На грани экстрима

***

Приказ обходить клинику восьмой дорогой, первым - ожидаемо - нарушил Шойгу. Но выбора у него особо не было. ...Нездоровый шум в коридоре заставил Сашу молнией выскочить из палаты только что прооперированного спасателя. Увидев в коридоре толпу военных, даже не потрудившихся накинуть халаты, репортеров с видеокамерами и выносными микрофонами, Гордеев буквально взвыл. - Какого черта! Вы с ума сошли, господа? Здесь реанимация. Вон. Живо! Где постовая сестра! Уволю! - Это что такое? - негромкий властный голос перебил ярость хирурга. - А это и есть один из героев, - голос Шойгу звучал тихо, но четко, - доктор Гордеев Александр Николаевич. Он... - Я помню, - Саша узнал голос говорившего. Толпа расступилась, открыв взгляду доктора скупо улыбающегося президента. - Примите мои поздравления, Александр Николаевич, - пристально, почти не мигая, изучая лицо врача, проговорил президент. - Служу России, - повторил медик давешнюю фразу, - и чуть смешавшись, прошипел Шойгу, - предупреждать же надо! - Не получилось, Александр Николаевич, вы на операции были. А тут такое дело... К Елене пустите? Повод есть. Гордеев пожал плечами, словно говоря: "А я могу не пустить?". - Только в халатах. Максим, принеси! Гости облачились в принесенную униформу и в сопровождении Саши вошли в палату. Он успел, не дал опешившей Елене встать при виде визитеров, хотя девушка предприняла эту попытку. А потом... Потом был текст указа, бордовая коробочка на белой простыне, тихий ответ "Служу России" и совершенно неожиданный вопрос: - А детей покажете? Гордеев застонал.

***

После этого сумасшедшего визита Лена пошла на поправку семимильными шагами. Саша даже пошутил: - Вот не зря я на тебе диссертацию защитить собрался! Так и хочется написать что-нибудь на тему "Вручение государственных наград как метод послеоперационной реабилитации нейрохирургических больных". Лена только смеялась. Диссертацию по так легко сформулированной Сашей теме защитит Валерия. Это Гордеев шутил, а Лера, поразмышляв, посоветовавшись с Юлией Шойгу и "немного надавив" на Сергея Кужугетовича, стала приглашать руководителей министерства к только что прооперированным, правда, чаще хирургами, чем нейрохирургами, больным. Спустя пару лет, Валерия положит на стол Гордеева выкладки с динамикой выздоровления больных. Саша прочитает, схватится за голову... А спустя еще пару лет Лера позвонит друзьям с радостной новостью: "черных* не накидали"... А пока... Пока компания вечерами собиралась в палате у Емельяновой. Мужчины с нежностью следили за воркующими над малышами девушками. Дети, словно осознавая необычность момента, особых проблем не доставляли. Теперь пришел черед Лены помогать Валерии. Андрюша, к вящему изумлению родителей, да и самой Лены, мгновенно успокаивался у нее на руках. - Точно детей ты нам подменила, - рассмеялась Лена, глядя на пораженную подобным преображением "крикуна" Катюшу.

***

Единственное, что беспокоило генерала Емельянову и докторов - это Ленина память. "Ретроградная избирательная амнезия - так, кажется, называл такие явления Ефим Андреевич", - вспоминала Лера, думая, как помочь подруге. Лена помнила все. Помнила, как они с Лерой, сдав Сашеньку и Валеру с рук на руки Андрею и Саше, гуляли по еще заснеженному лесу, помнила, о чем они говорили, помнила, как уложив малышей и переделав домашние дела, пили чай на кухне. Помнила Лена всех друзей и коллег, даты их рождения и даже - Лера это специально проверила - реквизиты значимых для ее работы нормативных актов. Лена помнила и изумленные Сашины глаза в ответ на ее шепот: "где дети?" здесь, в реанимационном боксе. Лена помнила все. Кроме дня трагедии. Даже о том, что рожающую Валерию в клинику привезла она, Лене пришлось рассказать. И никаких патологий - Гордеевы клялись в этом своими дипломами - выявлено не было. Перепробовали все. Разговоры, просмотр видеоматериалов, гипноз и даже - Гордеев сам себе наступил на горло - визит того самого спасенного малыша, явившегося к Лене вместе с заплаканной мамой. Не помогало ничего.

***

Саша выписал Лену, Катерина - Леру, и девушки в компании молоденькой помощницы Оксаны, вместе с детьми осели на даче. И все было хорошо. Вечерами, усталых мужчин всегда ждал чистый и уютный дом, вкусный ужин и увлекательный рассказ о дневных приключениях карапузов. И все было бы хорошо, только Саша все чаще и чаще ловил какую-то безысходную тоску в глазах Емельяновой. ...И он решился. - Собирайся, едем, - в субботу утром приказал Гордеев подруге, получив по телефону заверения от Дмитрия, что к реализации его, Сашиного, плана все готово. - Куда? - Лера кормила сына. - Я с вами, - вскочил Андрей, но тут же осел под взглядом Гордеева. - Нет. Потом объясню. - Я буду готова через пять минут, - предупредила, уходя собираться, Лена. В машине Лена полудремала, открыв глаза только когда Саша не без труда втиснул свой кроссовер на парковку у метро. Сейчас, спустя время после трагедии, здесь ничего не напоминало о страшном ЧП. Садовое кольцо, тогда пустое из-за выставленных ограждений (а перекрыли его от Пироговки до Люсиновской), сейчас почти стояло в плотной "пробке", у самой станции, окруженной тогда пожарными машинами, машинами ППС и каретами скорой, сейчас не было ни одного автомобиля, а спешащие по своим делам веселые горожане - в Парке Горького проводили какой-то праздник - совсем не напоминали суровых мужчин в камуфляже... - Пойдем, - позвал Саша подругу, заметив чуть в стороне припаркованную машину Дмитрия. Друзья направились к метро. - Саш, а мне почему-то страшно, - пройдя через турникет, пожаловалась Лена. - Не бойся, я здесь, с тобой, - обнимая Лену за плечи успокоил Гордеев, увлекая Елену к проходу на радиальную станцию. Спустившись по ступенькам на перрон, Лена вздрогнула, побледнела, но пошла вперед. И только дойдя до перехода наверх, в самом центре станции, Лена вдруг остановилась. Слезы хлынули сразу. Гордеев мгновенно обнял девушку, прижал к себе, закрывая от любопытных глаз прохожих полами куртки. Лена плакала горько, безутешно, долго. Она даже не услышала, как Саша, нажав кнопку на гарнитуре телефона приказал: "Дима", она даже не почувствовала короткого укола в шею... Внимательного постового, поспешившего к странной парочке, отвлек Дима, предъявил документы, что-то стал объяснять, и они уже вдвоем ненавязчиво отстраняли ненужных сейчас помощников от Лены и Саши. А Лена плакала. Свитер Гордеева промок от слез, устала от неудобного положения рука, которой Саша крепко прижимал к себе Лену. Наконец, поборов последние всхлипы, Лена подняла лицо. - Я вспомнила, - устало, но счастливо произнесла она, - я все вспомнила. Спасибо тебе, Саш! - Поехали домой, Ленок, - улыбнулся доктор. ...Вечером этого сумасшедшего дня на даче было шумно. Дети под пристальным присмотром Оксаны, спали на втором этаже, а в кухне рассаживались за столом Лена, Андрей, Гордеевы, Куратовы, Дима, Антонов, Саша, чуть напуганный таким числом руководителей за одним столом, Юлия, Орлов и Шойгу. Ели, пили... Вдруг, Шойгу попросил: - Лен, спой нашу. Андрей принес гитару и Лена, как-то странно посмотрев на шефа, но ничего не сказав, запела:       Кто дал однажды клятву Гиппократа,       Избрал навек профессию врача, –       Перед людьми свой долг исполни свято.       Как бой, твоя работа горяча!       К сражению с недугом все готово,       Но нет порой целебней ничего,       Чем теплое и ласковое слово,       Идущее из сердца твоего.       Ты на ошибку не имеешь права,       Хоть ты не Бог, а человек простой.       И не корысть, награда или слава –       Приказ души руководит тобой!       О всех о нас тревожась, беспокоясь,       Лишь сам себе пощады не даешь:       Снег или дождь, экватор или полюс,       Ты вышел в путь, ты вовремя придешь. Саша удивился. Он и подумать не мог, что Ленка знает эту старую, и наивную, в общем-то песню. Но сидящие за столом люди как-то "подобрались". Слова о долге и обязанности для них не были пустыми звуками.       Тебя зовут, товарищ врач!       Об отдыхе забудь,       И днем и в полночь, спеши на помощь,       Иди на боль, иди на бой.** Допев, прошептав "спасибо", Лена взяла новый аккорд.       Для нас лета нет и зимы,       И тьма нам не выколет глаз –       Ведь сделать, что делаем мы,       Не сможет никто, кроме нас.       И слезы отставить, не сметь,       Не сметь свое дело ругать –       Ведь жизнь чрезвычайней, чем смерть,       И мы это знаем!       Так давай за жизнь накатим!       Будет все путем, приятель…       Ты, конечно, не бог,       Но ты сделал, что мог –       Улыбнись же, брат-спасатель!       За ночью приходит рассвет,       А мы уже снова в пути –       И кто-то помашет нам вслед,       Чью жизнь мы сумели спасти.       А сердце и есть для того,       Чтоб людям его отдавать,       Ведь жизнь чрезвычайней всего –       И мы это знаем.*** - Ну вот и тост созрел, - тихо проговорил Шойгу. Встав, выпили все. * - черные шары - голос члена ученого совета против присуждения ученой степени ** - автор стихов нам неизвестен *** - песня Симона Осиашвили из к/ф "Спасатели. Затмение". 2000 г.