По дороге столбовой...

Евдокия шла по коридору второго этажа с подсвечником в руках. Подходя к своей комнате, княгиня внезапно столкнулась с одной из крепостных девушек. - Ох, барыня, насилу разыскала вас. - Что тебе, Маша? - Господин какой-то вас спрашивает. Уж не знаю, впускать или нет – человек-то незнакомый. На крыльце дожидается. - Он представился? - Простите, барыня, сразу не сказала: Гориным назвался, Евгением Васильичем. Евдокия, услышав имя друга, ничего не говоря, устремилась к лестнице. Подсвечник так и оставался у нее в руках. Горничная Маша проводила барыню недоуменным взглядом. Дверь одной из комнат открылась, и в коридор вышла Лиза, так же одна из служанок Мурановых. - Что, разыскала хозяйку? – спросила девушка. - Да уж, хозяйка! Не нравится мне она. Странная. Сейчас застала ее здесь с подсвечником в руках – не иначе как из комнаты барыни Веры Федоровны выходила. Видно, вынюхивает что-то. А как услышала, что барин тот ее дожидается, так и бросилась бежать, даже подсвечник не поставила. Видать, полюбовник ихний. - Да что ты говоришь, Маша! Не может Евдокия Николавна мужа своего обманывать – любит она его, это сразу видно. И лицо у нее доброе. Дурного слова никому из дворовых не скажет. - Да она здесь без году неделю, и того меньше! Ох, чую, хлебнем мы с ней еще. Жалко мне Павла Сергеича, что за жену он за себя взял… - О чем ты? – удивилась Лиза. - Демьян приехал с барином из деревни, все мне о ней поведал. Из князей Озеровых она. Рода-то древнего, знатного, да бесприданница. Папаша ихний обанкротился, а тут Павел Сергеич наш подвернулся, вот она и окрутила его. Барыня-то Вера Федоровна в поместье его повезла, думала примерную супругу племяннику найти… не испорченную обществом – вот как. Опять же, с приданым хорошим. А вышло? - Думай, как хочешь, Маша, а мне молодая барыня нравится, - убежденно сказала Лиза. А Евдокия торопливо спускалась по лестнице, почти не веря в то, что внизу действительно стоит Рунский. Она уже и думать забыла о Загряжской, ее комнате и Павле I. Очутившись в прихожей, княгиня сразу же распахнула входную дверь. Ее встретил знакомый смех, будто из детства прозвучавший – в новой своей жизни она совсем не ожидала, что так скоро увидит Евгения. Рунский с вещами в руках, одетый в двубортное пальто и цилиндр, неудержимо смеялся своим особенным, добрым смехом. - Евгений, ты с ума сошел! – воскликнула Евдокия, когда прошло первое удивление и, взяв молодого человека за руку, увлекла его за собою, захлопнув дверь. - Тебе сказали, что внизу ждет незнакомый мужчина, и ты захватила с собой этот предмет, вероятно, для самообороны, - веселым тоном сказал Рунский. И вправду, Евдокия, открывшая дверь, с развившимися локонами, расширенными от волнения глазами и подсвечником в руках, выглядела забавно. Заметив, наконец, что она все время носила его с собой, девушка, негодуя, с силой поставила подсвечник на стол и опустилась на диван в полном смятении. - У меня просто нет слов, Евгений, что ты здесь делаешь? Как ты мог выехать из Горино и направиться ни куда-нибудь, а прямо в Петербург? – возмущенно сказала она и перевела дух. - Спасибо, что не сразу поехал в Зимний дворец, а решил по дороге заглянуть ко мне, - уже смягчившись, пошутила она: слишком велика была радость этой встречи, чтобы долго сердиться на Рунского. - Да, хотел узнать, как проходят первые дни твоей жизни в качестве замужней дамы, - в тон Евдокии ответил он. - Прекрати шутить и немедленно объяснись, - уже потребовала она. Княгиня позвонила в колокольчик, лежащий на столике у дивана. На зов явился управляющий особняком. - Распорядитесь о чае, пожалуйста, - сказала Евдокия. - Мне от волнения так захотелось пить, - вполголоса прибавила она, обращаясь к Рунскому. Как только шаги управляющего затихли в глубине анфилады, Евдокия взяла друга за плечи, повернула к себе и, заглянув ему в глаза, твердо спросила: «Евгений, что случилось?» - Что ж, на прямой вопрос - прямой ответ. Я полюбил Софью. - То есть, - не сразу поняла Евдокия, - ты хочешь сказать, нашу Соню, Муранову? - Да, - просто ответил Рунский. - Как внезапно… Совсем от тебя такого не ожидала, друг… Софья – чудесный ребенок, я совсем недавно знаю ее, и сама готова полюбить всею душой. Но, все-таки, это слишком неожиданно. Как так вышло? Когда вы успели познакомиться? - Скажи, как ты думаешь, могу ли я надеяться на взаимность? - говорил о своем Евгений. - Знаешь, в день твоей свадьбы, на балу, я впервые увидел ее. Это было определение судьбы, я не сомневаюсь. Я просто взял и рассказал ей все. - Все о себе? – спросила Евдокия. Евгений кивнул. - Это был порыв, мы проговорили с нею около часа, понимая друг друга с полуслова. - Удивительно. Такое бывает нечасто, - проговорила Евдокия. - А Соня? Как ты думаешь, что чувствует к тебе она? - Мне показалось, в ней зародилось что-то – еще робкое, неосознанное, но обещающее вырасти в чувство. - Странно, я ничего этого не заметила - вашего знакомства, разговора. - Неудивительно, в тот день ты вышла замуж, - усмехнулся Рунский. - Прости меня, я, право, совсем не поговорила с тобою в тот вечер. - Полно, что ты. - Я знаю, ты будешь искать встречи с Софьей, - проговорила Евдокия, - но показываться на людях тебе не стоит. Понимаю, я не могу тебе приказать, но пожалуйста, положись на меня и не пытайся предпринимать что-то самостоятельно. Я попрошу Павла и, возможно, ты поедешь с нами навестить Софью в институт. - Как мне благодарить тебя? Позволь, я пришлю к вам человека узнать, когда вы соберетесь ехать? - То есть как это - пришлешь человека? Ты хочешь сказать, что собираешься жить… - изумленным голосом начала Евдокия. - Придется нанять квартиру, - перебил Рунский, - ведь наш дом после смерти отца и моего исчезновения был продан. - Евгений, ты можешь, конечно, рассердиться, но я тебя никуда не пущу. Зашла Маша, неся поднос с чаем. - Спасибо, как кстати. Приготовь для господина Горина одну из комнат второго этажа. Только протопите хорошенько, там ужасно сыро, - распорядилась Евдокия. Рунский в недоумении смотрел на княгиню, а она невозмутимо пила чай. - Евгений, что ты так смотришь? Неужели ты мог подумать, что я позволю тебе подвергать себя опасности? - произнесла Евдокия, протягивая Рунскому чашку чая. - Мне не хотелось бы стеснять вас с Павлом. Ты только что вышла замуж… - Не придумывай отговорок…подожди – внезапно поняла княгиня - …ты сбежал из дома? От генерала Горина? - Ты прекрасно понимаешь, что он ни за что не отпустил бы меня в Петербург. - Я сейчас же напишу ему. Нет, я напишу, - встретив возмущенный взгляд друга, сказала девушка, - и сообщу Ивану Ивановичу, что с тобою все в порядке: ты в моем доме и в полной безопасности. Евгений хотел было что-то сказать, но сдержался. Пребывая в этом новом, дотоле неведомом ему состоянии влюбленности, он начинал всерьез задумываться о ценности собственной жизни и смиряться с положением, прежде казавшимся ему невыносимым. Раньше у него бы вырвалось: «Что же вы все опекаете меня, словно малого ребенка!», но он вдруг начал понимать, что все, кто посвящены в его дело - семья Гориных и Евдокия, многим рискуют, укрывая его, и действительно желают ему только добра. Генерал Горин был простодушный добрый человек, находившийся под влиянием властной супруги. Он знал Евгения с рождения, очень любил его родителей и сейчас был счастлив помогать их сыну. Генеральша поначалу относилась к «фармазону» с недоверием и была недовольна его пребыванием в их доме, уговаривая мужа отправить Рунского в отдаленное имение покойного Василия Дмитриевича, но вскоре свыклась с существованием Евгения и даже по-своему полюбила его. Аглая Ивановна, добрая и приветливая с названым кузеном, также поддерживала его, как могла, но во всем семействе Гориных у него не было ни одной родной души. В Евдокии, которая во время их первого знакомства была еще пятнадцатилетнее дитя, он впервые встретил понимание. Дружба, возникшая между ними, помогала Евгению переживать первые годы своей затворнической жизни в прозаическом семействе Гориных. - Пожалуй, я не решусь противостоять твоему упрямству, - усмехнулся Рунский, - и останусь пока у тебя. - Вот и славно! Только не вздумай сбежать от меня, как от Ивана Ивановича. Впрочем, я все время буду дома и смогу приглядывать за тобой, - в тон другу ответила Евдокия.