И взлетишь птицей

      — Вон отсюда, ленивый мальчишка! — ворота школы Алой Хризантемы с грохотом захлопнулись, оставив бывшего ученика валяться в пыли. Юнец издал полный страдания стон и с трудом поднялся, с отвращением глядя на свои перемазанные грязью одежды.       — И чего им всем не нравится? — мальчишка сплюнул на землю. — «Хватит витать в облаках, Гарудал!», «Одними мечтами настоящего мастерства не добьешься!», «Ты должен усерднее трудиться, Гарудал!». Как же достало! — мелкий камушек, попавшийся под ноги разочарованному ученику, отлетел в кусты.       Мальчишка смерил ворота храма последним негодующим взглядом и поплелся домой. До Дайфэна пешим ходом было полдня пути. Гарудал мрачно представил, как стучится в двери родного дома, как грустно смотрит на него мать, отец опять заявляет, что он никчемный прикормыш и стоило отправить его сеять рис, как всех, а за спиной смеются младшие сестры. Отвратительно.       Юнец остановился.       Отвратительно. Гарудал с рождения обладал незаурядным талантом — порой становиться легким и быстрым, точно птица. Родители надеялись, что из него выйдет превосходный боец, что он прославит свой род. Если бы только талант не шел под руку с ленью и мечтательностью. Уже четвертый мастер отказался его учить. Отец точно отправит сеять рис…       Может лучше в Лазурную Гавань? В «Голове Рунаана»* всем плевать, сколько ему лет и чей он ученик. А немного денег на вино у него осталось.       Решено. Сегодня он выпьет и порадуется жизни, а завтра пойдет домой в Дайфэн. Сеять рис.       Решив так, Гарудал широко улыбнулся и бодро зашагал в другую сторону, насвистывая под нос пошлую песенку.

***

      Лазурная Гавань горела теплыми огнями. Уже закончился рабочий день, и торговцы расходились на заслуженный отдых, питейные же заведения напротив открывали свои двери. Гарудал неуловимой лисицей проскользнул к «Голове Рунаана», удачно не попавшись на глаза ни бойцам Хризантемы, ни мастерам Лотоса.       — Добрый вечер! — Гарудал, широко улыбаясь, грохнул дверями. — Вы скучали по мне, господин?       — Давно тебя не было видно, Гарудал, — хозяин равнодушно бросил на юношу быстрый взгляд. — Опять выгнали?       — Ну что вы! Я сам ушел! Видеть не могу эти постные рожи! И мою свободу стоит отметить! Налей-ка в честь праздника моего любимого красного! — ученик ловко приземлился на высокий табурет, шлепнув на стол монеты.       — Извини, Гарудал, — хозяин не двинулся с места, — днем пришла весточка от мастера Зодо, он запретил наливать тебе, если опять появишься. Я не хочу ссориться с Хризантемой, так что без обид. На лице Гарудала появилось настоящее отчаяние.       — Но как же так?! Мы же друзья!       — Слушай, шел бы ты отсюда, ладно? Мне не нужны проблемы со школами.       — Ты разбиваешь мне сердце. Как это жестоко — лишать человека его последней радости в жизни! — юнец упал на стойку, содрогаясь в наигранных рыданиях. — Ты обрываешь мне крылья!       — Эй, Гарудал, успокойся!       — Это чудная жидкость, эта пища богов дарили ощущения неземного полета! Ты лишил меня ее, теперь я навечно прикован к пыльной земле, я умру жалким червем на рисовых полях!       — О Рунаан, угомонись!       — Как хрупкая бабочка летит к ароматному цветку, чтобы подпитаться от него сладким нектаром, так и я летел к «Голове Рунаана» в надежде найти здесь амброзию, аромат души моей! О, как я ошибался! Злой человек лишил меня последней отрады моей грешной жизни!       — Гарудал!       — Ты помнишь в городском сицюйе* такого актера, Фархан?       — В первые вижу его, уважаемый Панфуций. Да и мне казалось, актеры не носят одежды учеников Хризантемы.       — Может это новая постановка? Если да, то мы обязаны посетить премьеру. Этот юноша превосходно играет.       — Доброй ночи, мастер Фархан, мастер Панфуций, — хозяин склонился в поклоне, — простите за это недоразумение. Выбирайте места, пожалуйста. Гарудал уже уходит и не побеспокоит вас. Эй ты, слышал? Брысь отсюда!       — Ну что же так зло, Огон? Эмоции юноши вполне понятны, — с тихим шорохом портрет преградил хозяину путь. — Принеси нам два кувшина лучшего вина. А ты, актер, посиди с нами, расскажи, отчего же так отчаянно желаешь напиться.       — Но мастер Зодо запретил наливать Гарудалу!       — В самом деле? Фархан, неужели мы ничего не можем с этим сделать? — чернильные брови сошлись на переносице.       — Мастер Зодо запретил наливать Гарудалу вам, уважаемый Огон. Нас же никакие запреты не сдерживают, — советник мягко улыбнулся в бороду.       — Браво, Фархан, какое тонкое решение! Хозяин нехотя кивнул и поплелся в погреб.       — Итак, юноша, у вас приметное имечко, — портрет занял соседний табурет. — «Гар-р-рудал». Как будто клекот какой-то чудной птицы.       — Мастера находили его крайне длинным и неудобным, — бывший ученик внимательно рассматривал своего собеседника. — Пока они его кричали, я успевал улизнуть.       — Из скольки же школ тебя уже выгнали? — Фархан присел рядом, отложив посох.       — Из четырех, — Гарудал с вызовом вскинул голову. — Мастера считают, что я слишком ленив и мечтателен, что из меня не будет толка.       — Ты считаешь иначе? Из погреба вернулся хозяин, поставил перед гостями деревянные стаканы и кувшины с вином и принципиально отвернулся. Фархан понимающе усмехнулся и сам разлил вино.       — Нет, они правы, — Гарудал благодарно глотнул, зажмурившись от удовольствия, — я действительно постоянно витаю в облаках, люблю вино и девушек и ненавижу по шесть часов махать кулаками в одну сторону.       — А как же ты хотел бы жить? — стакан внезапно взлетел в воздух, едва касаясь пергамента. Вино в нем начало убывать.       — Так, как я бы хотел, жить невозможно, — Гарудал рассмеялся. — Мне бы хотелось жить в свое удовольствие, без забот и тяжелых мыслей, летать в своих мечтах.       — Забирай, Панфуций, — Фархан усмехнулся. — Лучшего ученика тебе не найти. Выйдет из твоей затеи толк — помогу тебе создать школу.       — Мой уважаемый друг прав, — мудрец на портрете довольно улыбался. — Дорогой Гарудал, желанная для тебя жизнь существует, это жизнь по принципам панфуцианства, созданными вашим верным слугой. И я считаю, что они ничуть не хуже принципов Лотоса или Хризантемы, более того, я считаю, что сбросив тяжкие оковы быта, человек сумеет куда больше, чем любой боец, изматывающий свои душу и тело тяжкими тренировками.       — Лень победившая труд, — фыркнул Фархан.       — Это не лень, друг мой, — мудрец нахмурился. — И я докажу тебе, что прав. Гарудал, не откажешься стать моим первым учеником? Утереть носы всяким Хризантемам и Лотосам?       — Разумеется, я согласен, — Гарудал залпом осушил стакан. — Это куда лучше, чем сеять рис.       — Через полгода турнир, — Фархан подлил юноше. — Дойдешь хотя бы до пятого места — помогу Панфуцию со школой.       — По рукам!

***

      — Расслабься, смотри на водопад, думай о его красоте, — Панфуций замер на ветках персикового дерева, наблюдая за своим учеником. Гарудал, облаченный в новые кичливые желто-алые одежды, кои никогда не позволили бы себе боевые монахи, замер на берегу озера.       — Я могу сменить позу?       — Конечно, сиди как тебе удобно.       — А смотреть не только на водопад?       — Смотри на то, что тебе больше всего нравится, что заставляет твое сердце биться чаще. На мгновение Гарудал задумался, а затем улегся на траву, закинув руки за голову, ни мало не волнуясь о чистоте формы. Панфуций подлетел поближе.       — Что ты видишь, Гарудал?       — Я вижу небо. Оно всегда завораживало меня. Мне правда можно просто лежать и ничего не делать? Просто смотреть на небо?       — Столько, сколько сам пожелаешь, — с тихим шорохом портрет скрылся в роще, оставляя ученика одного.       Гарудал пролежал до самой ночи, витая мыслями далеко-далеко. Лишь когда земля остыла и налилась холодом, а чернота окутала все вокруг, юноша вернулся в дом учителя.       — Что ты увидел за сегодня, Гарудал?       — Я видел звенящие рощи. Я будто парил над ними. Я видел каждый листик, каждую травинку, я наблюдал, как голубые птицы вьют себе гнездо, как прячется в норе лисица, слышал, как шумит бамбук, и как бежит от волка белый кролик.       — Что ты чувствовал, Гарудал?       — Ничего. Мне было легко, но… мое тело иногда затекало, а спину кололи ветки.       — Неплохо, Гарудал, — горячий сытный ужин появился перед юношей, — очень неплохо, но попробуй и вовсе забыть о земном. Освободись.

***

      Так прошел месяц. Гарудал блуждал где-то днями напролет, возвращаясь лишь к ночи. Гарудал все чаще забывал о еде и сне, все чаще пропадал в мечтах, пока однажды вовсе не вернулся. День. Два. На третий взволнованный Панфуций позвал своего друга, чтобы вместе найти заплутавшего ученика.       — Может он просто сбежал? Устал от твоего учения? — Фархан неторопливо вышагивал вдоль озера.       — Нет, нет, Гарудал еще ни разу не разочаровал меня. Скорее, он замечтался и совсем забыл о времени, — взволнованный мудрец грустно пошевелил чернильными усами. — Ох, Гарудал, Гарудал, куда же грезы увели тебя на этот раз? Впереди послышался плеск воды и звонкий смех. Мастера замерли.       — Девушки?       — Недавно начали бегать сюда купаться, — покаялся Панфуций. — Думаешь, сильно нам достанется, если мы выйдем к ним и спросим про Гарудала?       — Молись Рунаану, чтобы это были селянки, а не лунные феи, — Фархан уверенно двинулся на смех. Кусты шуршали. Спелые ягоды жимолости пачкали своим соком пергамент и белые рукава советника. Фархан тихо ругался, усиленно работая посохом.       Наконец поляна, пологий берег, скинутые платья, сладкоголосые красавицы в воде и… БОМ. БОМ. БОМ!       От школы Хризантемы донесся гулкий звон колокола, зовущего бойцов на обед. Вдруг воздух над озером пошел рябью, огромная огненная птица оглушено и испуганно забила крыльями. Девушки в воде завизжали. Феникс совсем перепугался. Пара неуклюжих взмахов, и птица падает на землю, огонь пожирает ее тело, превращая… в Гарудала?!       — О Рунаан! — Фархан ошарашенно уставился на лишившегося сознания юношу. Женский визг перешел на ультразвук. В портрет попал комок водорослей.       — Ну что вы творите?! Это же тончайший пергамент! — Панфуций взвыл. Фархан, краснея, забормотал извинения. И мастера, подхватив свою пропажу, поспешили скрыться из виду.

***

      — Я же говорил, что он не безнадежен! Перед тобой плоды моего учения!       — Тихо, тихо, мы еще не выяснили, сам ли он обратился.       — Разумеется сам! Гарудал всегда был влюблен в небо, эта любовь сделала его фениксом!       — Даже если так, не спеши радоваться. Он еще не победил в турнире, а значит школу ты пока не получишь.       — Ха, Фархан, турниры, состязания — бренная чушь. Что значит «должен» для огненной птицы?       — Ох, что произошло? — Гарудал с трудом оторвал голову от татами, наблюдая за спором двух мастеров.       — А ты не помнишь, мальчик мой? Ты стал фениксом! Ты взлетел! У тебя получилось! — портрет подлетел к самому лицу ученика, так, что он даже почувствовал запах влажного пергамента.       — Правда? — Гарудал часто заморгал. — Я не помню.       — А что ты помнишь? — Фархан присел на корточки, скептически глядя на юношу.       — Я, как обычно, лежал в траве у озера, когда услышал женский смех и плеск. Мне захотелось посмотреть на купание девушек, но подойди я к ним, они наверняка меня испугаются и убегут, поэтому я решил посмотреть сверху и… взлетел… Я и правда взлетел, мастер, я помню! Я наблюдал за ними, потом летал над рощей, добрался до самых гор, клевал плоды личи на самой вершине, спал в старом гнезде орлов, потом вернулся назад. Те девушки снова пришли, я любовался ими, когда услышал этот отвратительный колокол! О, Рунаан, у меня до сих пор в ушах звенит!       — Сможешь взлететь снова? — из скептического взгляд Фархана стал заинтересованным.       — Если увижу небо, то конечно, — спокойно отозвался Гарудал, удивив обоих мастеров.       — Хочу посмотреть.       — Мальчик мой, сможешь взлететь сейчас? — Панфуций закружил вокруг ученика.       Гарудал поднялся на ноги. Выйдя из дома, он замер, закрыв глаза и запрокинув голову к небу, заставив мастеров затаить дыхание. Прекрасное, обволакивающее чувство свободы наполнило легкие. Короткий вздох, и тело юноши вспыхнуло. В темное небо с громким клекотом взмыл алый феникс.       — Ладно. — Фархан положил жилистые руки на посох, наблюдая за танцем огненной птицы в ночи. — Даже если он не выиграет турнир, получишь свою школу. Твое учение себя оправдало. Я впечатлен.       — Ох нет, это не только учение, — Панфуций смахнул слезы, — это мой мальчик особенный.

***

      Трибуны ревели и шумели, надрывался комментатор, покрывались потом бойцы. Высокий юноша в желто-алых одеждах замер в тени колонн. Глаза его скрывала черная доули*, а веселая улыбка пряталась за изящным веером. Толпа всколыхнулась, разразившись овациями: хризантема опять уложила лотос. Юноша по-птичьи склонил голову на бок.       — А сейча-а-ас наш новый участник турнира, верный последователь мастера Панфуция! — зазвучал голос комментатора. — Его выперли из четырех школ, мастера отказались тренировать такую бездарность. Неужто старый портрет сумел обучить его? Встречайте, Алый Феникс Гарудал! Веер и шляпа полетели на землю. Юноша сжал губы.       — Не поддавайся негативным эмоциям, они тянут тебя к земле, — рядом тут же возник мудрец. — Плевать, что они говорят и думают о тебе. Никто из них не способен взлететь. Только ты, Гарудал.       — …заслуженный боец и разбиватель женских сердец Лин Ван из школы Алой Хризантемы! Толпа взорвалась овациями. Прекрасный юноша в традиционных одеждах вышел на арену, посылая в сторону пищащих девушек воздушный поцелуй.       — Но где же его противник? Назвался фениксом, чтобы исчезнуть, как эти мифические существа? — изгалялся комментатор. — Или может он начищает свои перышки перед боем? Зрители засмеялись. Засмеялся и Лин Ван, наигранно схватившись за живот. Гарудал улыбнулся краешком губ и шагнул на арену.

***

      — Добрый вечер, Огон, — двери «Головы Рунаана» бесшумно распахнулись, пропуская припозднившегося посетителя.       — Мест нет! Все занято участниками турнира и их друзьями, — буркнул хозяин, не поднимая головы.       — Что, даже для победителя уголка не найдется? — золотая маска Рунаана легла на стойку. Хозяин вскинул голову.       — Гарудал?!       — Теперь то ты мне нальешь? — глаза юноши смеялись.       — Конечно, господин Феникс, сколько пожелаете.       — Тогда придержи вино и маску до моего возвращения, — Гарудал обаятельно улыбнулся. — И всех моих поклонниц тоже!       Двери хлопнули, будто от сильного порыва ветра. А над Лазурной Гаванью воспарила огромная алая птица, своим громким клекотом вознося хвалу вечному небу.