Объект класса ро-четырнадцать

— Вы в сто сорок третью? Мумь арестовывать пришли? — сурово спросила девочка. — Нет, объект класса ро-четырнадцать. — зачем-то ответила Таня, силясь поднять с асфальта метафорически упавшую челюсть. — Значит, мумь, — девочка кивнула со знанием дела. Так, будто в их дворе каждый день полицейские ловят сверхъестественных сущностей, привлекая в качестве свидетелей сознательных младшеклассниц. Подумала и добавила: — Орла, ла-ла. — Что? — Таня растерялась ещё больше. — Вы монетку под язык взяли? — уточнила маленькая собеседница. — Я могу одолжить, только вернёте потом. Хотела шоколадку купить, а мне папа больше сегодня не даст. Тане осталось только вытаращить глаза. И похлопать по поясной сумке с кошельком, а то некрасиво получается — стоит тётка-полицейская и смотрит на то, как ребёнок последнее от сердца отрывает. На всенародную борьбу с объектом класса ро-четырнадцать. По-хорошему, ей вообще не следовало разглашать гражданским цель своего визита во двор панельного дома, нелепо торчащего среди малоэтажного Жверинаса, но девочка застала ее врасплох. Подошла и вежливо осведомилась о состоянии дела, пока Таня, заняв позицию на лавочке под деревом, напряжённо вглядывалась в окна третьего этажа. Обычный ребёнок — школьный рюкзак, синий сарафанчик, светлые косички, на духовном уровне все в порядке, младшеклассница как младшеклассница, а тут — на тебе. Мумь. Арестовывать. По правилам обращения с квартирными сущностями неопознанного характера. Офонареть можно! Пока Таня хлопала глазами, вспоминая, кто из ее коллег живет в этом районе и читает курс техники метафизической безопасности для всей семьи, девочка решила ее добить: — Вы же знаете, куда вам, да? На этаже уже не ошибётесь, мы с ребятами написали, что там мумь, чтобы никто случайно к нему в дверь не позвонил. И еще придумали монетки рассыпать. Теперь он даже лампочки жрать не выходит! — гордо добавила девочка и тут же смутилась. — Ну, кушать, то есть. — А он ещё и лампочки жрет? — спросил подошедший Альгирдас, передавая Тане кофе. — Если в подъезде, то уже тянет на переклассификацию. И на дополнительную защиту. Амулеты класса ро надо бы взять. — Это адское смертоносное хрючево само по себе амулет, — Таня скривилась, отпив из картонного стаканчика. — Убивает все живое, мертвое и мумей заодно. Но всё при мне, в засаду их по крайней мере брала. Мы же не знали точно, на что идём и воздействует ли оно на соседние помещения... — Ещё он на паровозиках катается. Даже из нашей квартиры слышно, что река дорог железных, а мы аж через две двери живём. Девочка определённо умела влезать в разговор. В нужный момент, по делу, ничего лишнего — всем бы в ее годы так. Ещё бы озвученная информация оказывалась исключительно радостными новостями — и цены бы ей не было. — В вашей квартире — это уже совсем вне помещения, — задумчиво сказал Альгирдас. — А про паровозики знаем, Таня даже послушать успела, и пришли поэтому же... Спасибо. Как тебя зовут? — Даля, — девочка улыбнулась. — А я вам помогла? Можно я с вами пойду? Мне всё равно домой надо, заодно папе расскажу, что у нас полицейские мумь ловят. — Нет уж, посиди пока во дворе, — Таня постаралась добавить суровости в голос. — Вы с ребятами конечно молодцы, отреагировали правильно, но гражданские на место преступления не допускаются. Сама же наверняка знаешь. Даля заметно огорчилась, но осталась сидеть на лавочке, приободрённая пончиком из кофейни, не пошедшим в Таню после адского смертоносного хрючева. Нехорошо, что в меня ничего не лезет, думала, пока они ехали на третий этаж. Ещё монетку вместо пончика нечаянно проглочу. Надёжнее, вопросов нет, но как доставать потом?! Даже в рот ее брать теперь страшно. Пока Таня тешила воображение хирургическими процедурами, двери лифта, щёлкнув этажом, разъехались, открывая картину народных противомумевых изысканий. За пару дней, прошедших между не давшей внятных результатов засадой и их запланированным рейдом, местные жильцы постарались на славу. Пол лестничной площадки блестел от плотно уложенных монет, вместо ламп висели стеклянные фонарики-подсвечники, а на двери напротив лифта красовалась косая надпись МУМЬ. Большими красными буквами, чтобы наверняка. — Это девочка с папой вдвоём так? — удивился Альгирдас. — Какие молодцы. Работали мы уже с ними, что ли? — Да тут весь подъезд, кажется, поучаствовал, — мрачно ответила Таня. — Если не весь дом. И все в курсе. Ещё и имя дали, да такое, что и мы с тобой сразу начали использовать... С ума сойти, это ж как он закрепиться успел! — помолчала пару секунд и призналась: — Мне уже на этом этаже нехорошо. Тошнит. Альгирдас внимательно посмотрел на неё: — Орла, ла-ла. — Извини? — Нет, ничего, — он шагнул к двери, закидывая в рот пятьдесят центов, и Тане ничего не оставалось, кроме как поспешить за ним, шагая через монетки. В тамбуре было темно — практически глаз выколи. Только тонкий луч света падал на грязный пол, горы типичного подъездного мусора и серую от толстого слоя пыли стиральную машину, загораживающую вход в сто сорок четвертую квартиру. Луч света. Из-за двери. Приоткрытой! — Лучше приглашения не придумаешь, — невнятным из-за монетки шёпотом заметил Альгирдас, — Я впереди, ты за мной. И зашёл в квартиру — мягким, неслышным шагом. Таким, будто вокруг него не колебался воздух. Будто телесность Альгирдаса осталась за порогом вместе с осыпавшимися с подошв осколками лампочки. Таня бы на его месте так не концентрировалась — знакомый белый шум и голоса с кухни всё равно заглушали все тихие звуки в квартире. — Это радиоточка, как раньше ставили, — негромко сказала она, вопреки договорённости обходя Альгирдаса. — В стене, перед рельсами. — Перед какими рельсами? — он заслужил Танин недоуменный взгляд. Очевидно же: поезду надо где-то ехать, поэтому должны быть рельсы — там, под штукатуркой. Сам сейчас поймёт, подумала она, надо про радиоточку объяснить. — Нас за постановку или за пассажиров можно принять, даже если шуметь будем. И не смотри на меня так, она не выключится, разве что старик на дереве хохотать начнёт... — Какой ещё старик? Давно она не видела напарника таким напряжённым. Будто с голыми руками на Голодный Мрак пошли. И про старика видно, что поинтересовался просто так, а думает о чём-то другом, серьёзном. Хотя понятно, почему спросил — в отчете она, кажется, забыла о нём сказать. Да и много ли вообще там было, в том отчёте. — Обычный старик, — хотела похлопать по плечу, но вовремя вспомнила про монетку. — Сумасшедший только. Муж бывшей квартирной хозяйки, кажется… Его по радио объявят, — Таня улыбнулась. — Из окна в комнате хорошо видно, как он там сидит. И ржёт. Три дня на него залипала, надоел — страсть! Пошли, покажу, — и направилась в комнату, не дожидаясь ответа. Старика, конечно, не было, — он все-таки ночное удовольствие, а сейчас только вечер. Зато манекен — тут как тут. Над кроватью висит, красавец, рука пород древесных, река дорог железных. Тихо покачивается в ритме поезда. Течет к нам из Орла, ла-ла, ла-ла... И как в такой обстановке работать? — подумала Таня. — От шума колёс так в сон клонит! Но это ничего, сейчас в Орловскую область въедем, там станция, сразу проснусь. Можно будет яблок у бабушек купить и съесть вместе — взять ведёрко и поделить на двоих, достанется и ей, и напарнику. А то стоит весь серый, в дверь купе вцепился. Нехорошо ему, что ли? — Таня, — тяжело выдохнул Альгирдас. — Окна сто сорок четвёртой на улицу выходят. И деревьев оттуда не видно. Твою мать, там же стиралка эта у входа уже лет десять стоит. Таня, ты в какой квартире в засаде сидела?