Воспоминания Учиха Мадары

      Воздух был пропитан цветочными ароматами и солнечным теплом. Вторая половина дня, в комнату, где они находятся, наконец-то не попадает свет. У них с малявкой условный час чтения. Условный, потому как с головой в свитки ушел только Мадара, а Изуна лишь изредка заглядывала в записи, проверяя себя на ошибки. Она собирала букет и выглядела действительно увлеченной своим занятием, что невольно привлекало внимание.       По столу были разбросаны десятки видов цветов, свежих, совсем недавно срезанных с клумб, в неединичном количестве имеющихся перед домом. Такой буйной особе, как Изуна, неведомым образом хватало терпения для садоводства, которое имело славу неторопливого на результаты занятия. Девчонка, которая пяти минут не могла усидеть спокойно, неожиданно была способна месяцами дожидаться плодов своего труда. — И кому ты это подаришь? — хмыкнул Учиха, не выдержав. Такие сложные букеты просто глупо делать лишь ради демонстрации навыков, их нужно дарить. Во всем этом Мадара разбирался постольку поскольку, титул Главы обязывал, но он все-таки не любитель подобного. Да никто и не ждал от него цветов в подарок.       От обращенного на нее внимания девочка встрепетнулась и ощутимо ожила. — Подарю? — хихикнула она. — Я хотела оставить это у себя… Знаешь, для красоты. В конце концов, почему я должна ждать, пока мне кто-то что-то подарит, если я могу в любой момент сделать букет себе сама?       Взгляды Изуны на некоторые вопросы были… отличными от общепринятых. В чем-то так зависимая от мнения окружающих, часто она клала на него большой… болт. Не дожидалась похвалы — хвалилась сама, не довольствовалась чужим умолчанием, озвучивая домыслы. Или, вот, сама мастерила себе букеты. Для девочки это… — Когда вырастешь, не говори это ухажерам — разбегутся, — для девочки такая самостоятельность — лишь помеха в личной жизни. Для принцессы — тем более.       Юная (еще слишком юная, чтобы задумываться об ухажерах) Учиха замирает, неуверенно переводит взгляд на него. В глазах читается осуждение, негодование и понимание. Секунда. Веселый хмык. Она вновь улыбается. — Думаешь, мне стоит сделать вид, что сама я цветы никак получить не могу, чтобы они чаще их дарили? — мелочь коварно усмехается, и четко представляется озвученная картина. — Надо тогда будет попросить, чтобы в горшках дарили, живые цветы. Я пересажу их в клумбы… — Размечталась, — фыркает Мадара, скрещивая руки. Свитки давно отложены в сторону. — В любом случае, для девчонки подобная «самостоятельность» может обернуться проблемами. Помни об этом.       Его слова задевают гордость этой малявки, но он прав и лишь предупреждает. Сколько ей? Годиков через пять принцессе начнут искать партию, и такие выбрыки мало кто сможет стерпеть. Пока просто цветы, но чем это обернется в будущем? Пусть лучше научится скрывать характер сама, чем его потом задавят окружающие, которым химе, претендующая слишком на многое, ни к чему. — Для девчонки… — внезапно, Изуна не робеет, не притихает, а добавляет в голос опасности. Взгляд становится жестче и увереннее — именно таким, который старейшины терпеть не станут. — Для девочек быть самостоятельными плохо? — «Плохо»… не подходящее слово, — совсем не подходящее. Это не плохо, просто это не то, что ее клан примет. Это опасно. Хотя, видимо, стоит смириться, что иного пути для себя внучка не видит и покорность при всем желании не изобразит. Бунтарство у нее сквозит в каждом жесте. — А для человека? — разговор принимает несколько неожиданный поворот. — Для человека быть самостоятельным тоже плохо? Или уже хорошо? Тогда, получается, что я не человек, раз мне самостоятельной быть плохо?       Бунт… Очевидно, именно бунта стоит Учиха ожидать от своей химе. Ну, это больше не его дело. Мадара заинтересован в том, чтобы главная бунтарка во время своих революций не пострадала, а остальное не столь важно, если не отразится на глобальной картине мира (это, в конце концов, может оказать влияние уже на его план). Сейчас же важно успокоить девчонку, пока она совсем не расстроилась и не распсиховалась. — Я же сказал, это принесет проблемы. Но это не значит, что таковой тебе быть нельзя. Просто тебе придется доказать им, что ты тоже человек, — и это определенно будет непросто. Старые маразматики… Старейшины портили жизнь ему, будут портить и ей. Теперь эти старики из его поколения, но их роль не меняется. — А ты? — резко вскидывается Изуна, и сжатые кулаки выдают ее напряжение. «Мне важно» — кричит ее поза и выражение лица. — А для тебя я… человек?       Глупый вопрос. Нормальный для того, кем она является в его глазах. — Конечно, — маленький человек. Ребенок.       Девочка затихает, возвращается к своим цветочкам, смущенно улыбаясь и неприкрыто радуясь. Голубые, желтые… Она собирает красивый букет из цветов различных оттенков, и цветовая гамма его почему-то кажется невинной. Детской. Он просто слишком глубоко ушел в эти размышления. И вот, букет завершен, на столе остается лишь один бледно-синий цветок. Простенький, с пятью круглыми лепестками и светло-желтой сердцевиной. На тонком стебле…       Изуна берет в руки свой шедевр, зарывается в него носом, радостно сверкает глазами. Прижимая к груди, подходит к нему и садится рядом. Мадара смеряет результат оценивающим взглядом. Не то чтобы он в этом разбирался… — Хороший букет, — бросает он нейтрально звучащую похвалу. Действительно все подобрано верно или нет, в любом случае формулировка нейтральна. — Поставишь в комнате?       Специально не уточняя, чьей. — Наверное. Или в гардеробной… — и где энтузиазм? Что-то грядет. — Грэндпа… Знаешь, я бы хотела подарить кому-то этот букет. — М? И почему тогда не даришь? — Нельзя. У него… неподходящее значение. Мне некому его сейчас дарить… — Мадара присматривается к цветам, с трудом припоминая их значения. Ничего кричащего, однозначного. Нет красных камелий или того, что однозначно не подаришь случайному человеку. Однако он, опять же, не разбирается в этом достаточно хорошо. — Что же это за значение? — насмешливо тянет он. — Пылкое признание в любви? В ненависти? — Я не хочу дарить это кому попало, — говорит Изуна резко, тоном, откидывающим всякие шутки. — У него хорошее значение и я могу подарить его любому в клане, но не хочу. Кагами в деревне нет…       Внучатая племянница не раз заявляла о своей глубокой привязанности к каждому, кто носит мон Учиха (в это и легко было поверить, ведь даже к нему она привязалась лишь на том основании, что их связывало родство), но припоминать ей это смысла не было. Понятно, что букет получился особенным, несмотря на то, что подходил для подарка любому. — Оставить букет у себя неплохое решение. А Кагами обрадуешь, когда вернется, — не стоит усложнять. — Ну… я… знаешь… — Изуна мялась, не решаясь что-то сказать. — Я вдруг поняла, что не хочу его у себя держать! — Да? — Да, — подтвердила она тихо, сминая в руках стебелек голубого цветка. Выглядел цвет знакомым, и значение смутно припоминалось. Что же он значит?.. — На этот букет ушло много времени, и мне не хочется дарить его не тому человеку… Мне, по правде, не нужны букеты. Для меня цветы всегда растут в клумбах, и, раз никто не видит, я не заморачиваюсь подбором значений. Главное, чтобы красиво… — И-и-и? — предполагалось что-то еще. Что? — И вот, — буркнула смущенно внучка и протянула ему букет. Мадара на секунду онемел. Вывод напрашивался, это действие должно было быть очевидным… Но не было. Ему крайне редко дарили цветы, а уж последний раз это и вовсе было десятилетия назад. — Это тебе, грэндпа. — Чтобы не пропадало? — но получать цветы потому, что того, кому они адресованы, нет, не приятно, а унизительно. Подачки пускай в мусорку выкидывает или соклановцам пихает, а ему этого не надо. — Раз Кагами нет, решила мне отдать?       Воздух теплый, но от тона его голоса мелочь бросает в дрожь. Выпустил ки? Ничего, доза не та, чтобы в обморок грохаться. — Нет, — девочка опускает голову, прячет лицо в цветах и говорит так тихо, что неясны интонации. — Я его изначально тебе собирала…       Что? Ему?.. — Но все думала, может, ты их не любишь? Или это слишком? — «слишком» крайне очевидно относится к значению композиции, и никогда Мадара еще так не жалел, что не увлекался языком цветов. — Но ведь если я их все-таки подарю, то ничего страшного?       Если он так и не вспомнит хотя бы примерно, что все это может значить, то нет.       Так, цветы свежие, не сухие. Ничего явно кричащего о непристойных чувствах не видно либо он не замечает. Вспомнить бы о цветах хоть что-то. Незнание действовало на нервы. А внучка все еще протягивала ему букет. Принять? Отказаться? — Поставь на кухне, — плевать, все равно он не стал бы брать его с собой. Реакция девочки на его слова неоднозначна. Не то радость, не то грусть. То же непонимание, как у него. Мадара мучительно размышляет, стоит ему зарыться в свитки в поисках информации или забить на этот инцидент. Какая разница, что за цветочки ему пихает малявка?       Но…       Взгляд вдруг цепляется за яркое пятно рядом. На полу, очевидно, забытый, лежит тот самый лишний цветок. Почему-то только сейчас наконец вспоминается его название. Лен.       Учиха осторожно поднимает его за вялый стебель, пальцами приподнимает упавшую головку, всматривается в нежно-голубые лепестки. Пять, как пальцев на руке. И вспышкой вдруг в голове проносится догадка-воспоминание. Вспомнил.       Лен — символ семьи. Действительно, подарить можно любому в клане, но мало кому захочется. Семья… — Поставила! — отчитывается громко Изуна, шумя перегородками. Мадара встает, немного растерянно размышляя, стоит ли ему это делать. Однако взгляд падает на улыбчивое лицо внучки, такое знакомое и теперь давно уже родное. Более, чем ясно: стоит. — Держи, — хмыкает он, кладя цветок в руки девочки. И выдавливает из себя улыбку, надеясь, что говорить не придется. И не приходится. Сложно назвать это подарком от него, в конце концов, это ее цветы, но… намек понят, и от этого Изуна улыбается шире. Счастливее. В следующий свой приход он не принесет ей лен, но, наверное, стоит принести подарок. Раз уж они семья.