Созерцатель

Луна и Невилл дождались, когда языки пламени охватят собой всю хижину, и только после этого наконец побрели в сторону замка. Огонь был магическим, так что распространиться дальше он не мог. Как только хижина сгорит до тла, огонь потухнет, и ничего больше не пострадает. Луна глянула на друга и грустно ему улыбнулась. Невилл в ответ пожал плечами. Этот молчаливый диалог не смог бы понять никто иной, но они почему-то точно знали, что означал каждый жест, и было совсем необязательно озвучивать свои мысли. В молчании они неспешно шли по истоптанной тропинке, чудом не пострадавшей в пылу битвы. Это было так странно. Все вокруг кричало о боли и потерях, трава вокруг была выжжена сотнями заклинаний, повсюду валялись осколки больших валунов и срезанные одежды, кусты примяты, листвы не достает, где-то виднеются воронки от взрывов… но зато тропинка, точно по волшебству, была все той же тропинкой, присыпанной песком и совершенно нетронутой произошедшими событиями. Тропинка абсолютного спокойствия. — Странно, да? Словно бы ее защищал какой-то барьер, — заметил Невилл, явно думая о том же. — Вот бы такой барьер защищал и замок, — грустно добавил он, поднимая взгляд на разрушенные башни и пробитые стены школы. — Хогвартс будто плачет. — Он плачет по-настоящему, — согласилась Луна, поднимая взгляд куда-то над дымящими крышами, задетыми злыми заклинаниями, словно бы пыталась там найти огромных мозгошмыгов, подходящих по размерам к величественному замку. Кто сказал, что этого не может быть? — И лес плачет, прислушайся… — сказала Луна и остановилась. Невилл последовал ее примеру. — Ты права, — кивнул он, услышав затяжной вой ветра и треск деревьев. — Все вокруг оплакивает ушедших. Теперь мне стало спокойнее. Их души в надежных руках. — У леса и замка нет рук, — рассмеялась Луна на такое заявление. — Есть, ты просто их не видишь, — возразил ей Невилл совершенно серьезно, — потому что недостаточно веришь в это. А я вот не замечаю твоих животных. Видишь, как необычно устроен этот мир. И это даже здорово. Всегда найдется что-то такое, что сможет нас удивить. — Ты прав! — согласилась Луна. — Это просто замечательно, что мы всегда сможем чему-то удивиться. Даже если посмотрим так много всего, что, казалось бы, ничего нового уже не придумать. — Луна оглянулась. На улице давно рассвело, и яркое солнышко осветило округу. Это казалось правильным. Солнышко, как великое спасение, залечивало раны и дарило покой и мир. — Как думаешь, ребята празднуют? — Я в этом уверен, — улыбнулся Невилл и вдруг схватил Луну за руку, переходя на бег. Луна спешно перебирала ногами вслед за ним, стараясь не тянуть назад. — И мы должны присоединиться к ним, потому что так будет правильно. Мы сделали это, Луна! И кто бы что ни говорил, каждый из нас сделал что-то невероятное для этой победы! — Да, — весело рассмеялась Луна, взбегая по каменным ступеням, — особенно ты, Невилл! Тебе очень идет меч! Ты как викинг с картинки. Очень красиво! — Невилл чуть покраснел щеками, оглядываясь на нее с улыбкой. — Ой, слушай, и правда, празднуют. А еще пахнет едой… — О! Действительно пахнет! Только сейчас я понял, насколько же голоден… Черт, кажется, я не ел целую вечность. Солнце стояло прямо над Хогвартсом, и Большой зал был полон жизни и света. Стоило им двоим переступить порог, как Невилла, изрядно смущенного обилием внимания, окружила целая стая девчонок. Впрочем, Луна не успела даже расстроиться, что у нее так запросто отняли собеседника, потому что и ее саму уже увлекли в толпу празднующих. Тело Волдеморта вынесли из Большого зала и положили в другом помещении, подальше от останков Фреда, Тонкс, Люпина, Колина Криви и еще пятидесяти человек, погибших в борьбе с ним. Макгонагалл вернула на место столы факультетов, но сейчас все сидели как попало, за столами смешались преподаватели и ученики, призраки и родители, кентавры и эльфы-домовики. Выздоравливающий Флоренц лежал в углу, а Грохх просовывал огромную физиономию в разбитое окно, и ему бросали еду в смеющийся рот. Луна тоже села за стол и была немало удивлена тем, что оказалась в той части зала, которую обычно занимали слизеринцы. Еще больше она была удивлена тем, что не все слизеринцы покинули поле битвы. Видимо, были все же и те, кто не побоялся встать на их сторону. Впрочем, всех остальных Луна нисколько не винила. Она улыбнулась сидящему рядом парню и двинула к себе большую чашку с какой-то кашей, изрядно сдобренной сладким джемом. Ах, как же она была голодна! Никогда раньше она не работала так упорно ложкой, что заметил даже закружившийся рядом полтергейст. И это было еще одним знаменательным событием. Пивз стал снова Пивзом — шутником и задирой. — Ты так лопнешь, крошка Лавгуд, — Пивз показал ей язык и с хохотом унесся куда-то к потолку, распевая победные гимны и восхваляя героя Поттера. А на скамейке рядом с Луной вдруг оказался сам Гарри. Она глянула на парня задумчиво, оценила состояние его мозгошмыгов и вдруг все прекрасно поняла. — На твоем месте я бы мечтала сейчас о тишине и покое, — заметила она. — Я и мечтаю, — ответил Гарри. — Я их отвлеку, — сказала Луна. — А ты надевай свою мантию. — И не успел он и слова сказать, она уже кричала, показывая в окно: — Ой, смотрите, морщерогий кизляк! — Все сидевшие поблизости оглянулись, а Гарри набросил мантию-невидимку и поднялся со скамьи, напоследок благодарно тронув ее за плечо. — Ах, нет, кажется, показалось, — улыбнулась Луна и с удовольствием отправила в рот еще одну ложку сладкой каши.

***

Луна пробыла в Хогвартсе еще ровно сутки с победы, помогая искать пропавших без вести и вместе с тем оказывая помощь прибывшим колдомедикам, после чего приняла решение навестить отца. Весть о победе Гарри Поттера уже расползлась по всем газетам, поэтому она должна была как можно раньше успокоить папочку, что она жива и здорова, пускай и немного устала. Решив так, она вместе с еще некоторыми ребятами, кому надо было попасть в Лондон, отправилась на поезд, ни на секунду не отошедший от своего расписания. Домой она прибыла поздно вечером, прошлась по дорогим сердцу холмикам, оглядела низинку, где располагались домики волшебников, задержала взгляд на белой башенке, смотрящей на мир потухшим взглядом, и вздохнула. Она снова здесь, и теперь все снова вернется на круги своя. Ведь так? Улыбнувшись, Луна звонко рассмеялась, сбегая с одного холма и взбираясь на тот, с вершины которого к небу тянулась их Черная Ладья. Ее смех не стихал ни на секунду. Ведь все же прекрасно! И… и она дома. — Луна… — дверь открылась, не успела Луна добраться до косеньких ступенек крылечка, и на пороге показался осунувшийся Ксено. Он смотрел вперед себя потухшим взглядом, в глубине которого вновь расцветали искорки забытого счастья и надежды. Он словно бы не мог поверить самому себе, что его дочурка вновь вернулась домой. — Луна! — воскликнул Ксено и сбежал по ступенькам, бросаясь обнимать дочь. — Папочка! Ты меня задушишь, — весело воскликнула Луна, но тем не менее сама обняла его в ответ еще крепче. — Сегодня прекрасный день, не правда ли? Думаю, мы обязательно должны отметить его лимонным пирогом. Домовики Хогвартса снабдили меня всем необходимым для этого. — Ты… значит, и ты была там… — выдохнул Ксено, а по его щекам текли слезы. — Была, — согласилась Луна, — а теперь я тут, — и улыбнулась. — Многие хотят помогать с восстановлением Хогвартса. Думаю, это нам всем необходимо, — добавила она, — чтобы залечить раны. Уже завтра все, кто чувствует себя достаточно хорошо, начнут разбирать завалы. — И мы, конечно же, присоединимся к ним, — правильно понял ее Ксено. Он был так рад! Так безумно рад видеть дочь живой, что ни за что не останется в далеке. — Точно так, папочка, — кивнула Луна, — но сначала мы съедим самый вкусный в мире пирог! Очень жаль, что Нора нас не видит, она бы обрадовалась, что мы не сидим голодом в ее отсутствие. Ой, папочка, у тебя мозгошмыг зафиолетовился. Очень красивый цвет! Никогда такого не видела… — улыбнулась Луна и потянула отца в дом. — Знаешь, у меня есть идея для новой статьи в журнале. — Мне уже стоит запускать машину? — Ксенофилиус спешил за дочкой. — Конечно же!

***

На следующий день они прибыли в Хогвартс со стопкой свеженапечатанных журналов, которые раздавали всем для поднятия настроения. Журналы пользовались успехом, потому что там все было очень странным, но ярким и красочным. А сейчас всем вокруг больше хотелось видеть что-то странное, нежели серьезное и мрачное. В каждый журнал Луна вкладывала небольшую открыточку. Она нарисовала накануне несколько вариантов поздравлений, а потом они с папочкой размножили их на машине. — Это мне? — удивился парень пуффендуец, принимая неожиданный подарок в виде журнала. Имени его Луна не помнила. — Здорово нарисовано. Спасибо, — улыбнулся он. — Мы там расчистили один из кабинетов. Мало, конечно, но начало положено. Да… гостиная Пуффендуя не пострадала, так что общим решением было принято располагаться всем пока там. Могу вас проводить, положите вещи, какие не нужны. — Это было бы славно, — кивнула в ответ Луна, и они все вместе направились искать себе местечко для отдыха после тяжелой работы. Работа в Хогвартсе шла тяжело. Очень много было разрушено. Но никто не отлынивал. И количество неравнодушных с каждым днем только увеличивалось. Луна и Ксено усердно махали волшебными палочками, помогая разгребать завалы. Они не жаловались, не отказывались ни от каких заданий и со всей ответственностью и старанием брались за дело. Так было правильно, потому что Хогвартс — это то место, о котором многие вспоминают с теплотой. Луна точно думала о Хогвартсе только хорошее. Несмотря на то, что многие здесь не принимают ее странностей, это место ей по-настоящему дорого. — О, Невилл! — улыбнулась Луна, встретив друга на лестнице спустя почти неделю напряженной работы. Утерев со лба пот, она оглядела его очень внимательно и вдруг взволнованно подалась вперед. Невилл сразу же разгадал причину ее беспокойства и кивнул, предлагая пройтись немного. — Я скоро вернусь, папочка, — Луна махнула отцу рукой и последовала за Невиллом к озеру. — Хочешь узнать о нем? — спросил Невилл, останавливаясь у кромки воды. Луна кивнула. — Он очнулся пару дней назад, но не говорит. Двигается тоже с трудом, однако смог написать, что не желает стеснять нас своим присутствием и хочет вернуться в свой дом. — Не хочешь же ты сказать, — удивилась Луна. — Да, сегодня утром он покинул наш дом. Бабушка попыталась убедить его переждать немного у нас, ведь он все же Пожиратель, и его дом в первую очередь обыщут авроры, но он не стал слушать ее, — качнул головой Невилл, поднял с земли камень и бросил его в воду. — Я не знаю, где он живет, поэтому больше никак не смогу тебе с ним помочь. — О, ничего страшного, — едва заметно улыбнулась Луна, — я знаю, где он живет. — Невилл удивленно оглянулся на нее. — Даже так, — сказал он, нахмурившись, однако никаких предположений высказывать не стал. Он был не из болтливых. И даже если Луна не скажет ему прямо, что связывает ее и этого человека, Северуса Снейпа, он не станет строить бесполезные догадки и разбалтывать о них всему миру. — Знаешь, он не был рад, когда открыл глаза. И он отказался брать какие бы то ни было зелья. Я вот думаю, не решил ли он закончить то, чему мы не дали свершиться… — Нет, — Луна уверенно качнула головой, когда как внутри все вдруг заледенело от страха, — нет, он не из тех людей… — Да, наверное, ты права, — кивнул Невилл, но весь его вид говорил о том, что он просто не хотел, чтобы она переживала из-за его слов. Поняв, что его раскусили, Невилл поспешно добавил: — Слышала? Гарри, похоже, готов перевернуть все министерства с ног на голову… — Да? — удивилась Луна. — Почему? — Ну, — Невилл почесал затылок, — я вообще-то сам свидетелем не был, но бабушка состоит в совете Визенгамота. А сейчас в срочном порядке судят всех Пожирателей и причастных. Так вот, Гарри пожелал участвовать во всех слушаниях. Он намерен добиться справедливого отношения в решениях ко всем. И… как сказала бабушка, он готов сделать все, чтобы оправдали Северуса Снейпа. — Как здорово, — улыбнулась Луна. — Надеюсь, у Гарри все получится. — Невилл кивнул. — Да, я тоже. Я обещал профессору МакГонагалл помочь в западном крыле. Туда уже отправились все гриффиндорцы. Так что пойдем в замок? — Да, конечно.

***

Каждый день после разговора с Невиллом Луна все думала, стоит ли ей навестить профессора Снейпа в его доме. Ее терзало странное чувство, которое многие могли бы назвать плохим предчувствием. И слова Невилла никак не отпускали ее. Может ли профессор действительно покончить с жизнью? Ей очень хотелось верить, что он не сможет сделать такого, но тогда… тогда он мог сделать что-то намного хуже. А вот о том, что же это за «что-то намного хуже», Луне думать совсем не хотелось. — Что тебя беспокоит, милая? — Ксено устало обтер лоб рукавом кофты и сел за стол в Большом зале рядом с дочкой. — Мы здесь уже вот две недели, и замок медленно, но верно возвращает себе былую красоту, но ты с каждым днем только больше хмуришься. — Хмурюсь? — удивилась Луна. Никто больше не замечал ее удрученного состояния. Хотя, чему тут удивляться, это же папочка. — Ты заметил, — грустно улыбнулась Луна. — Конечно, — мягко сказал Ксено. — Что тебя беспокоит? — Я очень переживаю за своего друга, — ответила Луна. — За Ричарда? — спросил Ксено и вдруг захлопал себя по куртке. — Вот же ж! Я же забыл передать тебе письмо. Сова принесла его вчера вечером, но я так устал, что совсем про него забыл. — Ричард писал нам? — Да, до него дошла весть о битве. Теперь хочет приехать и навестить нас. Думаю, и Нора захочет вернуться в свой дом, раз все хорошо закончилось, — улыбнулся Ксено и наконец отыскал конверт. Он отдал его дочке, но тут же отметил, что это вовсе не тот человек, о котором переживала девушка. — Но ты ведь говоришь не о Ричарде, верно? — спросил тогда он. Луну чуть ему улыбнулась. — Не о нем, — согласилась она. — Папочка, а ты сильно обидишься на меня, если я ненадолго уеду? Я только проверю, что с моим другом все хорошо. — Ксенофилиус в ответ нахмурился, но, скрепя сердце, кивнул. И тогда Луна крепко обняла его и тут же вскочила на ноги. Она не могла терять ни секунды больше! Первым поездом Луна отправилась в Лондон, а затем и в уже известное ей место — Коукворт. Стоит заметить, этот пригород столицы ничуть не изменился с ее последнего здесь появления — все такое же темное и мрачное место, над которым черным монолитом высилась фабричная труба. Луна заправила за ухо длинную прядь, оглянулась и уверенно направилась к Паучьему Тупику. Чем ближе она подходила к тому месте, где должен был стоять дом профессора, тем сильнее на нее накатывало странное чувство страха. Почему странное? Да потому, что Луна совершенно точно знала, что бояться ей нечего. И все же страх был. Каждый шаг давался ей с большим трудом. Но она боролась, отчаянно желая узнать о здоровье профессора. И вот, когда вдалеке вдруг показались только развалины того дома, который Луна ожидала увидеть, она замерла, не в силах поверить в увиденное. Как же так! Этого не может быть! Нет-нет-нет… Сердце неистово стучало в груди, и Луна, плюнув на всякие страхи, бросилась вперед. Она не могла поверить в то, что видела. Нет-нет-нет… Луна с большим трудом преодолела расстояние до развалин, взошла на разбитые ступени и коснулась чудом уцелевшего дверного косяка, как вдруг заметила что-то странное. Ее пальцы, которые должны были пройти в пустое пространство проема, вдруг уперлись во что-то твердое. Луна нахмурилась, но тут же ей пришла догадка. Это всего лишь чары… Ну, конечно! Чары достаточно сильные, чтобы напугать даже волшебника и отбить у него малейшую мысль о приближении. А она, надо же, все равно дошла до дома. И теперь, собравшись с духом, она громко постучала. Ответа долго не было. И никаких звуков за невидимой дверью тоже не было слышно. Но Луна упорно ждала. Она выжидала несколько долгих минут и стучала вновь. Затем еще, и еще, и еще… пока не простояла под дверью целый час. Вот тогда-то хозяин явно не выдержал. Миг, и дверь отворилась, являя вид на темный коридор и с трудом стоящего прямо осунувшегося мужчину. Северус встретил гостя мрачным взглядом, и Луна вдруг испугалась, когда он шатнулся, хватаясь за дверь. — Сэр… — начала было Луна, делая шаг к нему, чтобы помочь, но Северус только выставил вперед руку, не позволяя ей войти внутрь. — Я не просил вас спасть меня, — едва слышно произнес он. Говорить ему было очень тяжело. — Я должен был умереть там. — Но вы же не собираетесь… — вновь начала Луна, и вновь ей не дали договорить. — Не собираюсь. А теперь уходите и забудьте дорогу сюда, — с этими словами он попытался закрыть дверь, но силы вдруг оставили его. Крупно вздрогнув, он потерял равновесие и упал на колени, кривя губы в презрении. В презрении к самому себе. Тогда Луна все же прошла внутрь, легонько касаясь его плеча. — Если не собираетесь, то почему отказались от помощи Августы? Невилл сказал, что вы даже не взяли зелья, — негромко сказала Луна. Северус рвано дышал, глядя куда-то в пол. — Мне не нужно лечение. Уходите, Лавгуд. — Можете звать меня Луной, — улыбнулась Луна в ответ и упрямо осталась стоять на месте. И не зря, потому что мужчина стал заваливаться на бок, теряя сознание. Луна не растерялась. Достала волшебную палочку и успела поднять его над полом до того, как он полностью упадет. Луна, конечно, немного переживала, что ее чары могут навредить его ране, но сама бы она его точно не подняла, каким бы изможденным и худым он ни был. А так она осторожно левитировала его по темному коридору, с трудом ориентируясь без света. Отыскав проем, она прошла в него и наткнулась на кресло. Рядом тем же способом обнаружился продавленный диван, на него-то Луна и опустила свою ношу. И принялась ждать. Прошло не так много времени, когда мужчина наконец открыл глаза. Он растерянно огляделся, приподнимаясь на локтях, и нахмурился, явно не понимая, что произошло. А затем его взгляд запнулся о Луну, с интересом оглядывающую мрачную обстановку комнаты, и в глубине глаз вдруг что-то блеснуло. Луна глянула на него в ответ и с удивлением поняла, что черные глаза полны слез. Впрочем, ей не дали возможности разобрать что-то еще, Северус упал обратно на спину, закрыл глаза и для верности укрыл их в сгибе локтя. — Я рад, что вы выжили, Лавгуд, — едва слышно выдохнул он, — но здесь вам не место. Уходите. — Сэр, вы страдаете. — Это мое обычное состояние, так что не стоит заострять на этом своего внимания, — шептал он в ответ со свистящими выдохами. — Уходите. Уходите! — Я принесла вам некоторые зелья и хотела бы, чтобы вы их все же выпили, — возразила Луна. — Зачем… — Чтобы, когда вас оправдают, вы смогли жить так, как вам захочется, — улыбнулась Луна. — Я выпью ваши зелья только в том случае, если вы сразу покинете мой дом и никогда больше сюда не придете. — Хорошо, я уйду, но я обязательно приду еще, — с этими словами Луна достала из сумки с десяток разноцветных колб и осторожно составила их перед мужчиной. Она не собиралась заставлять его или контролировать и потому поднялась на ноги, направляясь к выходу. — До свидания, сэр. Северус не двигался. Он слышал шаги девушки, слышал, как скрипнула входная дверь, но не двинулся даже тогда, когда та покинула его дом. Зачем она пришла? Для чего… Северус застыл в одном положении, у него не было сил. Он сделал все, что мог, он сделал! Он отдал свои долги и был рад, что Темный Лорд даровал ему смерть, пускай и такую жестокую. Но нет же… Видимо, эта жизнь еще недостаточно измучила его и потому подослала на помощь эту девчонку. Да что у этой Лавгуд на уме! Для чего она сохранила его никчемную жизнь! Северус устал, очень устал. Он не хотел жить и существовать тоже не желал. У него больше нет цели. У него нет никого близкого. У него нет ничего, чем бы он хотел заниматься. И даже любимые когда-то зелья вызывали сейчас только стойкое чувство отвращения. Все эти две недели он только и думал о том, как просто было бы невзначай выпить яду, но каждый раз, стоило такой мысли закрасться в голову, как что-то неизменно останавливало его. И все же он намеренно отказывался лечить себя, словно бы все же надеялся, что хоть так дело Нагайны будет закончено. И вот, когда организм уже почти перестал бороться с заразой, в его дом вновь врывается Лавгуд, да еще и с зельями. Зачем… Северус скрипнул зубами, переживая очередной болезненный спазм мышц, и без сил свесил руку с дивана, поворачиваясь в сторону выставленных на столике колб. Зачем… Он бегло оглядел ровный ряд фиалов и нахмурился, заметив что-то странное. Рядом с последним зельем лежали пара шоколадных конфет и небольшая прямоугольная открытка. Зачем… Что это за глупость. Зачем она это принесла? Для чего! Разве может быть хоть кому-то нормальному в этом мире не плевать на него? Вообще-то Северус прекрасно знал, что Луна Лавгуд не совсем нормальный человек, необычный, странный, сам себе на уме, не поддающийся никакому описанию и не следующий законам логики. Каждый раз, стоило этой девочке оказаться рядом с ним со своим извечно удивленно-отстраненным взглядом, как он задавался вопросом, неужели она не понимает, что делает? Почему… Северус и сам считал себя отвратительным человеком, так считали все вокруг, что было вполне заслужено, а она все равно приходила со своими дурацкими журналами. Удивительно, что сегодня явилась без очередного выпуска. Внезапно нагрелся браслет, который Северус почему-то так и не снял, то ли поддавшись какому-то сентиментальному чувству, то ли просто забыл. Правды он не скажет даже самому себе. Северус вздрогнул и машинально бросил взгляд на запястье. Браслет был пуст. Ни одного слова. И только тепло на коже говорило о вызове. Это было намеренное сообщение без ничего. Проверка… Тяжело и часто задышав, словно бы ему не хватало воздуха, Северус с трудом сел и схватился за левое предплечье. Он видел за свою жизнь столько мерзости и ужасов, но так и не привык к ним за все эти годы. А перед глазами стоял горящий Хогвартс. Это был его кошмар, преследующий его повсеместно. Его слабость. Его боль, по силе которую не сравнить ни с одним пыточным заклинанием. На его глазах погибло очень много людей, и никому из них он не мог помочь. Беспомощность. Всегда. Он мог лишь наблюдать за чужими страданиями. Он все же трус. И там, во время битвы за Хогвартс, он был трусом. На его глазах погибло несколько учеников. Глупые юнцы, неправильно оценивающие свои силы! А затем… рухнула башня. Башня Когтеврана. И почему-то Северус сразу подумал о Лавгуд, что она могла там находиться. Почему он подумал о ней? Только о ней одной? Северус стоял у дымящих теплиц, скрытый за маской, и отбивался от заклинаний сразу трех противников. Он не особо следил за дуэлью, не нападал в ответ, только защищался и искал в толпе Гарри Поттера, как башня вдруг рухнула под натиском великанов. Послышался крик, кого-то завалило. А Северус вдруг испугался, что там, под обломками, может лежать Лавгуд. Его воображение часто играло с ним злую шутку, потому что из всех возможных вариантов он всегда думал о самом ужасном. И тогда он по-настоящему испугался. Впервые за очень многие годы. И какого же было его облегчение, когда девушка ответила на его вызов на браслет. Жаль, что это облегчение оборвалось так быстро новым вызовом, но уже по его душу. Как-то Северус признался себе, пускай он и был пьян в тот момент, что Луна Лавгуд была ему действительно дорога. Она была чем-то светлым и ярким, необычным, чем-то, что разбавляет темноту вокруг своими странными причудами. Она была чем-то, что заставляет вспомнить одну истину — ты человек. Человек с присущими ему чувствами и переживаниями. Северус умел чувствовать, но его чувства всегда вели его только в пропасть, к очередной боли. Так и зачем они нужны, эти чувства? Лучше уж пусть все ненавидят тебя, но зато и никто не сможет ударить по больному и предать не сможет. Северус больше никогда не хотел ни к кому привязываться, а там, у Хогвартса, окончательно понял, что совершил ужасную ошибку. Потому что Луна Лавгуд была действительно ему дорога. Когда его вызвал Лорд и велел явиться в Визжащую Хижину, Северус почему-то сразу понял, что на этом его жизнь должна закончиться. Однако радости от долгожданного избавления он не почувствовал, ведь еще не выполнил свое обещание. Ему нужно было найти Поттера. И он повторял и повторял это Лорду, несмотря на то, что тот уже начинал выходить из себя. Отсчитывая секунды, Северус пытался довести дело до конца. Он думал о Поттере и своей миссии, а когда змея порвала его горло, и Поттер сам явился за нужными ему сведениями, как он, вместо желанного избавления, вновь вспомнил о Лавгуд. Почему? Наверное, все дело было в том, что, кроме Лавгуд, ему просто не с кем было прощаться. У него нет близких. У него даже не близких нет. Нет друзей. Нет даже товарищей. Только Лавгуд с ее причудами и этими выдумками. Тогда он написал глупость на браслет. Сущую нелепость! Должно быть, все дело в шоке или усталости. Но, надо же, он написал ей о мозгошмыгах. Черт! О зеленых мозгошмыгах. Как стыдно. Признался, что видит всех ее выдуманных созданий, да еще и выжил теперь и знает, какую совершил глупость. И самое страшное, что, кажется, он видел их еще до того, как в его жизни появилась эта девочка. А еще он попросил прощения. За что? Наверное, за то, что более не сможет защитить ее в этой битве. Северус закашлялся, хватаясь за горло. Воздуха все еще было мало, но к зельям он так и не потянулся. Он был достаточно упрям, чтобы ждать до последнего. Он все еще не хотел жить. И с принятием этих зелий ничего не изменится! Разве что Лавгуд порадуется, что смогла сделать то, что не смогла леди Лонгботтом. Но а что потом? Северус не хотел, чтобы Лавгуд приходила к нему. Он жалок и никчемен, и на него не стоит тратить свое время. Лавгуд этого, кажется, не понимает. Должно быть, она и сама не знает, зачем сюда пришла сегодня. Вновь закашлявшись, Северус упрямо зажмурился. Луна Лавгуд — просто запутавшийся ребенок. Она что-то придумала у себя в голове еще в тот момент, когда решила подарить ему свой первый журнал. И до сих пор взращивает эту выдумку. Может, она считает, что он скрывает за маской настоящего себя? Так она ошибается. Потому что настоящий он — как есть садист, омерзительный тип и просто гад. И он не собирается что-то менять в этой характеристике. Он просто ляжет и даст яду доделать свое дело, чтобы наконец освободить и этот мир, и, самое главное, Лавгуд от такого ужасного образца человека. И вот опять, стоило ему подумать об этом, как внутри что-то дрогнуло. Почему?! Почему, если он не хочет жить, он никак не может пойти на самоубийство! Его даже оплакивать никто не будет. Ну, только Лавгуд грустно вздохнет, да забудет о нем. И оно к лучшему! К лучшему! Пусть живет в свое удовольствие и не запинается о таких, как он. Пусть не тратит время на посещение злачных мест, подобных Паучьему Тупику. Пусть радуется жизни где-нибудь в так желанных ей экспедициях. Пусть рисует и печатает свои журналы… Все что угодно… Рисует… В голове что-то щелкнуло, и Северус резко выпрямился, побледнев еще больше, хотя, казалось бы, лимит бледности и без того был превышен. Но вот же, какая штука — эта память. Нет, ему определенно нужно решиться в этот самый момент — закончить этот бесконечно тяжелый путь или же выпить чертовы зелья, которые чуть приведут его в чувство. И если решаться на зелья, то как можно скорее, пока еще одна его сентиментальная глупость, которую он позволил себе на Рождество, не показалась миру. Северус зло скрипнул зубами и схватил первое зелье, опрокидывая его внутрь. Затем второе и третье… Голова закружилась, но кашель отступил. Он точно выпил восстанавливающее и кроветворное, и еще несколько схожих по действию составов. И даже удивительно, что все зелья были хорошего качества, уж это Северус мог понять с первой же капли. Действовать они тоже начали мгновенно. И хотя начальный эффект подъема сил был очень кратковременным, Северус все же решил воспользоваться им, чтобы связаться с Гринготтсом. Это было невероятно важно сделать как можно скорее, потому что гоблины могли выполнить его поручение в любой день. — Гранктар, — сипло позвал Северус, связываясь со смотрителем своего счета через камин. Сказать честно, Северус не был бедным человеком, его зелья имели большой спрос и приносили хорошие деньги, которые ему не на кого было тратить и не на что, разве что на ингредиенты. Жил он в Хогвартсе, ел там же. А этот дом ремонтировать даже не собирался. — Мистер Снейп, — гоблин появился перед камином и нахмурился. Он видел только лицо в огне, но и оно ясно давало понять, насколько его клиент плох. — Желаете написать завещание? — Да, и изменить свое последнее поручение. — Я еще не отправил альбом получателю, мистер Снейп. Как желаете с ним поступить? — Оставьте его в сейфе. — Хорошо, — кивнул гоблин. — Что вы хотите исправить в завещании? Последней вашей волей было оставить все… — он задумчиво подтянул к себе невесть откуда добротный лист с печатями, — мисс Луне Лавгуд. — Я не хочу исправлять. Я хочу добавить. Альбом пусть достанется ей исключительно после моей доказанной смерти. — Северус в очередной раз закашлялся. Первоначальный эффект зелий пошел на спад. Слабость вновь захватила тело, и ему очень захотелось прилечь. — Это все. Благодарю, — с трудом выдавил он и неимоверным усилием воли добрался обратно до дивана. Устало прикрыв глаза, Северус задрожал от пронзившего тело холода и скрипнул зубами. Он выпил зелья, но если Лавгуд вновь придет к нему, он просто выгонит ее вон. И он будет выгонять ее, пока она наконец не поймет, что он за человек. А потом… потом он напьется, чем докажет свою жалкую никчемность перед всем миром. Или, может, он напьется даже раньше… как только этот чертов озноб отпустит его… Тогда-то даже Лавгуд не станет думать о помощи. Таких, как он, спасти невозможно… И все же, почему-то, он накрыл ладонью браслет и чуть сжал его, отправляя такое же сообщение без единого слова.