Цветочки, розочки и слёзочки

       — Гарри? Ты как? — интересуется Гермиона. У девушки на лице грязь войны.        — Я в порядке, — Гарри честно пытается придать голосу твёрдость и немного радости, чтобы ей поверили.        — Ну… хорошо… я тогда это… пойду к Рону, хорошо?        — Да… иди.        — Если что, ты знаешь, где нас искать… — и уходит, не оборачиваясь. Верит.       Гарри остаётся наедине со своими мыслями.       У Гермионы лицо в саже — в грязи войны. Но ей плевать.       У Рона лицо в саже — в боли войны. Но ему плевать.       У Гарри лицо в саже. Но ей больно.       Больно, словно эта сажа — это весь вес войны.       Словно сажа — это небо, упавшее на плечи семнадцатилетних детей.       Гермионе и Рону плевать, они есть у друг друга — они небо поднимут с плеч друг друга.       Гарри больно. У неё такого «друг друга» никогда не было, ведь в компании всегда есть третий лишний.       Ей кажется — словно это не сажа, не крохи фундамента на половину разрушенного Хогвартса, а словно это пепел Квирелла, которого безжалостно Гарри сожгла на первом курсе.       Ей кажется, что сажа — это не пыль.       Сажа — это прах потерянных людей, потерянных мечт и возможностей.       Оказывается, пыль может быть тяжёлой.