Без промаха.

Уверенный взгляд, плотно сжатые губы. Мартин сосредоточенно рассматривает небольшое отверстие, обрамленное засохшей кровью. Дышит тихо и коротко, пытаясь остатки своего спокойствия железного сохранить, однако дрожащие руки её выдают. Нервничает. Он видит. — Ты мог бы не двигаться? — прожигает его гневным взглядом, когда из-за вздохов вздымается грудная клетка, лишая её возможности внимательно осмотреть это чертово ранение. Её вина. Её ошибка. Признать? Ни за что! — Может, мне перестать дышать? — в тон ей цедит Рэпп, сквозь сжатые зубы. Он злится, потому что ему больно. Кому было бы не больно получить огнестрельное ранение на такой простой операции. Болит сейчас у него не только раздутое эго, но и место под правым ребром. — Было бы здорово! — её ядовитая улыбочка и энтузиазм сказанной фразы заставляет его закатить глаза, но он тут же вспоминает свои собственные слова: «Будешь закатывать глаза, так и останется». Уголки губ непроизвольно ползут вверх, когда вспоминаются обстоятельства, при которых он выразился именно так. Лидия глядит на него, не понимая, что могло вызвать его лёгкую — почти — улыбку. Она всматривается в его коньячные глаза много дольше, чем нужно, а затем, одернув себя, возвращается к исследованию ранения. Смоченная антисептиком вата стирает засохшую кровь; Рэпп шумно выдыхает, потому что щиплет сильнее, чем должно, но не говорит ни слова. Мартин замечает это, но действий своих не прекращает, напротив, с большим нажимом давит на рану. — А можно немного нежнее? — сжав руки в кулаки до побелевших пальцев, спрашивает Рэпп. — А можно было не лезть под пули? — излюбленный язвительный тон и злобно сощуренные глаза, которые она тут же отводит, коротко взглянув на него,  — Тебя ведь никто не просил! — от закипающей ярости её буквально заколотило. С остервенением Лидс продолжала вытирать кровь, превратив некогда белую вату, в красную. Митч не стал терпеть это издевательство и перехватил её тонкое запястье, больно сжав. Лидия выронила вату, но взгляд не подняла. Он тут же проклял мысленно положение, в котором они находились, ведь разгадать эмоциональный ребус можно лишь глядя в глаза. Его свободная обнаженная, украшенная выпуклыми венами рука, потянулась к её лицу; Митч заставил посмотреть на него, взяв её за подбородок. Глаза Мартин в этом скудно освещенном номере казались темно-зелёными, а ещё странно блестели, будто она готова проронить слезу. Губы Лидии задрожали от волнения, ведь случившееся сегодня могло лишить её напарника. Того еще придурка, но. Его вечные спонтанные решения заставляют Хёрли седеть, а её сердце — пропускать удары. Эти эмоциональные всплески, эти крайности: от «я сейчас сама тебя прикончу» и до «лишь бы с ним ничего не случилось» бесят. С её одержимостью к контролю своих собственных эмоций и реакций, его импульсивность выводит из себя даже таких крепких орешков, как она. Дрожащие губы сжимает до побледнения, а затем быстро моргает, стараясь скрыть эмоциональный «провал». Резко вырвав свою руку из крепкой хватки Рэппа, Мартин ещё один раз протирает небольшое в диаметре ранение чистой ваткой, после чего обрабатывает по краям чем-то…по ощущениям Митча, зелёнкой. Она клеит сверху марлевую повязку, после чего поднимается с колен, поправляя одежду. — Тебе бы пропить курс антибиотиков, мало ли, зараза какая-то, — абсолютно безразличным тоном говорит она, — но зная твое пристрастие к алкоголю…проспиртуешься. — Вот это забота, Мартин. Я знал, что дорог тебе, — короткая улыбка трогает его губы, он, даже, чуть было не рассмеялся, но вовремя вспомнил, что это может причинить боль. — Как ты там говорил, м? Ничего личного? — вскидывая брови, интересуется агент, — Так вот, Рэпп, ничего личного.