Ты похожа на ветер...

But I'm dying to God I'm trying to 'Cause trying not to love you only goes so far Trying not to need you is tearing me apart Can't see the silver lining from down here on the floor And I just keep on trying but I don't know what for 'Cause trying not to love you Only makes me love you more… С чего все началось? Наверное, с того самого письма. А может, намного раньше, когда их взгляды впервые столкнулись, мгновенно наэлектризовав воздух. Сейчас никто из них уже точно не вспомнит, да и так ли уж необходимо на самом деле воскрешать воспоминания, которые причиняют боль? Пусть сладкую, но все же боль… Любовь не выбирают, она приходит сама. Как поется в одной известной песне, когда ее совсем не ждешь. Распахивает дверь пинком ноги, и нагло устраивается на диване в гостиной, сражая наповал улыбкой на миллион. И ведь не выгонишь эту нахалку веником обратно. Потому, что нельзя не поддаться, невозможно отказаться от этого контракта с дьяволом, который предлагает подлая чертовка. И где этот самый адвокат, когда он так нужен? Нет, шутки юмора – это, конечно, хорошо. Но история совсем не о том, как не ладили люди с черным котом. Ой, кажется, не из той оперы, ну да не так уж важно. Смысл в том, что любовь, какой бы она ни была, прекрасна в любом из своих проявлений. Да, порой безжалостна, жестока, беспощадна. Но все же завораживает, очаровывает и подчиняет. Сложно представить, что тот день мог никогда не случиться. Но клочок бумаги формата А4, исписанный убористым почерком, решил что параллельные прямые просто обязаны пересечься, и чихать Его Величество Случай хотел на всякие там законы физики, математики и прочего заумного бреда… Ты похожа на ветер. Такая же легкая, воздушная, неуловимая. Я столько раз пытался поймать тебя, но ты все время ускользаешь из рук. Словно песок сквозь пальцы, оставляя после себя только пустоту. Знаешь, это чувство убивает меня. Как будто что-то царапается изнутри, полосует сердце безжалостными когтями. Я все время вижу эту картину – ты стоишь на самом краю, у парапета. И прохлада ночного воздуха путается в твоих волосах, рассыпаясь бликами таких далеких звезд на рыжем пламени. Стоит закрыть глаза хоть на миг, и мне уже не хочется возвращаться обратно из плена этих сладких грез. Потому, что только там я могу сделать тебя своей, могу прижать к груди, вдохнуть твой запах. Мне кажется, что он всегда со мной. Куда бы я ни пошел, я везде ловлю это удивительное сочетание фрезии и горечи бергамота. И сердце безудержно колотится в груди, заставляя сжимать кулаки в бессильной ярости на собственную слабость, на неспособность справиться с этими чувствами. Я ничего не могу поделать с этим, слышишь? Не могу забыть твои смеющиеся синие глаза. Не могу забыть твою очаровательную улыбку. Она похожа на заклинание, ты знала? Мне кажется, что я тону в ней каждый раз, когда вижу. И мне до боли хочется прикоснуться к тебе, обладать тобой, и никогда не отпускать. Я эгоист, я знаю. Невыносимый, заносчивый и самодовольный юнец – кажется, именно так обо мне отзываются? Да, я такой, и я хочу, чтобы ты принадлежала только мне. Ты – словно существо из другого мира, создание с чуждой нам планеты, из иной Вселенной где-то на просторах бесконечных галактик. Я совсем безнадежен, да? Наверное, это немного глупо и так по-детски – желать то, что никогда не сможешь получить. Словно капризный ребенок, требующий на Рождество любимую игрушку. Но это выше меня… Я одержим тобой, словно наркотиком. Перестал спать по ночам потому, что стоит мне заснуть, и твой образ уже не отпускает меня до утра. Я люблю тебя. Люблю все в тебе. Твою внешнюю хрупкость и нежность, твои удивительные глаза цвета летнего неба и твои рыжие волосы, так похожие на живой огонь. Люблю, когда ты смеешься и когда сердишься. Люблю слышать твой голос, когда ты отчитываешь нас с Димкой или хвалишь за что-то. Люблю слышать, как ты поешь… Да, я был там в тот вечер, когда Бикбаев уговорил тебя спеть с ним дуэтом потому, что мы снова опаздывали по срокам, и ты злилась. И именно тогда я понял, что пропал окончательно. Растворился в переливах твоего нежного сопрано, без надежды вернуться обратно из этого сладкого плена. Ты не воспринимаешь меня всерьез, да? Между нами четыре года разницы и пропасть двух таких близких, но таких разных стран. Словно две орбиты, которые никогда не пересекутся, как бы близко друг от друга не пролегали их пути. Ты старше, но для меня кажешься совсем еще юной девчонкой, которую хочется оберегать, оградить от жестокости окружающего мира, окружить заботой и любовью… Да, я знаю, ты ненавидишь, когда с тобой обращаются будто с фарфоровой вазой. Ты слишком сильная и независимая для этого. Но каждый раз, стоит тебе войти, как мое сердце разрывается от боли, от невозможности быть так близко и так далеко одновременно. Пишу сейчас это письмо, даже зная, что ты его никогда не прочтешь, и чувствую себя школьником, который умудрился по уши втюриться в самую популярную девочку школы. Это невыносимо – и дальше продолжать существовать так… Я – не слишком хороший актер. Знаешь, Димка недавно сказал, что глаза меня выдают. Взгляд, как у побитой собаки, ну надо же! Хотя, я бесконечно благодарен ему за поддержку. Если бы не его дружба, я бы сломался раньше. Потому, что сны о тебе преследуют меня постоянно. Я вижу твой образ даже там, где его не может быть. Ищу твое лицо в толпах фанаток на концертах, хотя прекрасно знаю, что ты стоишь за кулисами и радуешься за нас. Для тебя мы – всего лишь работа. Двое мальчишек, однажды проснувшихся знаменитыми. Иногда мне кажется, что я больше не смогу выносить такое существование. Просто умру от этой невыносимой боли. Это чувство к тебе доконает меня. Ломка. Как у наркомана, не сумевшего вовремя найти нужную и такую необходимую дозу дури. Ты нужна мне, как воздух, как солнечный свет и небо над головой… София… Софи… Сонечка… Мне нравится, как звучит твое имя – такое же нежное, как и ты сама. Я до сих пор помню день нашей встречи. Он стал моим проклятием и благословением одновременно. Да, пусть это было шоком – узнать, что ты – наш новый менеджер, но я не жалею о том, что узнал тебя. Пусть до сих пор и не знаю, какая же ты – настоящая. За пределами студии, за объективами фотокамер и стенами концертных залов. В привычной жизни, не скованная публичностью и постоянным вниманием к нам. Что ты любишь, чем увлекаешься, чем живешь и дышишь?.. Черт, руки дрожат и буквы расплываются перед глазами. А я понимаю, что едва не потерял тебя по вине собственной глупости. Я приходил вчера в больницу. Ты похожа на ангела, когда спишь. А я едва не стал причиной твоей гибели. Если бы тогда не сорвался, если бы ты не бросилась за мной, умоляя остыть и подумать, не было бы этой аварии… Мне кажется, что я так и не смогу никогда отмыть руки от твоей крови. Я просыпаюсь с криком от кошмаров, в которых ты умираешь у меня на руках. И боюсь увидеть ненависть в твоем взгляде, когда ты очнешься. Все так волнуются за тебя, Соня. А я, наверное, так и не сумею простить себя. Слишком сильно люблю тебя. Настолько сильно, что причинил тебе боль… Это решение далось мне нелегко, но так будет лучше для нас всех. Для тебя. Если я уйду. Исчезну из твоей жизни навсегда. И ты больше не пострадаешь. Я такой идиот, я в курсе. Но все равно люблю тебя, София… По ее щекам катились слезы. Пальцы мелко подрагивали, сжимая исписанный немного неровным, но красивым почерком лист бумаги. Сколько раз она успела перечитать это письмо за этот час? Казалось, что каждое слово, каждая строчка уже заучены наизусть, до малейших деталей, оттенков эмоций и интонации. Она могла бы воскресить все это в памяти, просто закрыв глаза. Как можно было быть настолько слепой? Так стараться не обращать на него внимания, бороться с собой каждый день, каждую минуту. Давить в себе эти неположенные чувства, и хотеть только одного – раствориться в нем… С губ сорвался отчаянный, немного болезненный всхлип. Туго перетянутые бинтами ребра отозвались неприятным тянущим ощущением в груди, но сейчас ей было плевать. Письмо осталось лежать на голубом, больничном покрывали, а София зажала рот ладонями, чтобы не закричать. Так хотела верить, что ее любовь безответна. Вела себя так, словно ничего не происходит, и его присутствие рядом не вызывает головокружение и эту приятную волну тепла где-то внизу живота. А оказалось, что все это время не видела самого главного… - Соня… Сонечка, успокойся, пожалуйста… - Чужие сильные руки обняли, заставляя вздрогнуть. Не Его руки, не Его объятия, не Его голос. Все не так и все не то. И это сводило с ума. Он ушел, никому ни слова не сказав, просто исчез и уже три дня ни слуху, ни духу. И это пугало до потери пульса, с того самого момента, как Димка сказал ей об этом. Вот и сейчас Бикбаев был рядом, баюкал ее, словно ребенка, и шептал на ухо разные глупости. Успокаивает… Зачем?.. Мысли хаотично роились в голове, ни на чем конкретно не останавливаясь. А Софию подташнивало от страха, от этого жуткого ощущения чего-то непоправимого, что поселилось в груди и теперь грызло изнутри. Она не должна была видеть этого письма, но оно все равно попало к ней. Судьба? Она не верила в нее, совсем. Привыкла всего добиваться лишь своими усилиями, во всем полагаясь только на себя. Вот и этой работы тоже добилась сама, а как все обернулось в итоге? Влюбилась, безнадежно, в этого обаятельного оболтуса с поразительными голубыми глазами. - Где он, Дима? Где Влад? – Ее трясло от эмоций, которые копились внутри, закручиваясь в огромный снежный ком сбегающей по горному склону лавины. И казалось, что если она не сделает хоть что-то, то произойдет непоправимое. И это пугало настолько, что сердце рвалось прочь, словно ему было тесно в клетке из ребер. - Я не знаю, Рыжик, правда. Его ищут, но безуспешно. Такое чувство, что чертов Соколовский сквозь землю провалился… - Сквозь землю… Или… Неожиданная догадка заставила ее вскинуться, выпутываясь из рук обнимающего ее парня. За те полгода, что она проработала с группой БиС, они успели стать хорошими друзьями. Димка постоянно поддерживал ее, вынужденную жить вдали от семьи и родных, в чужой стране, чужом для нее городе. Заставлял улыбаться, когда ей было грустно, вытирал слезы, когда она плакала. И никогда не претендовал на что-то большее, чем дружба. Такой мягкий, уютный, он дарил ей чувство защищенности, напоминая о доме, который она когда-то оставила в угоду карьере. Но сейчас приходили воспоминания о том, как смотрел на них Влад, когда они вот так вот дурачились. И то пламя, что разгоралось в его глазах, заставляло ее вздрагивать. Казалось, что еще мгновение – и он просто набросится на собственного напарника и друга. Но каждый раз Соколовский сдерживал себя, а она не понимала. Была слепа в своей уверенности, что он никогда не обратит внимания на такую, как она – невысокая, хрупкая, вечно непослушные рыжие волосы, крупными локонами падающие до талии, бледная кожа с россыпью едва заметных веснушек. Единственным достоинством по ее мнению были только глаза, доставшиеся от матери – красивые, необычного синего цвета, неизменно привлекавшие к ней внимание… - Дим, я знаю, где он. Помоги мне сбежать отсюда, пожалуйста… Пожалуйста! – Соня стиснула пальцами его рубашку, чувствуя подступающую к горлу истерику. Еще никогда ей не было настолько страшно. Даже тогда, когда она выбежала за ним, и увидела летящий на нее автомобиль. София мало что помнила о том дне три недели назад. Только свет фар, крик Димки за спиной и насмерть перепуганные глаза Владиуса, а потом визг тормозов и темнота. Очнулась только два дня назад, испугав всех так, что теперь с ней носились, как с хрустальной вазой, опасаясь даже чихнуть рядом. В любой другой ситуации ей бы польстила такая забота, но на сердце было не спокойно… - Хорошо-хорошо, Сонь, только успокойся. И я очень надеюсь, что ты знаешь, что делаешь… - И столько беспокойства в голосе, что это больно резануло где-то внутри. Спасибо тебе, Димочка… За все спасибо… Она торопилась так, словно от этого зависела ее жизнь. Хотя нет, не только и не столько ее. И сердце заходилось в груди лихорадочным стаккато, заставляя дышать через раз. Так боялась опоздать, не успеть, не спасти. Боялась, что не будет шанса все исправить, сказать, как он ей нужен и какой дурой она была все это время… И вот знакомое здание, и мысли путаются а ноги отказываются держать. И лифт слишком медленно поднимается на последний этаж. Десять ступенек и дверь на крышу – кажется, целая вечность разделяет ее и этот чертов кусок дерева… Сколько он стоял вот так, сжимая перила пальцами так, что это почти причиняло боль? Просто закрыв глаза, и позволяя ветру ерошить стриженные светлые волосы. И думал о том, как она там, очнулась ли уже? Или все еще напоминает Спящую красавицу, которая ждет своего принца? Он часто приходил тайком в ее палату, ловя укоризненные взгляды Бикбаева. И просто смотрел на эту восковую бледность, на ставшую почти прозрачной кожу и облако рыжих волос на подушке. И так хотелось коснуться, провести кончиками пальцев, почувствовать на ощупь такие ли они мягкие, какими кажутся. Но так и не смог решиться на подобное кощунство, не после того, что сделал с ней. И принятое решение казалось единственно верным сейчас… Не ощущать ничего, совсем. Ни звуков такого далекого сейчас города, ни запахов. Только ветер и одиночество. И хлопок двери за спиной… - Влад… - Он дернулся, словно его ударили, и обернулся так резко, что с трудом удержал равновесие. Ему померещилось, этого просто не могло быть. Ее не могло быть здесь, сейчас. Но она была. Раскрасневшаяся, словно от быстрого бега, растрепанная, в простых джинсах и мужской рубашке. Она казалась такой живой, такой настоящей, что Соколовский даже дышать боялся, думая, что стоит сделать вдох, и она исчезнет, растворится, окажется лишь плодом его больного воображения. - Соня… - Едва успел сгруппироваться, чтобы поймать ее в объятия. Прижал к себе, все еще не до конца веря в то, что происходящее сейчас отнюдь не сон наяву. – Ты тут… Но как? - Я так боялась не успеть… Так боялась… - Ее колотила крупная дрожь, и даже его ладони, оградившие от всего мира, не могли успокоить сейчас. Прятала лицо на его груди, чувствуя, как обжигает глаза предательскими слезами снова, а еще не оправившееся после трехнедельной комы тело прошивает вспышками боли. – Два дня назад проснулась, а тебя нет. А сегодня Димка… И это письмо… Я думала, что потеряю тебя… - Владу с трудом удавалось разобрать в ее торопливом шепоте хоть какой-то смысл, но когда наконец-то дошло, в груди что-то сжалось. Все таки прочитала, глупая… - Я люблю тебя, Владиус… - Что?! Это было похоже на хороший такой удар под дых. Ногой. С разворота. И воздух моментально выбило из легких, заставив подавиться на выдохе. - Соня… Сонечка… Я даже не мечтал это услышать. – Он немного отстранился, заставляя ее поднять голову. И утонул в бесконечной синеве ее взгляда. Господи, если мне это снится, я не хочу просыпаться, никогда… - Я тоже тебя люблю, рыжик… - Снова прижать к себе, и сделать то, о чем так долго мечтал. Что мучило его во сне каждую ночь, заставляя просыпаться на липких от пота простынях, в пустом одиночестве собственной квартиры. Ее губы были солеными от слез, но он никогда не пробовал ничего слаще. И эта доверчивость, с которой его девочка позволяла ему целовать себя, та трогательная нежность, с которой она отвечала… Наверное, это и есть счастье... Обнимать ее вот так, вдыхать запах ее волос, целовать эти податливые губы… И надеяться, что это продлится вечно… Он мог быть законченным эгоистом. Избалованным, самоуверенным, думающим только о себе. Но эта хрупкая девочка околдовала его, приворожила к себе, приковала невидимыми цепями. Очаровала, словно сирена – незадачливого моряка. Едва не заставила совершить непростительную глупость. И спасла, снова спасла от участи худшей, чем свидание со смертью. Я твой или ничей… Так некстати, где-то по краю сознания. Но даже солнечный свет мерк рядом с ее улыбкой. Такой открытой, такой робкой, словно боялась спугнуть, крепко вцепившись в него. - Давай вернемся. Все так волнуются… - Пусть поволнуются еще немного. А я и так потерял слишком много времени без тебя… - Подхватить на руки, словно пушинку. Украсть, увести прочь отсюда. Туда, где их никто не найдет, где он сможет, наконец, до конца осознать, что же только что обрел. И плевать, что пойдут пересуды. Плевать, что просто не будет. Влад Соколовский никогда не искал легких путей, не собирался и сейчас. Пока она оставалась с ним, его маленькое рыжее солнышко, он был готов свернуть горы, осушить океаны и делать другую подобную романтическую чушь. Потому, что я твой или ничей…