Персональный источник тепла

Люси всегда была красивой девушкой. Люси всегда пользовалась успехом среди парней и не только среди них – не стоит забывать о звездных духах, которых блондинка неосознанно обольстила. Люси – блондинка с хорошей фигурой, пышной грудью и приятным личиком. Люси – блондинка, у которой никогда не было ограничений в выборе одежды. Люси – девушка, которая всегда пользовалась своей возможностью красиво одеваться. Внутри Люси не такая, каковой кажется, если судить по внешнему виду. Она далеко не глупа и не слаба, хоть и считает себя слабой в сравнении с Эльзой или Дождией. Люси – сильный заклинатель духов. И сильная она потому, что духи для нее – не просто оружие. Они для нее равноценны друзьям из гильдии, которых она всегда постарается защитить. Люси – девушка, которую сильно изменила гильдия «Хвост феи». Она прошла долгий путь от слабости к смелости и жертвенности ради друзей. Люси училась у каждого, но больше всего она переняла от своего напарника с первого дня пребывания в гильдии – Нацу. Люси всегда пользовалась популярностью у парней и не только у них. Многие восхищались ею. Люси. Люси. Люси. А любила и восхищалась ли сама Люси? До прихода в гильдию, пожалуй, Люси никем и никогда не дорожила так сильно, как теперь дорожит своими «старыми новыми» друзьями. До прихода в гильдию Люси не приходилось сражаться из последних сил за кого-то важного. До прихода в гильдию Люси не знала Нацу. До той роковой встречи в Харгеоне Люси не восхищалась по-настоящему. Она читала «Волшебник», восхищалась красотой Миражаны и всеми остальными волшебниками «Хвоста феи», но это все – не то. Тогда она не видела истинной сущности гильдии. В журнале все было красочным, но не показывало сути. Настоящее восхищение Люси испытала, когда впервые увидела силу Нацу своими глазами, а позже наблюдала за тем, как она растет – сила магии, напрямую зависящая от силы духа волшебника. По-настоящему Люси восхищалась, встретив Грея и Эльзу. Больше нигде Люси не чувствовала себя такой счастливой, какой была в «Хвосте феи». Люси. Люси. Люси. А любила ли кого-нибудь Люси? Нацу. Нацу. Нацу. Кто бы мог подумать, что именно этот странный парень с силой убийцы драконов и синим кошаком над головой будет заставлять Люси восхищаться? Никто. Даже сама Люси не ожидала бешеной скорости сердцебиения в те моменты, когда Нацу всего лишь занимался своим любимым делом – бил всех, кто ему не нравится. Нацу. Нацу. Нацу. Даже когда его прижимают ногой к земле, он находит в себе силы встать, предварительно ударив противника и поразив его этим. Нацу никогда не сдается. Люси. Люси сама не могла объяснить, за что она любила этого убийцу драконов, зато ее глаза могли объяснить все в те моменты, когда Нацу в очередной раз поражал противника и друзей из гильдии своей силой духа. Люси никогда не смогла бы сказать вслух о том, что она любит этого парня. Люси никогда не смогла бы признаться ему в этом, потому что знает – Нацу не из тех, кто задумывался о любви больше одного раза за прожитые годы. И когда она думает об этом, невольно вспоминает Лисанну. Люси столько рассказывали об этой девушке, что у нее на некоторое время уже создалось впечатление, будто она была знакома с Лисанной и тоже пережила со всеми ее уход из жизни. Люси вспоминала Лисанну. Нет, она помнила о ней всегда. Она знала, что Нацу оберегал ее и Хэппи, что они были своеобразной семьей. Люси всегда боялась, что он ее не забудет. Нет, Люси знала, что он ее не забудет. Никогда. Люси боялась, что Нацу ее никто уже не заменит. Ведь Нацу всегда говорил о ней с каким-то особым теплом в голосе. С каким-то теплом, похожим на то, с которым он говорил об Игниле. Это было тепло, которое излучал шарф, подаренный ему Игнилом. Оно будто растекалось по всему телу Нацу, и тепло излучал уже не только шарф. Нацу был теплым. Люси всегда хотела ощутить это тепло на более близком расстоянии: дотронуться до пылающего лица, обнять его за шею руками поверх шарфа. «Может, когда-то так могла делать Лисанна?» - иногда задавала себе вопрос в пустоту Люси. От этого вопроса и предполагаемых ответов на него Люси хотелось сжаться, насколько это возможно, стать одной сотой частью атома или чего-нибудь еще более микроскопического. Люси не хотела думать о прошлом Нацу, связанном с Лисанной. Эти мысли сами лезли в ее голову без стука. Это прошлое было теплым, как Нацу. Даже на расстоянии неактивный убийца драконов излучал тепло. Потому, что его чувствовала Люси. Потому, что это был он. Никто другой и не замечал никогда, что Нацу теплый с головы до ног, от души до магии убийцы дракона. Тепло было даже в его глазах. Тепло, уверенность, чистота души и преданность друзьям – вот что видела Люси за буйным характером и разрушительной силой Нацу. Лисанна. Мысли о ней так и остались бы мимолетными, если бы она не вернулась из Эдоласа, если бы она не была живой. Люси помнит. Люси помнит, как был счастлив Нацу, когда вернулась Лисанна. Все в гильдии, несомненно, были счастливы, но Нацу в тот день казался особенно теплым и удовлетворенным. «Она будет прикасаться к его лицу. Не я. Она будет смотреть на него восхищенными глазами. Она будет ходить на задания с ним. Не я. Он будет выкапывать дерево цветущей сакуры, когда она заболеет. Уже не для меня. Ведь она вернулась», - от этих мыслей Люси хотелось забраться под одеяло и закрыться с головой. «Она будет разделять с ним все. Он даже позволит ей согреваться его теплом. Он станет ее теплом», - эти мысли промелькнули в голове, предложение за предложением. Люси все-таки забралась под одеяло и накрылась с головой. Ее мучили, резали по живым местам ножами и кололи иголками мысли о Лисанне. Она никогда не была похожей на Дождию. Она никогда не ревновала Нацу как Дождия Грея. Люси никогда не была таким параноиком, но сейчас сердце билось бешено, а в душе была будто огромная дыра. Заклинательница духов почувствовала себя Дождией. И разительные отличия ее от Дождии Люси не смущали. Ее не волновало то, что в отличие от Дождии она не показывала и единой эмоции, а лежала под одеялом. Наверное, это единственный не человек, который «видел» эмоции Люси – одеяло. Людей не было. Люси ничего не волновало в тот момент, кроме жутких мыслей о Лисанне. «Она будет разделять с ним все. Он будет вламываться в ее квартиру, а не в мою. Вместе с Хэппи. Он будет спать в ее постели, а она будет сидеть рядом и смотреть, как он спит. Она сможет любоваться им, а как он проснется, обязательно улыбнется. Это будет не со мной», - эти мысли увеличивали дыру, которая была где-то слева, под привычной открытой кофточкой, до выреза которой Люси уже не было никакого дела. Где-то там была ее измученная душа. «Она станет той, которой он будет отдавать частички своего тепла». Люси никогда раньше не плакала из-за парней. Никогда. Но Нацу был не просто каким-то парнем; он был какой-то особенной составляющей ее жизни. Нацу мог бы залатать дыру в душе. Именно поэтому Люси плакала в настоящем времени. Именно поэтому Люси скукоживалась, лежа под одеялом. Ее превращение во что-то микроскопическое началось с этого момента. Люси бы никогда не заплакала на людях, потому что не хотела бы показать себя слабой. Гильдия ее изменила. Люси стала сильнее. Несомненно, стала, но один поворот не туда, одна мысль о Лисанне – и все – вся нажитая стойкость могла рухнуть в один миг как домик из соломы. Люси хотела забыться. Хотя бы на несколько часов сна. Люси уснула. Ее подсознание будто распорядилось всем самостоятельно, но Люси физически и вовсе не хотела спать. Она уже не плакала.

***

Кто-то приподнял часть одеяла с предельной неаккуратностью, но Люси это не потревожило. – Чего это она? Спит, что ли? – Хэппи кружил по комнате Люси. – Кажется, она плакала, - огненный убийца драконов произнес это с необыкновенной серьезностью. В голосе не было ни удивления, ни насмешки, ни чего-либо еще. В нем была только тщательно скрываемая нотка беспокойства. И тщетно. – Нацу! – Хэппи кричал так, будто никто не спал, и разбудить было некого. – Люси какие-то стихи писала. – Разбудишь же. Люси будто не слышала ничего, будто находилась в состоянии комы. Нацу подошел к Хэппи, а тот протянул листы бумаги, местами залитые бесцветными каплями. Они еще не высохли. Парень стал читать с листов все, что на них было. Не вслух. Он боялся-таки разбудить Люси. Нацу не должен был понять смысла тех строчек. Нацу не должен был вообще приходить. Он ничего не должен был узнать. Парень никогда не зачитывался стихами и вообще «не очень много» читал в своей жизни, но стихи с этих листов он прочитал до конца и даже запомнил пару строчек. Может быть, ненадолго, но все-таки запомнил, потому что на этом моменте чтения он мысленно запнулся. Он слишком много понял. В числе понятого были и те мысли, которые он не должен был понять. В комнате стало немного теплее. Огненный убийца драконов оставил здесь частицу своей ауры. Хэппи висел в воздухе и смотрел на чересчур серьезного Нацу. Хэппи не часто видел его таким. В тот момент Хэппи только и мог, что взволнованно произнести «Нацу», как он обычно это делал, если Нацу становился неестественно серьезным или, когда он почти проигрывал в битве, но продолжал стоять на ногах. И не важно, что еле-еле держался. В такие моменты он порою начинал говорить что-то разумное и вполне всерьез. Но здесь была другая серьезность. Это был будто какой-то другой Нацу, которого Хэппи видел крайне редко. Убийца драконов положил листы на письменный стол и вернулся к Люси, которая все еще будто лежала в коме. Ее лицо выражало явную усталость. Жизнь изнашивает, как куртку. Она не жалеет никого. Только изношенную старую куртку можно заменить. Как заменить «измотанного себя», еще никто не придумал. Можно только отдохнуть, но даже после этого осадок остается. Люси не была похожа на изношенную куртку, нет. Она чувствовала себя ею. Но никто этого не видел, кроме единственного не человека, который видел ее эмоциональное состояние каждый день. Каждый раз, когда Люси пряталась за ним от всего мира, лишь бы не показать себя слабой, лишь бы никто ничего не узнал. Впервые кто-то увидел Люси такой только сейчас. Кто-то, кроме одеяла – первый человек. И этот человек – Нацу. Стихи Люси позволили ему увидеть это состояние. Он видел не только глазами. Нацу в тот момент видел больше этого. Его состояния не видел никто. У него даже не было неживого наблюдателя. И он тщательно скрывал свое состояние, как и Люси. Даже Хэппи ничего не знал, как считал сам Нацу. Нацу был ошарашен. Он смотрел на Люси и не верил в истинность происходящего. Люси не могла посвящать ему стихи. Люси не могла быть такой. Она не могла любить его. Люси всегда пользовалась популярностью у парней. Но никто не пользовался популярностью у Люси. Она лишь называла всех их извращенцами и смущалась. Люси – не из тех девушек, которые могут влюбиться до потери контроля над собой – так считал Нацу. Она не могла писать стихи и посвящать их кому-то – так считал Нацу. Люси писала романы и никому не позволяла читать черновики. Она любила читать истории о любви и вдохновлялась ими, но все ее истории были выдуманными. Никакой реальной основы. Люси – не Кана. Люси никого не подпускала к себе слишком близко. Кроме Нацу. Никто и никогда не смог бы вот так запросто и безнаказанно вломиться в дом Люси и нагло уснуть в ее кровати. Кроме Нацу. Никто и никогда. Кроме него. Нацу не мог поверить в то, что является человеком-исключением. Он просто замер. Его лицо снова казалось поглощенным необыкновенной серьезностью. Нацу сидел на кровати Люси и смотрел на нее. Внезапно ему пришла в голову мысль о том, что он мог бы сидеть так около нее бесконечно долго. «Люси. Люси любит меня?» Он все еще не мог поверить в истинность этого факта. А кто вообще сказал, что она его любит? Ее стихи. А может, они и вовсе не ее? Нет. Это точно ее почерк. Он видел его раньше, когда так же без спросу заходил в ее квартиру. Однажды со скуки он стал перебирать и рассматривать вещи Люси. И пусть она дальше думает, что ее черновики будущих романов никто не читал. Тогда все это показалось Нацу абсолютной чепухой, но очень красиво написанной. Тогда он еще не знал, что значит чувствовать нечто подобное. Тогда Нацу не подозревал, что захочет отдавать свое тепло той, которая написала «абсолютную чепуху». Ведь он не признавался себе в том, что чувствует себя счастливым рядом с ней. «Без этой чудачки было бы скучно ходить на задания», - этим все ограничивалось. Нацу уставился в одну точку. Он не мог уже смотреть на Люси. Он не мог здраво мыслить, когда смотрел на нее. «Но Лисанна… вернулась. А я ничего не чувствую. Я только помню наше общее прошлое. Раньше я вспоминал Лисанну и расстраивался потому, что ее не было рядом. Сейчас она рядом, но я не счастлив. Я отнесся к этому слишком спокойно».

***

Люси медленно открыла глаза. Рядом с ней на кровати сидел Нацу, но смотрел в другую сторону. Он был повернут к Люси спиной и смотрел в стену, цвет которой от этого не менялся, и вообще ничего не происходило. Выражение его лица было каким-то странным: оно отражало какую-то несвойственную Нацу загадочность и задумчивость. Люси и забыла о том, что ей очень интересны ответы на такие вопросы как: «Почему он здесь?» и «Что он здесь делал?». Ее интерес приковали к себе новые вопросы: «Почему Нацу такой, каким я вижу его сейчас? Почему он такой серьезный?». Нацу повернулся к Люси лицом, будто почувствовав ее пробуждение. «Люси… не плачет». «Нацу. Что с ним?» – Люси, почему ты плакала? – убийца драконов не хотел сразу говорить о том, что ему известно абсолютно все, что он сидел здесь и ждал момента, когда она проснется. – Я не… я не плакала! – Люси кричала. Этот крик слышал даже Хэппи, который уже ждал Нацу на улице, около дома, в котором жила Люси. Хэппи понял, что Нацу необходимо поговорить с Люси без посторонних. Он впервые решил не лезть. Он тоже все понял. «Пусть сладкая парочка самостоятельно разбирается», - и пусть Нацу думает, что Хэппи ничего не знает. – Люси, – голос Нацу звучал как-то растерянно. До Люси донеслось осознание того факта, что минуту назад она накричала на Нацу. Она делала так уже не раз. Ничего особенного? Сейчас Люси как никогда хотела вернуться на минуту назад и сказать правду без криков и истерик. Люси хотела быть с ним настоящей. Она уже сидела на кровати и размышляла о том, что ей делать дальше. Нацу смотрел на нее. Не как обычно, не как на напарницу, не как на друга. Он смотрел на нее – девушку, которую готов был защищать как друга. Девушку, с которой остался наедине. Девушку, стихи которой он читал и, которой хотел отдавать свой внутренний огонь. По телу Люси пробежала бурная дрожь. Она сама не заметила, как оказалась в объятиях теплого, даже теплее одеяла, Нацу. Парень крепко обнимал девушку, которой хотел отдавать частицы своего тепла. В этот момент Нацу стал осознавать, что будь на ее месте Лисанна, его объятия не были бы такими крепкими. Он бы не был так счастлив. По щекам Люси быстро покатились горячие слезы: настолько, что обжигали лицо. «Нацу теплый. Слезы горячие. Нацу огненный. Слезы вобрали в себя его тепло». Люси обняла парня, теплом которого хотела согреваться. – Нацу, знаешь… Я… – Я читал твои стихи, – Нацу перебил ее. Дрожь снова посетила тело Люси. Она окутала девушку с ног до кончиков волос. Слезы продолжали катиться с лица вниз и падать на кровать. – Нацу… – Их Хэппи нашел, но не читал. Я все понял. Правда. Мне бы не удалось догадаться. Я не мог поверить, когда прочитал, – парень местами запинался, – Люси, я люблю тебя. Нацу сказал то, в чем еще недавно не хотел признаваться даже себе, пытаясь забыться. – Но Лисанна вернулась. Ты долго ждал ее, я знаю. Лисанна… Ты должен был сказать это ей. Не мне, – Люси говорила быстро, тут же забывая, что сказала; она говорила взволнованно, с нотками истерики в голосе; она не могла поверить в то, что это – реальность. – Я хочу согревать тебя. Не Лисанну. Я ничего не чувствую, смотря на нее. Я ничего не почувствовал, когда она вернулась. Воспоминания остались частицей прошлого. Я хочу, чтобы ты была в моем настоящем. Глаза Люси отражали удивление и счастье одновременно, что не описать словами – их не хватает, чтобы описать это явление. Люси чувствовала тепло, с которым Нацу говорил о ней. О ней – не о Лисанне. Тепло, исходящее от Нацу по возвращении Лисанны было выдумкой, результатом богатой фантазии. Она будет разделять с ним все. Он даже позволит ей согреваться его теплом. Он станет ее теплом. Теплом Люси. Не Лисанны. – Я тебе верю, Нацу. Ты уже все сам прочитал, и все же – я люблю тебя. Они лежали на кровати остаток ночи. Им никто не был нужен тогда. Они вспоминали все: от начала, вступления Люси в гильдию, до этого самого момента. Убийца драконов отдавал заклинательнице духов свое тепло. Люси чувствовала себя сильнее рядом с ним. Люси чувствовала бешеное сердцебиение. Снова. Люси чувствовала себя счастливой. Лисанна была рада своему возвращению из Эдоласа. Она была рада видеть Нацу снова – настоящего Нацу, а не трусливого гонщика. Лисанна не могла сдержать слез в Эдоласе, когда в их гильдию ворвались Нацу, Шарли, Хэппи и Венди. Лисанна жила воспоминаниями. Лисанна жила прошлым в настоящем. Люси не заняла место Лисанны. Она была выше этого – Люси заняла свое место в настоящем. Заклинательница духов хочет сберечь убийцу драконов, но он и сам умеет о себе позаботиться. Нацу заполнил пустоту в душе Люси. В жизни девушки появилось ее персональное Солнце. Люси всегда пользовалась успехом среди парней и не только среди них. Люси никого не подпускала к себе слишком близко. Кроме Нацу.