Лес секретов

      По-новому названный Фрост, пытавшийся понять и принять своё новое имя драконьего наречия, вдруг упал на спину, нелепо шлёпнувшись на мокрую траву: сенч-рат поднялся и потянулся, выгибая дугой косматую спину и вытягивая когти-кинжалы, царапая ими землю. Старик усердно отряхнулся.       — Сэр!       — Прости, малыш, — хмыкнул кот.       — А что насчёт Хакона? — вдруг спросил юноша. — Вы не рассказали, что стало с ним после вашей встречи.       Сенч-рат грузно уронил зад на землю, задумавшись. Он снова хмыкнул: — Да, действительно. Надо же, что с памятью стало?

***

      — «Я восстанавливался. Очень это было для меня не быстро, противно, рутинно… А мне хотелось, естественно, чтобы сразу: встал и побежал. Так не получалось, что не прибавляло мне бодрости. Как только мне разрешили вставать и выходить за пределы казарм, я тогда уже пришёл в норму умом и, естественно, тогда я вспомнил про того скромного высокого мальчишку-каджита из каравана. Я же обещал, что найду их и что-нибудь придумаю! Я решил, что заберу малыша на воспитание, потому что в караване, на мой взгляд, учиться нечему. А я уже имел большой опыт в обучении солдат, как-никак — столько лет в легионе. И я решил тайком, пока меня никто не видел, отправиться за ним, прихватив приличную часть своего скопленного жалования…»       Легат хромавший как трёхногая собака, тихо прокрался по казармам поздно вечером, когда у солдат уже был отбой и ничего не подозревавший Омунд, естественно, тоже спал. Толкнув лбом тяжёлую дверь, кот просочился на улицу и пошёл мимо стражей к арке, держа в зубах вьючную сумку. Почти выйдя на загнутый мостик, он услышал вдруг за спиной:       — Далеко собрался, аран каз?        Он остановился и вздохнул. Сенч бросил свой походный мешок и повернулся через плечо: — Что, во имя Акатоша, ты здесь делаешь?       — Кажется, радую владыку Хирсина своей великолепной охотой на столь богатую дичь. И куда ты собрался?       — Собирался вернуться через два дня!       Кузнец подошла к легату и присела перед ним: — Один ты никуда не пойдёшь, — она взяла его за плечо и подобрала сумку, закидывая её ему на плечи, где она и должна была висеть, — кривой и хромой — точно. Возражения не принимаются, иначе я позову Омунда и тогда ты совершенно точно никуда не пойдёшь.       Фаасйолмар посмотрел на неё опущенной вниз мордой и вздохнул, закрыв глаза. Открыв их, он кивнул: — Хорошо. Хорошо, уговорила. Пошли. Только тихо.       Кошка кивнула, подобрала два боевых нордских топора и вместе они отправились к воротам.       — Рассказывай, шпион, куда идём?       — Это я ещё и шпион, — оскорбился, фыркнув, хромавший на левую переднюю лапу кот. Помолчав, он рассказал про юношу-каджита в караване и что он задумал сделать: — Всё мне он покоя не давал. Хотел тихонько ночью уйти, сделать дело и вернуться через ночь, под утро.       — Да ты на четырёх-то ногах как повозка с капустой грохочешь, а на трёх с половиной и подавно! — подшутила над легатом кошка. Серьёзнее она добавила: — А вообще… Я удивлена твоему решению, это так… Необычно?       — И что, это плохо?       — Нет! Совсем нет! Это удивительно, и даже здорово! — она плеснула рукой. — Надеюсь, что твой план сработает.       — Я тоже надеюсь, — каджит осунулся. В нём впервые проявилась «та самая», но ещё не большая осунутость, когда его лопатки торчали выше головы и линия копчик-спина-морда, были больше прежнего приближены к горизонту.       Помолчав, Кинай ободрила его: — Если что-то пойдёт не по плану, — она положила ладонь на навершие топора и добавила, — я постараюсь сделать так, чтобы всё получилось.       Они шли пешком. Без спешки и бега, и каждый своим ходом. Если раньше Кинай могла абсолютно спокойно ездить верхом на сенче, а он мог даже бегом в броне носить её на собственном горбу, то сейчас кот ещё с трудом переносил сам себя. Рана в левом плече не давала ему полноценно пользоваться лапой и большее время ходьбы он скорее скакал на трёх лапах, держа левую переднюю подвешенной, опираясь на неё слегка и иногда. Поэтому несколько раз за дорогу от Солитьюда до Данстара они останавливались на отдых, чтобы забивавшаяся лапа немного отдыхала. И потом они снова продолжали путь.       Кинай по пути периодически рассказывала легату о том, что происходило, пока он «спал». И в этот раз она озвучила слова второго легата насчёт веса сенч-рата, отрубив топором ветку над головой.       — И говорит, мол, хоть похудел бы, брат! А то все четыре центнера тащить на такой случай — глаза от натуги повыпадут!       — Вообще-то, три с половиной, — фыркнул, покачав саркастично головой каджит, — ну, я покажу ему «четыре центнера», нордский поросячий недоедок.       Так они ближе к вечеру первого дня дошли до Данстара. Поспрашивав у местных, они выяснили, что караван около дня-двух назад отбыл. Маршрут у них был по северному Скайриму, поэтому следующей остановкой должен был быть Виндхельм. Им вдвоём нельзя было соваться в пристанище Братьев Бури, поэтому они дошли до Скрытой Рощи и стали ждать караван там. Оставаться в Данстаре было также глупо, как идти в Виндхельм. Если бы кто признал в них сторонников Империи — беды не избежать. Разбив небольшой лагерь и костёр, они стали ждать, когда караван пойдёт обратно. Обычно караваны были на стоянке несколько дней: от двух до четырёх и потом пускались дальше в путь. Солдат с кузнецом прождали около трёх дней, прежде, чем наконец завидели идущий караван с телегой и сутулой, не очень молодой, лошадью.       — Ма’дран! — окликнул выходящий из леса легат, скрывая хромоту.       Каджит вздрогнул и завертел головой, прежде, чем заметить легионера с провожатым.       — О-о, брат-каджит! — махнул ему рукой караванщик. — Как приятно видеть тебя снова!       Пара выдвинулась навстречу каравану. Каджиты встретились.       — Чем могу помочь? Броня, инструменты, оружие?       — Вообще-то, Ма’дран, у меня к тебе интересное предложение, — заявил сенч-рат, — помнишь, ты рассказывал мне про мальчонку, которого тебе «вручили»?       — Как не помнить, большой брат! До сих пор ещё волки не съели — бегает быстро, — немного даже с досадой заявил караванщик. Юноша высунулся из телеги, высматривая легионера с кузнецом, и подняв уши.       — Хочешь я избавлю тебя от этой головной боли?       Ма’дран позвал юношу и удивился: — Ты что? Вот этого паренька? И на шкуру пустить!       — Нет, конечно.       — А чего ты хочешь?       — Я могу забрать его. Родственникам можешь сказать, что он попал в элитный отряд, где учатся боевым искусствам только лучшие рекруты. Или что его съели винтерхолдские волки.       — Ага-а, эдак и сказать! Я же не могу родную кровинушку просто так «отдать»!       — Я без него не уйду.       Кузнец сняла с плеч сенч-рата его вьючную сумку и подбросила в руки караванщику, а затем положила правую ладонь на навершие левого топора и довольно низко для дамы прогудела: — Мне, кажется, что мы понимаем друг друга.       Каджит открыл сумку и поднял брови, немного задумавшись и помешкав. Опустив взгляд на скромного юношу он проговорил: — Пожалуй, я действительно смогу придумать, что сказать его родственникам. Так будет лучше. У нас ему учиться нечему, а здешние пески несут в себе только опасности. Под вашей опекой он будет в большей безопасности, — он снова посмотрел на юного каджита, кивая в сторону повозки, — Собирай вещи.       Котик покивал и скользнул в повозку, спешно втолкнув всё в свою наплечную сумку, он выпорхнул из неё. В нём чувствовалась нерешительность, ситуация была непонятная, но он не слишком любил каджитов из каравана, которые могли охотно шпынять его за зря.       Кинай протянула ему руку, приглашая пойти с ними. Малыш помялся, держась ручками за ремешки на сумке под плечами. Посмотрев на своего «наставника», он ещё помешкал.       — Иди, юноша. Дядюшка Ма’дран всё уладит. С ними тебе будет лучше, чем с нами.       Котик кивнул и робко подошёл к кузнецу и легионеру. Кальдуран положила руку ему на спину и они пошли обратно… Домой.

— «По сути, тогда мы просто выкупили Хакона из условий, в которых он бы не смог вырасти здоровым, крепким воином. Если бы вообще дожил до своего совершеннолетия. Он был худой даже для своей комплекции, пришлось и над этим тоже поработать, чтобы к более менее взрослому возрасту он не сложился пополам под колчаном. Он был жутко скромный, робкий, тихий, зашуганный такой… Нам показалось, что его били больше, чем он нам осмелился рассказывать.»

      Во время похода до Солитьюда, они пытались познакомиться поближе. Первое, что удалось выяснить у малыша, это то, что его так сильно шпыняли, что он не знал даже наверняка, как на самом деле его зовут, как не все те прозвища, которыми его обзывали.       Малыш грустно пропищал: — Мне всегда было приятнее думать, что имя отражает мой рост с хорошей стороны, а не то, что я хоть и маленький, а уже «дылда»…       Сенч пробасил: — Знаешь, малыш, когда-то в Скайриме жил древний герой-норд, один из первых людей-Языков, которых дракон Партурнакс наставил на путь Голоса. Он был высок, могуч, с тяжёлой рукою, и звали его Хакон Одноглазый. Имя Хакон переводится как «Высокий Сын», и неважно чей, хоть самого неба.       — И он был… Очень высокий?       — Как высокий эльф! — подхватила Кинай, взяв малыша за плечо. — И ты вырастешь, и будешь ещё выше!       Каджит засмущался, задёрнув капюшон и пряча горящие уши. Сенч вздохнул, поняв, насколько будет непросто. Он остановился и сел, поджимая больную лапу.       — Слушай, малыш… Тебе нечего так стесняться и тем более бояться. Мне есть чего — я пришёл выкупать тебя еле волоча лапу в сопровождении вооружённой женщины, — после этих слов от сенча, Кинай перекатилась на ногу, уперевшись деловито ладонью в бедро, — и я стараюсь смотреть на это здраво. Неприятно признавать, но один я бы вряд ли бы проделал весь этот путь за тобой и вероятно, не смог бы убедить Ма’драна. Тебе будет трудно адаптироваться, возможно, это будет долго. Но в наших отношениях никогда не должно быть стеснения за свою «слабость». Я не позволю, чтобы мальчуган в возрасте чуть больше десяти зим — ходил сгорбившись, имея рост по плечо среднего каджита или норда. С первых минут нашего «знакомства» я видел, как в этом ребёнке забился в угол потрясающий лучник и отличный брат по оружию. Но мы не сможем тебе помочь, ничего не получится сделать, если ты будешь всё время сидеть в своей ракушке. Тебе нужно вылезать из неё. Ты готов к этому, Высокий Сын?       Юноше вдруг стало стыдно. Но слегка дрожа, он вздохнул и скинул капюшон, кивая.       — Я готов.       Легат смягчился: — Отлично, малыш, а теперь пойдём домой. А то нас хватятся.       Каджитка подхватила разговор, обнимая юношу за спину: — О-о, нам ещё столько всего нужно рассказать тебе по дороге!       Равэн Хакон, Высокий Сын, тогда приобрёл своё настоящее имя и начал тяжёлый путь, в котором ему предстояло побороть все свои страхи, боли и установки, мешавшие ему расправить плечи и вдохнуть полной грудью. Много рассказов, разговоров, обсуждений, теории… И ещё больше практики. Ему предстояло о-очень много работы.

— «Это был воистину титанический труд. Работы там было непочатый край. Но у него были мы — готовые в любой момент, когда потребуется, помочь. Он ночевал в барском доме вместе с Ингом, который был старше него зимы на три, а целыми днями он либо учился вместе с ним, либо проводил дни с нами, либо с солдатами-рекрутами. Через пару недель он перестал как голубок прятать голову в плечах и капюшоне, месяца через два он уже почти не сутулился и где-то ещё через полгода мы имели уже почти ровную спину. Для меня, конечно, была проблема — вытягивать уверенность и внутреннюю силу из зашуганного ребёнка это совсем не то же самое, что и тренировать взрослых солдат. С этим у меня проблем не было. Но здесь нужно было работать так, чтобы не усугубить ситуацию… Ему особенно на пользу шло общение с Ингом, вместе они тренировались драться, стрелять из лука, и, конечно, вместе им было намного интереснее и легче изучать для меня почти родной язык — язык Дов. Детям же важна коммуникация. И вот эти два серых мальчонки, которые росли у нас на глазах во всех смыслах — стали нам как родные дети. Никогда не думал, что Хакон справедливо звал нас Мона и Борма, но если так подумать… Кажется, это действительно так и было. К Ингу было немного другое отношение, другая ситуация. Ему доставались все мои зубы и армейская муштровка, но выносил он это… Довольно философски. Он быстро мужал и с самого детства он был скорее как очень младший брат нам, мудро рассуждавший на взрослые темы. Умный мальчонка, который никогда толком не ощущался как ребёнок.»

      Возвращаясь в настоящий мир из воспоминаний, они услышали вдалеке грозную ругань: — Морока-ай! Я надеру твой низкорослый зад так, что ты будешь есть и спать как лошадь — стоя!       Морокай по своей болтливой натуре, очевидно, ляпнул Канзифусу какую-то гадость. Повернувшись, они увидели вдалеке бегущего по Фолкриту и смеющегося Вульдзнагара, за которым гонится длинноногий лучник. У воина не было ни единого шанса улизнуть. Хакон быстро догнал его у окраины и повалил в траву. Они дважды перекатились и лучник, оказавшись сверху начал бить шутника. Не очень сильно, чтобы не забить вусмерть. Сейчас бывший Равэн не выглядел тем зашуганным худощавым малышом, которого смог представить себе Фрост. Это был быстрый, ловкий, с длинными ногами жилистый лучник, который мог постоять за свою семью. Со своими взглядами и философией, всё ещё чуткий и ранимый, но очень честный и не боявшийся признать в чём-то свою слабость или ошибку. Благословленная самой Кинарет, Сильная Душа, которая не боялась постоять за себя и свою честь. Сенч-рат, видя и осознавая то, каким тот вырос — даже немного выпрямился от гордости за Высокого Сына и на старой, местами куцой, ржавой морде появилась небольшая улыбка.       — И у старика есть за что гордиться, — он помолчал, — не зря жизнь прожил, — каджит медленно поднялся и пошёл к драчунам. Завидев старика, лучник выпустил из цепких лап своего друга и поднялся, отряхиваясь.       — Кхм-кхм, — прокашлялся лучник, — мы готовы, Борма.       Сенч кивнул и посмотрел на валявшегося в траве воина, наклонив голову: — Полагаю, Вульдзнагар, сегодня будет твоя очередь рассказывать о себе, — когда воин валко поднялся, дополнил, — Я уже нарассказывался.       Морокай поморгал, немного опешив, и почесал затылок: — Да без проблем, наверное! Мне же рассказывать нечего.       — Это ты будешь ежу в лесу доказывать, — развернулся спиной Фаасйолмар и отправился к берегу. Морокай, продолжая чесать затылок, неловко улыбнулся во все зубы.       Когда каджиты собрались у самого широкого места реки неподалёку от города, где рядом была не слишком высокая скала, несколько поваленных деревьев и берег, с большими камнями и песком. Старик, естественно, развалился на самых горячих, солнечных валунах, на скале, подальше от берега. Кинай занималась костром для готовки с помощью новоназванного Марлока, Хаук обустраивал место поудобнее, Морокай и Хакон увлечённо разбирали снасти. Савот, которая до сих пор не появлялась, наконец показалась со стороны деревни, в компании лохматого каджита.       — Ого-о, какие кошки в деревушке! — удивился Морокай.       — Всем доброе утро, — зевнул серый каджит в рубашке.       — Как себя чувствуешь? — спросил Фрост, поднимаясь с земли.       — Спасибо за волнение, я в порядке, — кот снова зевнул, — Савот сказала, что мне совершенно необходимо присутствовать в ваших… Коллективных ностальгированиях на ветке.       — Мне виднее, что лучше для твоей поправки, — вставила зельевар и указала пальцем под сосну неподалёку в траве, рядом с берегом, — Урони свой костлявый зад вон там в траву, вместе с Каисой и наслаждайся. Лес, река, птички, болтушки — то, что нужно.       Растрёпанный каджит провёл ладонью по мятому от подушки лицу и, не найдя сил сопротивляться или спорить, взял альфика на руки и расположился под сосной, в густой мягкой траве. Переменная облачность создавала отличный градиент температур, на выходящем солнце можно было с удовольствием погреться, а когда оно заходило за облака — охладиться и подышать влажными землёй, камнями и корой после дождя.У всего этого был свой особый шарм. Они расположились, прошло некоторое время уединения, когда каждый был полностью погружён в ощущения от места.       Кинай сидела на большом камне, закатав штанины и свесив босые ноги в воду где-то по щиколотку. Она обернулась, немного болтая мысками в реке: — Морокай, не хочешь рассказать про себя? Я слышала, что сегодня твоя очередь!       — Да у меня же ничего такого интересного!       Серый кот под деревом, поглаживавший альфика на коленях, негромко фыркнул: — Ну ты это ежам в лесу рассказывай, аферист.       — Спасибо, Инг, — обернулся воин, натянуто оскалив улыбку. Кот под деревом продемонстрировал приглашающий и, в данном контексте, немного издевающийся жест, склоняя в благородном поклоне голову.       Фрост, сидевший вместе с Хауком, неподалёку от костра, подал голос, оборачиваясь к нему: — Мне кажется, что каждому есть, что рассказать! Это же очень интересно, вспомнить и узнать друг о друге побольше.       Плечистый воин вздохнул и подтянул снасть, обнаружив пустой крючок. Он выбрал нового червячка и стал насаживать, подбирая слова:       — Да я и не знаю, что рассказывать. Я так глубоко в себе никогда не копался. Базово — я сын М’рааджи и Яраха, которые в своё время были Тёмными братом и сестрой, где, собственно, они и познакомились. Поэтому родился я в Тёмном Братстве, возможно, даже прямо в тайном убежище. Когда я был маленьким — на убежище напали имперские солдаты. Тёмному Братству заказали убийство Императора, и… Оно не удалось, очевидно, — воин посмотрел на старого легионера, — Я, если что, никого не виню в этом, всё справедливо.       Сенч-рат, голова которого лежала на лапе, пожал плечами: — Я даже если бы был в курсе — не смог бы помочь. Я бы понял любой твой вывод.       Вульдзнагар отмахнулся: — Я никого не виню, — он закинул удочку, — в общем оба они погибли в этой осаде, как и почти всё Братство. Я помню, что меня из горящего убежища вывел аргонианин, которого, кажется, звали Визару, если я правильно помню. И… Он отвёл меня в Рифтенский приют, потому что «а что ещё делать». По ночам, когда Грелод Добрая — приютская «няня» спала, я вылезал через окно и пробирался в Гильдию воров. Я этого не говорил, но Мавен давала мне несколько раз задачки, которые мог выполнить кто-нибудь маленький и незаметный — и я с ними справлялся так, как она хотела, поэтому она меня, как не странно, даже полюбила. Как минимум стратегически я ей нравился.       Каджит замолчал, вдруг выдернув удочку. На крючке тряслась первая рыбёшка размером с ладошку. И кот, по своим или чужим надуманным рыбачьим обычаям — отпустил её, сунув ей в рот червяка потолще. Снова насадив наживку на крючок и забросив снасть, он вернулся к рассказу.       — Я часто бегал в храм Мары! Жрецы меня не прогоняли и посвящали в тему любви ко всему живому: животным, людям, духам, земле, старому дереву. Правда, любовью к Грелод Доброй я так и не проникся, но скорее смирился. Жрецы даже ночью, когда я сбегал из приюта, пускали меня в храм. А я с радостью ходил на их молитвы. Вообще, как вспомню, кажется, я был довольно социальным ребёнком.       — Ты и сейчас главный болтун в деревне, — усмехнулся лучник, повторяя обряд за другом.       Воин улыбнулся. Улыбка на лице Морокая — это как луч света в самый мрачный день, он почти всегда был оптимистичен, шутлив и весел, и не только транслировал, но и излучал необъяснимое тепло и любовь к этому страшному, наполненному ужасами и кровью миру. Будто зла никогда и не существовало, в его душе горела идиллия…       — Ну… Это моё призвание и моё проклятье, — посмеялся Вульдзнагар и задумался, — А! Да, жрецы Мары благославили меня на то, чтобы я ушёл из Рифтена, в котором преступность просто кипела как в котле капустный суп с олениной. Так как у них не получилось повлиять на Грелод, я пошёл к Мавен.

***

      — Мой сладкий рулетик! Мавен помнит твою помощь. Вечером в приют придёт Бриньольф и всё уладит. Беги обратно, пока тебя не хватились.

      И вот малыш шмыгнул обратно в приют через окно, где его караулил друг норд-сирота. На следующий день, ближе к вечеру, как было непривычно, открылась входная дверь приюта, на что противная старуха тут же окрысилась. Грелод Добрая звалась так скорее из Рифтенского сарказма, и даже взрослые люди считали эту женщину — страшнее наёмника Тёмного Братства. Те убивали, но хотя бы не мучали и не издевались над своими целями до этого. Она же просто уничтожала своей «добротой» всё то, что должно было быть у любого ребёнка и впоследствии взрослого человека. Но завидев Бриньольфа в тёмной кожаной броне гильдии, где на куче ремешков висело с шесть или больше стальных острейших клинков, она ощутимо напряглась.       Норд, источавший ауру тёмных ночей и безжалостности, игриво проговорил: — Я заберу одного мальчишку.       — У нас не приёмный день вообще-то, Бриньольф! Дети не…       Норд в броне Гильдии воров, схватил старуху за грудки и толкнул в стену, вжав её и достав клинок. Волосы рыжеватого-каштанового цвета упали на лицо и он тяжело просквозил: — Ты не поняла, Грелод Добрая. Я заберу мальчонку. Либо я заберу ещё и тебя.       Старуха, помешкав, задыхаясь, наконец кивнула. Бриньольф нашёл глазами маленького каджита: — Ты готов, малыш?       Маленький Морокай поправил сумку на плечах и уверенно кивнул. Норд кивнул ему в сторону двери, всё ещё держа старуху.       — Этот гадкий ребёнок отребья всё равно никому не будет нужен и все вы сдохните, как крысы в своей Буйной Фляге…       Почти самый главный человек в Гильдии воров ударил её о стену и пророкотал: — А твоего мнения, гнилая падаль, я не спрашивал.       Он швырнул её на пол. Пока злая старуха корчилась, норд развернулся и пошёл за мальчиком. Положив руку ему на спину, они вместе вышли.       — Спасибо, Бриньольф! Я уже боялся, что ты не придёшь…       Норд улыбнулся: — Пустяки, Малыш. Мавен сказала, что нашему маленькому ловкачу нужна была помощь. Как же я мог ему отказать.       Мужчина проводил малыша за ворота Рифтена, и присел перед ним на корточки, взяв за плечи. Помявшись он сказал: — Ты молодец. Куда бы тебя не завёл твой путь — помни, что тебе всегда будут рады в Буйной Фляге, — норд улыбнулся.       Малыш благодарно кивнул и улыбнулся. Он накинулся на шею рыжего норда, крепко обнимая его. От неожиданности мужчина вздохнул и, растаяв от обаяния этого невероятного ребёнка, тоже крепко его обнял, взяв в охапку. Малыш прошептал: — Спасибо за всё…       Они отстранились. Вдруг норд опомнился. Он достал из заднего кармана септим и протянул его каджиту, переворачивая на тыльную сторону — на нём был выдавлен ромб с кругом внутри. Норд пояснил, положив монетку в ладошку юноши и складывая его пальцы: — Это так, на удачу. Постарайся не потерять.       Юноша улыбнулся и кивнул.       — Вон те караванщики довезут тебя до ферм, неподалёку от Вайтрана. Я уже обо всём договорился.       — Спасибо ещё раз, Бриньольф…       — Пустяки, малыш. Свидимся ещё.

***

      Морокай выловил вторую рыбёшку и отдал её Хауку, как ответственному за суп.       — Я страшно хотел учиться у Соратников. И… Так я попал в Вайтран. Мои родители вели не слишком… Доблестный и честный образ жизни, и мне хотелось проверить, смогу ли я по-другому. И я смог!       Вдруг заговорила Кинай: — Каково же было моё удивление, когда я, приехав в Йоррваскр спустя довольно долгое время своего отсутствия, узнала, что Кодлак принял мальчика-каджита!       — Так ты Соратник? И ты тоже?! — плеснул от неожиданности Хаук, едва не чиркнув себя по руке, очищая рыбу от чешуи.       — А ты думал! — покачал плечами Морокай. — Но всё было далеко не так просто.

***

            — Я пришёл в Йоррваскр. Конечно же, меня сначала хотели выгнать, потому что… ребёнок. Подросток. Зим одиннадцать мне было может, и я пришёл к Соратникам совсем за недолго до того, как Братья Бури начали штурм Вайтрана. И меня, кстати, там тогда не было. Эйла увела меня на охоту очень далеко и до того, как всё началось. А когда штурм был подавлен — мы вернулись на уже потушенное пепелище, такие дела. Так и пропустил свой первый в жизни штурм. Так вот, я пришёл к ним.

      — В нашем зале какой-то чужак! — отозвался хрипло седой старик.       Каджит-подросток выпрямился, чуть подняв подбородок: — Я хочу присоединиться к Соратникам и славить честь Исграмора!       — Да? Дай-ка я на тебя взгляну, юноша… Да, может быть.       — Господин! — вдруг окликнул старика тёмненький мужчина с очень глубокими синяками под бледными глазами. — Неужели Вы примете ребёнка? Это уже второй каджит за последнее время, который приходит к нам и опять в этом же зале. Не считаете, что это странно?       — Во-первых, напомню тебе, Вилкас, что я никому не господин! — отрезал старый мужчина. — А во-вторых… Вы с Фаркасом попали к Соратникам даже в ещё более юном возрасте, если помнишь. Душа этого мальчика сильна! Как и той девчонки, что приходила к нам несколько лет назад и сейчас продолжает славить честь Соратников. Или ты сомневаешься в нашей старой подруге?       — Что? Нет!.. — тёмноволосый норд немного даже смущённо замялся, — Конечно, нет… Простите, что засомневался в ваших словах, Предвестник.       Мужчина с большим шрамом через правый глаз посмотрел на мальчика: — Мальчик, а что ты из себя представляешь? Сможешь постоять за себя?       — Да, Предвестник! — быстро сообразил лучезарный невысокий мальчонка, выпрямляясь. — Я может и невысокого роста даже для своих собратьев, но со мной упорство горного козла и сила лесного волка!       — Посмотрим. Вилкас…       — Я понял, Кодлак, — процедил норд, — пошли, щенок, посмотрим, чего ты стоишь.       Хмурый норд отвёл малыша во двор, где обычно практиковались все Соратники. Мужчина остановился, поворачиваясь к юноше: — Ну давай, посмотрим, стоишь ли ты чего. Можешь бить, — он с усмешкой и сарказмом, как и всегда, добавил, — не переживай, я не сломаюсь.       Малыш сбросил свою сумку под колонной, которая на толстых балках держала крышу-навес. И подойдя к мужчине, он не испугался, когда тот напал на него. Он довольно ловко увернулся и не смотря на свой невеликий рост — ударил мужчину несколько раз. Крайним ударом он попал ему по лицу, когда тот склонялся вниз, и норд остановился. Соратник тряхнул головой и поправил с хрустом свою челюсть. С небольшим смехом он зарокотал: — А неплохо! Особенно для такого малыша, — его челюсть снова хрустнула, окончательно встав на место, — Мне нравится. Может из тебя и действительно что-нибудь выйдет.

      — Так как я всё-таки не взрослый, и даже пока ещё не был воином, моё становление Соратником немного отличалось от обычного. Я почти всем и довольно быстро понравился, поэтому меня приняли. Но во-первых, как рекрута, а не полноценного Соратника, потому что для них это тоже своего рода был интерес и эксперимент, я сам просто очень всего этого хотел. Сначала учёба и тренировки — потом можно и о сражениях подумать. Во-вторых, вместо обычного задания-проверки, после которого смотрели — принимать тебя в Соратники или нет, у меня были регулярные, часто показательные, экзаменовки, чтобы посмотреть — вырос ли я как Соратник, над чем мне ещё стоит поработать, где побольше потрудиться, и как скоро я уже буду готов к тому, чтобы стать полноценным Соратником. Ну, и, в-третьих… Гоняли меня как последнего орка, из которого пытались сделать нордского-героя и взрастить в нём Первого Предвестника. Я совсем не жалуюсь. Мне это было… Даже в радость. В этом было какое-то своё удовольствие, не смотря на то, что по ночам почти всегда я просто падал на кровать и до петухов меня никто не видел. А спал я как медведь! Кстати, заставлять некоторых заносчивых Соратников ронять челюсть — ещё больше тешит самолюбие!

      Юный Морокай с первых секунд смог найти общий язык с братом-близнецом Вилкаса — Фаркасом, и они часто тренировались вместе. Норд всегда считал, что ему есть ещё чему поучиться, потренироваться, поэтому с радостью составлял компанию юноше. Он же и научил каджита всем приёмам блокировки, самозащиты, некоторым приёмам боевым и тренировал его с некоторой периодичностью тоже он. Он, как тот, про кого лысый Скьор говорил, что в нём сила Исграмора — от всей своей простой, но честной и открытой души старался этому же научить своего маленького хвостатого друга. Три самых любимых его задания, которые он давал юноше каждый день, почти каждый или поочереди: это подтягивания на балках под навесом во дворе с мешком муки в ногах, а потом и яблок, и руды; отжимания с ведром воды на спине, потом это был чугунный казан с водой, потом с камнями; и… Толкание скалы. Самое простое, но требующее терпения такого же гигантского как и сама скала. Для этого не нужен был присмотр, и этим он мог заниматься самостоятельно, в любое время дня и ночи, когда ему вздумается — горы везде, бери да толкай. Иногда это было и наказанием, потому что как бы ты не пыхтел, не старался — результат не видно. И это дезоориентирует. Но малыш не просто так сказал при первой встрече с Кодлаком Белой Гривой, что его упорство подобно горным козлам. Это была абсолютная правда, и со временем его упёртость росла до подобия напора степного мамонта. И от таких усердных тренировок он становился всё сильнее, сравниваясь с молодыми Соратниками будучи ещё совсем юным подростком.       Морокай не был выдающегося роста для сутай-рата, но из размеров классического сутая, которым он являлся, малыш вырос где-то к тринадцатой зиме, поэтому никогда нельзя было сразу сказать — когда он родился. Он обрёл большую выносливость и силу, и никогда не терял желания и жажды проверить свой предел возможностей. После того, как у караванщиков был выкуплен Хакон — Кинай несколько раз ещё приезжала в Йоррваскр, где и познакомилась с юным последователем великого Исграмора. Она даже показала ему несколько новых приёмов с секирой и топором. Морокай имел возмутительный дар — располагать к себе кого угодно. Естественно, каджитке-кузнецу он тоже пришёлся по душе.       Имя ему, кстати, дали родители ещё в убежище Тёмного Братства. Они говорили, что «морокай» — переводится как «славный». И что они назвали его в честь одного из самых могучих драконьих жрецов, который имел невероятную силу и способность, будто бы, убеждать окружающих в своей воле одним только взглядом, настолько он был могуч и силён. В своём роде, он оправдывал своё имя.       Как-то Кинай прислали гонца с письмом из Йоррваскра. Вилкас сообщал ей, что малыш, в связи с его близким совершеннолетием, проходит последний экзамен, на котором решат, станет ли он, наконец, полноценным Соратником после его длительного и очень упорного обучения, в котором он пёр как снежный вихрь. И норд, естественно, приглашал свою сестру по оружию поучаствовать и посмотреть на этого. Это был период легионерского затишья, когда всё текло, как течёт. Потихоньку молодёжь в Солитьюде училась, служба была спокойная, будто бы пришла небольшая оттепель. Стало даже немного скучно, поэтому кузнец совершенно не задумываясь, собрала наплечную сумку, села на лошадь и поскакала в Вайтран — посмотреть на такое знаменательное событие.       Тем временем уже сильно похорошевший и расцветший Морокай готовился к своему контрольному экзамену. И не смотря на то, что проходил он их с десяток, всё равно был очень взволнован. Он стоял и задумчиво завязывал полоски ткани на запястьях и ладонях, когда его кто-то потрогал за плечо.       — А? — каджит обернулся, приоткрыв рот, и вдруг просиял. — Кинай!       — Волнуешься? — улыбнулась кузнец.       — Ну… — скомкался подросший юноша, продолжая завязывать руки, — Разве что, немного. Не бери в голову, — отряхнулся тот.       — Тебе не о чем волноваться, дорогой, — кошка погладила будущего Соратника по спине, улыбнувшись с материнской заботой, — Так много прошёл, и полностью заслуживаешь быть одним из нас, даже больше, чем некоторые.       — Предвзятость к ребёнку-каджиту, пожалуй, немного затянула процесс принятия меня как брата по оружию, — он пожал плечами, скрывая небольшую грусть от этой мысли.       Кальдуран за плечо повернула юношу к себе лицом и, продолжая держать, проговорила, смотря в глаза: — Кто бы, что не говорил и думал — они получат в рыло, Фаркас меня в этом поддержит. Для меня — ты уже давно Соратник. Я с радостью подниму меч в твою честь и прикрою твою спину. И встану на твою сторону, что бы не решил Круг, — она протянула ему руку. Каджит посмотрел на ладонь кузнеца, потом ей и в глаза и уверенно кивнул, сохраняя свою наполненную шармом улыбку, хлопнув крепко по ладони кошки, взявшись пальцами вверх. Они обнялись, постучали друг друга по спинам и отстранились.       — Я в тебя верю.       — Ты будешь там?       — А как же! Как я могу пропустить такое! А как же посмеяться с Фаркасом и не щёлкнуть по носу Вилкаса?       Морокай захихикал и благодарно кивнул, провожая взглядом каджитку в стальных приталенных доспехах. В таких же, кстати, в каких ходил Фаркас. У него было ещё немного времени, чтобы подготовиться. Он собрался и вздохнул, мешкая. Сердце будто застучало чаще от волнения. Каджит выдохнул через рот и отправился во внутренний двор, не поддаваясь гнусным мыслям, которые пробирались в его голову, чтобы изжирать изнутри. Его уже ждали.       Напротив тренировочных чучел, вне крыльца, стояли ждали все члены Круга. Ближе к скалам, чуточку в сторонке стоял Фаркас в компании сидевшей на валуне каджитки. По их левые руки стоял Вилкас, Кодлак и Эйла. Справа стояли новичок и Соратники постарше. На земле камнями был выложен большой круг. Юноша встал перед ним, напротив Кодлака, выдохнул и выпрямился.       — Что ж, юноша! — заговорил Предвестник. — Мы собрались сегодня здесь, чтобы вместе посмотреть — чему ты смог научиться за эти годы и готов ли ты вступить в наши ряды.       — Сегодня тебе нужно будет оставаться внутри этого круга и показать свою доблесть в бою, — Эйла указала на четверых Соратников, стоявших справа, — они будут проверять твои умения.       Морокай бегло посмотрел на Кинай и по её запрыгнувшим на лоб бровям, понял, что это что-то новенькое. Так просто ему не хотели давать возможность вступить и его это только подстегивало, и теперь волнение переросло в небольшую обиду или даже злость. Челюсть его сжалась.       — «Кажется, бой будет не простой», — подумал юный Вульдзнагар и чуть ухмыльнулся, нахмурившись на секунду, — «От того будет веселее поставить их на место!»        Каджит вошёл в круг и повернулся лицом к соперникам. За спиной он услышал едва уловимое заботливое «Давай, малыш!» от каджитки и приготовился к драке, поднимая сжатые кулаки на уровень подбородка и ставя ноги по широким плечам, чувствуя свою "опору".       Фаркас довольно хмыкнул, пихнув Кальдуран локтем: — Это я его научил! Смотри, как сейчас ловко будет прикрывать челюсть, — кошка одобрительно покивала. Конечно, если челюсть с корнем выбьют — вряд ли кто сможет вернуть её на место.       Сначала вперёд вышли Ньяда Каменная Рука и Рия, которая была совсем новенькой и для которой этот бой тоже должен был быть в каком-то роде показательным. Началась драка. Соперники, в отличие от Морокая, могли спокойно входить и выходить из круга. Каджит умышленно не применял к девушкам силу и занимался парированием ударов, хитростями, чтобы они сталкивались лбами и спотыкались. К драке подключились Атис и Торвар. И каджитка, до этого, просто наблюдавшая, привстала с валуна, поднимая шерсть. Фаркас прихватил её предплечье, осаждая. Он спокойно кивнул, будто бы убеждая её, что всё под контролем. Кошка нахмурилась в недоумении и села на место, продолжая наблюдать за дракой с уже большим волнением и напряжением.       Морокай предплечьями закрыл лицо от ударов Торвара, увернулся, а в следующем выпаде Соратника схватил его за правое плечо и руку; почти прямой рукой, выкрутил её за спину и пинком вытолкнул его за пределы круга так, что тот едва не разбил себе лицо о каменную мостовую. Не разворачиваясь, поймал синюю руку Атиса и подтолкнув его тело локтём на спину, поднял на лопатки и перекинул через плечо на землю. Перекатившись кувырком назад, пока девушки не успели завалить его и отпарировал ещё несколько ударов.       — Ты не дерёшься в полную силу! — возмущённо вскрикнула Ньяда.       — Я не хочу сломать вам что-нибудь! — увернулся каджит, пригнувшись и подрезав девушку.       Каменная Рука упавшая на спину, прямо с мостовой ещё более яростно сказала: — Дерись, тряпка!       Поднявшиеся Соратники с земли заходили на новый раунд. Каджит бегло оглянулся, вновь уворачиваясь от удара остервеневших девушек. Он снова перекатился, теперь в бок и без особенного труда через бедро перекинул Рию прямо на зазевавшегося Торвара, после чего немного поскакал зайцем на месте и через секунду снова схлестнулся с шустрым Атисом и назойливой Ньядой. Запыхавшись немного, он решил, что хватит показухи и едва не выбил дух из Атиса серией коротких ударов в грудь, после вновь выталкивая его из круга прямо на Ньяду. Соратники переводили дыхание, корчась на земле. Тяжело вздымая широкие плечи, каджит обернулся через плечо на Круг, бегло посмотрев на Фаркаса и Кинай, на лицах которых не было ничего кроме огромной гордости. Он глубоко вдохнул через нос и доопустил руки, проведя ими полуокружность, выдохнул через рот, будто выпуская напряжение прямо в землю. Это было его упражнение для восстановления дыхания и сердечного ритма, которое помогало ему не только выдохнуть, но и очистить разум, сконцентрироваться.       — Хватит! Прекратите эту детскую возню, — прошипел Вилкас, — Тоже мне бойцы, мальчонку не одолели.       — Вилкас… — протянул Кодлак.       Морокай повернулся, слегка присаживаясь, когда увидел, что великий Соратник сбросил свой небесный двуручный меч на землю и направился к нему.       — Во имя Исмира, что ты делаешь?       — Сразись теперь с настоящим Соратником, — прогудел воин в волчьей броне.       Морокай шлёпнул себя большим пальцем по ноздрям и поднял кулаки. В его глазах не мелькнуло ни капли страха, в отличие от Кинай и даже недоумевавшего от происходящего Фаркаса. Соратник напал на Морокая и тот увернулся, затем спарировал несколько ударов и атаковал сам. Вилкас был уже очень опытным воином, поэтому бой обещал быть даже сложнее, чем с четырьмя Соратниками помоложе. Он тоже хорошо умел уворачиваться, парировать удары и силы в его кулаках было намного больше, чем у Торвара и Атиса вместе взятых. Поэтому получить от него по пузу было тем ещё удовольствием. У юноши спёрло дыхание от удара, а сзади была близка граница круга... Быстро перекатившись, он встал на колено, проглотил ком, подбирая язык, и поднялся. Он напал на Вилкаса и после потасовки, он сшиб Соратника на землю, будто загребнув его круговым ударом ноги. Разозлившийся Вилкас поднялся, пока юноша похрустел плечами, слегка извиваясь. Он поймал его кулак, закрутил на спину и завалил на землю снова. Вилкас не собирался сдаваться! Он напал на него вновь. Морокай, держа ноги на ширине плеч, будто прирос к мостовой — тек крепко каджит стоял на ногах. Он отразил нападение и ударил Вилкаса в грудь несколько раз, и последний удар был такой силы, что Соратник ударился с силой о колонну навеса и упал на землю камнем, едва дыша.       Морокай снова провёл руками окружность в воздухе, глубоко выдыхая, останавливая руки внизу в полусогнутом состоянии. Юноша нарочно вышел из круга на земле и протянул руку недоверчивому Соратнику, согнувшись на колене. Вилкас нахмурился и, вздохнув, принял ладонь, поднимаясь.       — Вилкас! — воскликнул Кодлак. — Твоя эмоциональность просто возмутительна!       — Простите, Предвестник, — потупился Соратник, придерживая себя за грудную клетку. Он покосился на брата-близнеца и сестру по оружию, на лицах которых зияло некоторое даже злорадство и он, сжав челюсть от недовольства, отошёл на место.       — Что ж, юноша, — обратился к нему Предвестник, — покажи нам свою силу ещё раз. Я знаю, что Фаркас давал тебе упражнение «толкай гору».       — Так и было, Предвестник, — на выдохе ответил юноша.       — Прекрасно. Посмотрим, чему тебя научил твой учитель, — он указал на валун, на котором сидела Кинай, — видишь эту скалу? Разбей её.       — Что?! — в один голос изумились Кинай, Фаркас, Атис и Рия. Каджитка с некоторым даже осуждением посмотрела на своего друга в стальных доспехах, на что тот в полном недоумении развёл руками и потряс головой.       Морокай сжал челюсть и раздул ноздри. Опять сделай то, чего не смог никто! Он подошёл к валуну и каджитка спрыгнула, отходя с Фаркасом в сторону. Юноша повторил своё круговое упражнение, глубоко вздохнув. Он положил руку на валун, который был примерно с него ростом и задумался, смотря на него. Немного помедлив, он понял, что чувствуют отвергнутые люди, почувствовал, что чувства, которые в нём начинали кипеть — не похожи на него. Он снова выдохнул, прикрыв глаза. Мысленно он стал частью породы, чувствуя в ней все включения, вкрапления руд и мельчайшие пористые пустоты, и как вся эта не однородная структура делает камень местами наиболее уязвимым. Этому он научился за время всех этих бесконечных упражнений и теперь он знал, что правильно заземлившись, найдя точку опоры и почувствовав структуру объекта — можно сдвинуть даже глубокоходную ладью на берегу. Для него это было не больше понимания физики, геологии и изрядное доля терпения, а для окружающих это было сродне магии. И вдруг с рыком он ударил по камню три раза, от которых полетели осколки в разные стороны и на четвёртый удар… Валун раскололся на две части, под удивлённые возгласы и вздохи. Каджит медленно выдохнул, сжимая кулаки и оборачиваясь через плечо.       — Вот это сила… — негромко протянул Торвар, вытиравший до сих пор кровь, текущую из носа.       — А я думал, что это мне попало… — также негромко согласился Атис, потирая, возможно даже поломанные, рёбра, — Да от такого кулака можно в лепёшку разлететься.       — Братья по оружию правы! — выступила вперёд Кинай. — Малыш сделал невозможное и полностью доказал свою невероятную силу и доблесть в бою, — она посмотрела на Вилкаса, добавляя мягче, с некоторой любовью, — И что он готов протянуть руку помощи, как бы сильно в нём не сомневались…       — Братья и Сёстры по оружию! — огласил Кодлак Белая Грива. — Сегодня мы, наконец, приветствуем новую душу в нашем братстве!       Соратники собрались кругом.       — Этот юноша был испытан, принял вызов и показал свою доблесть. Кто поднимет свой голос за него?       — Я свидетельствую храбрость этой души! — заявил Фаркас, повернувшись на каджита.       — Поднимешь ли ты свой щит в его защиту?       — Я прикрою его спину и целый мир пожалеет, что связался с нами.       — Обнажишь ли ты меч в его честь?       — Он готов сносить головы его врагов!       — А поднимешь ли ты кубок в его честь?       — Я запою победный гимн, когда в зале славы будут говорить о его силе!       — Тогда Круг решил… В его сердце пылают отвага и упорство, объединявшие Соратников с незапамятных времён. Пусть наши сердца забьются в унисон, и горное эхо многократно усилит его. И устрашатся наши враги!       — Да будет так! — кивнули члены Круга.       — Что ж, мальчик, теперь ты официально один из нас, — проговорил старый Соратник, — Надеюсь, ты не подведёшь…       Юноша кивнул, как вдруг на него налетела каджитка, схватив его в охапку и поднимая над землёй в своих крепких кузнечных объятиях.

***

      — Ты меня, к слову, тогда чуть не задушила!       — Брось придумывать, — отмахнулась кошка, — объятия Фаркаса с этим не сравнить.       — Тоже верно, — согласился каджит, повернувшись к воде.