазинчик с палками, которые зачем-то надо взять и подержать. Белая птица в клетке. Бас Хагрида где-то на краю сознания. — Это твой билет на поезд до Хогвартса. Первое сентября, вокзал «Кингс Кросс», там все написано, в билете этом. Если с Дурслями… э-э… какие проблемы, ты мне… ну… письмо пошли с совой, она знает, где меня найти… Ну, скоро свидимся, Гарри. И тишина. Гарри осторожно открыл глаза и осмотрелся — Хагрида рядом нет, а сам он стоит на перроне вокзала Кингс Кросс. В руках билет и клетка с совой, возле ног — сундук. Всхлипнув, Гарри сел на сундук и облегченно разревелся. Состоянием мальчика обеспокоились взрослые, окружили, стали расспрашивать. Гарри отмалчивался, вытирал слезы и сопли чужими платками, икал и просил отстать от него. Потом, успокоившись, он, равнодушно оставив сову и сундук на вокзале, пошел искать самого доброго таксиста. Нашел, проверил его с помощью золотых монет. Тот подбросил на ладони денежку, хмыкнул и согласился отвезти за прикольную плату. Был уже поздний вечер, когда Гарри добрался до побережья, лодка, к счастью, была ещё там. Глянув на далекий огонек, Гарри стиснул зубы и, упрямо засучив рукава, взялся за пеньковую веревку. Кое-как, волоком дотащив тяжелую посудину до кромки воды, Гарри оттолкнулся от береговой гальки и запрыгнул внутрь. Лодка бешено прыгала на волнах, весла, как живые, вырывались из рук и уключин. Из-за ветра, соленых брызг и мелкого дождя Гарри почти ничего не видел. Но страх остаться одному в этом мире был сильнее, и Гарри отчаянно налегал на весла, каким-то чудом умудряясь грести. Остров всё ближе и ближе… и всё выше и выше волны. — Да чтоб вас!.. — взвыл Гарри, в полнейшем отчаянии крича на волны и ветер. — Успокойтесь хотя бы на сегодня! К его изумлению, ветер стих, а волны мягко подхватили лодочку и, пронеся последние пару сотен метров, нежно опустили на каменистый берег острова. А от старой хижины к нему уже спешили Вернон и Петунья с Дадли.