Его вера

Как только они сошли с парома, Томас услышал голоса в своей голове, почувствовал дыхание острова, холодным ветром забравшееся под одежду. Он ощутил себя маленьким мальчиком, спускающимся в тёмный подвал. В доме Кима стало страшнее. Дверь в подвал будто захлопнулась. *** Он был дезориентирован. Дом под пальцами казался смутно знакомым. Томас провёл рукой по отпечаткам ладошек, огладил перила на лестнице, потрогал спинку дивана, зачем-то ещё раз сказал привет Энди, игриво рассмеявшись при этом. — Простите, — Томас улыбался, хотя несколько минут назад всё внутри него холодело от нехорошего предчувствия, — но у вас тут так красиво, на острове. Настоящее раздолье для художника. Энди замер от этих слов, посмотрел на Томаса подозрительно, сказал: «Моя жена говорила также». А затем пригласил их с Маркусом на ужин. На ужине все косились на него: и Верити, и даже Шелби. Особенно, когда Томас сказал ему есть больше салата: тот полезный. Разговор вёл Маркус. Томас не вслушивался, наслаждался трапезой: уютом семейного ужина и вкусной едой. Он щурился и улыбался на косые взгляды, ел с удовольствием. Энди предложил им переночевать в нежилой комнате на чердаке. Они не были привередливыми гостями. Могли поспать и на полу в бывшей мастерской его мёртвой жены. Маркус заснул быстро — благословенное умение отключаться везде и сразу. Томас лежал, комкая в ладонях тонкий спальник. Комната казалась живой: пахла красками и гнилым мясом, будто дышала. Томас отчётливо слышал это дыхание: своё, Маркуса и кого-то третьего. Томас боялся закрыть глаза и нырнуть в сон. Он пододвинулся ближе к Маркусу, сжал ладонью его руку и только тогда закрыл глаза. Из сна, больного, страшного, его выдернула хлёсткая пощёчина. Маркус нависал над ним тёмным силуэтом. — Томас, — звал Маркус, его глаза сияли во тьме, как два маяка. Томас вцепился в него скрюченными пальцами: в животе — пули, в лёгких — вода, голова разбита цепью. — Столько смертей, — всхлипнул он, вспоминая, как дышать, — тут было столько смертей, Маркус! — Рассказывай, — велел Маркус, гладя по щеке, которую ударил. И Томас рассказал всё подробно, в деталях. Про демона, убивавшего детей. Веками. Заснуть он больше не мог. Пошёл на кухню. Там, не включая свет, по-хозяйски взял кружку из шкафчика, налил кофе, встал у окна в ожидании рассвета, согревая ладони о чашку со сколотым краем. Пока не услышал настороженное и тихое «Томас» почти у самого уха. Вздрогнув, обернулся. Маркус был совсем рядом: напряжённый, взволнованный. Из окна лился свет, хотя недавно было темно. Он пропустил рассвет. Плечи болели, правая рука тянула в кисти. Кружка стояла на столе. — Томас, — опять сказал Маркус очень мягко, и не спуская с него глаз, поднял руки в успокаивающем жесте. Томас сглотнул, не понимая поведение Маркуса, повёл плечами, опустил взгляд. Широкий поварской нож острым лезвием вжимался в синюю вену на левом запястье. — Ох, — он мгновенно разжал пальцы, нож звякнул, ударившись о пол. Маркус тут же поднял его и отложил подальше. *** — Маркус? — Томас свёл брови и огляделся. — Ты не мог бы присматривать за мной? Попросил он беспомощно. Маркус кивнул, сжал его плечи, изучал лицо взглядом. Зашедшая на кухню Верити хмыкнула: — Мы ничему не мешаем? Маркус только оскалился в её сторону, а Томас сказал назидательно. — Помой яблоко, Верити. Оно грязное. Верити замерла на миг, посмотрела на него, прищурившись, сказала: — Да, мамочка. Томас мягко улыбнулся в ответ. Это было привычным. Правильным. Как и курить на крыльце длинную тонкую сигарету. Маркус тоже курил, молча наблюдая за ним: разглядывал с напряженным любопытством. Томас стряхнул пепел, дунул в дымное облачко, улыбка всё ещё блуждала по его лицу. — Детка, ты в порядке? — спросил Маркус. Он так обращался к девушкам и детям. И к тем, кто в беде. Томас пропустил обращение мимо ушей. — Да, — он провёл пальцами по волосам за ухом, — мне всегда здесь нравилось. Красивое место, правда? Только... тревожное. Он вымыл посуду после завтрака детей. Свою кружку тёр последней. Кончики пальцев скользили по выпуклым буквам — «МАМА». Томас стоял у раковины, расправив плечи и вытянув шею; Маркус цепным псом сторожил его у двери. — Всё хорошо? — спросил, казалось не в первый раз. — Да. Хотя девочка меня беспокоит. — Харпер? — удивился Маркус. Томас отрицательно покачал головой. — Младшая девочка, — уточнил, — мёртвая девочка. Грейс. — Какая девочка? — Маркус оказался совсем близко. Томас откинулся, прижавшись спиной к его груди. Почувствовал, как Маркус сразу напрягся всем телом. Незнакомые люди так не делали. Но разве они были незнакомцами? Он обернулся, скользнул руками вокруг его талии, вжался лицом в твёрдую грудь Маркуса, чувствуя себя маленькой песчинкой в огромном вакууме космоса. — Томас, — сердце Маркуса быстро стучало под самым ухом. Томас вздрогнул, отстранился, нервно осмотрелся по сторонам. — Что? — прижал ладонь ко лбу. — Что за мёртвая девочка, Томас? — А? Мёртвая девочка. Без лица. Она снилась мне. Я не рассказывал? Что я тут... Как я тут оказался... Маркус? Маркус успокаивающе погладил его по спине. Томас ещё ходил по дому, как лунатик. Приходил в себя то в гостиной, то в ванной, то в хозяйской спальне бесцеремонно лазающим по комоду с постельным бельем, совершенно не понимая, как он тут оказался и что делал. Маркус всегда был рядом, неизменно выуживал его из забвения звучанием его собственного имени. Казалось, дом убаюкивал его, обволакивал, заменял. — Я думаю, нам нужно ехать в отель, — улыбнулся Маркус, а взгляд голубых глаз был встревоженным. — Проклятое место, — выдохнул Томас, кивнул. *** Они не успели уехать. Энди выбрал этот вечер, чтобы явить демона. А мать Харпер — забрать дочь. Сильный поток воздуха почти сбил Томаса с ног, бросил безумную женщину на стену. Отстраненно глядя, как женское тело сползало по стене на пол, Томас подумал: «Вот и увидела настоящего демона». Женское тело так сильно врезалось в стену, что звук был оглушающе громким: что-то сломалось, возможно, позвоночник. И по заслугам. Но убивать её? У Энди в руках был нож, и глаза — дикие. «Не при детях же!» — Что ты делаешь, Энди? — Томас шагнул вперёд. Дети жались за спиной Маркуса. Тот что-то кричал Томасу, но он шёл дальше по коридору к Энди, говорил с ним. — Не слушай его! Он не настоящий! Демон не знает, как мы любили этого ребёнка, как хотели её в нашу жизнь! Он ничего, ничего не знает о Грейс, слышишь? А я знаю, милый. Глаза Энди стали чёрными. Он поднял нож и уже целился им не в мать Харпер, а в Томаса. Тот только приложил палец к губам и сказал: «Тс-с-с». Энди смотрел на Томаса — только на него, — потому и упустил из виду Маркуса, который влетел в него всем телом. Повалил на пол не силой молитвы, не крестом, а просто сбил с ног. *** Следующее, что Томас осознал сам — своими мыслями и ощущениями, — они находились втроём в комнате. Энди был привязан к кровати, Маркус повторял молитвы одну за другой, а Томас сидел у кровати на стуле: челюсть его болела, язык еле шевелился, голос охрип, но он говорил. И говорил. И говорил. Томас говорил от лица Николь, вспоминая все их семейные мелочи и о том, как им было хорошо вместе: рассказывал истории из прошлого, смеялся, грустил, отчаянно просил прощения и умолял. Он заклинал бороться с демоном, не оставлять детей одних. Слова, слова, много слов потоком лились из его рта. И Энди слушал, отвечал, кричал, обвинял, оплакивал. Они победили. *** — Милая, — Энди смотрел неотрывно: обычным взглядом карих глаз, — я так по тебе скучаю. — И я, — глаза Николь были влажными, — я так тебя люблю. И детей. Только меня уже нет, Энди. Я растворяюсь, ухожу. И тебе надо принять это. Пожалуйста, помни, что я любила тебя. Всегда. И не забывай: для приюта нужно два человека. Томас чувствовал, как разбивается сердце от этих слов, чувствовал чужую боль, как свою. Он встал, на задеревенелых ногах вышел «подышать», пока Маркус развязывал Энди. Он слышал отрезвляющее «Томас» где-то далеко, но было трудно просто повернуть голову в ответ; его уже закружило, уносило течением чужой воли. Он был слишком глубоко: его тянуло на самое дно, придавливало волнами. Он качался на них, качался... — Томас! — крик Маркуса — отчаянный, злой — выцепил его откуда-то из другого места. Крик и сильная пощёчина вернули Томаса обратно. Он закашлялся, выплёвывая воду, много воды. Она лилась из него потоком, как недавно — слова. С волос текло, одежда липла к телу, морозила кожу на холодном ветру. Он лежал на земле, Маркус стоял рядом на коленях и не отрывал от него взгляда. Пальцы Маркуса дрожали на его подбородке. На губах ещё ощущался след чужого дыхания. — Почему я мокрый? — спросил слабым голосом, когда вода перестала рваться наружу. Пахло солью и хвоей. Мелкие камни забивались под мокрые штаны, царапали кожу. Маркус смотрел на него тяжёлым взглядом, отёр воду с лица. Выражение лица Маркуса пугало, словно Томас пропустил нечто важное. — Почему ты мокрый? — Томас чуть приподнялся, оглядываясь. — Где мы? У озера?! Как я тут оказа… Маркус? — Томас? — Их общение в последнее время состояло из одних обращений по имени. — Ты в порядке? Голос ломался. Томас выдохнул и притянул Маркуса в объятие. *** Потом он устроился на кровати Верити. Томас, закутанный в одеяло, пил горячий чай. Маркус, уже переодевшийся, стоял рядом, привычно следил за ним ястребиным взором. — Я,— поморщился Томас, — это я. Что с Энди? — В порядке, — кивнул Маркус, — Николь помогла. Но я все равно хочу уехать отсюда побыстрее. — Проклятое место, — хмыкнул Томас. — Проклятое место, — согласился Маркус. — Я, — Томас нахмурился, но не спросить не мог, — я вёл себя... прилично? Маркус смотрел прямым долгим взглядом, фыркнул, расслабился, усмехнулся задорно, совсем по-мальчишески. — Возможно, пару раз ты пытался его поцеловать. — Оу, — сжался Томас, потом подозрительно прищурился, — не было этого. — Возможно, и не было, — улыбался Маркус. Поди проверь, — я никому не расскажу. В открытую дверь заглянул Шелби, постучав по косяку. — Э-э-э. К вам гости. — Какая концентрация священнослужителей на квадратный метр, — съехидничала Верити. На Беннетте был воротничок. Он держался за бок, то и дело морщился. Женщина, которая представилась Мышкой, призналась: «Я очень давно хотела познакомиться с тобой, Томас». Она казалась отдаленно знакомой. Её имя упоминал демон Энди, но Томас был не в себе в процессе изгнания, поэтому не мог утверждать наверняка. Мышка была стройной, боевой, с мягким лицом, за которым скрывалась стальная воля. Она была одета в удобную на вид одежду. И было в ней что-то такое, — свет в глазах и, уверенность в выбранном деле, — что роднило её с Маркусом. *** Вчетвером они уехали в отель сразу же, каждая пара на своей машине. По пути Маркус коротко и скупо, постоянно кидая в его сторону короткие взгляды, рассказал про Мышку. В отеле они, наконец, заговорили о цели приезда. Что-то про Ватикан и большие проблемы. Томас не слушал, сидел, отстранившись на кровати. Его накрыло видением. Там были он и Мышка. Цепи, выкручивающие ему руки, тесная комната и огонь. Томас чувствовал ярость, жгучую чёрную ненависть, чужую и немного свою. И яркое осознание собственного «я»: оплетенного, загнанного, пойманного в ловушку чужой волей. Он чувствовал эти путы, осязал их, видел, что ещё чуть-чуть и они поддались бы, треснули, разлетелись на куски, и он стал бы свободным. Только «чуть-чуть» могло быть долгим, а огонь плясал и сжигал всё кругом, прежде всего — его самого. Томас всё это время смотрел в стену, словно именно туда старый проектор транслировал картинку из видения, а не прямо ему в голову. Томас часто заморгал, возвращая фокус зрению. Правая ладонь застыла на горле в бессмысленной попытке защититься от ядовитого дыма. Стало не хватать воздуха. Томас не глядя ни на кого, но кожей чувствуя внимание Маркуса, вышел на улицу. Прислонился к деревянной балке мостков, глубоко вдохнул запах воды. Маркус подошёл к нему молча через некоторое время. — Я — нормально, — прозвучало не очень убедительно даже для него самого. Маркус глядел на него пристально, с лёгким налетом обиды во взгляде, словно они не знали друг друга от альфы до омеги, не улавливали настроение чутким камертоном. — Правда, — растянул губы в нервной улыбке. — Томас, — вздохнул Маркус, обхватил его за локти, — я вижу, ты избегаешь Мышку. Нервничаешь? Томас отрицательно мотнул головой. — Она изменилась, сильно изменилась с тех пор, как я её видел, стала круче Беннетта и меня вместе взятых... — Она убила меня! — не выдержал Томас, закричав. Прикусил язык, отвернулся. Руки Маркуса на его локтях сжались. — Томас,— позвал он. Томас не повернул головы. Тогда Маркус положил свои ладони ему на щёки, мягко развернул его к себе. — Ты что-то видел? Томас кивнул, и ещё раз, закивав чёртовым болванчиком. Пальцы Маркуса успокаивающе закружили по его вискам. — Что? — Во мне был демон. И она застрелила меня. Хладнокровно. Без сожаления. А потом огонь... Да, во мне был демон, я чувствовал его ярость, знал его силу. Но я видел Мышку своей частью. Я не исчез, я был там, был! — А я? — лицо Маркуса, близкое, заслонившее собой всё кругом, было серьёзным и сосредоточенным. — Я там был? Томас судорожно вздохнул и кивнул. — Ты вышел. Она отослала тебя за чем-то, а сама, — он приподнял ладонь с выпрямленными двумя пальцами, одними губами сказав «Пуф!», улыбнулся горько, — ты отказывался убивать меня. — Слушай меня, — Маркус чуть надавил большими пальцами ему на виски, мизинцами гладил шею, — я не дам ей убить тебя, слышишь? Томас завороженно смотрел в глаза Маркусу. Тот словно через взгляд вливал в него свою уверенность, веру, силу. — Говоришь, ты остался там, даже при интеграции? Я тебе верю. И не брошу тебя одного, вытащу, выцеплю тебя у ада, слышишь? Чего бы мне это ни стоило. Сколько бы времени это не заняло. Обещаю. Томас выдохнул, слабо кивнул, вцепился в Маркуса, а затем притянул его в объятия, сгребая в кулак его куртку, пытаясь не разбиться, не расплакаться от накатившего разом облегчения. Он и не знал, как сильно боялся. — Только пообещай мне в ответ одно, ладно? Томас согласно выдохнул в его шею. — Ты будешь бороться с этой тварью изо всех сил, хорошо? Не сдашься! Томас притянул его к себе сильнее, вжался всем телом. Маркус запустил пальцы в его волосы на затылке, погладил легко. Отстранившись, опять обхватил лицо Томаса ладонями, притянул к себе, почти стукнувшись лбом. — Обещаешь? — спросил серьёзно, взгляд испытывающий. — Обещаю, — дал слово Томас. *** Томас облокотился на борт паромного корабля и смотрел на тающий в тумане остров. Маркус стоял рядом, Томас прижимался к его плечу, не пытаясь отодвинуться. Может, потом, когда остров совсем скроется из виду, или после — когда воспоминания утрамбуются новыми впечатлениями, он станет менее зависим от этих прикосновений. Может, когда-нибудь они перестанут врастать друг в друга. Но пока Томасу было нужно слышать стук сердца, ощущать грубую кожу куртки под пальцами, подстраивать дыхание в унисон. Ему нужна была опора. — Ты как? — буднично спросил Маркус. — Лучше, — улыбнулся Томас, прислонился сильнее, повторил, — лучше. Маркус кивнул, положил ему руку на плечо, притянул чуть ближе. — Не можешь заниматься этим делом в одиночку? Томас фыркнул; это становилось их личной шуткой. — Рискнешь проверить? Теперь фыркнул Маркус. — Никогда. За тобой глаз да глаз нужен. Добавил тихо. Даже не кивая в сторону Мышки и Беннетта. Те были под крышей, не студились на ветру. — Нам надо поехать вместе с ними . Томас смотрел на размытую линию берега. Там остались Кимы: Энди, Роуз и их дети, которые все вместе приехали провожать их этим ранним утром. Ему казалось, что всё ещё слышно звонкий голос Харпер — чистый колокольчик. — Томас? — одно имя, но Маркусу и говорить ничего не надо было. Томас читал его тревогу за себя, за их будущее, за видения Томаса, словно каждый звук имени — отдельный вопрос. Он сжал зубы крепко, до хруста, шея напряглась, казалось, жилы вот-вот вырвутся наружу. — Томас, — уже мягче, успокаивающе. Крепкая рука обвивала его плечи, ладонь вжималась в руку, притягивая ближе, к самой груди. Томас прислонился щекой к мягкой ткани свитера. На вид — жёсткая, на ощупь — нежная. Тёплая шерсть грела, успокаивала, как и мерный стук сердца под ухом. Он немного расслабился, а Маркус прикрыл его полами кожаной куртки, укрывая от ветра, от случайных взглядов. Прошептал в макушку: — Или можем сами. Вдвоём. Как раньше. Это было искушающе заманчиво. Несколько секунд Томас всерьёз обдумывал этот вариант. — Им нужна наша помощь? — спросил глухо, потёрся лбом о свитер. — Да, — в голосе Маркуса, в этом коротком слове, он услышал сожаление. — Тогда без вариантов. Да? — Да, — повторил Маркус. Томас усмехнулся, кивнул, потом нахмурился. Он чуть отстранился, чтобы посмотреть Маркусу в глаза. Со стороны, наверное, их можно было принять за любовников, так они близко стояли. Томасу было плевать на чужие взгляды. В свой взгляд он вложил многое: «ты обещал» и «помни», и «верни меня обратно». Маркус кивнул, серьёзный, печальный, сильный. Томас чувствовал эту силу всем своим телом и чем-то вне его. Душой. «Счастливого пути», — донеслось с берега. Чисто, чётко, звонко. — Харпер, — улыбнулся Маркус, и улыбка осветила его лицо надеждой. Томас расслабился, улыбнулся тоже. Потёрся лбом о плечо Маркуса. Потом приподнял голову и шепнул в самое ухо. — Я верю в тебя, Маркус. У тебя получится. Поцеловал край челюсти. Маркус стиснул его крепко, резко, вжал себя. «Удачи», - голос Верити донёсся птичьей трелью. Удача им не помешает. Но главное — у них была вера. Каждый верил в другого.