Нельзя

Ноги едва достают до педалей. Ещё бы! Ведь это не его старый добрый «Дружок», на котором он уже ощущал себя переростком, когда колени ударялись об основания руля. Это совсем взрослый «Салют». У него первого из всех его друзей. Совсем другой расклад и совсем другие ощущения. И, конечно же, предмет всеобщей зависти. Пусть пока непривычно и неудобно. Это совсем неважно. Главное, что теперь у него «взрослый» велосипед и это круто. Через некоторое время, начало казаться, что совсем освоился и уже с лёгкостью управляется с этой махиной, за это и поплатился. Со взрослого велосипеда и падать приходится с куда большей высоты. Рассечённая бровь, быстро капающая на асфальт кровь... Больно. Но все это смутило его лишь чуть. Не в первой. Куда больше смутило проявленное к нему чисто женское участие и сочувствие. Такое помнил только из далёкого детства. Он не ждал и не хотел этого от неё. Принять подобное от другой значило придать ту, память о которой свято хранил. Впрочем, она и не навязывалась, в отличие от других любовниц отца. Вела себя с ним отстраненно, лицемерно и слащаво не заискивала, как это делали другие, пытаясь тем самым завоевать дополнительные очки в глазах его отца. Этой, казалось, нет особого дела до него. Она была слишком занята. Песнями, гастролями, самой собой... Ее минимальная забота о нем сводилось к тому, чтобы проследить, поел ли он. И его это вполне устраивало. На таких принципах сотрудничества он даже готов был терпеть её в их с отцом доме. К нему не надо лезть. Именно поэтому сейчас её участие по отношению к нему стало для него неожиданностью. Близко склонившись к нему, так, что он ощутил приятный запах духов, обработала рану, терпел, сжав зубы, периодически втягивая носом волшебный аромат, который успокаивал. Дула на рану, что действительно чуть облегчало шипучую боль. Непринужденно, ненавязчиво... так, что у него не возникло и мысли оттолкнуть её, сказать, что он взрослый и не нуждается в том, чтобы с ним сюсюкали, как с ребенком. - Ну вот, сейчас поцелую и все само пройдёт. А потом словно перекрутили плёнку на другой кадр. И теперь уже он смотрит сверху вниз, а она вынуждена откинуть голову, чтобы взглянуть на его рассечённую бровь, но она уже зажила, оставив на память о себе лишь небольшой шрам. В её лице нет больше той деланной уверенности, она чем-то озадачена и напряжена. И теперь он, склоняясь над ней, требует обещанного. - Поцелуй и все пройдет само. Хотя знает, что лукавит - ничего не пройдёт, все только начнётся. И она, словно зная это, пытается его оттолкнуть. Но, нет, его реакция куда лучше. Обхватывает тонкую талию и рывком притягивает к себе… Навязчивый стук, звук открывающееся без разрешения двери и такой мягкий до тошноты голос прислуги, «вытягивающий» его из сна: - Олег Юрьевич… Не желая ни слышать, ни видеть, вытянул из-под головы подушку и кинул в сторону голоса, продолжающего говорить, что его отец хочет позавтракать с ним. Девушка взвизгнула и закрыла дверь. В первые же секунды пробуждения возненавидел всё вокруг: яркое солнце, настойчиво светящее в его окно, прислугу, прервавшую его сон, отца, вдруг изъявившего желание трапезничать в семейном кругу, чего ранее не наблюдалось… Уповая на контрастный душ, который обычно «смывал» с него плохое настроение, поднялся с постели и босыми ногами прошлёпал в душевую, думая о том, что этот его сон странным образом смешал в себе далёкие воспоминания из детства и совсем близкие греховные желания его нынешнего. Но вода не помогла, и поэтому он быстро расправившись с завтраком и раскрыв большие стеклянные двери, вышел на террасу покурить. Смотря на спокойную, мирную гладь в пруду, прислушивался к мирной болтовне в столовой, которая постепенно переросла в ссору, стоило Ирине упомянуть о планах на вечер, а отцу – о внезапно возникших делах, не терпящих отлагательств и не позволяющих ему присутствовать на празднике. Все это быстро набирало обороты и поэтому он неожиданно для самого себя, столкнувшись с умоляющим взглядом отца, вызвался сопроводить её. Удивился сам, удивил и их – раньше на подобные тоскливые мероприятия великовозрастных персон, его невозможно было бы заманить и калачом. - Отлично! – сразу же согласилась и, придирчиво взглянув на него, очертила круг указательным пальчиком вокруг своего лица: - только ради всего святого – сбрей это безобразие! Конфликт был исчерпан, но обиды было не избежать. - Я сделал всё что мог, - сдерживая смех, произнёс, когда Ирина с гордо поднятой головой ушла, прихватив с собой сумочку. – И да, ты мне должен.

***

Вечером облачился в подобающий мероприятию чёрный костюм и белую рубаху (на галстук его не хватило) и терпеливо ждал её в холле. Увидев, как спускается по лестнице, подумал о том, что, кажется, сегодня его благородство вознаграждено с лихвой. Отпустило в один момент. Будто и не брало вовсе. Этот дурман, это сумасшествие последних недель, за которые люто ненавидел сам себя, рассеялись. Перед ним предстала степенная дама, мать семейства. Склонная к нарядам рискового фасона, сегодня, на удивление, она выбрала длинное чёрное платье мешковатого кроя с длинными рукавами и верхом из сетки, не открывающим ровным счётом ничего. Ворот, как у школьницы, полное отсутствие каблуков и лишь неглубокий разрез сзади чуть обнажал икры при ходьбе. Несмотря на рассеявшийся дурман, в машине с ней чувствовал себя неловко, как и всегда в последнее время. Посетовал на себя по поводу того, что не сел за руль сам - это бы помогло ему почувствовать себя хозяином ситуации, дорога бы отвлекла. Половина часа на приветствие светского бомонда, другой бы пришёл в восторг, он же умирал от скуки. К блеску этой мишуры привык с детства, но не полюбил. Держал марку, поддерживал беседу, изображал вежливую улыбку на лице, когда это было необходимо и, в общем и целом прибывал в неплохом расположении духа. Отпраздновал вновь обретенную свободу духа пару стаканами виски и теперь считал преимуществом то, что сегодня не за рулём. Расслабился, откинулся на спинку стула, лениво наблюдал за всеми вокруг и совсем не слушал о чём говорят, только прислушивался к её голосу, отчего не ухватил с чего началась бурная дискуссия: - Есть же мужчины, которые просто стоят, а бабы уже с ума сходят! То же самое и здесь! - А кто для тебя такой мужчина? – не унималась именинница и продолжала допрашивать Аллегрову. - Джорж Клуни, - сказала, потупив глаза, как стыдливая девочка и поправила ворот своего чёрного платья. - А как же Бред Питт?! - Красавчик, но Клуни мне нравится больше… Пришлось спасать, пригласив её на танец, от дурачеств невесть откуда взявшегося Баскова. Осторожно обняв, в который раз за сегодняшний вечер убедился в том, что весь этот бред лишь померещился ему. Слишком давно не видел и потому так долго и неумело вспоминал, какого это любить её, не как мать, но как, безусловно, родного и близкого человека. Сейчас в окружении этого светского зверинца он чувствовал это остро, как никогда. Ощущал довольство, был в мире с самим собой, однако недолго, ровно до тех пор, пока она не завела свою прежнюю шарманку, вновь начав бесцеремонно навязывать ему эту девицу - ведь у них так много общего - оба провели много времени в Америке, к тому же она умница и просто красавица. Позволил себе довольно резко ответить, на что получил обвинение в плохом вкусе. - У меня? - хмыкнул ей на ухо и тут же припомнил ей её недавнее признание за столом, заклеймив самого Джоржа Клуни: - отвратительно слащавый тип! А у меня прекрасный вкус. Тихо хмыкнула в ответ, едва улыбнувшись, переводя взгляд куда-то в сторону. Её тёплая ладонь медленно переместилась на его плечо и снова, словно стукнуло обухом и накрыло пылью небылья всё, что пытался внушить себе в этот вечер. Руки невольно сомкнулись покрепче вокруг тонкой талии. Захотелось пойти дальше и ощутить все изгибы под этим бесформенным мешком… Сосредоточившись на ощущениях и желаниях, не услышал, как закончилась музыка и не сразу понял, что она аккуратно пытается разжать объятия…