***
Однажды утром польский король Сигизмунд III, проснувшись и потягиваясь, ещё лежа в кровати в своём шатре, сказал тихо сам себе: — Что-то надоело мне уже стоять под стенами этого города. Съезжу-ка я в разведку… Точно! Не помешает мне прогуляться и показать себя. Он прихорошился, пригладил волосы, и, надев свои лучшие украшения, грациозно вынырнул из шатра. Ну, это так ему самому казалось. На деле же король сделал один неловкий шаг и упал лицом в грязь прямо перед шатром. Просто ночью был сильный дождь, который и помешал польско-литовскому войску ударить по городу. Сигизмунд разозлился и сжал хрупкие ручки в кулаки: — Р-р-р-р! — Мой мальчик! — тут же послышалось сзади. — Что с Вами? Мужские руки короля подняли, отряхнули и начали смахивать с его одежды всю грязь. — Дядя, оставьте меня в покое, — сморщил свой нос король. — Я уже не ребёнок. От этого движения его личико стало казаться еще более смазливым, чем раньше. Кардинал вздохнул: — Как скажете, мой мальчик. Вы куда-то собирались? — Да, — улыбнулся Сигизмунд. — Я хотел прогуляться к стенам этого русского городка. — Будьте осторожны, — вздохнул мужчина, понимая, что племянника невозможно переубедить. — И возьмите с собой гетмана, на всякий случай. — Пусть уж Станислав Юрьевич, — произнёс, кривясь, имя военачальника с акцентом и на ломаном русском король, — побудет тут с Вами, ДЯДЯ. — Хорошо, мой мальчик. И удачи Вам. Молодой мужчина фыркнул, и, поправив украшения, а, особенно — шляпу с перьями и серёжку в правом ухе, — уехал в сторону Смоленска. Кардинал же вздохнул и пошёл искать гетмана Жолкевского, чтоб обсудить с ним план попытки захвата крепости.***
Тем временем внутри Смоленска.***
По городу ходили люди. Они выполняли свою обычную работу. Крестьяне работали, а военные занимались своими делами. Кто-то отливал ядра, кто-то делал другую работку. Но заняты были все. А возле церкви тем временем двое мальчишек — светленький и темненький — сидели и разговаривали о своём. И тут из окна выглянул статный широкоплечий мужчина в красной рубашке. Он улыбнулся детям: — Сашка! Фёдор! Идите обедать. Щи скоро остынут. — Михаил Борисович! — подскочили со всех ног мальчики и помчались внутрь здания. После обеда светленький мальчик спросил у воеводы города: — Михаил Борисович, а можно мы с Фёдором сбегаем до стены города? Мне жуть как интересно узнать, смогу ли я увидеть оттуда лагерь поляков. Мужчина улыбнулся, потрепал парнишку по голове, но всё же хотел ответить ему отказом. Тогда мальчик, видимо, зная, как всё же добиться согласия, умоляющими глазками посмотрел в глаза воеводы Шеина. — Эх… — вздохнул Михаил. — Сашка-Сашка… Знаешь же, что я всегда таю от твоего «щенячьего» взгляда… Ладно уж, бегите. Только вас проводит Николай. Николай, иди сюда! Ещё один мужчина, такой же широкоплечий и в такой же рубашке, как воевода, появился из дальних покоев: — Звали, воевода-батюшка? — Я сколько раз тебе говорил, что дома меня надо звать просто Михаилом… Впрочем, это сейчас не столь важно. Проводи мальчишек до крепостной стены, пожалуйста. Этому юнцу, — он показал на Сашку, — хочется посмотреть на лагерь поляков сверху, таксказать. И присматривай за ними, пожалуйста, чтоб они не влезли в беду. Николай кивнул, взял мальчиков за руки и увёл в сторону стены.***
А Сигизмунд тем временем как раз доскакал до ближайших ворот. И, по странному совпадению, стена, куда забрались мальчики, выходила именно к тем воротам. — Смотри-ка, Фёдор! — сказал мальчишка-блондин его спутнику, показывая вниз. — Сам король поляков бродит у наших стен. Не иначе, как секреты вынюхивает. Что делать будем, друг? — Вот что, — тоже посмотрел вниз и брюнет. — Кому-то из нас надо идти с Николаем в сам город и предупреждать воеводу, а кому-то остаться. — Ты иди, а я отвлеку поляка. Ну… Попытаюсь отвлечь. Если что, не поминай лихом. И помни, что был у тебя когда-то друг Сашка. Тёмненький мальчик спустился со стены вниз и сказал: — Николай, идёмте в город. Но мужчина не спешил уходить: — Как же твой друг? Бросим его на стене? Тем более, я пообещал Михаилу Борисовичу, что присмотрю за вами обоими. А еще брал я вас двоих сюда, значит, и вернуть обоих должен. — Вы не понимаете, Николай, — посмотрел на него мальчик. — Там, у ворот, польский король. Я не знаю, что он здесь делает. Сашка сказал мне, чтоб я шёл к воеводе, а он задержит поляка тут. — Ну уж нет, — мужчина посмотрел на мальчика в ответ. — Я не намерен губить вас обоих. Значит, так, Фёдор. План действий меняется. Я слезаю со стены и отвлекаю поляка, а вы с Сашкой идёте и докладываете обстановку Михаилу Борисовичу. Если я не вернусь через пару часов, то тогда можете бить тревогу. Ты дорогу назад помнишь? Брюнет кивнул и залез обратно, без слов стаскивая блондина вниз. — Фёдор, что… — начал было тот. Но Николай его прервал: — Сашка, это я поменял ваши планы. Фёдор помнит дорогу назад, он и приведёт вас к воеводе. А я останусь тут. — Но, Николай… — хотел начать говорить мальчик. — Я всё сказал. Бегите же. И двое мальчишек, обернувшись напоследок на мужчину, убежали внутрь города.***
А польский король тем временем, фырча, прохаживался у ворот города. — Когда ж ты сдашься, Смоленск? — бормотал он себе под нос. И тут, оглушив короля, сзади раздался громкий крик: — НИ-КОГ-ДА! — Ах! — Сигизмунд III, немного обернувшись, начал медленно падать на землю. Но он тут же встряхнул головой, как отряхивающаяся после дождя собака, и, уже со злостью, развернулся окончательно: — Кто ты такой? И как ты смеешь пугать меня, самого короля Речи Посполитой? — Хм, — фыркнул мужчина. — А я всего лишь Николай, защитник Смоленской крепости. Король сжал руки в кулаки: — Извинись за то, что оскорбил самого МЕНЯ! И кланяйся мне, немедля! — Ещё чего, — снова фыркнул Николай. — Не становился на колени я перед всякими поляками. И никогда не встану. — Ах, вот ты как?! Тогда готовься к смерти! — разозлился Сигизмунд, сбиваясь неожиданно на девчачий визг. — Я смерти не боюсь, — вымолвил мужчина, глядя с достоинством на поляка. А потом неожиданно расхохотался. — Что смешного я сказал?! — нахмурился король, не прекращая, впрочем, визжать. — Да перестань смеяться же ты! — Голос твой в порыве злости уж больно мне женский напоминает. Послушай… Как там тебя? Сигизмунд? Ты точно в том теле родился, а? — На что ты намекаешь?! — визжал еще больше король. — Вот-вот. Жалко, что ты не можешь услышать себя со стороны. Сигизмунд топнул ногой: — Да перестань смеяться! А то точно убью! — Так что медлишь? Я же сказал, что смерти не боюсь. И тут польский король действительно достал саблю. Он нацелился на мужчину, который закрыл глаза и приготовился покинуть мир, но почему-то отбросил оружие в сторону. — Не могу… Не могу я так… — тихо вымолвил он, и уселся на траву, закрыв лицо руками. — Чего? — открыл глаза смолянин. — Ты, король Речи Посполитой, боишься убивать людей? Ты зачем на войну тогда пошёл? — Города захватить хочу. К своим присоединить. Но без убийств. — И как ты это себе представляешь? — Э… Ну… — Ясно. Ты не думал. Но ты же понимаешь, что на любой войне всегда есть убийства. Ты слышал русскую поговорку, что на войне все средства хороши? — Да. Мой дядя-кардинал когда-то давно услышал эту фразу и рассказал ее мне. И таким странным образом у Сигизмунда и Николая завязался разговор.***
А тем временем мальчики бежали в церковь.***
Воевода, конечно, был дома. Он, пообедав, ждал прихода детей и друга. Да-да, к мальчишкам Михаил привязался, как к родным детям. И в мыслях порой он называл их «детишки» или «сынки». А церковь для него, ребят и Николая была домом, потому что на время войны они тут жили. — Михаил Борисович, Вы тут? — закричал Сашка, когда они с другом подбежали к церкви. Шеин улыбнулся и выглянул в окно: — О, ребята. Быстро вы. Насмотрелись? Но тут он понял, что пареньки вернулись вдвоём: — Так, стоп. Мальчики, а где вы Николая потеряли? Светленький переглянулся с тёмненьким и сказал: — Михаил Борисович, там, у западных ворот, которые рядом с Авраамиевскими, крутится поляк. По виду — сам король. Николай пообещал нам задержать его. — Так, братцы… — нахмурился воевода. — Николая нужно вытаскивать оттуда. Вы пойдёте со мной или останетесь дома? — С Вами, — подскочил Сашка. Фёдор посмотрел на друга: — Я бы лучше остался тут, но, на всякий случай, пойду-ка тоже. И они втроём направились к воротам, у которых были Сигизмунд и Николай.***
А тем временем гетман Жолкевский в польско-литовском лагере решил испытать новую «чудо-пушку», Рижскую, которую доставили в их лагерь. Станислав повернулся к пушкарям и сказал: — Пушку в сторону Смоленска! По моему сигналу — пли! Его приказ, естественно, выполнили сразу, а пушку повернули в сторону города. Кардинал это заметил и побежал к гетману со всех своих старых ног, потому что он-то помнил, что его племянничек всё ещё вертится у западных ворот города. — Станислав Юрьевич! Станислав Юрьевич! — закричал кардинал, пытаясь остановить гетмана. Но мужчина отдал приказ: — Пли! И пушка выстрелила. Кардинал закрыл лицо руками: — Станислав Юрьевич, что Вы наделали! Ведь Его Величество был там, у западных ворот Смоленска! А Вы выстрелили как раз туда! Жолкевский побледнел: — Что будем делать? Пожилой мужчина вздохнул: — Добивать город, раз уж Вы начали. А по племяннику моему потом поплачем. Что ж Вы стоите, Станислав Юрьевич? Давайте «пли» ещё пару раз и поедем захватывать город. Гетман вздохнул и приказал слегка переместить пушку. — Огонь! Пли! Другая стена крепости дрогнула, но не развалилась, как первая, которая была рядом с западными воротами.***
Тем временем у тех самых ворот.***
Когда Михаил и его «детишки» подошли туда, они заметили сидящих на траве и мирно беседующих Сигизмунда с Николаем. — О, Михаил Борисович! Мальчишки! Вы представляете, а король-то польский в порыве злости пищит, как девушка, — сказал, смеясь, Николай. — Эй! — снова топнул ногой поляк. — Что здесь происходит? — поморгал глазами воевода. — Николай, почему ты разговариваешь с врагом? — Да какой же он нам враг, воевода-батюшка? Король даже убийств боится. Я вообще считаю, что ему, с его манерой одеваться-украшаться, необходимо было девушкой родиться. — В смысле? Правда, что ли? Действительно боишься? — обратился Шеин к Сигизмунду. — Да, — пожал плечами тот. — Я даже этого вашего убить не смог. Я хотел, но не получилось. И тут неожиданно в них пятерых полетело ядро из Рижской пушки, которую привёл в действие гетман. Николай подскочил и закрыл собой польского короля, а Михаил успел уклониться и прикрыть мальчишек. Ядро практически завершило жизнь смоленскому военачальнику, но в последний момент воевода выдернул друга из-под линии огня. — Осторожней, Николай, — сказал мужчина. Второй мужчина вздохнул. А Сигизмунд закрыл руками лицо и начал дрожать. И плечи его при этом слегка тряслись. — Эй… — пошевелил мальчик-блондин его за плечи. — Ты, что, ревёшь? Но король Речи Посполитой не отвечал ему, продолжая трястись. Тогда мальчик посмотрел на остальных: — Михаил Борисович… Николай… Поляк, видимо, плачет. Шеин же ничего на это не сказал ему. Только привлёк его и второго мальчика к себе за плечи и обнял, тихо сказав: — Сашка… Фёдор… Всё же хорошо, что вы живы… Дети мои… Те удивлённо на него посмотрели и тоже тихо ответили: — Михаил Борисович… Папа… А Николай тем временем оттащил руки короля от его лица. — Слушай, ну хватит рыдать. Ты ж не девчонка. — Ты был прав… — провсхлипывал Сигизмунд III. — Насчёт? — Насчёт того, что я родился не в том теле. Я, видимо, действительно, должен был быть девушкой, но природа решила иначе. И тут неожиданно к западным воротам Смоленска прискакала польско-литовская гвардия. Смоленская армия, конечно, ее отбила. А король очень обрадовался, увидев дядю-кардинала и гетмана Жолкевского, что чуть было не начал прыгать от счастья, но спохватился и побежал их обнимать. Кардинал сам аж почти прослезился: — Мой мальчик… Я думал, что Вас потерял… Это всё Станислав Юрьевич. Это он решил испытать чудо-пушку. Давайте его казним? Гетман Жолкевский побледнел. А король на радостях махнул рукой и показал на Николая: — Дядя, простите гетмана. Ведь я жив-здоров. Меня этот смолянин от удара спас. — Вы хотите забрать его к нам, мой мальчик? — Нет, дядя. Я хочу щедро отблагодарить его. И вот этих троих людей, — он показал на воеводу Шеина и мальчишек. И Сигизмунд приблизился к ним. Сперва он подошел к Николаю. — Николай, прими от меня щедрый дар. Тот улыбнулся: — Лучшим даром для нас всех было бы обещание не захватывать Смоленск. Но ты ж такого не пообещаешь. — Почему? Пообещаю. Клянусь. И вот польский король поклялся на католическом крестике, что не станет захватывать Смоленск, а вернется вместе с армией обратно в Речь Посполитую. Вернее, в Краков, столицу Польши* *И — да, да. Раньше столицей Польши был Краков. А сейчас — Варшава. Прошу запомнить это и не забывать* Так вот, Сигизмунд III, одарив Михаила, мальчиков и Николая, уехал со всей своей компанией обратно к себе. А осада со Смоленска была снята. И вскоре король решил сыграть свадебку. На нее были приглашены четыре русских человека — воевода Михаил Борисович Шеин, его «детишки» Александр и Фёдор, а еще военачальник Николай. Но еще на эту свадебку пригласили и гетмана Станислава Юрьевича Жолкевского. И дядю-кардинала тоже король позвал.***
… Продолжение, возможно, следует…