Stray love

      За окном слякоть и сырой ветер. Стекло мелко трясется от его порывов. Акутагава застывает на постели, распластавшись под одеялом. Его тело покрывается мелкой дрожью. Нещадно ноют мышцы, ломит кости.       Тридцать семь       Тридцать семь и пять.       Тридцать восемь.       Полоска градусника ползет вверх. Рюноске швыряет его на тумбочку.       Безжалостная температура не отступает, приковав Акутагаву к кровати.       Он давно привык к тому, что часто возникают рецидивы. Это мерзкое состояние, когда грудь надрывается кашлем, болит всё тело. Когда чувствуешь себя полностью разбитым.       Ему хочется сорваться на ком-нибудь, но вскоре это желание пропадает, сменяясь апатией и принятием неизбежного. Ведь умрут все, но он просто чуть раньше других. В какой-то момент ему кажется, что он реально умирает. Каждое движение отзывается тянущей болью. Перед глазами мигают темные пятна, закрывающие комнату.       Неожиданный звонок заставляет Акутагаву подняться.       Только её не хватало.       Хигучи.       — Что ты здесь делаешь?! — хмурится Рюноске. Девушка молчит в ответ, поднимая на него большие грустные карие глаза. Акутагава стискивает челюсти от раздражения. Он не в силах занести руку или говорить что-то лишнее — Хигучи всё равно не обращает внимания на вечные «уходи» и «оставь меня в покое».       — Мне кажется, пора обратиться к врачу, Акутагава-сенпай, — тихо говорит Ичиё, присаживаясь на краешек кровати у изголовья. Она протягивает мужчине чай с малиной, но тот машет рукой, указывая на прикроватную тумбочку. — Вы не сможете поправиться, если как можно скорее не вызовете доктора… Вам обязательно нужно.       — Никуда я не пойду, — ворчит Акутагава. Ему ненавистно всякое лечение. Очень хочется сбросить руку Хигучи, когда теплые подушечки её пальцев касаются его горячего лба, хочется стряхнуть с себя это нежное прикосновение. Рюноске тошнит от заботы той, в которой он нуждается больше всех на свете. Тошнит от её трепетного тепла, в то же время такого желанного. Тошнит от сочувствия в её взгляде.       Хигучи прислушивается к неровному дыханию Рюноске. Он дышит поверхностно, будто каждый вдох дается ему с болью. На его лбу выступают блестящие капельки пота.       Тридцать девять.       Ичиё вздрагивает, когда Рюноске резко притягивает её к себе. Хигучи страшно и так хорошо одновременно, когда он смотрит на неё сверху вниз. Она встречает холодный взгляд серых глаз с замиранием сердца. Эти глаза почти бесчувственные, ледяные, с лихорадочным блеском. «Хигучи», — хриплый шёпот Акутагавы растворяется в тишине маленькой комнаты. Ичиё молчит, потрясённая его неожиданным порывом. Не дожидаясь ответа, Рюноске целует её в уголок рта. С губ верной помощницы срывается еле слышимый вздох. Хигучи гладит его по всклокоченным волосам, по плечу, а в голове мелькает мысль: сенпаю так отчаянно хочется поддержки, сострадания, помощи, но никогда в этом не признается. Акутагава лучше убьёт себя, чем покажет перед ней слабость. Но почему же сейчас происходит такой парадокс?       Тонкие руки обвивают плечи Ичиё, и она прижимается крепче к хрупкому телу Акутагавы. Касается носом его наполовину прикрытой воротником белой рубашки шеи. На ней так хорошо видна сеть мелких вен, отчего его кожа кажется ещё бледнее. Он дрожит от озноба, но его жар обжигает.       Акутагава отпускает девушку из объятий. Зажимает себе рот ладонью, кашляя, и бессильно роняет голову на подушку, совсем рядом с макушкой Ичиё, вздыхает, нежно проводя рукой по мягким золотым волосам. Сорванное дыхание постепенно становится глубже, ровнее. Боль, обвившаяся ледяными ветками по рукам и ногам, отступает.       — Хигучи, останься… Пожалуйста.       Ичиё задаётся вопросом — быть может, это всё лихорадочный бред?       Она не боится заболеть, оставляя на губах Акутагавы робкий поцелуй и перехватывает его руку, переплетая пальцы. Здесь и сейчас, возможно, самый счастливый момент её жизни. Ичиё готова отдать Рюноске всю себя без остатка, получить в ответ пустое, но всеобъемлющее страдание. Остаться с тупой болью в сердце, когда спадёт жар.       Тридцать семь и пять.       Тридцать семь.