Безоружные

Там, где она часто прикасается к двери, однажды расцветает мелкий белый цветок, из тех, что растут на болотах. Он замечает это утром, когда выходит из дома на замеры, и улыбается, прикасаясь к почти прозрачному лепестку. С тех пор, как лес перестал пугать его, такие вещи приятно удивляют - мох, которым поросли доски пола, разлапистые зеленые листья, занавесившие окно, земляника, куст которой высовывается из угла. На ветке вяза, всунувшейся в кухонную форточку, он сушит белье после стирки. Вечером, закончив с обычными дневными делами, берет два куска пирога и уходит к озеру, зная, что она ждет. Не повзрослевшая ни на день, вечная, как само время, сидит на большом валуне, свесив в воду босые ноги, и приветственно поднимает грязную руку, когда замечает его. Она не говорит с ним словами - только жестами, прикосновениями к ладоням или запястьям, высокими звуками, похожими на птичьи. Усевшись рядом, он предлагает ей пирог. Смотрит, как она ест, бездумно вынимает у неё из волос сухую веточку. Их вечерние посиделки - давно традиция. Она показывает ему лес, он учит её писать, иногда они вместе отправляются посмотреть на железную дорогу, проходящую по опушке. Временами она даже соглашается зайти к нему в дом, выпить чаю или принять пенную ванну, но каждый раз перед тем, как войти, прикасается к двери, спрашивая разрешения. Он всегда берет её за руку в такие моменты. Иногда целует в ладонь и потом никогда не описывает этот жест в дневнике, из которого больше никто не вырывает страниц. Это маленькая тайна, приятный секрет на двоих. Игра, в которую они играют, создавая собственные ритуалы. Так, поцеловать её в губы он может, только когда в небе полная луна и где-то в листве поет соловей. Ночью, возвращаясь в сумрачный дом из сумрачного леса, он снова прикасается к нежному лепестку цветка. На ощупь тот совсем как её ладони.