Еда — не еда

Григори Шиам первый день как вернулся с больничного и, как сам выразился, «был готов проесть все проеды» в кафетерии «Вкусно» северного корпуса порядкохранителей. В больнице его продовольственные единицы не снимали, ведь лечение и содержание порядкохранителей в больницах осуществлялось за счёт государства, но кормили там одной болтанкой. Месяц на болтанке, и Григори был готов поверить злым языкам, утверждающим, что за основу у неё идёт песок и щебень. Редкостная гадость. — Смесь из спорангий, жареную рыбку, — Григори наклонился вплотную к стеклу витрины и ткнул пальцем в интересующее его блюдо, — это же на основе рыбы? — Нет, это пикайя, — Вероника работала в кафетерии уже много лет, и всё это время с её лица не сходила холодная отстраненность. Её взгляд ясно говорил: «заказывайте и проваливайте». Впрочем, клиентов это не отпугивало. Если на то пошло, особой альтернативы у них просто не было. — Ты только скажи — это червь? Или какая-то водоросль? И хотя после метаморфозы основа пищи была не так важна — все равно вкус корректировался уже искусственно, — белковая пища на основе животных казалась Григори и сытнее, и вкуснее. — Скорее червь, — уголки губ Вероники пренебрежительно дёрнулись. — Давай его сюда. И пиво. Григори игриво прокатил монету по пальцам и сунул в разъём. Раздался тонкий мелодичный звон, означающий, что проеды сняты. Григори положил монету обратно в карман рубашки, после чего забрал свой поднос и вернулся к столику, где ждал напарник, готовый ввести его в курс дела. — Так. Значит, Бруто Корвати? Яственник-контролёр северного рабочего сектора? — Карл Шварц лишь предельно серьёзно кивнул. Он всегда был на удивление сосредоточен. Даже сейчас, во время обеда, он казался натянутой тетивой лука. Взгляд его был всё время так сфокусирован, что, казалось, он хочет прожечь дырку во всём, на что смотрит. Как уже рассказал Карл, Бруто Корвати был найден мёртвым в траншее для прокладки труб на стройке, в двух домах от жилой части яственников. — Серьёзно, — задумчиво протянул Григори, — важная шишка. Григори показалось, что Карл ответил молчаливым согласием. Хотя не исключено, что он просто промолчал. Работать с Карлом было удобно, на него всегда можно было положиться, но вести с ним беседы тяжеловато. — Какие версии? Ограбление? — Исключено. Ключи от квартиры и монета остались нетронуты. Мы проверили монету по базе, с момента смерти с неё не было снято ни одной продовольственной единицы. — Карл сложил пальцы в замок и сделал глубокий вздох. — Мне не нравится это дело, — честно признался он и продолжил: — я съездил к эксперту-медику, вскрывающему тело, — тело Бруто Корвати начало разлагаться. Григори помолчал, осмысливая услышанное. — Что, прям разлагаться?! Как оставленный на солнце необработанный хвощ? — Григори вспомнил, как ему однажды довелось оказаться на складе яственников, где в одном из отсеков сломалась термальная установка — вонь стояла омерзительнейшая. — Именно так. Эксперт предположил, что убийца был яственником, и тело прошло метаморфозу, обратную той, что проходит обычная основа. Органика Бруто была перестроена под органику этого мира. Григори почувствовал, что ему кусок в горло не лезет. Это было чем-то непонятным и в высшей мере отвратительным. — То есть они и так могут? Яственники? — Мы собираемся заручиться экспертным заключением ведущих яственников. Медик-эксперт тоже впервые столкнулся с чем-то подобным, и это единственное, что он смог предположить. — Какой-то очень извращённый способ убийства, — задумчиво проговорил Григори, — я могу предположить мотив яственника, убившего контролера. Контролер — почётная и вместе с тем не требующая высокого ранга должность. Яственник-контролер должен хорошо чувствовать состав партии, легко вычислять брак, но при этом он не обязан быть хорош в совершении органической метаморфозы. Можно допустить, что кто-то просто хочет занять его место, но зачем такой странный и подозрительный метод убийства? Разве он не привлечёт слишком много внимания? Не проще ли было подстроить несчастный случай? — У нас слишком мало информации, чтобы делать выводы, — заметил Карл. Дело было мутное и неприятное. Разумеется, в новостях уже сообщили о смерти Бруто Корвати, но Григори предпочёл, чтобы обстоятельства его смерти не указывали как можно дольше. * * * Школа яственников надёжно хранила свои секреты, поэтому для большинства так и оставалось величайшей загадкой, каким же образом яственники совершают метаморфозы. Чего только ни поговаривали. Кто-то предполагал особые технологии, тонкой работы устройства, вживляемые в организм студентов после принесения клятвы яственников, кто-то суеверно утверждал, что это такая особенная магия. Как бы то ни было, только яственники могли провести метаморфозу еды, при этом без помощи каких-либо приспособлений, одним лишь прикосновением рук. Григори почти не сталкивался с яственниками, и сейчас, когда их в комнате для экспертизы было трое, испытывал волнение. Двое второго ранга, и один первого — хлеб дающий! Григори невольно почувствовал трепет перед ним, тем более и внешность у него была соответствующая. Старый, сухой, с сеткой морщин, покрывающих скуластое лицо, с седой бородой и нависающими кустистыми бровями, хлеб дающий Фредерик Альоно походил на мифологического старца. Экспертиза проходила точно по процедуре: шесть человек — эксперт-медик, три ведущих яственника, двое ищущих порядкохранителей и писарь. Последний занял место поближе к двери и уткнулся взглядом в клавиатуру печатной машинки. Он пытался сохранить невозмутимость, но иногда на его лице всё же проскальзывала гримаса страха и брезгливости. В комнате горел яркий направленный свет, и каждая фигура оставляла чёткую тень. Стояла духота, и особенно явно ощущался мерзко-сладковатый запах разлагающегося тела, лежащего на покрытом белой простынёй столе. Яственники казались растерянными. Это настораживало Григори. Наконец один из них, Хиано Грото, второго ранга, подошёл и нагнулся над телом. Он поднял левую руку мертвеца за запястье, помял его пальцами, после чего опустил и провёл ладонью по грудной клетке тела, где-то в области сердца. — Да, тело определённо было подвергнуто метаморфозе, — наконец проговорил он, — более того, я прямо ощущаю следы воздействия. — Можно ли вычислить яственника по следу? — спросил Григори. Он присутствовал на экспертизе в качестве ищущего. — Нет, — вздохнул Хиано, — более того, обычно по качеству метаморфозы можно предположить ранг яственника, но я впервые сталкиваюсь с подобным методом преобразования, поэтому бесполезно строить догадки даже о его уровне. В наступившей тишине можно было услышать ритмичный стук клавиш писаря. Второй яственник второго ранга поджал губы и тоже исследовал тело. — Единственное, что я могу добавить к словам Хиано, это то, что смерть была медленной и мучительной. Метаморфоза охватывала тело постепенно. Но было ли это намеренной пыткой или результатом неумелых действий яственника, не сумевшего охватить тело целиком, я сказать не могу. Григори повернулся к яственнику первого ранга, Фредерику Альоно и замешкался. Он понимал, что их всех привело общее дело, но вбиваемый годами трепет перед яственниками первого ранга не так просто выбить даже служебным долгом. — Хлеб дающий Фредерик Альоно, — выпалил Григори, чувствуя, как кровь от волнения прилила к лицу, — нам нужен отчёт о местопребывании яственников в день убийства. Вы можете предоставить отчёт по вашему сектору и вашим студентам? Фредерик Альоно, смотревший в пустоту грустным рассеянным взглядом, вздрогнул. — Да, будет подготовлен в течение суток. Экспертиза продолжалась ещё долго, муторно, но ничего нового узнать не удалось. — Это дело выпьет из нас много крови, дружище, я уверен, — мрачно заявил Григори Карлу, принимая у него отчёт, распечатанный писарем, — оно очень скверно пахнет. Во всех смыслах слова. Когда Григори наконец оказался на свежем воздухе, он почувствовал себя счастливым человеком: запах разложения человеческого тела оказался самым отвратительным из всех, что ему доводилось ощущать в жизни. Какой безумец мог пойти на такое изощрённое убийство? *** Ближайшие дни Григори и всему его отделу приходилось иметь дело в основном с отчётами и базами данных. Пропуски за территорию города, данные о посещении общежития яственников, отчёты о перемещениях студентов от Фредерика Альоно. И даже зная о суровой дисциплине при обучении яственников, Григори невольно задавался вопросом: «Эти студенты вообще живые люди?». По отчётам выходило, что студенты-яственники или посещали занятия, или отсиживались в общежитиях. На всех, кто был не отмечен на занятиях, находилась выписка из лечебных заведений. Какие же меры дисциплины применяются к студентам, что никто не прогуливает занятий и не уходит ночью из-за общежитий? Ведь желание кутить и веселиться совершенно естественно для молодёжи! Поведение ведущих яственников было свободнее. Им позволялись развлечения и предметы роскоши, давались всевозможные привилегии, но каждый их чих всё так же фиксировался в базе данных. Как вообще возможно совершить преступление в таких условиях? Отвлекшись от бумажной работы, Григори заметил, что у них посетитель. Речь его была такой сумбурной, что он мог разобрать лишь отрывки. Даже когда Риадонна, занимавшаяся приёмом заявлений, налила посетителю воду и постаралась успокоить его, тот говорил слишком быстро и беспорядочно. — И при этом с моей монеты всё ещё считываются продуктовые единицы, полный беспредел! — возмущался посетитель, щуплый нескладный человек маленького роста, с залысинами и крупными чертами лица. — Их монеты надо заблокировать! — Повторите, сколько дней их не было на рабочем месте? — Три дня. Три дня! Вся работа встала и… — Вы пробовали связаться с ними по передатчику? — Он заблокирован! Я сделал запрос на посещение их комнаты, но они отсутствуют в ней уже двое суток. Услышанное заставило Григори насторожиться. Он дождался, когда посетитель закончит, и сразу после этого поспешил к Риадонне. Оказалось, что он догадался правильно: у посетителя в слугах числилась семья, которая, по его словам, бесследно пропала. — Исчезли люди, а этот мудак только и знает, что про свой счёт, — Григори сгоряча хлопнул по столу. Самым пугающим было то, что такое заявление было не первым. В прошлый раз тоже пропали слуги. Их передатчики были заблокированы, они не появлялись нигде, где их можно было заметить. Не было даже попыток снять продуктовые единицы с их монет. Люди просто как в воздухе растворились. И если они нигде не ночевали и не пытались приобрести пищу, не может ли это обозначать, что они мертвы? — Шиам, кончай психовать. Этим делом, как и прошлым, займётся отдел Диксона, — хмыкнула Риадонна, подшивая заявление в папку. — Только нервы себе портишь. Разве ты не должен расследовать смерть Корвати? Григори хмуро вернулся к делам. На душе у него было паршиво. *** Был обеденный час, но жара стояла такая, что есть почти не хотелось. Вместо похода в кафетерий Григори предпочёл отдохнуть на свежем воздухе, но и там мысли не стали яснее. Бесконечные сверки, и единственный результат — несостыковка занятий яственников и их присутствия в общежитии. Если верить журналу, группа из шести студентов должна была проходить дополнительные занятия на специальном курсе Фредерика Альоно, но в то же время они заходили в свою комнату. Входная дверь зафиксировала данные их передатчика и монеты. Но сам Фредерик Альоно записал в журнале, что они были у него. Не могли же они находиться в двух местах одновременно! Но что это значит? Фредерик зачем-то отмечал отсутствующих студентов, возможно, покрывая их, или в общежитие проник кто-то ещё, обманув систему контроля? Григори связывался по передатчику с охраной общежития и с Фредериком, и все подтвердили, что в отчётах нет никаких ошибок. Но это абсурд! Что же делать? Григори откинулся назад и поправил шляпу. Утреннее солнце припекало, и свет его, отражаясь в фонтане, слепил глаза. Проклятый фонтан! Скульптура первопроходца — одно из первых культурных достояний нового мира, но Григори никогда не понимал стиля, унаследованного от старой Земли. Он знал, что она изображает человека, но не мог увидеть его здесь — она больше напоминала ему хвощ или пламя свечи. Скульптура была из цветного металла старой Земли и очень легко нагревалась на солнце. И пусть в фонтан поступала исключительно стерильная вода, пить её было неприятно — из-за металла она становилась тёплой. И, кроме того, Григори всегда боялся, что туда могут попасть споры растений, принесённые на одежде, и отравить её. Старческий кашель отвлёк Григори от мыслей. Какой-то мужчина, судя по нашивке на одежде, кто-то из частных слуг, жадно пил воду из фонтана, свесившись через бортик. Он был в расстегнутой куртке, спущенной до локтей, и его плечи и непокрытая лысая голова уже покраснели на солнце. — С ума сошёл ходить так под утренним солнцем? — крикнул Григори. — Хочешь слечь через год с болезнью крови? Старик поднял перекошенное мукой лицо. Мутные глаза его слезились. Человеку явно было плохо! Григори поспешил к нему. Старик отшатнулся от фонтана, после чего его обильно вырвало на каменные плиты площади. «Отравление органикой», — понял Григори и тут же активировал передатчик: срочно требовалась медицинская помощь. Вызов приняли — оставалось ждать. Старика сильно рвало, а потом он потерял сознание. Григори перетащил его на скамью и попытался по мере сил помочь, но, когда прибыли медики, старик уже скончался. — Как всегда, небось, — мрачно фыркнул медик, презрительно осматривая мёртвое тело в грязном костюме слуги, — потратил все проеды на бухло, а потом с голодухи жрал дикий мох. — Это не может быть некачественной партией? — настороженно уточнил Григори. В памяти его всплыл случай, произошедший пять лет назад по вине одного из яственников. Партия пищи, предназначавшейся строителям и слугам, как выяснилось, прошла неполную метаморфозу, в результате чего умерло полсотни человек. — Да непохоже, — медик нахмурился, — когда пять лет назад у нас в секторе было такое, передатчики просто ломились от вызовов, а тут один старый пьянчуга. Нет, не надо нам такого. Поверьте мне, это был какой-то ад на земле. Хорошо, Бруто Карвати вычислил виновника и проследил, чтобы криворукий яственник, допустивший подобное, получил по заслугам. Григори кивнул. Яственники — единственная группа населения, которую наказывают смертной казнью и кремируют тело. Такова цена их клятвы, приносимой государству. Любого другого человека за тяжкие преступления карают изгнанием и лишают допуска в Общество. Но если задуматься, казнь яственников даже менее жестока — в отличие от изгнанников, они умирают быстро. — В любом случае, сначала это тело должно пройти экспертизу — нужно узнать, что послужило причиной его смерти, чем он был отравлен. Заодно Григори связался с порядкохранителями. Видимо, в этом деле он будет выступать свидетелем. *** Как люди могут находиться на занятиях и в общежитии одновременно? Григори никак не мог этого понять, и такое несоответствие все еще казалось ему зацепкой. Вот только пока она никуда не вела. Карл съездил в общежитие, и охрана лишний раз подтвердила, что данные верны. Не только двери считывали личность входящих с передатчиков и монеты, но и охранники видели тех студентов в лицо и уверенно утверждали, что да, это они и есть, и не может быть никаких сомнений. Григори попытался найти свидетелей, готовых подтвердить, что занятия с Альоно проходили точно в таком составе, что указан в отчете, но они проводились за территорией города — а на дикой земле нет лишних глаз. — Этот курс нацелен на то, чтобы яственники научились работать с преобразованием органики в естественных условиях. Это важный этап обучения. Кроме того, на дикой земле широкий выбор сырья, что позволяет учиться на разных по составу органических типах, — ответил Альоно на вопрос, почему занятия проводятся в таком нетипичном месте. Вопрос же о том, как студенты могут находиться в двух местах одновременно, поставил Альоно в тупик. — Я не знаю, как такое возможно. Мои студенты были при мне. Григори попытался уговорить Альоно дать ему возможность пообщаться со студентами лично, но тот наотрез отказался. — Вы будете их отвлекать. Если у вас будут серьёзные подозрения насчёт кого-то из моих подопечных, я выдам вам пропуск. Сейчас же это будет пустой тратой времени и для них, и для вас. К сожалению, обойти в таком вопросе яственника первого ранга было невозможно, а устройство передатчиков яственников-студентов позволяло им связываться только друг с другом и преподавательским составом. Раздражённый, Григори подал заявление на ордер, но на его рассмотрение отвели месяц — непростительно долго. Григори интересовало и дело о двух пропавших семьях слуг, однако отдел Диксона продвинулся незначительно. В их случае зацепкой был перепад энергии, случившийся у ворот города в дни, предшествующие исчезновению. Оба раза. Но что могло заставить этих людей бежать на дикие земли, где их ждала неминуемая смерть от голода? *** Расследование смерти старика, свидетелем которой был Григори, досталось Гордону Смиту, недавно поступившему на службу порядкохранителю. По всей видимости, руководству это дело казалось совершенно заурядным и не стоящим внимания, но Гордон, взявшись за него, сумел всех удивить. Уже через два дня после начала расследования он собрал в кафетерии коллег из других отделов северного корпуса и поделился с ними информацией. «Мальчишке опять охота похвастаться», — по-своему расценила это Риадонна, да и другие коллеги, зная замашки Гордона, отнеслись к затее скептически. Однако Гордон настоял на своем, взамен пообещав угостить всех выпивкой, и они нехотя согласились. — Итак, друзья, — начал он, и Диксон вполголоса усмехнулся: «Трилобит тебе друг». — Итак, друзья, — вновь повторил Гордон, — значит, дали мне дело со смертью деда. И выяснилось вот что: отравился он ни много ни мало необработанной опабанией. Григори, который до этого слушал Гордона крайне неохотно — перед глазами стояло полное страданий лицо бедняги-старика, которому он так и не смог помочь, — после этих слов обратился в слух. Было бы понятно, если бы старик отравился мхом, как предполагал медик, ведь мхи и хвощи иногда произрастали в сырых местах даже на территории города. Так ежегодно умирали отчаявшиеся нищие, пытавшиеся есть растения, попадающиеся у задней стены общественной бани. Но опабания? Либо он украл её из необработанной партии, что сделать непросто, учитывая, что опабания — дорогое сырьё для метаморфоз, либо раздобыл за территорией города. И, если опустить сложности поимки этого членистоногого, неужели он не понимал, что опабания будет необработанной? — Мы установили личность старика, и он оказался слугой заведующего вторым вещественным складом северного сектора. И! — Гордон вскинул палец вверх. — У него были пропажи! Сначала мелкие, их и не замечали — носки, сапоги, одеяла, а потом, как накопилось таких недостач, стали выяснять. И вышли на виновного! Им оказался тот самый наш потерпевший. Его оштрафовали на проеды и снизили регулярную сумму выплат. Но он все равно подворовывал. Заведующий даже подумывал перепродать договор, по которому тот обязан служить ему ещё два года, но разве кто-то захочет покупать договор с вором? И вот на днях он умер. — Так что там с опабанией? — Диксон пристально уставился на Гордона. — А тут интересное, — торжественно объявил Гордон, — через контакты в передатчике старика нам удалось выйти на скупщика. Мы надавили на него так, что он решил во всём сознаться. Так вот, он утверждает, что производил обмен. Он скупал у старика одежду и вещи и продавал их за городом какой-то небольшой общине яственников, те в свою очередь платили ему обработанной пищей. И вот тут что-то пошло не так, ведь, выходит, его в последний раз обманули и продали опабанию, не прошедшую метаморфозу! Повисло молчание. Гордон растерянно оглядывался на товарищей. — Так. Община яственников? Это ещё что? — наконец разбил тишину Диксон. Взгляд у него был дикий. Община яственников. Это было неслыханно. Яственники всегда находились под особым государственным контролем. Действия каждого из них отслеживались и заносились в базу. Неподконтрольные яственники угрожали всей системе, построенной на выделяемых за работу продуктовых единицах. Известие об общине резко меняло все планы. Само ее существование могло привести к разгадке как исчезновения людей, так и убийства Бруто Корвати. Не говоря уже про отравившегося старика-слугу. В результате обсуждения было решено, что туда отправятся Григори, Гордон, Карл и Диксон. По словам скупщика, община яственников жила в скалистом гроте у моря в нескольких часах пути от города. Чтобы не брести под утренним солнцем, решили выйти вечером. Григори не так часто бывал за городом, и дикая земля вызывала у него гнетущее впечатление. Красные равнины тянулись до самого горизонта. Песок, бесконечный песок, потрескавшаяся земля и тишина. Давящая тишина. Госпожа этого мира. Никто, кроме человека, в этом мире не способен издавать звуки. Самое большее — шелест, с которым насекомые и черви ползают по земле. И потому человек в этом мире всегда будет чужаком. В городе это так не чувствовалось, нет, там всегда слышны человеческая речь, шаги, скрипы, звуки механизмов. На дикой же земле хотелось закричать, лишь бы разбить тишину, как будто если промедлишь, тишина сожрёт тебя, как дикий зверь. Нет, что ни говори, здешний мир был чужим для человечества, и здесь, на дикой земле, это ощущалось особенно сильно. Только на побережье, где красный песок разбавила зелень растений, Григори отпустило чувство беспокойства. Карл спустился вниз, прошёлся по мелководью, плотно заросшему растительностью, и поднялся с другой стороны мыса. — Грот там! — выкрикнул он, указывая на скалы. Пройдя по воде, порядкохранители вышли под каменные своды грота. Затаившись, они подобрались ближе и прислушались. Было тихо. Внутри никого не оказалось, но кто-то в гроте определённо жил и покинул жилище, явно торопясь. Вещи, — посуда, одежда, одеяла, — были беспорядочно раскиданы по всему каменному полу. Гордон нагнулся и задумчиво повертел валяющийся в углу рыбий плавник. — Я тут смотрю: рыбкой лакомились, — заявил он, показывая остальным, — похоже, наш скупщик сказал правду про общину яственников. — Только я посмотрю, ушли они подозрительно вовремя, — проворчал Диксон, пинком отшвырнув деревянную тарелку к противоположной стене пещеры. — Не думаю, что далеко, — сказал Григори, — им не имеет никакого смысла углубляться вглубь материка. Крайне сомнительно, что у них есть яственник первого ранга, способный преобразовывать неорганическое сырьё. Кроме того, приближаться к пастбищам хвоща и рыбакам слишком рискованно, так что они вряд ли стали бы двигаться по побережью в сторону города. — Надо разделиться, — предложил Диксон, — кто-то останется в гроте на случай, если они вернутся, а остальные поищут поблизости. После небольшого совещания было решено так и поступить: Диксон и Карл станут обыскивать побережье и продвигаться вдоль моря в сторону от города, Карл пойдёт вглубь материка на случай, если недалеко от берега есть пресный водоём, а Григори останется в засаде, внутри грота. — И держите наготове передатчики, — прежде чем они разделились, кинул Диксон. *** Григори терпеливо выжидал в засаде. Было тихо, лишь слышно, как снаружи волны накатываются на берег. Невыносимо клонило в сон, и чтобы как-то взбодриться, приходилось жевать горькие, отвратительного вкуса энергогранулы. Григори понятия не имел, из какого сырья они создавались, но с сонливостью справлялись отлично. Главное не перебарщивать, если сердце ещё дорого, — помереть от сердечного приступа в его возрасте было бы до ужаса обидно. Начинался рассвет. Узкий проход наружу окрасился оранжево-красным. Грот залило светом. Во рту всё ещё горчило от энергогранул. Григори собирался включить передатчик и выяснить, как обстоят дела у остальных, как услышал снаружи чьи-то шаги, хлюпающие по воде, и замер. Рука легла на тайзер. В проходе мелькнула тень человека и тут же пропала. Григори, вжавшись в стену, двинулся к выходу. Снаружи было тихо. Подошедший застыл у входа? Григори ждал наготове, если человек, кем бы он ни был, заглянет опять. Раздались удаляющиеся шаги. Уходит! Григори, стараясь не издавать лишних звуков, вышел наружу. Пустой берег, уходящее в горизонт море. Неужели он успел скрыться так быстро? Григори вскинул тайзер и оглядывался по сторонам, готовый выстрелить в любой момент. Вдруг он почувствовал движение позади и резко дёрнулся в сторону. Совсем рядом с ним, разбрызгивая воду, приземлился неизвестный. Похоже, он прятался на камнях скалы над гротом. В руках его был какой-то железный обломок, лицо укрыто тканью. Неизвестный враг снова атаковал, целясь в голову Григори, но тому удалось увернуться, и удар пришёлся в плечо. Раздался треск куртки, Григори почувствовал резкую боль и выронил тайзер. Правая рука казалась чужой, онемела и едва двигалась. Враг замахнулся снова, но Григори ударил его ногой по коленям и повалил в воду. Воспользовавшись выигранным временем, торопливо поднял тайзер. Незнакомец поднялся на ноги, но тут же упал снова — от выстрела Григори. Григори быстро подхватил его подмышки, пока тот не захлебнулся водой, и потащил в грот. Там он достал наручники, и пока незнакомец был парализован, сковал его по рукам и ногам. Григори вышел наружу, чтобы связаться по передатчику с остальными, но взгляд его зацепился за металлический обломок, так здорово огревший его по руке. — Так, а это у нас что? — он поднял оружие, которым воспользовался незнакомец. Это оказалась обычная ножка громоздкого металлического стола, заточенная по краям. Жалко. — Похоже, я взял одного из них, — объявил Григори по групповой связи. Передатчик зашипел, выплёвывая обрывки звуков — эти устройства всегда хуже работали за городом, — после чего раздался голос Гордона: — Блеск, — прозвучало с одобрением, после чего Григори сразу отключился. Пусть сами решают, что им делать дальше, у него есть задержанный. Григори вернулся к задержанному и сдёрнул ткань, укрывавшую его лицо. Конопатый мальчишка! Глаза его смотрели отчаянно и зло. — Что вы сделаете с нами? — прошипел он. — Я смотрю, ты уже отошёл от разряда, — хмыкнул Григори. — Что мы сделаем с вами? А это смотря в чём ваша вина. Зачем ты напал на меня? — Мы виновны лишь в том, что хотели свободы! — И потому кто-то из вас особенно жестоко убил Бруто Корвати? — спросил Григори. Он не был уверен, что в убийстве действительно виноват кто-то из этой общины, но по реакции мальца понял, что попал прямо в цель: тот весь побледнел и задышал неровно, как будто после долгого забега. Нет, невиновный так нервничать не будет. — Пропажа людей в городе, смерть Бруто Корвати, скупка краденого, — начал перечислять Григори. Каждое слово Григори било парня как будто физически. Он дёргался всем телом, а его лицо искажали уродливые гримасы. Наконец он, кажется, успокоился и наклонился вперёд. — Во всём виноват только я. Оставьте остальных. — Что, прям так? — переспросил Григори недоверчиво. — Отключи передатчик, и я всё расскажу. — Отключить? Зачем? — Я хочу быть уверен, что ты не запишешь, что я скажу. И не передашь остальным. Только так я могу быть откровенен. — А иначе не скажешь? — Умру, но не скажу, — упёрся парень. «Раскололи бы, и не таких раскалывали», — усмехнулся про себя Григори, но всё же решил пойти на уступку и отключил передатчик. *** — Меня зовут Финн Харо, я родился в семье рабов. Да, ты не ослышался. Рабов. То, что официально по бумагам нас называют «слуги», меняет немногое. Договор, заключаемый с работодателем и государством, нельзя расторгнуть. Если мы не устраиваем хозяев, они могут написать жалобу, и тогда наши выплаты, списывающиеся с хозяйской монеты, сокращаются. Еще хозяева могут продать договор кому-нибудь ещё. Жизнь слуги — питаться болтанкой, носить обноски и жить в вечном страхе. А хозяева чувствуют вседозволенность. Они бьют, унижают и домогаются до слуг, зная, что тем никуда не деться. В теории слуга может добиться перепродажи договора, но ему нужно будет найти того, кто окажется готов купить договор, а скандальных слуг-стукачей перекупать не хочет никто. И всё же бедняки идут в слуги, ведь альтернативой является голодная смерть. Так система, обязанная обеспечить полную занятость среди населения, по сути, легализовала рабство. Но не только слуги видели горечь этого положения. Лиам Дорес, яственник третьего ранга, был пылким приверженцем странной теории, согласно которой всякий человек может быть яственником. Он смог убедить в своих идеях… одного яственника первого ранга. С его поддержкой ему удалось выкрасть всё необходимое из школы яственников. — Яственником первого ранга был Фредерик Альоно? — хотя до этого Григори старался не вмешиваться в рассказ, в этот момент он не смог удержаться. — Отку… — глаза парня лихорадочно блеснули, после чего он бессмысленно уставился в стену. Лицо его выражало скорбь. — Продолжай, — настоял Григори. — Лиам собирал строителей и слуг в каркасе возводимого здания, где обучал их, как совершать метаморфозы. Я был тогда ещё ребёнком, но усердно учился. Он только начал своё дело, когда об этом узнал подонок Бруто. Он подстроил некачественную партию продуктов для строителей и слуг при стройке и свалил всё на Лиама. Он перетянул на свою сторону нескольких яственников первого ранга, и у Лиама не было никакого шанса. Ублюдок Бруто! Моя семья и мои товарищи, хоть и обучались метаморфозе, ещё плохо чувствовали чуждую органику и не заметили подвоха. Они все умерли в страшных муках! Лишь по нелепой случайности я остался жив, потому что выполнял в тот день поручение и находился в другом конце города. Из-за этого продажного червя я лишился всего, что мне было дорого. Сколько крови невинных людей на его руках! Разве он не заслужил смерть? Яственник первого ранга, помогавший Лиаму, продолжил дело. Он обучал простых людей, слуг и рабочих, вне школы. Более того, он помогал им переправиться за пределы города, каким-то образом договорившись с охраной северных ворот. Я же, когда истёк договор, заключенный с моими покойными родителями, стал рыбаком. Так я имел возможность, не вызывая лишних подозрений, свободно проходить в город и обратно. Последние пять лет я жил с постоянной мыслью о мести. И да, я опробовал то, что не пробовал никто до меня! Обратную метаморфозу! О, я постарался, чтобы этот кусок дерьма помучился. Это я убийца, и только я должен умереть. Пойми, все остальные хотели лишь свободы! Слушать речь парня было больно. Несмотря на то, что перед ним был преступник, Григори испытывал к нему жалость. Он давно замечал пренебрежение по отношению к слугам. Мало кто воспринимал их как равных себе. Григори даже припомнил случай, когда на складе не хотели выдавать какой-то служанке дорогую вещь, не веря, что на её счету может быть достаточная сумма, и запрашивая проверку в базу. Судьба Григори была проще: он родился в обеспеченной семье и смог получить образование порядкохранителя, устроиться на государственную службу. Человеку же из низов почти невозможно получить образование и, следовательно, найти работу по свободному контракту. Получается порочный круг. Конечно, у них было желание всё изменить. Умея совершать метаморфозы, они бы смогли прокормить себя сами, не зависели бы от государства и не были бы обязаны заключать унизительные договора. И в то же время…это было незаконно. Григори пребывал в растерянности. — У меня ещё остались вопросы, — взял он себя в руки. — Зачем же вы продали скупщику сырьё, не прошедшее метаморфозу? — Это опять сделал я. Эта мразь смела угрожать, что раскроет нас, и я метаморфизировал обратно еду, которую мы передали ему, чтобы этот гад отравился. — Вот только он жив, а умер слуга, имевший с ним дело. — И этот скупщик, эти собачьи потроха, таки сдал нас? Значит, они всё правильно поняли, когда он перестал выходить на связь. Это я решил, что он просто сдох, но не стал никому говорить. Совершив один раз убийство, парень явно потерял контроль, перестал понимать ценность жизни. И пускай он думал, что действует ради благой цели, всё, чего он добился, — это сломал то, что ему было дорого. С его подходом он не сможет уберечь свою общину. Его надо отдать под суд. Только Григори собрался активировать передатчик, чтобы связаться с остальными, как в грот ворвались Гордон и Карл с тайзерами наготове. — Всё в порядке, вы чего? — вздрогнул от неожиданности Григори. — Какого хрена ты выключил передатчик? — тяжело задышал Гордон. — Мы думали, обитатели этого грота вернулись и вырубили тебя. — Это было условием для чистосердечного признания. — А если бы это была ловушка? — Там бы и разобрался, — прервал Григори, — к слову, вот он, наш преступник. Был проведён суд. И хотя Финн не приносил клятвы яственника, суд вынес решение о казни. Финн был убит разрядом электричества, после чего его тело было кремировано. Григори не стал раскрывать роль Альоно в этом деле. Общину яственников, о которой упоминал скупщик, ещё не нашли, и Григори искренне надеялся, что им удалось хорошо скрыться. Финн был виноват. Безусловно. И с точки зрения закона, ведь он приложил руку к смерти двух человек, и в своих собственных глазах, ведь он кинул тень на тех, чьего благополучия желал. На свою общину. Поэтому когда Григори видел его в последний раз в камере, на лице Финна был не страх, но мрачная решимость. Он был готов принять наказание. Вечером дня казни Григори задумчиво сидел на городской площади. Вдали виднелся центр города, огромное приплюснутое металлическое строение без окон, похожее на морское животное, выброшенное на берег. Позади него привычно шумели реакторы и двигались лопасти в куполе одного из производственных строений. Григори привык, что всё в этом мире идет как идет, но он не совершенен. Он не мог найти ответа, дал ли он слабину, поддавшись сентиментальному порыву и позволив уйти от закона тем, кто подрывает привычный устрой, или за этими бунтарями на самом деле будущее? По городской площади мимо него прошёл Фредерик Альоно. Он задумчиво посмотрел на Григори и отправился дальше, не сказав ничего. Григори только проводил его взглядом. Да. Только время покажет, совершил ли он ошибку или был прав.