Рингиль

      Четыреста сорок пятый год на благословенной земле Эленны ознаменовался тремя событиями, вызвавшими бурные обсуждения как среди знати, так и среди простолюдинов. Во-первых, взошедший на престол государь Вардамир издал указ о создании Королевской Академии, а так же, окончательно утвердил в законе: всякий житель Нуменора имеет право учиться грамоте в Храмовых школах, и преуспевшие будут награждаться. Во-вторых, земли Форростара были окончательно признаны владением Храма, и князья Феррины, претендовавшие на власть над северной провинцией, смирились с тем, что жить здесь будут на правах гостей… до тех пор, пока семья полностью не войдет в общину Храма.       А в-третьих… Литиэль Тирнаэль, Первожрица Храма Единого, наперсница государей и Смотрящая Арминалета оставила дольний мир.       Когда умирает эльда, остаются скорбь и надежда. Когда умирает человек, остаются наследство и суета с организацией похорон. Даннафэль чувствовала себя как с рудников вернувшейся, после церемонии прощания возвращаясь в дом, который еще три дня назад принадлежал им двоим, ей и Литиэли. Но в то же время было и облегчение — последние месяцы выпили из нее все силы. Они торопились — надо было сделать сотню дел, успеть и в миру, и в Храме…              — Мы строим мост из соломы, — говорила тогда эллет, снова и снова расчерчивая грифельную доску знаками Румила — отчего-то именно они оказались наиболее удобны для этого… ритуала.       — Бери выше — из наглости и веры, — смеялась темная. В последнее время она часто смеялась сухим жутким смехом, и не расставалась с фляжкой. Иссохшая, прозрачная — казалось, по ее жилам вместо крови течет ядовитое зелье.       Изредка забегал мальчишка-черный. После того разговора он сильно воодушевился, воздвигнув в своей голове новый хрустальный замок — поставив Литиэль и Даннафэль на место Моргота и Гортхаура. Поначалу это раздражало, но после нолдэ смирилась — пусть себе думает, что хочет, лишь бы работал… а работал мальчишка на совесть. Отправленный в Храм на первую ступень, он быстро взошел на вторую, избрав своим мирским долгом охрану порядка, и к сороковому году дослужился до капитана, постепенно становясь примером и легендой в страже Арминалета, чему сильно помогал его талант Видящего.       Курьеры метались по городу бешеными зайцами. Нужно было организовать одно, одобрить другое, пресечь третье… общество людей начинало напоминать какой-то предельно сложный механизм, принципа работы которого Даннафэль пока не понимала до конца, поэтому старалась просто запомнить.       Наконец под общими усилиями родилось и было перенесено на лист плотной чертежной бумаги нечто, похожее на наконечник стрелы, вписанный в круг. Острие на две ладони выходило за «верхний предел», плечи-шипы опирались на нижний. На взгляд Литиэль это художество, подкрепленное кровью, болью и смертью, имело хорошие шансы пробить-таки Стены Мира. Саму эллет сильно напрягало то, что помогать с «пробиванием» придется ей — прежде она убивала только зверье на охоте. Да и стражи, якобы, навечно вставшие стеречь мир от Моргота… не почуют ли, как какой-то наглец ломает несокрушимую стену?       Жрица на это предположение лишь отмахнулась.       — Нет там никаких стражей, а если и есть, так они напоказ, для парада стоят. Стена стережет сама себя — привязанным к Арде все равно из нее не выбраться. Но кое-в-чем ты права — побеспокоиться о надежности и незаметности стоит.       На следующей неделе из северного храма приехал курьер и привез здоровенный булыжник — книгу, озаглавленную, как «Имена Древних».       — В дни моей молодости я видела человека, по имени Хагур, — припомнила Литиэль, раскрывая загадочное писание. — И моя наставница рассказывала о жрецах… они не из эдайн изначально, по пути где-то прибились и в дороге сильно помогли, поскольку многое умели. Веру у них беоринги переняли, поскольку сами богов не имели — таких, которым поклоняться можно. Верили в духов предков, в Великого Зверя, в Хозяина Ночи — это Мелькор… в то, что сильный духом возвышается к могуществу бога, а слабый умаляется до животного. Хорошую работу сделали жрицы, когда записали и сохранили все эти легенды. А Двенадцать Древних… хрен их знает, кто они такие и были ли они — такие, как в легендах. Большая половина тут — даже не Силы Мира! Смотри: Война — Вайхири, по сути, воплощает любой конфликт. Месть — Маани, порождается поражением в конфликте, то есть, этакий маятник, двинул соседу в зубы, он тебе тут же в нос или в глаз отомстил. И месть и война в одной связке. Радость есть — Айнелар. Любая радость — и любовь, и владение чем-то, и достижение победы, и приятная работа, приносящая удовольствие, и нахождение чего-то нового в науке… да, и месть — тоже радость. Темная радость, хотя обычно, этого не поминают. Вот Горе — Сойне. По любому поводу горе — ребенок коленку разбил, девушка парню отказала, близкий умер, да мало ли какая беда случилась. И Долг — Танринен. Любое дело, ради которого отказываешься от Мести, Войны и Радости. А вот Горе — считается ему не то женой, не то сестрой, не то просто подругой. Долг — это и утешение Горя в некотором смысле. А дальше тут и вовсе… абстрактные понятия. Смерть — Хэса, но не смерть, а порог. Тоже хэса. Между рудой и железом хэса. Между цветком и семенем хэса. Беременные женщины — ганне-ин-хэса, стоящие на пороге, потому, что неизвестно точно, что у них внутри, мертвое или живое. Бывало же раньше, дети рождались мертвые или роженицы умирали. Поэтому на пороге… вроде бы просто состояние, но обозначено, как личность. И непохоже, чтоб эта личность была к порогу приставлена.       В результате полезными для ритуала были признаны шесть оставшихся имен, занявших свои места на линии круга. Вдоль «спины» наконечника начертали Райад — Дорога. На острие разместили Волю — Саэла. В том месте, где острие пересекало круг, поставили Фэлхалас — Невидимое, все, что происходит незаметно. Неведомое, если быть точнее. Зримое-Изменимое и Зримое-Неизменное легли на «плечи» стрелы — Нэн-Ала и Нэн-Хала.       Последнее имя — Аэт, Пространство-вне-мира, было начертано на деревянной пластинке, которую Литиэль должна была держать в руках во время ритуала.       — Но уверена ли ты, что они помогут? — усомнилась эллет.       — Милая, — вздыхала старшая жрица. — Боюсь, нас запутали все эти легенды. Не надо воспринимать Имена, как… как имена каких-то существ, которых мы позовем на подмогу. Я поняла. Это ошибка… это действительно Силы! Когда вода течет вниз, и камень падает туда же, мы не говорим, что это Ауле и Ульмо притягивают его. Это свойства вещей, и это тоже свойства вещей! Эти жрецы-хитрецы просто запутали всех, а до меня только под конец дошло… тоже мне, Видящая. Не лучше Варды.       — Так что же, это и есть людская магия?       — Это история. Обрати внимание, Аэт и Райад — супруги, Саэл — старший брат Райад, Фэлхалас старшая сестра Аэта, Ала и Хала их детишки. Ну-ка подумай…       — Внемирье и Дорога?       — А еще Фэлхалас и Саэл, как старшие, властвуют над младшими. Фэлхалас прятала Аэта, Саэл приказал Райад бросить детей. Никакие это не боги — это история Трех Племен! Которую только так и можно было сохранить в надежде дождаться, пока не явится кто-то вроде меня, до которого дойдет, в чем суть, едва только он сообразит подумать в нужном направлении.       — Выходит, Единый не создавал людей?       — Людей Эдайн — точно не он. Притащил откуда-то обманом или силой, или вождям головы заморочил. Мы в Твердыне раньше еще удивлялись — что за люди, у каждого второго дар Видящего, у каждого третьего — сильный дар. Видно, на той Дороге без него никуда…       Известие, что эдайн — пришельцы из-за пределов Арды, конечно, сильно удивило, но в то же время успокоило — по крайней мере, их создал не Моргот, и можно продолжать работать, не опасаясь, что на голову свалится неведомая тварь.       — А ритуал, — говорила старшая жрица, — Это только то, что у нас в головах. То, что помогает использовать нашу и заемную силу. У меня ее почти нет — своей, а брать силу от мира я не могу — связь разорвана. Поэтому тебе придется меня толкнуть.       Толкнуть — легко сказать. За неделю до ритуала в их дом тайно явился чуть ли не полный круг старшего жречества. Оказывается, в то время, как Даннафэль и Литиэль раздумывали над ритуалом, они рассчитывали место и правильное расположение фигуры. И подготовили… как оказалось, под Менельтармой обнаружилась целая сеть пещер, самые глубокие из которых были заполнены водой. В одном из таких подземных озер и установили… плот, а на плоту — щит, где и начертили знак.       И вот, седьмого числа месяца наруи Первожрица с помощницей отправились в паломничество к Священной Вершине… точнее, под нее.       «Скорей бы все кончилось, — тоскливо размышляла нолдэ. — Суета эта вся, да еще гадай — получится, или нет…» С чувством обреченности она взошла на плот, помогла Литиэли устроиться на щите, пристегнув ремнями руки и ноги, и замерла в нерешительности.       — Ножик не забудь, — деловито напомнила жрица. — С ног начинай. Покалечить не бойся, это тело все равно мне больше не понадобится. Главное, следи, чтобы для похорон все можно было поправить. Дыши глубже. Повторяй последовательность…       — Сейчас… — приняв у жрицы в капюшоне нож — острый осколок обсидиана, плоть под которым расходилась, как масло, она обернулась. Аданет лежала вроде бы в небрежной позе, заложив руки за голову, и усмехалась.       Плот оттолкнули от берега. Эллет чуть качнулась и сделала шаг вперед.       — А сможешь ли ты вернуться? — тихо спросила она.       — О, это — запросто… — оскалилась темная, и Даннафэль вспомнила, что сегодня она не пила зелье. — Знак моей дороги на тысячелетия будет лежать у тебя за пазухой. В ближайшие лет сто просто не удаляйся с Острова — на всякий случай. А там… я сама тебя найду. Все, заканчиваем болтовню — за работу!